Читать книгу Запрети меня - Дмитрий Вельяминов - Страница 6

Запрети меня
Фрагмент памяти 4

Оглавление

В конечном счете это и привело меня сюда, где за решеткой обезьянника бились храбрые сердца ночных странников. Они коротали ночь за разговором интимного характера, вернувшим меня к реальности, – трансвестит Витя демонстрировал присутствующим дамам, кто здесь важная особа.

– Знаете, в чем секрет? – надменным голосом спросил он у двух подруг. – Только мужчина знает, как доставить мужчине удовольствие. – Витя сжал указательный и большой палец, оттопырил мизинчик и поднес ко рту. – Только мужчина знает, как правильно брать в рот.

Бичихи громко засмеялись, прикрывая рты ладошками, что не удивительно – ведь сам термин «бич» в узких кругах расшифровывается как «бывший интеллигентный человек».

– Покажи еще разок, – подначивали они его.

В этот момент я понял, что все-таки всплыл.

Утро наступило, мое положение не изменилось. Я почти протрезвел, мне это показалось не слишком уместным, благо пристегнут я был только одной рукой. Размаха хватило, чтобы удариться об решетку носом еще раз. Фонтана крови, конечно, не последовало, но что-то стекало.

– Дежурный! Человеку плохо! – закричал Витя.

Из «аквариума» выбежал дежурный, посмотрел на меня с полсекунды, ругнулся и убежал искать капитана. На этот раз боль пронзила голову намного сильнее, едва ли я смог бы повторить это снова. «Честные бляди» совали через решетку платочек, но было бы напрасно принять этот жест арестантской солидарности, это противоречило замыслу. Вытирая кровь рукой, я размазывал по решетке и лицу то, что не стекло на пол, – смотрелось это не слишком воодушевляюще. Когда я запачкал все, что мог, пришел капитан.

– Сука, – прошипел он. – Пристегни ему вторую руку, фиксируй его спиной, я снимать буду. Если ты еще будешь биться головой об решетку, у нас доказуха, ты, сука, звездой ютуба станешь, – сказал он мне.

Дежурный побежал за очередными наручниками, а капитан достал телефон и начал снимать.

После того как дежурный как бы распял меня на решетке обезьянника, капитан подошел ко мне вплотную и сказал:

– Ну, чё, задержанный, ты хоть понимаешь, что в том углу камера стоит? Все равно не прокатит, все снято, от самого, блядь, начала…

Дело было сделано, меня плотно пристегнули к решетке. Капитан снимал свое видео, обещая выложить его на ютубе, приговаривая, что таких отморозков он давно не видел. В заключение капитан подошел ближе и взял крупный план.

– Ничего не хочешь сказать, задержанный? Друзья тебя увидят, учителя твои, родители, на работе их коллеги… Кто тебя научил головой об решетку биться?

Во рту образовалось много крови, я сплюнул ее на пол.

– Говори, чё ты?

– Что?

– Как до жизни такой дошел?

– По приколу… как, я полагаю, и вы.

После еще одного хлесткого удара по печени съемка была окончена. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Одной из «честных блядей» вернули сигареты, за это она взяла швабру и вытерла пол. Когда дежурный отвернулся, она прикурила одну сигарету мне.

– Покури, тебя теперь точно не скоро выпустят, – добавила она, выжимая тряпку. Я улыбнулся в ответ.

– Ты плохо понимаешь, как это работает, я выйду существенно раньше, чем ты думаешь.

Она посмотрела на меня вопросительно.

– Их не заводят та плоть и души, что уже изувечены. По-настоящему их возбуждает только чистота и невинность.

– Что ты имеешь в виду?

– Что для тебя это тоже хорошие новости.


В половине шестого пришел зелено-серого цвета опер. Первое, что заметил его усталый взгляд, был я.

– Что это? – коротко спросил он дежурного.

– Наряд доставил в передозе, у нас очнулся, качать начал, затем головой об решетку биться.

– Убирай его, – сказал опер, брезгливо оглядывая пол, окровавленные тапочки и мой раскуроченный нос.

Дежурный расстегнул наручники, я дошел до умывальника, холодная вода с мылом придали лицу свежести, но, конечно, кровь все равно осталась на тапочках и олимпийке. Однако, как говорила Коко Шанель, настоящее изящество всегда содержит в себе элемент небрежности. А может быть, это и вовсе не ее слова – в любом случае модные дома сегодня едва ли черпают вдохновение в классическом облике чопорной буржуазии. Скорее в угоду ей они бесконечно перерабатывают образы уличных проституток, алкоголиков и цыган, они-то и являются первоисточником вдохновения модельеров. Нищета, холод и отчаяние – вот что должно присутствовать во взгляде анорексичных фотомоделей на фэшн-съемке новой коллекции Гуччи. Это и есть секс – готовность на все ради следующей дозы тепла и комфорта, возможно, просто следующей дозы. Пышные формы рубенсовских дам окончательно сошли на нет в начале прошлого века вместе с утомленными, пресыщенными взглядами, и в какой-то степени это послужило концом эпохи витальной женственности. С тех пор эталоном женской фигуры стало все большее сходство с мальчиком-подростком. А это не что иное, как конец эпохи вагинального секса. Проще говоря, вагинальный секс сдох. Сегодня все предпочитают тугой и не расточенный анал человека, поставленного в безвыходное положение. Половая принадлежность сама по себе не имеет ключевого значения. Милая Коко Шанель врубилась в это раньше всех, но прежде, чем уничтожить вызывающую женственность полностью, нужен был переходный период, и ее просто сжали до размеров маленького черного платья. Дольче и Габбана продолжили дело Шанель, бесконечно иронизируя на тему брутальной мужественности, в итоге пришел устойчивый тренд на унисекс – универсальный анал. Тренд на боль и отчаяние. Наверное, поэтому, смывая кровь с лица в туалете отделения милиции, я чувствовал, что выгляжу превосходно.

Запрети меня

Подняться наверх