Читать книгу Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - Эдуард Филатьев - Страница 6

Захар Волович был не единственным работником зарубежной резидентуры ОГПУ, которого руководство вызвало на родину. В самом начале августа 1929 года получил приказ приехать в Москву и резидент ОГПУ на Ближнем Востоке Яков Блюмкин, который о своём отъезде в советскую Россию тут же сообщил Льву Седову, сыну Троцкого. Тот вручил Блюмкину письмо отца, адресованное его родным, и две книги, где между строк химическим раствором было вписано обращение Троцкого к его сторонникам в СССР.

14 августа Блюмкин прибыл в Москву. Передавать письмо Троцкого адресатам он не торопился, решив сначала отчитаться перед руководством ОГПУ. Отчитавшись, Блюмкин отправился в ЦК ВКП(б), где подробно рассказал о политической ситуации на Ближнем Востоке. Его с интересом слушали Вячеслав Михайлович Молотов (секретарь ЦК и глава его Оргбюро) и Дмитрий Захарович Мануильский (член политкомиссии Политсекретариата Коминтерна).

Блюмкин сообщил и о скандалах на европейских аукционах, где он продавал изъятые чекистами еврейские священные книги. Неприятности возникали из-за того, что на отдельных раритетах сохранились отметки о том, какой синагоге, библиотеке или какому музею России они когда-то принадлежали. Блюмкин поделился своими соображениями о том, как этих скандалов можно было бы избежать.

Был сделан ещё один «доклад». Он касался гепеушной акции по уничтожению сбежавшего из СССР бывшего секретаря Сталина Бориса Бажанова, который потом написал:

«Когда сам Блюмкин вернулся из Парижа в Москву и доложил, что организованное им на меня покушение удалось (на самом деле, кажется, чекисты выбросили из поезда на ходу вместо меня по ошибке кого-то другого), Сталин широко распустил слух, что меня ликвидировали. Сделал это он из целей педагогических, чтобы другим было неповадно бежать: мы никогда никого не забываем, рука у нас длинная, и рано или поздно бежавшего она настигнет».

Иными словами, приезд Блюмкина оказался триумфальным. Глава ОГПУ Вячеслав Менжинский в знак особого расположения пригласил его даже к себе домой и накормил обедом.

Надо полагать, на этом обеде, зашёл разговор и о том, что Блюмкин может очень помочь партии большевиков, если войдёт в доверие к высланному из страны Троцкому. На это предложение ближневосточный резидент ответил согласием.

Однако не все руководители ОГПУ отнесились к Блюмкину положительно. Генрих Ягода (один из заместителей Менжинского) уже давно, как мы помним, считал Бориса Бажанова контрреволюционером и сигнализировал об этом самому Сталину. И первым, кому Ягода поручил следить за Бажановым, был Блюмкин. Но он от этого тягостного для него дела через месяц отказался и пристроил в соглядатаи к Бажанову своего двоюродного брата Аркадия Максимова (Айзека Биргера). О каждом шаге своего подопечного Максимов составлял «доклады», которые передавал на Лубянку. Но Бажанов сумел обвести вокруг пальца этого гепеушного «докладчика» и вместе с ним сбежал за границу.

Сообщение Блюмкина о том, что организованная им акция привела к уничтожению беглеца Бажанова, Сталина, конечно же, обрадовало. Но Ягоду насторожило. Возможно, он получил из Франции донесение о том, что Бажанов жив и здоров. Или же просто не доверял Блюмкину и решил его ещё раз основательно проверить.

Биографы Генриха Ягоды пишут о том, что он вызвал двадцатидевятилетнюю сотрудницу Иностранного отдела ОГПУ Елизавету Горскую (Лизу Иоэльевну Розенцвейг), которая занимала должность уполномоченного закордонной части ИНО ОГПУ, и поручил ей следить за Блюмкиным. Летом 1929 года она уже вела наблюдение за ним в Константинополе. Теперь ей было дано не менее важное задание: вновь сблизиться с Блюмкиным и выведать его контрреволюционные настроения (если таковые у него есть).

Это «задание» было точно таким же, какие получала время от времени Лили Брик (сначала – «раскрутить» на загул директора Промбанка Краснощёкова, затем – «проверить» на лояльность кинорежиссёра Кулешова, потом – «выявить» истинное лицо председателя киргизского Совнаркома Абдрахманова). Подобные «задания» выполняли тогда и многие другие сотрудницы Лубянки.

Лиза Горская тотчас же приступила к выполнению полученного распоряжения.

Насчёт того, как события развивались дальше, мнения биографов расходятся.

Борис Бажанов пишет:

«Из Москвы Блюмкин поехал в Турцию…

… он вошёл в контакт с троцкистской оппозицией и согласился отвезти Троцкому (который был в это время в Турции на Принцевых островах) какие-то секретные материалы».

Другие биографы говорят, что точных сведений о том, где Яков Блюмкин находился в сентябре 1929 года, нет. То ли он на самом деле поехал в Турцию, то ли проводил время где-то в Советском Союзе.

Зато точно известно, что 19 сентября 1929 года члены политбюро, вызвав Максима Литвинова и находившегося в Москве Валериана Довгалевского, рассматривали вопрос о замене первого советника полпредства во Франции кем-то другим. И постановили:

«Вопрос о т. Беседовском отложить. Вызвать т. Беседовского в Москву».

И наркомат по иностранным делам Беседовского в Москву вызвал. Но тот не приехал.

Борис Бажанов:

«Через некоторое время Наркоминдел сделал вид, что созывает совещание послов в странах Западной Европы, специально, чтобы заполучить Беседовского. Он опять отказался приехать».

Тогда Сталин приказал доставить взбунтовавшегося дипломата в СССР живым или мёртвым.

Меер Трилиссер тут же сообщил своим сотрудникам, что, как только Беседовский приедет в Москву, все отменённые командировки во Францию будут восстановлены.

Маяковский, видимо, тут же сообщил об этом Лили Юрьевне, и 19 сентября в её дневнике появилась запись о том, что Владимир Владимирович…

«…уже не говорит о 3-х месяцах по Союзу, а собирается весной в Бразилию (т. е. в Париж)».

Не будем забывать, что весь сентябрь 1929 года Маяковский усиленно работал над завершением пьесы «Баня».