Читать книгу Неизвестная цивилизация. Перевод с бурятского языка Виктора Балдоржиева - Дугаржап Жапхандаевич Жапхандаев - Страница 13

Дни становятся длиннее, после полудня у домов и юрт подтаивает снег. За юртой дедушки, на жерди изгороди садятся синицы, они весело, совсем не по— зимнему, перекликаются и вдруг улетают с протяжными криками.

В нашей юрте собралось много людей, пьют чай, табачный дым сизыми слоями плывет к дымоходу. Сегодня у нас будет собрание, все взрослые мужчины нашего Загдачея толпятся у нас. Они ведут неторопливые разговоры о работе и жизни. Только от Намсараевых тут никого нет. «Они и без собрания хорошо работают и хорошо живут», – думаю я. Собрание назначено на вечер, не проспать бы!

Долго садится солнце, собрание все еще не начинается. Я лежу на кровати босиком, прислушиваюсь. Порой проваливаюсь в туманную дрему. Встрепенувшись, вдруг слышу: заспорили что и когда сеять. Зачем спорить? Я знаю – Намсараевы сеют пшеницу. Почему бы и другим не посеять?

– Надо сеять ярицу. Какой хороший суп получается из ярицы! – никак не может угомониться Шархандай-ахэ.

В Тамхи-Баряшине несколько мужиков вместе вспахали землю. А наши все еще не могут договориться что сеять. Пшеницу или ярицу?

Я давно знаю пшеницу, гречиху, а недавно видел усатый ячмень. Их сеют мужики в русских селах вокруг Алханая.

Я так и не узнал, что решили мужики и сколько длилось собрание. Проспал! Но как-то я сбегал к Бато-нагаса и увидел, что он сделал плуг: к раздвоенному стволу тонкой березы он приделал большой железный лемех и собирался пахать землю.

Нагаса— эжи, мама моей мамы приезжает к нам где бы мы ни кочевали. На ней старая коричневая шуба без складок в поясе, седая голова острижена, а на сморщенной шее висят большие четки. На старости лет она подстриглась в монахини— шабгансы. Годы согнули ее и ходит она, опираясь на кривую палочку, но упрямо поднимает голову, чтобы все хорошо видеть и слышать. Сейчас она сидит на правой стороне нашей юрты и тоскливо смотрит большими черными глазами в даль.

– Этот упрямый Бато никак не хочет отступиться от своей затеи, – говорит она громким голосом моей маме, – Он хочет резать землю железом. Это большой грех, Ламы не одобрят его, бог не простит. Он хочет распахать наши родовые угодья в Мадагын-Хунды, ты слышишь, Цыбжит!

Она грозно постукивает палочкой о землю, но глаза ее увлажняются. И вдруг мне становится жаль ее. Бато-нагаса и вправду живет в Мадагын-Хунды, когда-то там жили и мы. Мама все время напоминает мне, что мое тонто – место рождения, в Мадагын-Хунды. «Ты был капризным, ревел все время. Летом, в ночь кукушкиной песни, не давал мне спать», – говорит она иногда. Неужели я был таким маленьким? В Мадагын-Хунды есть лиственницы, осины, березы. Где же куковали кукушки?