Читать книгу Граффити - Дмитрий Шадрин - Страница 9

Саморядов прошел в детскую. За столом корпел худенький, белобрысый тихий мальчик. Костя учился в пятом классе в лицее с техническим уклоном. Он частенько прогуливал уроки, отчего получал от матери, которая накидывалась на него со словами «Как же я тебя ненавижу!»

Костя рисовал фломастерами в альбоме для черчения. Стоявшая рядом Варя настойчиво тянула руку к фломастерам, а Костя отстранял назойливую руку сестры. Саморядов поцеловал дочь в макушку, там топорщились мягкие рыжеватые волосы.

– Котя лисует, – пролепетала Варвара и опять потянулась к фломастерам. – Валя тоже хочет лисовать.

– Рисуешь? – спросил Саморядов. Ведь надо же что-то было сказать. Костя кивнул и еще ниже наклонился над рисунком. Рисунок заполняла сумятица разноцветных линий. Саморядову стало муторно, тревожно. Его охватило глухое раздражение.

– Может, хватит заниматься всякой херней? – сказал Саморядов.

– Это не херня, – буркнул Костя. – Сам ты херня.

– Сам ты хелня, – Варенька схватила желтый фломастер и засунула в рот. Костя отобрал у сестры фломастер. Варенька скривилась, собираясь с силами, чтобы закатить концерт. Между тем на кухне играло радио, жена звенела посудой, пахло щами. Саморядов хотел отвесить сыну подзатыльник, но скрепился.

– Ты же не умеешь рисовать, так зачем мучаешься? – сказал Саморядов. Костя еще ниже склонился над рисунком, выводя каракули синим фломастером. Эти каракули напоминали граффити. И подобно граффити смутно беспокоили Саморядова. От этого чувства хотелось избавиться, во что бы то ни стало. – Лучше иди, проветрись. А то киснешь в четырех стенах, бумагу изводишь, – усмехнулся Саморядов. – Художник от слова худо.

– Сам иди, проветрись, – огрызнулся Костя, вырисовывая какие-то завитушки.

– Иди, пловетлись, – Варя нацелилась на черный фломастер.

Саморядов, пряча за усмешкой злость, стал подтрунивать над сыном, поддевать его и высмеивать рисунок.

– Варя и то лучше тебя рисует, – Саморядов подмигнул дочери. – Правда, дочь?

– Плавда! – крикнула Варя, хватая фломастер.

Насупившийся, покрасневший Костя ничего не отвечал, упрямо продолжая рисовать. Он все ниже склонялся над рисунком, словно страдая близорукостью, или словно колкие слова отца давили на него.

И вдруг Костя уронил голову на руки и расплакался. Варвара с испугом посмотрела на брата и заревела, быстро набирая обороты и прибавляя громкость. Словно опомнившись, Саморядов растерянно посмотрел на Костю, на Варю, которая уже завывала, как потерявший управление, пикирующий самолет.

– Да ты чего, в самом деле? Я же ничего, – сказал Саморядов. – Я же так, шутил. Ты чего, в самом деле, – он тронул плачущего сына за плечо. Тот дернул плечом, как бы стряхивая с себя руку отца.

Из кухни прибежала жена.

– Что здесь происходит? Неужели нельзя хоть пять минут обойтись без крика? – закричала она. В ее глазах полыхали досада и злость.

– Он сказал, что я не умею рисовать! – Костя в сердцах смахнул со стола и свой рисунок и фломастеры. Фломастеры с дробным стуком упали на пол и покатились.

– Не умею лисовать! – подхватила ревмя ревущая Варенька. Ее голос давил на уши и резал их.

– Ты так сказал?! – спросила жена и повторила, делая паузу после каждого слова, словно вколачивая их. – Ты… так… сказал?! – Ее глаза заполыхали белым пламенем привычного каждодневного бешенства.

– Да ничего я не говорил, – Саморядова словно приперли к стенке.

– Говорил! Говорил! – Костя бросил взгляд на отца и опять уронил голову на руки.

– Да я же шутил, – взгляд Саморядова заметался между женой, сыном и дочерью.

– Нет бы, на работу нормальную устроиться. А то только пьешь и нервы треплешь, – стала добивать криком жена.

– О, господи… – Саморядов схватился за голову и вышел из комнаты. В прихожей дрожащая рука не попадала в рукав куртки, нога не лезла в ботинок. – Где ложечка? – Ложечка как назло куда-то запропастилась. Наверно, опять Варенька ее заиграла.

– Ты куда? – спросила жена под аккомпанемент отчаянного истеричного рева из дальней комнаты.

– На работу устраиваться, – сказал Саморядов, возясь с ботинками. Он тяжело дышал и сопел, словно поднимался по лестнице на девятый этаж.

– Вот только посмей напиться, – предупредила жена.

– А то что?

– Вот только посмей, – приглушенным голосом сказала жена и прокричала. – Варя прекрати! – И Варя прекратила, словно ее выключили. Разогнувшись, Саморядов с вызовом посмотрел в белые глаза-расщелины.

– Как же я тебя ненавижу, – сказала жена. «И я тебя очень люблю», – подумал Саморядов, выходя на лестничную площадку.