Читать книгу Неизвестная цивилизация. Перевод с бурятского языка Виктора Балдоржиева - Дугаржап Жапхандаевич Жапхандаев - Страница 11

Заканчиваются осенние молебны. Деревья покрываются инеем. Начинаются долгие зимние ночи и студеные дни. Снега выпало много. Папа на двух телегах возит сено от Шэхэндэ. Уставший и закуржавевший, он возвращается поздно вечером и пьет в теплой юрте горячий чай из оправленной серебром деревянной чашки.

Теперь каждое утро я бегаю в сенник, перелезаю через жерди изгородей, собираю высохшие синие цветы. Чихаю от терпкого благоухания еще зеленой ветоши. Иногда, утопая в сене и вдыхая запах горьковатой пыли, взбираюсь на стог..

За изгородью встречаюсь с нашим рогатым и кастрированным козлом, который водит наших овец и коз. Наклонив голову, он смотрит на меня не мигающими желто— коричневыми глазами, пышную белую бороду развевает ветер. Козел укоряет меня и просит сена. Быстро бросив ему маленькую охапку, убегаю домой…

По утрам тихо. Дремлет заснеженная тайга. Накормив скот, мы гоним его на водопой. Вокруг ключа Махидун нарастает бело— зеленый ледяной бугор. Каждое утро папа идет туда с ломом и отводит в сторону воду. Но льда все больше и больше. Иногда коровы и овцы скользят и падают. На них недоуменно смотрят подкованные кони. Люди засыпают лед навозом и песком, всюду застывшие коровьи лепешки и овечий горошек, получаются темные дорожки, которые тянутся к ключу от стойбищ. Я люблю играть здесь. Катаюсь на льду. Зря папа и мама ругают меня, мороз все равно не даст долго играть – щиплет щеки и нос, замерзают руки в овчинных рукавицах. В теплой юрте медленно оттаиваю. Растираю нос, щеки. Но что это? Правая щека упрямо твердеет. Отморозил! Ладно, дело житейское, никто не спросит за это. Выпив чашку арсы, бегу к дедушке.

Дедушка иногда не охотится. Он сидит в юрте и попыхивает большой черной трубкой, выпуская облака сине— белого дыма. Я останавливаюсь в дверях и смотрю на эти клубящиеся облака, в клочьях которых иногда появляется лысая дедушкина голова и его добродушное острое лицо. Я прохожу к печурке и сажусь на низенькую скамеечку около него.

В такие дни он читает монгольскую книгу. Но Дамдин-ахэ, своего сына, он не учит грамоте. Дедушка учит его скрадывать дичь и метко стрелять. Теперь Дамдин-ахэ попадает в любую мишень. «Табунщик знает норов жеребца, а охотник – ружья», – посмеивается дедушка.

Завидую курящим. Дедушка узнал об этом и сделал мне маленькую трубочку. Я растер красную кору лиственницы и листья табака, смешал. Дедушка сидит на кровати, я – внизу и тоже попыхиваю маленькой деревянной трубочкой, любуюсь на сизые облачка. Трубочка нагревается, принюхиваюсь -замечательно пахнет! Но вдруг голова начинает кружиться, живот выворачивает, во рту противный привкус. Сижу, стараясь не уронить достоинства. Сердце бьется часто-часто. В юрте становится темно и туманно… И вот, взявшись за руки, мы с дедушкой плывем над облаками, а внизу медленно кружится земля…

Бабушка долго отпаивала меня молоком и ругала дедушку!

Дни становятся студенее. Солнце по утрам бледное, а потом и вовсе теряется в тучах. Вечерами воробьи стаями садятся на жерди изгороди и чирикают на своих шумных собраниях: «Шурган будет! Шурган будет!». Дедушка знает язык воробьев. А назавтра начинается шурган— пурга.

Как только пригреет солнце я и Жалма-абгай идем в стайку убирать замерзшие коровьи лепешки, заносим сухой овечий навоз для подстилки. После обеда спешим играть. А дедушка и Дамдин-ахэ уходят охотиться. Папа тоже иногда охотится. Я тоже охочусь в густых ивняках. Заячьих следов много. Недавно я заметил следы в сеннике Намсараевых и потерял покой. Надо поставить петли! Но где искать проволоку? А два тонких ремешка от моих сапог – разве не два зайца!? Они прочные, зайцам никогда не порвать их!

Петли поставлены, ночами теперь не сплю. Сегодня, сегодня ночью обязательно должны попасться зайцы в мои петли! Я сам сниму с них шкурки. Можно сшить шапки или же увезти в деревню и продать. Не спится. Чуть свет – бегу в сенник Намсараевых. Издалека вижу – есть! Что-то чернеет на снегу. Подхожу ближе – петли пусты. Разочарованный, возвращаюсь домой… Дедушка каждый день приносит домой по десять зайцев. Он подвешивает их на решетчатых стенах юрты и оттаивает… Все мужчины стойбищ Алханая зимой ловят зайцев. Мясо едят, шкурки продают. И мне надо скорей научиться ловить. Зайцев у нас тьма— тьмущая! Один только наш дедушка ловит их за зиму сотнями.

Все охотятся. Сыновья Золтоевых, Аюша и Бубэ, поедут на телегах за сеном, а заодно и зайцев привозят. Они хорошие охотники. На склонах заснеженной Мадаги, в тайге, они ставят петли на хорьков и солонгоев. Кто увидит, сразу узнает – Золтоевы ставили.

Каждое утро по белому снегу, мимо нас, проходят охотники с ружьями. Только дядя Намсарай не охотится. А почему? Об этом я и у матери спросил.

– Тебе какое дело! – прикрикнула она на меня. -зачем ему охотиться! Они хорошо живут…

Но ведь дедушка, Дамдин-ахэ и другие охотятся Я тоже буду охотиться, когда стану взрослым… Не идут зайцы в мои ременные петли!