Читать книгу Тиран - Эдик Секстон - Страница 6

Ров большой, глубокий, круглый. Колизей Тамбовцева. Бетонные стены ярко освещены светом ламп. Балу. Он очнулся тут. Его глаза еще не могли подключиться к резкости, все было мутным. Бетонные стены. В них стальные решетки. За ними шум: лай псов, визг свиней и рев. Чей рев? Балу обернулся на решетку позади себя. Мощный удар по стали. Медведь. Справа решетка с бешеными псами, чьи оскалы полны слюны, слева – свиньи-людоеды. Мир Тамбовцева ужасен. В этих клетках его персонажи, его герои. Нутро маньяка, нутро тирана. Сам он стоит на верху, опустив руки на перила. Ядовитый взгляд его темных глаз не отражает ничего, кроме жестокой насмешки.

– Где я? – испуг узника вырвал из него вопрос с дыханием.

– Ты в месте, которое построил, – дал ответ Тамбовцев.

– Нет! Я этого не строил…

– Строил. И все, кто строил этот ров, здесь гибнут. Вы строили его все мое детство. Каждый день вы складывали этот ров, устанавливали эти стальные решетки. Познакомься теперь с моим миром. Ты в нем. Позади тебя дикий медведь. Слева – свиньи. Справа – псы. Ты накормишь медведя.

– Стой! – задыхаясь от ужаса, кричал сквозь рев и визги, старик. – Сжалься надо мной… Я старый человек…

– А вы имели жалость ко мне? Знаешь, этой ночью я долбился в задницу с Андреем Павленко. Прямо в задницу!

–Да долбись ты во что хочешь! Мне какое дело? – визжал испуганный старик.

Никита засмеялся злобно:

– Вот как ты запел! Годы назад тебя очень волновала моя личная жизнь. Где твоя нравственность теперь? Где твои понятия?

– Слушай, ты живешь прошлым. Не можешь из него вырваться…

– А я и не пытаюсь… – Никита подал знак.

Грохот. Стальная решетка стала подниматься.

– Нет! Нет!

Старик отбежал и прижался к стене. Медведь выскочил из клетки. Его косые лапы опускались на бетонный пол, и когти оставляли на нем царапины. Он приблизился к старику и повалил его, визжащего и обмочившегося на пол.

Рев. Медведь радуется добычи и грозит. Свиньи в бешенстве, псы бросаются на клетку. Все в предвкушении крови. Старик уперся руками в плечи зверя. Медведь вгрызся в запястье. Треск, и перекушенная рука упала на пол. Огромные клыки впились в плечо. Треск костей, брызги крови. Никита вынул пенис из брюк и осторожно стал мять свою толстую массивную головку, причиняя себе приятную боль.

– Крики! Они звучат как стоны, как музыка… – наслаждался он, не отрывая глаз от расправы.

Зверь откусил кусок тела и отступил. Старик обхватил огромную рану ладонью и пополз прочь. Медведь проглотил кусок и вернулся. Его лапа наступила на спину жертвы. Клыки впились в его зад. Отрывая кусок плоти, он проглотил и ее.

– Ты смотри, пол жопы съел! – рассмеялся Никита.

Лапой медведь не давал жертве уползти. Тот плевал кровью, стонал, но лежал, словно смирившись со своей ролью в конце жизни. Медведь окровавленной мордой перевернул тело еще живого старика и вгрызся в его живот.

– Самое интересное началось! – обрадовался Никита. Он мастурбировал на это. Зрелище возмездия и радость расправы – лучший оргазм бывает именно тогда. Перед ним возникли картины прошлого. Его приволокли в руины рыбзавода и там избивали. Он кричал, но это лишь раззадоривало сверстников. Балу тоже был там. Его жабьи губы расплывались в насмешке, и он то и дело подсказывал, куда бить побольнее. И эта его ободряющая мучителей фраза: «Че вы как девки его хлещете. Ебашьте вафлера ногами!». Потом они устали пинать и бить его и Балу крикнул Никите: «Ползи на хуй      , вафел!» Никита поднялся с трудом. Поднялся во весь рост, вытирая кровь с лица. Поднялся в той темной каморке, среди мусора. И пошел к выходу, из которого бил свет. Там, в цехе, было обрушение потолка, и солнечный свет проливался вглубь руин. Никита поднялся, и с ним поднялась его тень, и чем дальше он уходил, тем больше его тень разрасталась. Он сильно хромал, но тень не хромала. Она расплывалась, текла, настигала. Она словно пожирала всех, и они это заметили. Заметили и испуганно смотрели. Они видели. Никита не видел. Он уходил, но входила его тень. Тень почти бесплотная, не похожая на тело Никиты, тень чужая, но исходившая от мальчика. Она словно знак зла, вползающего, не удалялась, а разрасталась, текла по сырым стенам, обволакивала малолеток вместе с их лидером, испуганно следящих за ней.

Тамбовцев уже сто человек уничтожил. Одного нашли даже в Германии и Тамбовцеву привезли три головы: его, его жены и его дочек пяти месяцев и одного года. Отрезали, нет, – перепилили тупой ножовкой, снимали это на камеру. Никита пересматривал и трахал шлюх под эти крики. Убили сначала семью, потом самого главу семьи. Ему напомнили о том, кого он, когда то заставлял лизать пол в туалете. Земля круглая и большая. Но у Тамбовцева она может поместиться в кармане его брюк. Он может вынуть ее, повернуть, указать в любую точку, и найдут. Найдут везде. Потому что для таких как он Земля не планета, а лишь участок.

Медведь тянет кишки. Жертва кричит. Вопит в ужасе. На лицо полетели капли. Но старик их не почувствовал. Даже когда одна из капель спермы Никиты попала ему в глаз, и тот стал видеть мутно, он не заметил этого. Он умирал. Голова в крови и сперме рухнула. Старик отошел в лоно Господа, сказавшего: «В чем застану, в том и буду судить!»

В личном спортзале Никита тягает штангу. Он уже выспался, насладился расправой, приятно вздрочнул на смерть врага и теперь мог посвятить время себе. Дела на вечер. А дел много. Планируется привезти из Швейцарии линию для производства деталей на ТУ. Самолет на 60% будет изготавливаться роботом. Это значит огромная экономия. Это же модернизация охватит и его фабрики. Значит, около 2.560.000 человек пойдут на улицу. В этих фрезеровщиках, рубщиках, затирщицах больше не будет нужды. Никита вспомнил изучение мира насекомых, мира сурового, не знающего жалости. Даже пчелы изгоняют трутней в конце лета. Изгоняют на верную смерть от голода, потому что сезон их окончен и в них больше не нуждаются. Лишние рты ни к чему. А шершни? Они вытаскивают из дупла лишние личинки и выбрасывают их на верную смерть. Новые рабочие больше не нужны. Численность населения колонии должно строго регулироваться, чтобы еды всем хватало. Они выбрасывают лишних личинок, потому что им не нужны лишние рабочие.

Нужно будет дать руководству команду усилить контроль в цехах: за малейшую провинность, число которых теперь будет увеличено втрое, – увольнение. Уволить проще, чем сокращать. Проще и дешевле. Увольнять! Увольнять, даже когда нет права на это.

Нужно будет, чтобы специалисты из Швейцарии обучили русских работе с линиями. Нужно дать команду отобрать наиболее способных из рабочих, которые прежде работали с ЭВМ. Как хорошо, что есть Швеция, Германия, Британия и Франция. Если бы не Британские станки, русские бы фрезеровали зубами. Если бы не лазер из Германии, они бы резали листы ножницами для резки детских аппликаций. Если бы не Франция до сих пор бы работяги крючились на гильотинах впятером давя на пресс с ножами. Если бы не Швейцария… – что там говорить. А как раньше работали без этого? Так и работали – в ужасных условиях. Но вся, без исключения вся эта модернизация прошла с сокращением ненужных пчел. Люди все менее нужны. Точнее нужны лишь полезные. Другие должны быть уничтожены. И Тамбовцев улыбается от этих мыслей. Улыбается душой, улыбается сердцем, но рот его скалится. Он делает жим.

– Вначале было слово. В конце будет цифра, – сказал Тамбовцев сам себе, давая время для отдыха.

2.560.000. И это округленно. Точное число пока не определено. Оно может быть и большим.

Никита перешел на французский жим, обхватив гриф руками.

– Да, не завидую я рабам, – смеялся Никита, продолжая тягать. – Многие все в кредитах, а тут… сокращение. Не было печали, да швейцарцы уж больно умны. Надо полностью переводить производство на линии. Брака станет в разы меньше. А люди? Их уничтожать. Нас слишком много. Мне сорок два года. С той поры, когда мне было одиннадцать, число людей на земле увеличилось в четыре раза! Катастрофа.

Ничего. Скоро он придет к власти над страной. Он не намерен кормить тюрьмы. Он не станет терпеть подле себя других олигархов. Одних не нужных в газовые камеры, других стерилизовать. Облучать или делать укол. Никто не будет знать, в чем причина бесплодия освободившихся из колоний, алкоголиков, наркоманов, социопатов, психов и любителей «рожать помногу». Перепись населения выявит молодые семьи, решившие нарожать кучу детей.

Эти мысли заставляли его улыбаться даже сквозь жим, сквозь тяжесть и напряжение.

Тамбовцев уже придумал, как начать террор. На его столе сменяется много книг. Прочел – вернул на полку. Лишь две никогда не покидают его стола: «Молот ведьм» и «Очерки преступного мира» Варлама Шаламова. Два трактата. Если они совершат соитие, родится монстр. Это будет орган, способный уничтожить уголовный мир, а значит и лишние рты, которые ничего не производят, но лишь потребляют. Потребляют и плодят себе подобных, распространяя свою ересь. Это поможет и сократить число населения. Затем Кавказ. С ним еще проще. Продукты питания, на которые будет опасно даже смотреть. Они будут вести к раковым болезням быстрее, чем те, что сейчас. Об этом будут говорить, но их не будут слушать. Все знают, что Доширак вреден, но его жрут тоннами. Таковы были мысли в голове этого мужчины. И он слушал их с удовольствием.

Никита закончил. Он был весь вспотевший и стоя, смотрел на свою массивную фигуру в шортах и кроссовках в зеркале. Дверь в спортзал открылась, вошел слуга:

– Вы закончили? Все готово для вас.

– Спасибо. Я приму душ и поднимусь.

Прохладная вода полилась на его горячее тело. Час тренировки дал ему приятную усталость. Сегодня он не побоксировал ни на ком. Завтра обязательно побоксирует на одном узнике. Живая груша лучше, чем искусственная. Можно видеть, насколько сильным стал удар. Если раньше он мог лишь с удара выбить жертву из сознания, то последний месяц прорыв. Он убивает с одного удара. На Дальнем Востоке много мест заключения, дающих ему еду и мясо для тренировок и развлечений.

Он надел халат на голое тело и вышел из душевой. Босыми ногами он прошел по спортивному залу и вышел в коридор, украшенный горгульями и жуткими картинами сцен секса и насилия. В просторном зале для обедов на большом резном стуле сидел мужчина. Он был голым и весь в наколках. Его анализы были хорошими – есть можно. Никита вошел, создавая шлепки голыми ногами, шлепки хозяина. Словно копыта демона, они были громкими и уверенными. Жертва повернула голову.

– Здоров! – сказал ему Никита с веселой улыбкой.

Тот испуганно кивнул.

Ему ничего не объяснили. Сперва у него брали кровь, потом делали рентген. Все уже в тюрьме знают – с кем это делают, того не переводят ни в какую «другую тюрьму», а отправляют на опыты. Но они ошибались и в этом. Ему не объяснили. Его вывели из камеры, молча передали в руки хорошо одетых мускулистых парней и все – дальше ничего. Он пробыл без сознания. И вот он тут, на стуле. Голова немного чешется, где-то внутри.

– Коктейль готов, – сообщил слуга. – Приятного аппетита.

– Вижу. Спасибо, – ответил Никита.

Слуга вышел, оставив хозяина с его «спортивным питанием» наедине. Тамбовцев не торопился. Играл с жертвой. Налив бокал вина, он протянул его узнику. Тут кивнул и взял бокал.

– Знаешь кто я?

– Нет.

– Я Тамбовцев. Раньше моя фамилия была Романов. Но она не принесла мне удачи. К тому же я ненавижу своих родителей и не хочу пятнать себя их фамилией.

Видя этого крепкого и уверенного мужика в халате, из-под которого выглядывали крепкие мускулы груди, он сглотнул слюну.

– Как тебя зовут, я забыл? – спросил Никита.

– Ледяев Коля.

– Ты по понятиям живешь, верно, Коля? – Никита подошел и встал сзади. Жертва ощутила его дыхание на затылке и странное ощущение в голове, и… – звук. Словно булькающий, словно что-то внутри сидит и пьет его мозг. Ему стало страшно.

– Сиди! – рявкнул на него Никита и тот замер на месте.

– Что вы делаете? – испуганно промямлил уголовник.

– Пью.

– Что вы пьете.

– Тебя.

– Как это?

У него в голове была дырка в нее вставлена соломинка для коктейлей. Через нее Никита высасывал его мозг, общаясь…

– Расскажи, за что ты был осужден?

– За разбой.

– Сколько ходок?

– Пять.

– Ого! – Никита снова охватил соломинку губами и потянул питательную белковую жидкость через нее. В рот пошли сгустки серого цвета. Немного железом отдающий вкус, придавал ей пикантности.

– У меня звон в ушах. Такой сильный звон! – испуганно произнес мужчина.

Никита решил запить соком манго, который любил. Подойдя к столу, он взял приготовленный бокал и выпил.

– Ты вполне вкусный.

– Я ничего не понимаю. Такая слабость.

Один глаз мужчины скосился в сторону и наполовину заходил за подвижное веко. Но он не замечал даже этого. Он ослеп на этот глаз, но не замечал этого. К этому времени он уже мало что мог замечать и понимать.