Читать книгу Темнота. Конец прекрасной эпохи - Дмитрий Воротилин - Страница 5

Часть 1. Предатели
Глава 4. Узкое горлышко

Оглавление

Тлетворный запах гари обжег ноздри. Какофония бессвязных звуков била в барабанные перепонки, глаза застилали формы, изменяющиеся с каждым мгновением, одежды плыли, складки, дыры. Одна форма не выдержала напряжения и изрыгнула содержимое желудка на мизерный свободный кусочек пола, но кто-то не успел вовремя отпрянуть. Этот кто-то встряхнул забрызганную руку, но движения были такими вязкими, словно эта форма пытается почувствовать свою руку. Другие формы также плыли по коридору, будто шлюпки, переполняющие устье реки. Они были повсюду. Они кричали, молчали, тупо смотрели на происходящее, другие держались за свои головы, конечности. Среди этой глины человеческих метаний порхали медики в красно-белой униформе, пытаясь оказать помощь наиболее пострадавшим. Те, что держались лишь за стены, да поглаживали свои конечности в попытках будто сгладить ожоги и неглубокие порезы, ждали своей очереди. Кто-то со слюной на губах да огнем в глазах, который видимо и привел их сюда, отстаивал право на медицинскую помощь. Они кричали, надрываясь, не щадя свои голосовые связки, но тут же оказывались рядом психологи в синей униформе, которые брали их внимание и куда-то уводили сквозь толпу.

По всем стенам шли изображения молодой девушки с длинными черными волосами и в пастельном голубом платье. Плавно водя головой в такт своей речи, она приковывала внимание многих беженцев к себе, остальные многие, казалось, не замечали перед собой вообще ничего. Ее низковатый голос раздавался, казалось отовсюду.

– Дамы и господа, добро пожаловать в Институт космических исследований, – словно мед ложился ее голос. – Прошу сохранять спокойствие в ближайшее время. С вами обязательно свяжутся психологи и врачи, если у вас имеются жалобы. Вам надо только обратиться ко мне через диалоговое окно, которое вы в данный момент наблюдаете. Вы можете перенастроить диалог на ваши «Орлы» в любой момент. С вами обязательно свяжутся в ближайшее время.

Формы вырисовываются. Люди смотрят на девушку в голубом платье через своих «Орлов», пытаясь получить хоть какие-то ответы. Чье-то лицо искажается в ощущении боли. Уголки рта растягиваются, стремясь разорвать закопченное лицо. Человек, казалось бы, годом ранее изрыгнувший на пол то, что было его трапезой, покачиваясь на длинных ногах, вытирает свой рот рукавом. Он пытается выпрямиться, но тут же сгорбливается. Внимание к нему стало пропадать. Другие люди снова кучкуются, подобно стаду двигаясь в направлении выхода. Люди со своими наскоро собранными пожитками оглядываются по сторонам, их растерянные глаза что-то, кого-то ищут. Они тормозят движение, чем вызывают недовольство толпы. Другие люди проходят мимо, теперь их лица становятся отчетливее, чем искореняется мысль, что перед глазами конвейер. «Какой это круг ада?» – подумалось Андрею. Но нет, круг выпрямляется, коридор принимает линейное очертание. Он становится таким, как прежде был. Свет, источник которого в отличие от современных помещений неизвестен взору, снова наполняет пространство. В его лучах, над головами беженцев, висит пыль, кружится, оседает, снова поднимается. Среди фигур свет отражает разноцветные одежды, часто загрязненные, жалкие ошметки ткани, выращенной на фабриках, которых еще немного в новом времени.

Человек, испачканный собственной рвотой, качался подобно маятнику. Длинные, тонкие ноги не выдерживали его веса. Он побледнел. Глаза остекленели, рот искривился. Казалось, его волосы встали дыбом, когда его тело валилось на пол. Андрей наблюдал эту картину, затаив дыхание, в то время, как рядом с беднягой уже оказался Франц. Расталкивая мимо проходящих людей, он, похоже даже не задумываясь, ринулся помогать человеку, которого не знал. Прикрикнув на окружающих, чтобы те расступились, он залез в свою аптечку. Рядом немного погодя уже была Ада, помогая Францу уложить бедолагу поудобнее, используя свою сумку. После чего она встала и, вдохнув воздуха, позвала медиков, работавших неподалеку. Один из медиков заторопился к ним, протискиваясь сквозь толпу. Анатоль стоял как вкопанный, непонимающе рассматривая сцену, в которой принимали участие его товарищи. Он словно наблюдал представление, в котором ему не прописали роль.

Кто-то зычно окликнул Андрея. Этот густой голос трудно спутать. Прежде чем увидеть хозяина голоса, Андрей уже представил полноватого мужчину с густыми усами, которые тот носил скорее для того, чтобы его не принимали за ребенка. По крайней мере, его добродушное лицо с голубыми глазами, румяными щеками, заставлял Андрея порой видеть перед собой ребенка с огрубевшей душой внутри. Густав Ранк. Тоже оператор. Начинал вместе с Андреем.

– Хомский! Андрей! – человек в грязной униформе, с лицом, испачканным в саже, даже задетом царапинами, протискивался к Андрею, размахивая большими руками.

Что-то оттолкнуло Андрея в душе от нового Густава. Какой-то он не такой, как раньше. Его детские щеки покрылись какой-то коркой. Присмотревшись, когда Густав подошел еще ближе, Андрей заметил, что на его лице была кровь. Царапины уже не казались такими незначительными. Густав налетел на Андрея своей тушей, руками схватился за его плечи. От него разило гарью. Какой-то тошнотворный аромат бил по обонянию. Не обращая на все это внимания, Густав, дыша ртом, радостно прогромыхал:

– Ты только что прибыл? Так ты еще не знаешь, что происходит? Кошмар! Ох, друг, многое успело произойти в твое отсутствие…

Густав замолчал также внезапно, как и появился. Он уставился на Андрея с приоткрытым ртом, словно сам не узнавал того. Внезапно он развернулся в пол-оборота, не отпуская одной рукой плечо Андрея.

– Густав, с тобой все в порядке? – озабоченно спросила Ада, встретившись с Густавом глазами.

– Ада! Франц! Э-э… – Густав замялся, вспоминая как же зовут историка-стажера, стоящего рядом.

– Анатоль. – подсказал Франц, заметив, что и Анатоль не собирался проявлять себя.

– Да, Анатоль… – подтвердил Густав, но Анатоль даже не шелохнулся, и интерес к нему тут же исчез. – Ребята, знаете последние новости?

Андрей начал ощущать, как ладонь Густава сжимает его плечо. Он накрыл его ладонь своей и, отводя ее от своего плеча, сказал Густаву, раздражаясь:

– Не томи, Густав, что произошло-то?

Тот нервно обернулся к Андрею. Мгновение спустя, когда все были уже в поле его зрения, он вновь заговорил:

– Два часа назад подняли всех свободных операторов и, приставив к нам вояк, направили в наше время. Сказали только, чтобы перевезли всех людей из списка, до конца, выполняли все требования военных, приставленных к нам, так как в нашем времени сейчас идет активное наступление Окраин. На меня нацепили бронезащиту, – он указал руками на свой черный костюм, – и мы отправились по адресам тех, кто не успел прибыть в Институт. Представьте себе: бои идут уже на околоземной орбите, и их видно невооруженным взглядом!

– Окраины? Как у них получилось так быстро продвинуться? – удивлялся Франц.

– Не могу сказать, друг мой, да и вряд ли кто-либо сейчас в состоянии объяснить это. Возможно, Темнота начала приближаться быстрее обычного, из-за чего они потеряли всяческий страх перед армией.

– Густав, это кровь? – спросила вдруг Ада, после чего вопросительные взгляды впились в Густава, что тот даже растерялся на мгновение.

– Да, но не моя, – Густав потер грязь на своем лице и стал рассматривать ее под своими ногтями. – Мы наткнулись на каких-то мародеров по пути, но это была ерунда… Пара кораблей упала, раздавив кого-то. Случайно, вот так вот. И все. Была перестрелка. Тоже случайно наткнулись.

Густав уже не казался таким уж радостным. Казалось, он начал уходить в себя, просто перечисляя все события последних часов. Андрей решил успокоить его, отведя в сторону от толпы, насколько это вообще было возможно. Ада, Франц, Анатоль последовали за ними, также протискиваясь меж тел. Оказавшись у стены, не занятой изображением девушки в голубом, Густав, став к ней спиной, сказал обреченным тоном:

– Нам некуда возвращаться. Я видел, слышал, как работает СУС-0. Он не смолкал в течение нескольких заходов.

Андрей не нашелся, что ответить. Его самого это взбудоражило. СУС-0 представляет собой огромную камеру площадью в шесть с половиной тысяч квадратных метров и высотой в двадцать метров. Первая машина, которая носила имя СУС. Огромная, прожорливая тварь, не щадившая нисколько антиматерии, вырабатываемой генератором антиматерии на нижнем уровне. Генератор антиматерии сам по себе не представляет никакого новшества, хоть по сравнению с современными позитронными пушками в купе с магнитными ловушками он и шагнул далеко. На нем создали запасы антиматерии, прежде чем перейти в это время, после чего сперва-наперво построили местный генератор и конечный СУС-0. Андрей не застал те времена, но он видел исторические фильмы, в которых включали его. Требовалась огромная команда для работы с СУС-0, который изрядно гудел, будто переваривал антивещество. Его использовали некоторое время, в том числе и при постройке всего здания Института, так как своей площадью позволял переносить необходимое оборудование. Когда же появились портативные СУСы, как тот, что за спиной у Андрея, необходимость в допотопном детище Института отпала. Его оставили только для научных исследований и включали крайне редко, на миллионные доли секунды. Сегодня он заработал вновь, чтобы перевозить на этот раз не материалы для строительства, а людей. Много людей.

Локти людей уже не так сильно впивались под ребра. Вереница душ приостановилась. Андрей внезапно, только сейчас осознал, что никто не движется. Может, люди перестали прибывать, подумал он.

– А что, больше народ не прибывает? – заметил Франц.

– Думаю, мы перевезли всех, – сказал Густав. – Я сам только что вернулся с последним пассажиром.

В смысле, с последним? Тогда зачем позвали их? Получается, что нужды в команде Андрея, да и в нем самом, как таковой нет. Они могли использовать не красный, а оранжевый код, тогда и торопиться не надо было бы. Их должны были вообще позвать гораздо раньше. Это выглядело как-то нелогично. Наверно, здесь какая-то ошибка. Придется разбираться с ОКО. Черт, выругался в душе Андрей, это же трата времени и сил!

– Это что ж получается? А зачем же мы здесь? – с негодованием произнесла Ада, после чего, повернув голову в сторону Андрея с Францем, добавила: – Даже ваши способности как оператора не пригодились.

– Конечно, какой там… Мир рушится прямо на глазах, – в устах Франца просачивался слабо скрываемый сарказм, – а мы в сторонке постоим.

Ада уперлась в того взглядом. Ей не очень понравилось то, как с ней заговорил Франц. Затем она решила оскалиться:

– Мы все занимаемся своим делом как раз потому, что мир рушится прямо на глазах, и это мы уже видим на протяжении длительного времени. – Она обвела рукой беженцев, сказала лишь: – Эти люди не маленькие, они здесь и сами о себе позаботиться теперь могут, ну или на худой конец есть те, кто это может.

Это уже была не та Ада Улыбина, увлеченный историк, готовая бороться за свое мнение на научном поприще. В разговоре с людьми она воспринимается по-иному, будто черт впивается когтями и тащит в преисподнюю. Не любит она, когда с ней спорят, по крайней мере, если это не касается исторической науки.

– Как-то все это цинично звучит, – остолбенел Франц.

– Цинично? У тебя есть чем подпереть разрушающийся мир? Думаешь, дашь аптечку кому-то, то спас мир? Практическая история может дать опоры всему, и именно этим нам и надо заниматься.

Франц явно не находил подходящих слов, чтобы дать отпор, но его мускулы напряглись, рождая очередную мысль.

Со сцены столкновения Андрея вытолкнуло сообщение через «Орлов»:

«Андрею Хомскому. Никому не сообщайте содержание данного сообщения. Причина вашего призыва совершенно секретна и подлежит только очному обсуждению. С Вами свяжутся в течение часа. Можете проследовать в свой кабинет. Вас с товарищами пропустят.

Э. Гёдель»

К. Гёдель – это имя ничего не говорило Андрею. Однако все это как-то странно, будто за ним следят. Андрей огляделся по сторонам: людские фигуры все также колыхались, дрожали, переходя в тени и обратно в людей. Это было бесполезно. Кто мог так глядеть на него? Только если посредством камер, которые не заметны невооруженным глазом.

– Андрей, все в порядке? – поинтересовался Густав. – Ищешь кого?

– Да нет, просто, думаю, нам надо выбираться отсюда, – Андрей произнес эти слова, несколько смутившись. Он ненадолго был дезориентирован, голова закружилась. Он задышал по технике, которую использовал после очередного перехода.

– Да, давайте выбираться, – согласилась меж тем Ада.

Франц стоял весь покрасневший, явно задетый недавним неоконченным спором. Ему хотелось продолжения, но и он согласился, что им необходимо выходить. По крайней мере, после того, как Анатоль, спокойно наблюдавший за происходящим, мотнул головой в направлении выхода.

Андрей пробирался сквозь тела, подталкивая их двигаться, так как те словно и не слышали вообще ничего и никого. Атомный ледокол пробивался сквозь непробиваемые льды. Хм, один ледокол, который Андрей видел в этом времени по телевидению, показался ему таким маленьким, беспомощным. А сейчас именно это он и вспомнил. Неприятное ощущение. По мере приближения к выходу нарастал шум. Кто-то во всю грудь, наполняя легкие воздухом, выплескивал на кого-то все свое негодование, всю свою злость. Казалось, что впереди ждет потасовка. Вот уже и спины бунтовщиков. Они подавались вперед, руки держа согнутыми в локтях, готовые прыгнуть и вцепиться в глотку. Одна женщина особенно яростно выступала перед четырьмя людьми в военной форме, которые преграждали путь к лифту.

– Вы обязаны меня пропустить! – надрывалась женщина. – Вы что, не видите, что я умираю?!

– Дамочка, вы не умираете…

– Какая я тебе дамочка, ты что, спятил, руки убрал…

Женщина жестким шагом пошла к лифту, но офицер ее остановил, вытянув руку. Остальные люди уже было пошли вслед за ней, тогда как другой военный, закрыв рот рукой, в которой, похоже, держал усилитель, неожиданно громким голосом осадил бунтовщиков:

– Дамы и господа, просим минуту вашего внимания! Ввиду сложившихся обстоятельств, мы можем расположить вас и ваши семьи только согласно списку. Просим соблюдать порядок и ожидать своей очереди.

Народ приутих, но с позиций своих никто не намеревался уходить. Стена напуганных, бегущих, куда глаза глядят, людей готова была двинуться вперед по любому мановению руки того, кто мог бы взять на себя ответственность за насилие. В воздухе лишь брюзжало бесформенное роптание.

Андрей осторожно протиснулся сквозь живую стену и встретился с испепеляющим взглядом женщины, стоявшей перед военным. Она метал молнии на любого, кто приближался к ней, видя в нем только нарушителя ее границ. Солдат же спокойно осмотрел Андрея, проверив того по системе с помощью своих «Орлов».

– Я СУС-оператор, Андрей Хомский… – начал было Андрей, но солдат махнул на него и его спутников рукой и сказал:

– Вы можете проходить.

Андрей оглянулся на своих товарищей. Те задумчиво шли за ним. Лишь Франц косо, виновато смотрел на женщину, метавшую молнии глазами. Он явно чувствовал себя некомфортно под пристальным взором толпы, пропускавшей вперед себя людей, несправедливо освободившихся от томного ожидания своей участи. Команда двинулась к лифту. Когда двери закрывались, Андрей видел, как толпа начинала переводить взгляды на военных, охранявших проход к лифту. Они требовали только одного: справедливости. Но их движения аморфны, застыли в ожидании. Может быть это на время, может быть, они снова двинутся на военных толпой. Андрей уже не увидит этого. Двери лифта закрылись.

Андрей думал о том, чтобы сперва-наперво зайти в ЦУП, но передумал. Он хотел помыться, поесть. Чувство голода стало наполнять его. Сытный сухпаек хоть и позволял не голодать, но этого было мало. Нужна была обстановка.

– Мы разве не следуем в ЦУП? – удивился Франц.

– Как хочешь, – устало произнес Андрей. – Там и так уже знают, что мы здесь.

Франц вышел.

– А мы здесь выходим, – сказала Ада, оборачиваясь к Анатолю.

Этаж, на котором находится квантовый компьютер. Она сначала хочет внести полученные данные, подумал Андрей. Квантовый компьютер имел ограниченный доступ. Историки допускались к работе с ним только по предварительной записи. Поэтому она сейчас может получить только разрешение. Предусмотрительно.

Ада и Анатоль вышли. Лифт двинулся дальше, уже выйдя на поверхность земли.

Андрей и Густав не спешили. В ЦУП можно зайти и потом. Усталость об этом уже четко говорит. Зачем тратить силы на бессмысленные передвижения?

– Как твой стажер? – поинтересовался Густав невзначай.

– У него недавно была временная дезориентация. Думает, что всем людям нужна его помощь.

– Хех… Малой еще. Все?

Андрей задумался ненадолго. Франц уже не в первый и, похоже, не в последний раз во временной дезориентации. Есть сомнение, что из него не получится достойный оператор. Может быть, он провалит главный экзамен. Однако Андрей не захотел об этом говорить. Он только и нашелся, что сказать:

– Все нормально.

Двери лифта открылись. Обычно ясный коридор предстал в необычном свете: военные патрулировали территорию. Из кабинетов высовывались любопытные детские головы, которые тут же запихивали обратно в безопасность родительские руки. Беженцев так много за раз, что их временно размещают в стенах Института. Андрей и Густав шли мимо сотен настороженных глаз. Военные не брезговали сверлить их напрямую взглядом в поисках террористов. Шанс, что террористы могли проникнуть в Институт, минуя систему безопасности, был ничтожен, но, видимо, сегодня не доверяли ничему и никому. Пройдя мимо технического отдела, перед дверью своего кабинета, Густав остановился и повернулся к Андрею.

– Знаешь, кого я сегодня видел? – сказал тот. – Еще до тревоги?

– Кого же? – пожал плечами Андрей.

– Железнякова, – Густав произнес это приподнятым тоном, в котором скрывался намек: ты сам понимаешь, что сие значит.

Густав молча подождал, пока система его распознает и вошел в раскрывшуюся дверь. Андрей же прошелся дальше в направлении своего кабинета. Железняков здесь, думал он в это время. Старый, морщинистый, злобный старик, казалось бы, готовый брызгать своей слюной на любого, кто подойдет к нему, не заявив о приближении в письменной форме, согласно которой причина еще и не объективна. Он один из пионеров практической истории. Работал вместе с Гамовым, тем самым, который создал первый СУС. Легенды. Один жизнерадостен, умер, появись у него первая старческая морщина. Другой приятен только в забытьи о нем самом. Это же они первые установили границу, точку невозврата для прыжка. Они прыгнули дальше всех и на практике установили трудности возвращения при этом. Чем дальше прыгаешь, тем опаснее не вернуться. Андрей испытал наконец чувство, странное чувство – желание увидеть его и одновременно не встречаться с ним ни при каких обстоятельствах. Этот старик внушал ему еще со времен его обучения страх, даже любопытство. Это его озадачивало, и он не мог с этим разобраться. Он нашел лишь один способ: не встречаться с этим чувством совсем.

Андрей вошел в небольшое помещение. Включившееся автоматически освещение мягким, приглушенным тоном вырисовывало внутреннюю обстановку. Практически полностью закрытые стены полками, на которых размещались разнообразные предметы. Некоторые из них относились к конструкции СУС, другие были объектами его интереса в смежных областях, в которые он старался вникнуть всей тяжестью своего разума, так из любопытства больше. Там в глубине кабинета стоял его рабочий стол, в небольшом голом участке стены скрывались стулья, которые просто вырастали по движению руки. Свое кресло Андрей не убирал. Оно стояло там, где нужно, а там, где не нужно, ему нужно было пространство. Андрей поставил рюкзак с СУС в возникшую нишу. Он плюхнулся в свое кресло. Попытался расслабиться, но ему мешало ощущение падения, спиной, куда-то. Бороться с этим? Нет. Он достал из стола розовую пилюлю Ясности и бросил в рот. Откинулся на спинке кресла. Потолок поплыл, комната проваливается, полки падают в пустоту. Тело не сопротивляется. Оно теперь Андрею не принадлежит.

Темнота. Конец прекрасной эпохи

Подняться наверх