Читать книгу Тамара Че Гевара - Дмитрий Петров - Страница 9

Галдящий хвост из учащихся всех возрастов свешивался с крыльца школы и стелился по ступеням. «А ведь мне, наверное, уже нужно быть внутри, чтобы их всех там встречать», – испугалась я и поскорей вклинилась в шумный поток. Не успела я пожалеть о том, что со мною нет Игоря, как бурлящая детская лавина внесла меня в двери.

Передо мной открылась поражающая воображение картина. Дети под звуки охрипшего гонга металлоискателя начинали отработанными движениями потрошить свои мешки со сменкой. Младшие как есть грохались на пол, даже не пытаясь притулиться куда-нибудь в укромном местечке, и стаскивали с себя уличную обувь. Те, что постарше, умудрялись переобуться на ходу, переступая через младших, которые, в свою очередь, уже поднимались, подхватывали пожитки и ломились на устрашающий кордон дежурных. Дежурные же осуществляли некую загадочную функцию, которую мне сейчас предстояло не только постичь, но и начать добросовестно исполнять.

Это действо напоминало кинохронику высадки в Нормандии, за исключением того, что лица штурмующих не выражали ни страданий, ни ярости. Я бы даже сказала, что кругом царила атмосфера веселья. Недружелюбная принимающая сторона тоже не демонстрировала ненависти к наступающим и встречала их с дежурной беззлобной грубостью:

– Какой класс? Пропуск? Сменка? Ну и иди домой за сменкой! – Впрочем, эти претензии касались лишь малых и слабых. Кто старше и больше – проходили сквозь кордон беспрепятственно.

Вдруг я сообразила, что меня сейчас неминуемо примут за школьницу, наорут и заставят переобуться. К счастью, в этот самый миг я увидела Хомякову, которая что-то внушала рослому парню из стана атакующих. Я прислушалась.

Речь шла о причёсках.

– Чтобы я больше не видела! Постригись! Ты на кого похож? На кого ты похож?

Парень угрюмо склонил голову, и его свисающие пряди скрывали лицо, на котором, я уверена, можно было бы прочесть что-то вроде: «Да хоть бы она уже отвязалась». И тут я поняла, на кого он похож. Его причёска один в один копировала хомяковскую. Поражённая этим открытием, я готова была расхохотаться, как вдруг Хомякова заметила меня и гаркнула так, что весь смех пропал:

– А ты почему никого не ловишь? Все без сменки!

Мне почему-то вспомнилась цитата из Толстого: «Про…али волка-то?!» и я машинально (когда же это во мне прекратится?) развернулась на сто восемьдесят и, как науськанная собака, кинулась хватать дичь.

– Где сменка? – налетела я на первого попавшегося малыша.

Кроха раскрыл рот, набрал воздуха и добросовестно залопотал что-то в свою защиту, однако его силёнок явно не хватало, чтобы перекричать царящий гам. Он терпеливо и беззвучно шевелил губами, а я всё ниже и ниже наклонялась к нему, пока не сложилась пополам. Ухом к его губам, а носом к собственным сапогам.

И тут меня озарило.

Да что ж я за тварь-то такая? Требую с ребёнка сменку, а сама хожу по школе в уличных сапожищах. Сегодня, слава богу, в сухих. Я выпрямилась, смахнула внезапно навернувшуюся слезу, протянула руку моему малышу и повела его через кордон. Под мою ответственность. Суровые дежурные молча расступились, напуганные моей решимостью. Сегодня они не дождались добычи, и ранец с ножками уверенно потопал к турникетам. Дальше сам. Поди, знает, как. В крайнем случае пройдёт пешком под планкой.

– Кто без формы – направляй ко мне! – услышала я обращённые ко мне слова Хомяковой, но даже не оглянулась. Я уже приметила новую душу, которую надо было спасать. Девочку. Сэкономлю время и не стану её ни о чём расспрашивать, потому что здесь ещё так много несчастных, которым нужна моя защита.

Думаю, я ясно уловила принцип утреннего дежурства и взяла на себя единственную роль, которую мне позволила совесть. Подобно Ирене Сендлеровой, рискуя быть разоблачённой, я брала на себя заботу о судьбах незнакомых мне детей и тихо переправляла их на безопасную сторону. Я вела их через границу, отстреливаясь глазами от хищных старшеклассников, которые чуть ли не облизывались в азарте на уличную обувь, забытые пропуски и неснятые шапки.

Час пик прошёл, и стало потише. Я сделала всё, что могла, переправив за рубеж несколько десятков школьников, но не почувствовала себя по-настоящему удовлетворённой. Понятное дело, ведь всё это время я боролась лишь с симптомами зла, но не с его причиной. Уйду, и маразм снова восторжествует, а такой итог меня не устроит.

Я подошла к Хомяковой и, обведя жестом окружающее пространство, храбро спросила:

– А для чего это всё?

Ответу Хомяковой позавидовал бы чемпион мира по лаконичности:

– Почётное дежурство.

– А зачем?

Как видите, я не собиралась отступать, но и Хомякова не собиралась размениваться на глупости. Она воздела к потолку палец и, не переставая следить за входящими, произнесла солидно и веско, чтобы поставить точку:

– Террористическая угроза.

Я предвидела такой поворот и заранее заготовила аргументы:

– А, по-моему, террористическая угроза – это дикая пробка на входе из учащихся, как коса на улице…

На это Хомякова лишь устало отмахнулась:

– Там уже не территория школы.

Я буквально задохнулась от такого цинизма. Неужели она сама не замечает, какой бред несёт? Полная решимости отстоять правду, я открыла рот, но Хомякова меня уже не слушала, потому что приметила школьника со щетиной как у Стэтхэма и скомандовала:

– Подойди! Ты почему не побрился?

Вот опять. Чего ей надо от ребёнка? У меня, например, Игорь зачастую тоже не бреется. И царапает мне там всё. И что? Впрочем, обросшего школьника её притязания совершенно не тронули. Он по принципу всех предыдущих ждал, пока Хомякова сама утихнет.

И тут в школу вошла она. Мой взгляд сразу выхватил её из толпы, особенную, как инопланетянка, потому что она первая не бросилась переобуваться вместе со всем стадом, а спокойно профланировала к зеркалу, размотала шарф… До начала урока оставалось не больше двух минут, а она никуда не спешила, плывя в своём ритме, возвышаясь над всеми и всем, как Энди Дюфрейн. Конечно, я сразу узнала вчерашнюю именинницу Алёну. Высокая, почти с меня, но ещё совсем невзрослая и непосредственная, как ребёнок. Поправила волосы, словно юная графиня, и тут же почесала задницу, как дочка колхозника. Я улыбнулась, залюбовавшись ею. Вот счастливый человек, всё ей нипочём.

И, конечно, как коршун на добычу на Алёну мгновенно налетела Хомякова.

– Новикова, ты опять?! Почему не в форме? Что это? Это что? – Она кипятилась и бурлила, брызгая слюной на Алёнину кофту, пока Алёна через макушку Хомяковой обменивалась улыбками с подругами, реализуя преимущество в росте.

– У меня дома пижама такая! – резюмировала Хомякова. – Завтра родителей в школу!

Грянул звонок.

Игорь оказался прав. Девочка, написавшая вчерашний пост о том, чем нас встречает школа, за одно утро повзрослела на полжизни. Зато накопила нового материала для блога. И вот ещё какое воспоминание разблокировалось в моей памяти. Четыре года назад я сама ходила в школу и считала утренний шмон нормой. Он был для меня настолько обычен и рутинен, что ничуть не травмировал. Я его даже и не помнила, пока сейчас не увидела под другим углом. Однако я никогда не забуду супершмон во время ЕГЭ. Вот уж где почувствуешь себя тварью дрожащей. По слухам, одну девочку из параллельного класса заставили раздеться догола. Подумать только, я ведь уже взрослая женщина, а всё ещё верю в эту школьную байку, потому что не могу поверить в то, что что это всего лишь байка.

Каково же было моё удивление, когда на следующий день всё повторилось. И хвост из детей, и высадка в Нормандии, и коршун-Хомякова. Мне думалось, что дежурство подразумевает ежедневную смену постовых, но в нашей школе этот принцип оказался немножко иным. Дети меняются, а Хомякова остаётся навсегда, потому что шиш она кому-то позволит себя заменить, и, кстати, меня она тоже никуда не отпускала.