Читать книгу Запрети меня - Дмитрий Вельяминов - Страница 7

Запрети меня
Фрагмент памяти 5

Оглавление

Вечером перезвонила жена Альберта, сказала, что у него пневмония, он тяжело болеет, кроме того, у него был передоз и теперь с метом мутится она. Она охотно согласилась привезти все необходимое прямо мне домой с условием, что я угощу ее. Я согласился и заказал три грамма. Ближе к ночи она обнаружила меня в плохом виде. Даши дома не было, я решил накачаться и проспал весь день. Альбертова жена сказала, что в таком состоянии надо сначала выпить и только потом делать заход. Сходила в магазин, купила чекушку Киновского, я выпил половинку, запил колой, после чего она любезно сделала мне инъекцию, а я помог найти вену ей – что было не очень выгодной сделкой. Несмотря на относительно скромный стаж, ее вены решили больше не возвращаться. Ночью я вызвал ей такси… Начался очередной марафон.


За трое или четверо суток звонила мама, звонил О.К. – мой мастер из Школы современного искусства, наверное, хотел предупредить, что скоро начнется учебный год. Звонил еще кто-то – к телефону я не подходил. Затем метамфетамин кончился, абстеняга шла два дня с перерывами на сны наяву, я пил дешевую конину и гонял вторяки. Жена Альберта и он сам почему-то не отвечали. «Их могли принять легавые», – подумал я и отключил телефон насовсем.

На следующее утро неизвестного по счету дня наступила та абстинега, которой я прежде не знал. Это совершенно точно было окончанием так называемого розового периода – на сленге наркозависимых и наркологов.

Вечером я дополз до крана в ванной и выпил угля и цитрамона, надел куртку с капюшоном, кроссовки и солнечные очки. Я действовал по инструкции, которую не раз отрабатывал – от внешнего к внутреннему. На полке в ванной стоял пузырек Diore Home, как раз на тот случай, когда будет совсем паршиво. Я вдохнул, и на секунду показалось, что иду на свидание, как когда все только начинается, а блевотину со стен заботливо смоет дождь – нужно только дойти. Взять 0,5 коньяку, выпить у магазина, пройти с собакой круг по скверу, в конце которого должна отпустить боль, сменяемая приступом кратковременной эйфории. Словно завтра всё это не повторится.

День спустя я уже ломался от боли надвое и не мог встать. Алкогольная абстиненция хуже наркотического отходняка, хуже кумаров – на них не бывает такой жести, как неприятие организмом следующей дозы и вполне реальной не соматической боли. Но, когда испытываешь эти состояния одновременно, решение приходит само собой. Все остальное доделывают бессонница и страх. Я дотянулся до штанов, они валялись смятыми на краю кровати, достал жесткие снотворные и закинул всё, что осталось, полтора листа, просто чтобы избежать еще одной подобной минуты и неизбежности переживать это снова. На этом романтика суицида закончилась. Радовало одно: я не обосрался – в желудке слишком пусто. Если труп обнаружат в первые сутки, может быть, нашедшего не вырвет прямо сразу.


Перед тем как проснуться связанным на казенном матрасе, среди полупарализованных овощей, накачанных аминазином, спящих с открытыми глазами с засохшей на щеке слюной, помню, как приехала мама, как била меня по щекам, как вызвала неотложку. Наверное, это случилось на вторые сутки сна. Моя толерантность к веществам привела к тому, что максимум того, что я испытывал после пробуждения, – это сильное головокружение и периодические провалы обратно в сон. Врач скорой даже не увидела необходимости делать промывание, она просто вызвала санитаров. Меня довезли до больницы им. Алексеева, ополоснули холодной водой, затем связали, поставили капельницу с физраствором, и санитары немного поржали, что на моем плече набит портрет Джека Николсона из фильма «Пролетая над гнездом кукушки». Их смех – последнее, что я помню перед тем, как снова отключиться.

Около семи утра меня разбудили на раздачу таблеток и отвязали от железной кровати. «Для вас еще ничего нет», – из окошка сказала старшая медсестра. Сигареты изъяли. Нет ничего хуже, чем стрелять сигареты. Без никотина мозг не встанет на место, без него я не смогу продумать всех вариантов, как отсюда сбежать. К 16:00 приехала мама, привезла спортивный костюм, сигареты, еду и сборник древнекитайской поэзии. День был не приемный, внутрь ее не пустили, но она поговорила с врачом – высокой женщиной средних лет. Двадцать дней минимум из того долгого срока, по которому можно заехать по суициду. Теперь я должен проходить обследование, и, если будет принято решение, что все мои проблемы имеют наркологический характер, меня выпишут с предписанием пройти лечение в районном наркодиспансере. Если найдут что-то еще, то по решению врача… Это может занять пару месяцев. Рекомендованный минимум – четыре недели. Все это я узнал по телефону – мне разрешили сделать один звонок.

В закрытой психиатрии сутки длятся иначе. Ту же особенность можно прочувствовать, пожалуй, только в поезде дальнего следования, где время словно растягивается по всему полотну российских железных дорог. Разве что здесь не объявляют остановок. Ехать можно первым, вторым и третьим классом. Первым чуть проще: доступен чай и тамбур, где можно курить и смотреть в окно. Второй класс – это состояние повышенного внимания со стороны персонала, одно неверное движение переведет тебя в третий. Третий – это тугие ремни и накачка аминазином в таких количествах, что по состоянию ты ближе к багажу, чем к живому пассажиру купе, с перспективой проехать в таком виде весь маршрут. Проблема третьего класса еще и в том, что нередко именно те, кто путешествует таким образом, становятся самыми заядлыми странниками.

Запрети меня

Подняться наверх