Читать книгу Страна подставных - Доми Тим - Страница 4

Школа Нокс, 2011 год

Скай никак не ожидал, что сегодня с ним произойдет что-то хорошее.

Перед возвращением в пансион они с отцом повздорили, и теперь его грызла злость.

«Слишком медленно собираешься, слишком громко хлопаешь дверью, дальше будет слишком часто дышишь?» – Скай сложил ладони домиком.

Он был настолько раздражен, что прослушал первые несколько фраз и включился в работу на моменте пересказа древнегреческого мифа о сыновьях и дочерях Зевса.

– Зевс и Гера, – произнес профессор Лейт. – Бог неба, молний и грома, главный олимпиец, свергнувший титанов, повелитель судьбы и рока, способный предвидеть будущее, взял себе в жены своенравную, властную покровительницу брака, замужества.

Он щелкнул пультом, и на мультимедийном экране появилось изображение.

– Геру, а в римской мифологии Юнону, часто изображали с золотой литой короной на голове, с посохом и в окружении павлинов. Она родила от Зевса троих детей…

Убрав руки под стол, Скай уставился на снимок головы статуи богини.

– Ареса, Гефеста и Ангелос, – невозмутимо произнес светловолосый парень в соседнем ряду.

Скай посмотрел на него округлившимися глазами. Попробуй тут упомни всех детей Зевса.

– Арес. Но нам больше известен его римский аналог – Марс. Римляне, увидев на небе зловещую красную точку, дали третьей планете Солнечной системы имя бога войны. Марс у римлян считался одним из самых влиятельных богов, в древнем календаре его почитали целый месяц. Мы называем третий месяц года в его честь – мартом.

Лейт снова переключил картинку, и теперь на Ская грозно взирал Арес в шлеме с лавровым венком. Его руки занимали круглый щит и обнаженный кинжал.

«Будто прямо сейчас сорвется в бой», – подумалось Скаю.

– Единственное, что приводило Ареса в восторг, – это сражения, проявления мужества на войне, доблесть, отвага и готовность пойти на смерть. И сама смерть, конечно.

– Инцест до добра не доводит, профессор, – снова подал голос новичок.

Он сидел в летней шляпе, мятой рубашке навыпуск и черных укороченных штанах, положив лодыжку правой ноги на колено левой, развалившись, будто у себя дома на диване.

Скай знал, что его зовут Эйвери Маккензи.

На бледное лицо Эйвери спадали светлые, почти белые, волосы, мягкие и шелковистые на вид. Но больше всего Ская взволновала его улыбка на пунцовых губах. Кровь с молоком.

В аудитории послышались сдавленные смешки. В Нокс о сексе не упоминали. Как и в любом пансионе, где среди рекламных слоганов поместили слова об обучении по английским стандартам. Новичку, наверное, никто об этом не сообщил. Аскетизм, дисциплина, целомудрие, леди и джентльмены.

Им позволялось общаться в специально отведенных комнатах. В присутствии воспитателя. Скай не сомневался, что страждущие близости находили возможности реализовать сексуальное желание, но профессора старались держаться от провокационных тем подальше.

– Не доводит, конечно, – кивнул профессор.

Он расслабленно опирался о край стола. Ни капли не смутившись.

Скай стал наблюдать за новеньким еще внимательнее.

– Друзья, – продолжил Лейт, – во-первых, да, Гера была и сестрой, и женой Зевса. – На задних партах засвистели. – Но дайте мне закончить. Во-вторых, мы говорим о мифах. Не о пересказах, не об историях, которые мы можем воспринимать как художественную литературу. Это сложный по структуре вербальный комплекс, где каждое действие, каждая деталь наполнены символизмом и означают что-то свое.

– Например, инцест.

Профессор улыбнулся Эйвери.

– Понятия любви и верности оставались у древних греков основополагающими. Они одинаково ценили красоту души и тела. И упрощение, позвольте отметить, не тот путь, по которому мы с вами будем идти.

Эйвери сделал вид, что слова профессора адресовались кому-то другому.

– А что Ангелос? – спросил Скай.

– Ее воспитывали νύμφαι, – четко выговорил профессор. – Прекрасные создания, охраняющие луга, поля и водоемы. Ангелос вернулась домой. Многого она не понимала и не принимала. В итоге украла у Геры благовония и спряталась от ее гнева.

– Мстительное самовлюбленное чм…

– Я прошу, Эйвери, – попытался урезонить его Лейт, но сам едва сдержал смех. – Впрочем, свои мысли относительно союза Геры и Зевса вы и все остальные можете выразить в сочинении, которое я жду от вас в следующий вторник…

А потом Скай вернулся в свою комнату и увидел там чьи-то вещи.

Они с Эйвери стали соседями и почти мгновенно превратились в друзей.

Иногда Скаю даже страшно становилось. Столько лет он прожил с мыслью, что не создан для общения, а потом появился Эйвери, ворвался в его повседневность и занял место, которое будто для него и хранилось. Скаю нравилось все, что происходило, их небольшие ритуалы, вечерние посиделки и разговоры.

Скай с любопытством слушал рассказы Эйвери о его жизни, об отце, управляющем гигантской нефтяной корпорацией «Ойлекс» в Техасе, о матери, которая ушла от них к актеришке театра и вместе с ним уехала на другую сторону Америки, когда Эйвери исполнилось тринадцать, о няньках, сменяющихся с завидной регулярностью, о музыке…

Скай считал Эйвери удивительным. В нем угадывался тот причудливый, яркий шарм, называемый харизмой.

Эйвери находил общий язык с кем угодно и следовал принципу «честность превыше всего». Плевать хотел на мнения других. Пофигистичный сноб, пользующийся старым телефоном. Модник в помятых вещах. Ходячее противоречие. Эйвери владел пятью языками и еще на трех сносно изъяснялся, иногда выдавая такой поток отборных ругательств, что у Ская отвисала челюсть. А еще Эйвери единственный на всем курсе достаточно владел эллинистическим койне – историческим греческим. Когда он пытался объясниться с профессором Лейтом, щуря глаза и щелкая пальцами, чтобы подобрать правильное иностранное слово, Скай глаз оторвать не мог. Он стремился научиться говорить так же, поэтому частенько занимался по несколько часов подряд.

Тихо читал учебники, умостившись на кровати, пока Эйвери…

Сегодня он отвлекал Ская звуками, сидел напротив и перебрасывал из одной руки в другую связку ключей. Каждый раз она со звоном падала ему на ладонь и мешала Скаю продвинуться дальше третьего предложения.

– Эйв, прекрати, пожалуйста.

– Я больше так не могу. Что я делаю? Протираю штаны в гадюшнике, трачу свои лучшие годы, блядь. Скай! – Он резко поднялся и через секунду уже уселся рядом, вынуждая Ская подвинуться. – Да оторвись, наконец, от дурацкого учебника и посмотри на меня, я к тебе обращаюсь, алло!

– Я вообще-то читаю… пытаюсь.

– Небось на койне, – фыркнул Эйвери. Его руки цепко ухватились за запястье Ская и медленно отодвигали томик. – Чего ты хочешь? Тупо лежать и читать? Безумно интересно, ага. А главное, будет что вспомнить, когда ты состаришься. Так и расскажешь внукам: «А знаете, я чудно провел молодость, я прочитал… три тысячи семьдесят шесть книг на кровати в общаге. Или подождите… Или их было три тысячи семьдесят девять?»

Скай промолчал.

– Правы греки, что устраивали Синойкии, Памбеотии и Скирофории, веселились, пели и танцевали в свое удовольствие… Конечно, они тоже выдумали себе сотни правил и иерархий, но хотя бы отрывались время от времени! А теперь посмотри на нас в двадцать первом веке. Все интересное уже окончательно под запретом, а мы даже отказать никому не можем, не извинившись три раза в разных вариациях.

– Но ты-то себя этим не утруждаешь, – не удержался Скай.

– Да куда там. Этот мир сковал меня по рукам и ногам, ты что, не видишь? Да, я говорю людям то, что думаю о них. Говорю, что они говнюки. Но это ведь тривиальная честность, – заявил Эйвери с театральным надрывом. – Меня запрут в психушку, если я буду не таким, как все. Ты видишь, что они делают? Говорят, что взращивают индивидуальность, но не дают даже шанса стать другим. И что мне в таком случае делать?

– Почитай Фукидида…

– Читал, банальщина редкостная.

– Значит, Эсхила.

– О боже, я уже прочел, – драматично сказал Эйвери. – У меня скоро греческий алфавит на сетчатке отпечатается. Прогуляемся по… где-нибудь?

– Зачем?

– Просто так. Тебе что, для всего нужна причина?

– Представь себе.

– Ты помнишь, что профессор Лейт говорил? – сменил тему Эйвери.

– Он много разного говорил.

– По поводу изучения греческого. Долой механическое повторение, вперед, душа! – Эйвери поднялся и подошел к окну. – Мы должны стать достойными потомками греков, понимать их, развивать культуру, усовершенствовать ее. Стать по духу такими, как и они, познать самих себя. «Я знаю то, что ничего не знаю», – ведь Сократ сказал.

Он распахнул шторы, впуская в комнату свет заходящего солнца. Достал телефон и сфотографировал клумбу для твиттера.

Скай рассмеялся в ладонь.

– Интересный народец эти греки, – меж тем продолжал Эйвери. – Невольно задумываешься, обязательно ли курить траву, чтобы в голову приходили гениальные мысли?

– Греки не курили, – возразил Скай.

– Они там все поголовно помешались на экстазе, взять хотя бы Алкивиада и его вечеринку в четыреста пятнадцатом году до нашей эры. – Эйвери вытащил из кармана спички, посмотрел на Ская и, не увидев в его глазах особой заинтересованности, воскликнул: – Ты что, не знаешь о элевсинской дионисии у Алкивиада дома? Самая известная вакханалия века, ну? Доказательство существования кикеона? Опять нет? Ты скучный.

– Не пойму, откуда ты все это знаешь, мы только начали изучать мифологию.

– Я всегда этим интересовался. С практической точки зрения.

– Это как?

– Ты же не думаешь, что во время дионисий они пили магические зелья и впадали в экстаз? Глупости. Нет, я бы хотел узнать рецептик кикеона, которым они там заливались… Но по сути, греки проводили театрализованное представление, четко спланированное. Использовали столько техник влияния на сознание, Скай, ты не представляешь! Голодовка, пение, танец, игра на барабанах, ритмика, переодевание, физическое истощение.

Эйвери возбужденно зажег спичку и поднес ее к кончику сигареты во рту.

– И я хочу это повторить, – мечтательно произнес он. – С тобой.

– Повторить?

– Я хочу испытать каждую из четырех мистерий, а ты мне поможешь, – сказал Эйвери. – Хотя дионисийское таинство буквально не дает мне спать. βακχεíα.

Скай скосил глаза в сторону, обдумывая очередную безбашенную идею Эйвери. Организовать собственную мистерию – звучало круто.

Он вздрогнул, когда Эйвери без предупреждения схватил его за руку цепкими длинными пальцами. Ну что он опять делал… Скай не сопротивлялся и не облегчал другу задачу. Он позволил Эйвери стащить себя с кровати и поставить в центре, как большую куклу.

– Почему бы нам не начать подготовку прямо сейчас?

– Перестань…

– Одевайся, говорю, – Эйвери швырнул в Ская белую рубашку. – Сделаем из тебя настоящего дионисийца! Я много читал по этой теме – если не умеешь отпускать себя, ни хрена не выйдет. А ты, извини, самый забитый человек, которого я знаю.

– Что значит забитый?

– Не те вопросы ты задаешь! – Эйвери подмигнул ему. – Я с тобой поработаю.

Спустя час Скай и Эйвери вышли из общежития с фонариками, спрятанными в карманах.

Школа находилась на холме, в маленьком городке Ниссеквог с видом на Лонг-Айленд-Саунд и в часе езды от Нью-Йорка. Так что Скай смутно представлял, где они собирались гулять в одиннадцатом часу ночи, ведь такси Эйвери вызывать не планировал.

Не говоря друг другу ни слова, они прошли мимо одноэтажных домиков, в которых проживали девушки-выпускницы, площадок для занятий верховой ездой и корта.

– Кстати, тебе нравятся лошади, Скалли?

– Мне не нравятся лошади, и я Скай. – Он загнанно оглянулся по сторонам. – Хочу вернуться, забраться в кровать и читать Фицджеральда.

– Поздно, я уже написал в твиттер, что мы идем гулять.

– Там есть кнопка «удалить».

– Я никогда не удаляю свои посты, это социальная ответственность, Скалли.

– Помолчи, а не то нас поймают!

– Да не поймают, они считают, что нам незачем куда-то бежать, тут всего три охранника на все семь километров и дырявый забор. Вот увидишь.

Скай убедился в правоте Эйвери спустя минут десять, когда они добрались до ограды. Ее без проблем преодолевал даже далекий от спорта человек. Нокс, пожалуй, самая дорогая школа в пригороде НЙ. Удивительно, что они не возвели максимально высокую ограду, чтобы подчеркнуть исключительность, взращиваемую у учеников.

Скай перелез первым, Эйвери перемахнул ограждение вслед за ним и встал рядом. Ну вот они и сделали шаг за пределы школьной территории.

Сердце у Ская не желало замедляться последние полчаса ходьбы. Выброс адреналина, сухость в горле, дрожащие ноги.

– Куда теперь? – заговорил он.

– Куда угодно, разве это не возбуждает? Отпусти себя, Скай. Не думай рационально, не думай о причинах, мотивах и последствиях, выбери направление по наитию. Может, тебя тянет куда-то? Чувствуешь? Почувствуй, давай.

Скай тяжко вздохнул. Они стояли в полнейшей темноте, в компании сверчков и диких птиц, которые, должно быть, глазели на них с высоких деревьев. В нескольких десятках метров справа светился круглосуточный супермаркет, но Скай не жаждал выходить за пределы круга темноты.

Впереди маячил лес, а вдруг там бродили хищники, или маньяк, или… кто-то другой, но опасный?

– Ты слишком долго молчишь, как для принятия спонтанного решения.

– Я не могу, – сдался Скай.

– Тогда доверься мне, – Эйвери повернулся и посмотрел в глаза Скаю. – Что бы ни случилось, ты будешь бежать, будто от этого зависит твоя жизнь и моя жизнь. И всё на свете.

Скай посмотрел на него с сомнением.

– Мы будем… просто бежать?

– Ты удивишься, что такое «просто бежать».

И в следующую секунду Эйвери рванул его на себя, схватив выше локтя.

Они бросились вперед, подгоняемые пронизывающим восточным ветром. Позади, словно короткие плащи, трепетали их незастегнутые куртки. Скай быстро запыхался, сбился с ритма, но продолжил двигаться, резко вдыхая холодный воздух. А потом даже закрыл глаза, полностью доверившись Эйвери. Рядом раздавалось такое же тяжелое дыхание и смех, тихий, гортанный. Скай улыбался, течение времени перестало иметь значение, так что он не озадачил себя вопросом, сколько они уже пробежали и куда…

Глаза слезились от ветра, а бока болели от безудержного хохота. Безо всякой причины. Перед самым лесом Скай остановился, его резко потянуло в обратную сторону. Эйвери еще несколько раз менял направление, хотя они оба уже нуждались в перерыве. Дыхание стало натужным, а ноги почти совсем не слушались. Воздух больше не обжигал, он обволакивал, как вторая кожа, казался горячим, распаренным.

Скай одного боялся: грохнуться без сознания.

А Эйвери все не отпускал, бежал и бежал, как будто хотел оказаться на другом конце света.

Они снова свернули на дорогу, шедшую параллельно лесу, и ни одна живая душа не нарушала их безумие. Эйвери кричал, что-то напевал, Скай старался сказать ему «заткнись» на греческом, объясниться жестами, а потом предсказуемо запутался в ногах. И они остановились. Склонились, упираясь руками в колени. Эйвери, отпустив руку Ская, провел ладонью по влажным волосам. Скай заметил на его белом лице румянец.

– Ну, и как оно? – тот игриво толкнул его в плечо.

– Необычно, не знаю.

– Это только начало, у меня для тебя есть много забав. А теперь давай, кто быстрее, до Нокс!

***

Скай вошел в комнату и расслабленно прислонился к двери.

Отец говорил, что в Нокс учится всего сто сорок человек. В обеденный перерыв Скай сомневался! Шум эта братия выдавала такой, что кавалерия бы обзавидовалась.

Эйвери не было – по средам они ненадолго расставались, потому что ему взбрело попробовать себя в лакроссе. Он обозвал спорт дурацким, но, как и всегда, решил опробовать степень тупизма на собственной шкуре. В конце концов, он ведь сможет запостить в фейсбук обзор. Неделю тому назад Скай стоял на этом же месте у двери, а Эйвери энергично размахивал сачком (позже оказалось, что «стиком») возле окна и что-то тарахтел про американских индейцев и мирный способ разрешения конфликтов.

Сейчас он, вероятно, слушал наставления тренера или высказывал очередное оригинальное мнение.

Скай прошел в комнату и плюхнулся на кровать. Его взгляд скользнул на стену напротив, где Эйвери развесил «важное». Цитаты из книг на стикерах, фотографии, рецепты коктейлей, вырезки из газет и распечатки из Интернета. Стена постоянно обновлялась, и по ней Скай отслеживал, чем увлекся сосед теперь. Тринадцать изображений Диониса никуда не подевались, греческая лихорадка бушевала.

Но было еще кое-что. Тайный блокнот Эйвери, куда тот записывал информацию щепетильного характера, в том числе описание действия некоторых наркотиков.

Единственная запись, которую довелось увидеть Скаю, выглядела так: «Норадреналин, допамин, эндорфины, серотонин, анандамид, окситоцин, гормоны счастья. Состояние потока, легкость, возвышение, теряется ощущение времени. Аддерол».

Он лениво стащил со спины рюкзак и расстегнул пиджак. Принюхался к запаху древесины.

Вся мебель в комнате, деревянная и новая, источала разнообразную палитру химических и естественных запахов. Самым любимым местом Ская стал камин. Разжигать его не позволяли – дизайнерский элемент всего лишь. Эйвери засунул туда подушку, на каминную полку поставил настольную лампу и читал по вечерам там книжки, а Скай иногда просил подвинуться и дремал. Но вечер наступит позже, а сейчас Скаю предстояло встать и дотащить себя до поэтического кружка. Кто бы его мотивировал?

Он принял душ и уже начал одеваться, когда дверь распахнулась настежь.

Скай оглянулся через плечо, поправляя подтяжки. Эйвери, явно не в духе, влетел в комнату и со злостью захлопнул дверь.

– Уважаемый мистер Маккензи, – начал он тоненьким голосом, пародируя, видимо, воспитателя, – у нас введена система штрафов и наказаний для учеников школы, и, если вы не будете меня слушаться впредь, я к ним все-таки прибегну.

– Что случилось? – со смешком спросил Скай.

– Из окна видели дым. И теперь, Скалли, меня подозревают в курении.

– Кошмар.

– Кстати… – Эйвери резко застыл около Ская перед зеркалом. – Странно, очень странно. Почему они решили, что курю именно я, окно-то у нас одно?

– Может быть, потому, что ты и куришь?

– Ха! – Они встретились взглядами в зеркале. – Куда это ты намылился? И подтяжки? – Эйвери провел рукой по тонкой эластичной ленте, натянул ее и позволил с мягким хлопком вернуться на место. – В каком столетии это было модно?

– Я иду на поэтические чтения.

– Из твоих костюмов можно выложить дорогу из Канзаса в страну Оз и еще оставить парочку для Страшилы. Стоит запретить тебе шопинг на законодательном уровне. А это неплохая идея для тви…

– Замолчи.

Эйвери нервно прошелся по комнате, запихнув руки в карманы, взвинченный, словно только что после марафона.

Скай в очередной раз про себя восхитился тем, как Эйвери даже в обычной белой рубашке и темно-синих джинсах с потертостями умудряется выглядеть словно королевская особа. Любого другого уже обвинили бы в отсутствии вкуса. Окружающие подсознательно чувствовали: с этим не получится играть по стандартным правилам. Эйвери презирал «лейблодрочерство», как он говорил, а еще гаджетоманию и паблисити, астрологию и соки фреш.

– Зачем тебе идти на этот факультатив?

– Отец расстроен, что я никуда еще не записался и, цитирую, не использую все уникальные возможности развиваться в школе Нокс, – вздохнул Скай.

Лекцию он выслушал в сентябре, а потом отец, так и не увидев у него рвения, поставил ультиматум: доказать, что «ищет себя» и занятие по душе.

– И с каких пор ты стихи пишешь?

– Ни с каких, но я много читаю, в том числе поэзию.

– Знаешь, – протянул Эйвери.

Скай уже знал, что за этим последует. Он попытался закрыть ему рот ладонью, тот увернулся, так они и остановились с запутавшимися руками.

– Нет, подожди, подожди, мне кажется, ты не догоняешь, как работают поэтические кружки, друг, – все-таки ввернул Эйвери.

– А мне кажется, ты лезешь не в свое дело.

Скай отпустил его, и Эйвери почти сразу изобразил виноватое лицо.

– А подтяжки вроде бы и ничего на тебе смотрятся.

– Не подлизывайся.

– Глупо губить такие интеллектуальные способности на поэтическом кружке. К тому же я думал, мы сегодня займемся кое-чем запретным.

Держа руки за спиной, Эйвери подошел к нему. Они снова пялились друг на друга в зеркало.

– Чем это?

– Зелье будем готовить.

Эйвери поднял на уровень их лиц бутылку с чем-то алкогольным.

Тут-то Скай и вспомнил: на прошлой неделе Эйвери полоскал ему мозги насчет своего кикеона. Скай даже загуглил, что это такое, но не особо помогло.

– Это алкоголь?

У Ская заболело в виске, словно в качестве предупреждения – в прошлый раз от похмелья пришлось отходить дня три, и никакого Диониса он и в помине не видел. Их в то время как раз отпустили по домам, для Эйвери каникулы стали избавлением, он пролежал в постели целые сутки, сказав прислуге, что простудился, а Скай поехал на обед с отцом и его коллегой. Еда была отвратительной, его постоянно тошнило, приходилось улыбаться со сжатыми губами. На памяти Ская, он не чувствовал такой стыд никогда.

Зато накануне они здорово провели время, и…

– О боже! Боже мой! Я понял, – спохватился Скай. – Тот дым, который видели… из окна! Тогда ты смешивал жуткие напитки, помнишь?

– Тогда шел не дым, а пар.

– И дым от пропаленного ковра.

– Ты не любил тот ковер, – вставил Эйвери.

– Может, и не любил, но что будет, если они заметят, что его нет?

– Скажем правду. Типа прикиньте, мы с моим другом решили приготовить парочку коктейлей по-гречески, но эксперимент вышел из-под контроля, и пришлось гасить ковром огонь. Он пал жертвой эпичного сражения и уберег нас от…

– Ой, хватит уже!

Ладонь Эйвери опустилась на его плечо.

– Так мне рассчитывать на тебя? – медовым голоском спросил он.

Умел быть милым, добиваясь своего.

Но Скай с толикой ощущения личного превосходства признался себе, что на него это уже не действовало. Ну, не так сильно действовало.

– Нет, ты и сам отлично справишься.

– Да ладно тебе, пить в одиночку не круто!

Скай взял расческу и пригладил свои волосы. Жаль, что у него не оставалось выбора: вчера списался в фейсбуке с преподавателем кружка, и тот так мило и учтиво отвечал, что Скаю не хватило духу отказаться от приглашения. Он бросил взгляд на светильник, который, кстати, не работал… С наступлением темноты они ограничивали мир двумя лампами, верхний свет практически не включали. Так Скай заработал себе немало синяков, но не торопился отказываться от настолько личной, колоритной традиции.

– Эйви, у меня лампочка перегорела в настольной лампе, ты не мог бы?..

– Что? – Тот заморгал. – Ты не знаешь, как вкрутить лампочку?

– Вроде того. А ты знаешь?

– Не умеешь вкручивать лампу? Позорище.

Скай закатил глаза. Он уже стоял на пороге, но ощущал в себе потенциал вернуться и дать Эйвери по голове подушкой.

Откуда ему знать? Отец не учил его ремонту. Он вообще не просил Ская сделать что-нибудь по дому, поручая дела Максу или наемным работникам.

И только Эйвери заставлял почувствовать за это стыд.

– Так ты поможешь или нет?

– Нет.

– Почему ты такой вредный?

– Я лучше нашего соседа попрошу.

– Потому что ты сам не умеешь, господи, ненавижу.

Выходя, Скай тоже хлопнул дверью и гордо прошел мимо высунувшейся из соседней комнаты головы.

Если Кэл и хотел что-то сказать, то решил промолчать. Скай даже «привет» не произнес, такое в нем бурлило раздражение.

Он представил, как Эйвери стучится в дверь Кэла спустя пять минут, а тот выныривает и, всю дорогу посмеиваясь над их бестолковостью, идет вкручивать лампу. А потом на каждом углу рассказывает о том, что Маккензи и Найт не в состоянии даже лампочку вкрутить.

По всей школе о них ходило столько слухов, легко переоценить важность еще одного информационного повода. Ведь Эйвери с большим удовольствием стимулировал воображение окружающих. Иногда он был как не от мира сего, нарочно привлекал к себе лишнее внимание, особенно на курсе древней истории. У него за пазухой всегда прятался рассказ или выражение, способное удивить профессора и всех присутствующих.

На последнем занятии Эйвери пел соловьем о жертвоприношениях, заставляя остальных чувствовать себя некомфортно. «Быстрые и безболезненные, разве? – спрашивал он. – Но ведь грудная клетка защищает сердце, как щит. Современные кардиохирурги пользуются скальпелем, но тогда их не существовало».

На том занятии Скай узнал, что жертву в давние времена убивали с помощью кремниевого ножа. Бесценная информация. Эйвери нашел ответ и всю эту беседу затеял с одной целью – чтобы вся аудитория затаила дыхание в немом вопросе «как»…

Он красовался, рассказывая о поперечной торакотомии: ребра ломались, жертва теряла сознание из-за отказа легких, затем палач вынимал у нее сердце. Все легко и ненапряжно, если приложить усилия и иметь сноровку. А раньше он рассказал об Алкивиаде, предложившем Сократу секс за его секреты.

За раздумьями об Эйвери Скай добрался до корпуса, в котором обитали члены поэтического кружка. Здание ничем не отличалось от остальных – та же кирпичная кладка и ярко-оранжевые стены. Без жилого блока, одни только аудитории.

Скай поздоровался с дамой на входе и спросил, где занимаются поэты.

– Идите на музыку, не прогадаете, – загадочно ответила та.

Изнутри помещения слышались басы, Скай понадеялся, что они не связаны с поэтическим кружком. От громкой музыки у него болела голова.

Взявшись за ручку двери под номером сто пятнадцать, Скай нырнул в темную комнату. У стен выстроились столы с закусками, а середину организаторы освободили, соорудили там сцену – небольшой постамент с микрофоном по центру. Туда-сюда бродили торжественно одетые подростки. У них в руках блестели бокалы с чем-то не запрещенным в стенах Нокс. Скай ярко представил, чем будет заниматься последующие несколько часов, и увиденная картинка ему не понравилась.

Его найдет профессор, он вежливо расскажет, в честь чего затеян праздник, всучит в руки бокал и оставит наедине с незнакомыми людьми. А социальное взаимодействие Скаю удавалось не очень хорошо: он умел быть вежливым и располагающим к себе, но общение стоило огромных душевных сил. Он боялся быть непонятым, понятым не совсем правильно или не полностью понятым… При этом Скаю не хватало смелости и самодостаточности, чтобы стоять где-нибудь в одиночестве и ни на кого не смотреть. Боже, дурацкий прием. Он ненавидел вечеринки.

Скай оглянулся по сторонам. Его манила комната в кампусе, тепло и комфорт, которые он в ней чувствовал. Недочитанные «Сто лет одиночества», три батончика «Натс», спрятанные под подушкой (Эйвери воровал у него сладкое, как маленькая зловредная белочка), даже вид из окна на зеленую лужайку заставлял его ностальгировать.

Он мог уйти, пока никто не заметил, а отцу сказать… Что-нибудь наплести, да и все!

Скай развернулся к дверям и очутился нос к носу с кем-то. О боже.

Подняв взгляд, он застыл от изумления. Эйвери. Одетый в черный пиджак и темную шляпу. На лице улыбка, руки спрятаны в карманах, бабочка красуется на шее.

– Что ты тут делаешь? – Схватив Эйва, Скай вытолкал его в коридор.

– Пришел к тебе, поддержать, развлечь, отобрать ракушку, в которую ты пожелаешь спрятаться, едва осознаешь, что это неформальная обстановка.

– Как ты узнал про вечеринку?

– Уместнее спросить, как ты не узнал. По всей территории Нокс развешаны объявления. Поэтический конкурс всея школы, в шесть вечера.

– Боже. А лампочку ты заменил?

– Кэл с радостью оказал нам такую услугу.

Они отошли на несколько шагов, чтобы пропустить посетителей – вычурно одетых парня и девушку.

Рука Ская лежала на плече Эйвери, пока он думал, что им делать. Секунду назад он стремился убежать, но теперь Эйвери был рядом. Вместе они переживут вечеринку и даже повеселятся. Он честно признается отцу, что попробовал. Ему не понравилось или… Точно! Он соврет, что преподаватель посоветовал заняться чем-то другим, поскольку литературного таланта у Ская не оказалось.

– Идем?

– Наверное…

– Мы все пропустим, пойдем уже.

Эйвери первым протиснулся в зал, и Скаю ничего не оставалось, как пойти за ним. Играла другая мелодия, медленная и лирическая, присутствующие понемногу подтягивались к сцене, создавая неровный полукруг.

Скай вдохнул и выдохнул, решив, что послушает стихотворения, поаплодирует и свалит. Не исключено, что ему даже будет интересно, хотя бы малость. Скай не особо задумывался, почему его мнение подверглось трансформации. С одной стороны, ответ был слишком очевидным: рядом с Эйвери самое бессмысленное занятие превращалось в стоящее, причем мгновенно, с другой – Скай не горел желанием это анализировать, мало ли к чему он придет.

– Стой здесь, я принесу тебе выпить.

– Да не надо, – начал Скай, но Эйвери уже исчез за спинами двух девчонок.

Одна оглянулась, заметила его, присмотрелась и – Скай увидел это в ее глазах – заинтересовалась.

– Привет, – он поздоровался первым.

– Не видела тебя здесь раньше.

– Я первый раз пришел.

Скай пожал руку барышне с темными волосами по плечи. В ее внешности проскальзывали азиатские черты, да и в интимном антураже праздника она почему-то вызывала ассоциации с гейшами. Ее звали Джулия. Представившись, девушка спросила, будет ли Скай участвовать в конкурсе со своим стихотворением.

– Нет, я пришел только послушать.

– Может быть, найдешь себе другого собеседника? – Эйвери неожиданно оказался в его поле зрения.

Он передал напиток Скаю и отсалютовал вторым Джулии, словно не нахамил ей только что. Может быть, они знакомы? Скай замечал, что знакомые Эйвери принимали наглые заявления как должное. Но нет, Джулия не приняла. Скай спрятал неловкость в принесенном бокале.

Он сделал глоток и закашлялся. Вместо фруктовой сладости горло обжег алкоголь, глаза заслезились, и на секунду Скай почувствовал себя огнедышащим драконом, глотнувшим адского пойла. Оно будто подожгло ему пищевод.

– Что ты мне принес? – возмущенно спросил он.

– Ничего необычного, сок.

– Это не сок!

– Сок. Но мы, пожалуй, пойдем. – Эйвери поклонился Джулии и потащил Ская к стенке. – Планировалось, что это останется в тайне, так что, пожалуйста, не ори, – осадил он Ская. – Кстати, ничего, что я ее отшил? Строил на нее планы? Ты предупреждай о таком, ок?

– Я ее первый раз вижу.

Скай засомневался, что Эйвери услышал его. Толпа напирала со всех сторон, пока Скай держался за локоть Эйвери, чтобы не потеряться.

Коктейль был не первым на его веку, однако залпом спиртное он старался не пить, хмелел слишком быстро. И вот пожалуйста – Скаю казалось, что он уже погружается в волны наступающего опьянения, звуки стали менее резкими, а окружающие превратились в аморфные тени. Кто-то его коснулся, хлопнул по спине, еще кто-то наступил на пятку, а потом из темноты вынырнула стена.

До чего удобная и уместная она, эта стена.

– Если нас за этим поймают…

– Не поймают. Не станут же они обыскивать меня, правда?

Эйвери позволил ему увидеть флягу, засунутую за пояс под пиджаком. Практически плоскую: никаких выпуклостей, никаких подозрений.

– Ты псих.

Эйвери опрокинул в себя вторую порцию, словно это был тост.

Облачко алкогольного тумана закружило Ская, раскрыло перед ним свои объятия.

Он рассмеялся мысли, которая тут же ускользнула из сознания. Верный признак опьянения – смех непонятно над чем. Что ему показалось смешным? Боже, как же вспомнить? Не получалось, момент прошел, и звездочка навсегда погасла. Скай поджал губы, забытая шутка теперь казалась ему феноменально важной.

– Плохой мальчик, – Скай погрозил пальцем перед самым носом Эйвери, и тот попытался укусить его за руку. – В этот раз уже что-то похоже на кикеон.

– Вот вообще ни разу, но вставляет на отлично.

– Мы ужасные, – кивнул Скай.

– Я пойду за третьим.

– Конечно, – он пнул Эйвери в спину и захихикал себе под нос, оставшись в одиночестве.

Ская накрыла волна привязанности к Эйвери со всеми его странными инициативами. Благоговение вперемешку с радостью и страхом. Его опасения всегда скрывались за безобидными вопросами. Почему они встретились? Что должны друг другу дать? Какой опыт? Неужели судьба в этом случае приняла облик местного администратора, который далеко не божественной дланью подписал документ о поселении Эйвери в его комнату? Иногда они говорили об этом, и Эйвери демонстрировал такой странный энтузиазм.

– Это ведь так забавно, – повторял он. – Вселенная, все эти вариации того, как сложилась бы наша жизнь… Мы могли бы не встретиться.

– Что тут забавного, бога ради?

– Скалли, без проблем не бывает прогресса, без неожиданных поворотов судьбы – эволюции. Сам подумай, ты был бы заинтересован проживать всю жизнь по известному сценарию? Уверяю, ощутил бы себя бесчувственным мертвецом.

– Не по сценарию, но… – Скай скосил глаза вниз. – Зная, какие последствия повлекло то или иное решение, я бы избежал ошибок… А не плыл в неведомом направлении по реке хаоса.

– Как высокопарно, – сказал тогда Эйвери, положив руки ему на плечи. – Ну знаешь, раз на то пошло… Такие знания дали бы тебе не только власть над своей жизнью, но и над чужими. Раз, – он щелкнул пальцами, – и ты захочешь спасти от смерти кого-то дорогого тебе и при этом нанесешь урон другим людям.

– Зачем наносить кому-то урон?

– Потому что так работает Вселенная. Плюс на минус.

Скай почти съехал по стенке вниз, заметив знакомую фигуру. Эйвери пробирался обратно с неожиданной прытью, на грани фола, расталкивая девчонок и парней.

Скай прищурился, в темном зале он видел преимущественно белую рубашку Эйвери и его шевелюру. Но когда тот подобрался поближе, сумел прочитать на его лице выражение скрываемой паники. Одними губами Эйвери шептал: «На выход, скорее…» Скай подорвался… Попытался подорваться и со второй попытки встал на ноги. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы понять, где все-таки находится дверь. И какая дверь им вообще нужна?

Картинка поплыла, он заморгал, чтобы вернуть зрению четкость.

Скай потер глаза, отнял руки от лица, и Эйвери схватил его за рукав. Не сбавляя темп, он продолжил бежать к выходу, только теперь вслед за ним тащился и Скай. Они беспрепятственно прошмыгнули в коридор, направляясь к улице.

– Кто тебя засек? – на ходу спросил Скай.

– Никто, но миссис Эвиндон критически к этому приблизилась.

– Ну вот я так и знал!

Скай рассмеялся и почти сразу начал задыхаться.

Эйвери распахнул входные двери и первым выскочил на улицу. Скай пробежал метров пять без малейшего понимания, что находится впереди, в окружении тотальной темноты. Им повезло, что поляна оставалась ровной усилиями многочисленных садовников, никто не упал, не расшиб голову, даже не заблудился. Как-то Эйвери говорил, что проходил курсы первой помощи, но Скаю не хотелось проверять его умения. Справа они заметили учебный корпус и свернули туда. Вечером к учебным аудиториям отсутствовало желание подходить и у подростков, и у преподавателей. Там можно было спрятаться.

– За нами гонятся?

Эйвери фыркнул.

– Ты видел внушительную фигуру миссис Эвиндон?

– Значит, не гонятся. Зачем же мы бежали?

– А вдруг погнались бы?

– Но не погнались же.

Скай рассмеялся, вспоминая комичные события последних пяти минут. Абсурд. Какой-то сюр. Он не ввязывался в ситуации с прятками от преподавателей, оставался прилежным учеником и хорошим сыном. Эйвери действительно его менял, влиял на него, раскрывал тайные потенциалы. Такие неожиданно чуждые потенциалы, но Скай им радовался. Он пока не понимал, к чему это приведет, но ощущал готовность многое отдать, чтобы так и продолжалось. Посмотрев в глаза Эйвери, Скай поймал его кивок.

Иногда ему казалось, что Эйвери умеет читать мысли.

***

– Я научился скручивать косяки в четырнадцать, к нам с отцом приезжали друзья из Миссури. Та девчонка, Хейли, раскрыла все секреты.

Скай слушал его вполуха, стараясь внимательнее следить за тем, как на его организм действует метамфетамин.

Двадцать минут назад Эйвери уболтал его попробовать. Показал папиросную бумагу и дурь. Сказал, что они репетируют выход из рацио. Скай наблюдал, как Эйвери аккуратно насыпал белый порошок и складывал кусочек бумаги в самодельную таблетку (одну для него и одну для себя), и пытался вспомнить, когда пошел ко дну.

– Мощная, лучше не нюхать. – Эйвери передал таблетку и стакан с пивом. – Если нюхнуть, то следующие полчаса будешь думать, что горит нос.

Накрывало Ская постепенно, не в одно мгновение. Бумага растворилась, наркотик всасывался в кровь.

Все началось с легкого покалывания внутри, будто кто-то тыкал его иголочкой. Скай чесался то тут, то там. Ощущения усилились к полуночи, тело будто уменьшилось. Ярко, тепло, быстро. Что-то происходило. От наркотика Скаю стало душно, он сбросил с плеч халат и схватился за ворот кофты, оттягивая ее. Вскочил на ноги, едва не налетев на Эйвери, который зачем-то пялился в окно. Ему хотелось танцевать, двигаться, делать хотя бы что-то! Сердце забилось быстрее, стена блаженства подступала к нему все ближе. Он повернулся к Эйвери и схватил его за плечи. До боли сжал.

Хрупкого, худого, изящного. Он перебирал слова в уме с безумной скоростью.

– Что чувствуешь? – почти деловито спросил Эйвери.

– Не знаю! Все и сразу?!

– Что мне нравится в мете, так это, – он щелкнул пальцами прямо перед носом у Ская, и тот вздрогнул, – легкость действия. Вот я сейчас говорю с тобой, как-то взаимодействую, а не валяюсь на диване с вываливающимся языком в отключке.

Скай хохотнул, отпустив Эйвери. На его плечах наверняка останутся синяки, он же ухватился за него как ненормальный. Что уж тут поделать, это мет.

Взявшись за живот, Скай прилег на кровать. Его замутило. Он сосредоточился на сдерживании неприятных позывов, на том, как его эйфория сочеталась с тошнотой.

Отныне мир не останавливался ни на мгновение. Даже теперь, когда Скай распластался на одеяле, он чувствовал качку под собой. Смотрел по сторонам, не в силах закрыть глаза, они распахивались словно сами по себе, и не осознавал, сдвинул ли руку с места, пока его пальцы не касались лица. Будто в теле кто-то еще поселился!

– Скалли, ты меня слышишь?

– Нет, – ответил он.

– А похоже, что слышишь.

– Тебе послышалось, Эйвери.

Скай попробовал перевернуться на спину, но от каждого движения его начинало все ощутимее тошнить.

Менять положение не вариант, двигаться тоже не вариант. Он лениво посмотрел на своего соседа. С лица Эйвери не сходила чудаковатая улыбка.

– Древние греки достигали таких ощущений без наркотиков и психотропных, – завел Эйв привычную песню. Он так и стоял посреди комнаты, не шевелясь. – Но они также говорили, что перед мистериями полезно потренироваться отпускать себя.

– То есть мы тренируемся?

– Конечно, – кивнул он.

Скай почувствовал, как под его весом прогнулась кровать.

– Однажды ты поблагодаришь меня за это. Тебе всего восемнадцать лет, а сколько возможностей в этой жизни ты уже упустил. Со мной ты хотя бы немного наверстаешь упущенное. Греком себя почувствуешь на денек-другой. Да, Скалли?

Скай выразил свое сомнение мычанием.

– Не протестуй. Вакханалия пойдет тебе на пользу.

Эйвери больно толкнул его в бок, а потом зачем-то залез сверху. Чего ему не сиделось на месте? Скай уже хотел спросить, но тут Эйвери, больно стукнув его по ребру, упал на вторую половину его кровати и наконец затих. «Господи, пусть делает что хочет», – решил про себя Скай. Главное, чтобы его пока не трогали.

– А давай…

– Нет.

Что он чувствовал? Приподнятое настроение Ская граничило с чем-то другим, каким-то страхом. Чего ему бояться в этой комнате? Бред какой-то.

Он повернул голову к Эйвери, к серьге в его миниатюрном ухе. Как странно будет – не видеть его рядом, не смеяться с ним, не говорить, не…

– Я не хочу, чтобы мы расставались, – выдал он.

Эйвери кивнул.

– Мы и не будем.

– Да ладно, – разочарованно протянул Скай. – Начнется взрослая жизнь, поступление в колледж, у каждого свои дела, свои друзья… Вот куда ты хочешь пойти учиться? Господи, поверить не могу, что мы до сих пор об этом не разговаривали.

Эйвери перевернулся на бок, посмотрев на Ская почти черными в темноте глазами.

Он опирался локтем о кровать, придерживая голову ладонью.

– Когда-нибудь, Скалли, ты, наконец, начнешь прислушиваться ко мне и тогда поймешь, что взрослая жизнь может быть какой угодно. Ты не обязан идти на какие-то жертвы только потому, что тебе исполнилось восемнадцать и пора поступать в колледж, – фыркнул он. – Кто решил, что я что-то кому-то обязан?

– Значит, ты не пойдешь учиться?

– Я этого не говорил. – Эйвери склонился к Скаю, положил руку на его живот, пытаясь дотянуться до пачки сигарет на комоде. – Пойду. Но потому, что хочу, а не потому, что нужно.

– Что будешь изучать?

– Человеческие мозги, – на этих словах Эйвери схватил Ская за голову, сжав ладонями, словно тисками. – Таинственные, неизведанные человеческие мозги.

– Прекрати, – рассмеялся тот. – Ты похож на зомби.

Скай почти увяз в трясине момента, но Эйвери отвлекся на зажигалку.

Помолчав с минуту, Скай выдавил из себя:

– А корпорация твоего отца?

– Не моя тема. – Эйвери выдохнул Скаю в приоткрытый рот порцию дыма. – Я не рассказывал, как мы ужинали в ресторане около Рокфеллер-центра? Ели кальмара за семьсот долларов, на вкус словно полиэтиленовый пакет, к слову.

– К чему ты уже ведешь? – Скай приподнялся на локтях.

– И я сознался отцу, что меня не интересует его нефтяная корпорация, – Эйвери хохотнул.

– Тебя интересуют мозги.

– Точнее, нейробиология.

– Нейробиология? – недоверчиво повторил Скай.

– А что не так?

– Немного… слишком заурядно для тебя, как мне кажется.

– Что? – возмущенно заявил Эйвери, уронив телефон себе на грудь. – Заурядно? Так ты не шутил про зомби? Здесь, – он указал на свою голову, – скрываются все тайны. Путь к свободе, к гениальности, к чистому творчеству. Всё уже здесь, заложено в наш мозг. Осталось только отыскать этот путь в темноте… Ты, наверное, полагал, что я захочу посвятить жизнь дегустации корма для животных, например?

– Честно, корм для животных меня удивил бы меньше!

Скаю почему-то не хотелось представлять Эйва где-нибудь в колледже, без себя рядом. От этого ему становилось дурно.

– Я не знаю, как сказать отцу, что не хочу быть физиком, – в итоге выдал Скай. – И дня не проходит, чтобы отец не помечтал о том, как я приду в МАГАТЭ и…

– Сразишь там всех наповал своей харизмой и обаянием.

– Разве что.

Скай показательно вздохнул.

– Мне кажется, я провалюсь, – разоткровенничался он. – Я не хочу ощущать ответственность, которой наслаждается отец. Мы с ним разные. Но он не видит, он… Мама говорит, что я должен выбирать профессию сердцем, а разве выбор есть?

– Честно говоря, не ожидал, что тебя после мета потянет на душевные излияния, – ответил Эйвери. – Ладно, если серьезно, то советую тебе в ближайшее время сказать ему. Чем старше ты становишься, тем больше планов он на тебя строит. Да, тебе удобно прятаться в ракушку, Скалли, это твоя излюбленная стратегия коммуникации. Но скажи ты ему, наконец, что не будешь работать в МАГАТЭ. Признайся.

– Он меня убьет.

– Так, смотри, показываю мастер-класс. – Эйвери со второй попытки поднялся на колени и сумел выровняться, упершись рукой в одеяло. – Поднимайся давай, чего сидим?

Скай сделал то же самое и встал напротив.

Они, как полные придурки, стояли на коленях на кровати и пялились друг другу в глаза. А затем Эйвери коснулся его груди одним пальцем и небрежно оттолкнул – этого хватило, чтобы Скай со смехом опрокинулся на спину, прикрыв глаза.

– Черт, это не по плану, Скалли! Поднимайся! Я даже еще не сказал тебе… в смысле твоему отцу, чтобы он убирался на хрен со своим сраным МАГАТЭ. Эй, ты что, спишь?

Скай вяло замычал. Эйвери взял его за подбородок и повертел голову туда-сюда.

– Нет. – Скай открыл глаза. – Что бы сделал отец, узнай он, о чем мы говорим?

– Сжег бы меня на костре своих высоких моральных принципов. Поэтому мы ему не скажем.

– Никогда, – согласился Скай.