Читать книгу Сборник Забытой Фантастики №3 - Эдвин Балмер - Страница 6

В сопровождении профессора и двух альпинистов я направился вглубь острова. Наконец мы приблизились к тому месту, где река пробивалась сквозь стену утесов и, резко повернув на север, карабкалась по грудам обвалившихся камней ко входу в каньон, рев падающей воды становился все громче по мере нашего продвижения.

Над упавшей скалой мы повернули направо, огибая великолепную группу шестиугольных базальтовых колонн, и слова какого-то замечания, которое я собирался сделать, замерли у меня на губах от моего изумления. Мы столкнулись с зрелищем, которое по своему ужасающему величию, вероятно, не имеет себе равных нигде на земле.

Мы стояли на краю огромного, похожего на чашу углубления в скале. Со всех сторон возвышались базальтовые колонны, такие гладкие и совершенные, как будто они были вырезаны и отполированы рукой человека. На дальней стороне этого огромного театра река спускалась с утесов одним могучим тысячефутовым прыжком, чтобы ударить прямо в край огромной чаши, которая была до краев наполнена пенящейся массой, в то время как оглушительный рев истязаемых вод отдавался эхом и эхо отражалось от черных стен.

Скалы были так огромны, что мы стояли как бы на дне круглой ямы, и свет, который просачивался сверху, был лишь тусклым подобием дня.

Долгое время мы стояли, оцепенев от благоговения, в то время как другие члены группы постепенно присоединялись к нам, их смех заглушался удивлением от открывшегося их взору зрелища. Когда наши глаза привыкли к полумраку, мы смогли разглядеть, что вода взбивается в пену только по каменистым краям бассейна. Весь центр был занят массой воды, идеально гладкой наподобие стеклянного купола.

На первый взгляд эта центральная масса казалась неподвижной, но вскоре мы поняли, что вся ее поверхность была игровой площадкой титанических сил. Все сооружение дрожало, как будто находилось в состоянии тончайшего равновесия, как оно и было на самом деле, и казалось, что достаточно бросить камешек, чтобы увидеть, как он растворяется в пене, подобно гигантскому пузырю.

Вскоре голос профессора разрушил чары.

– Я старый человек, капитан, и в свое время я видел великолепие звездных небес, как, возможно, мало кто видел, но я благодарю Бога, что Он сохранил меня, чтобы увидеть это!

– Я думал, что великие снежные вершины – это самое прекрасное, что есть на свете, – сказал Фицджеральд, – но это превзошло их все.

– И посмотри на свет, Фред! – воскликнула его сестра, которая присоединилась к нам. – Это как все опалы в мире, собранные в один. Или, скорее, как мыльный пузырь, который вот-вот лопнет, потому что эти цвета движутся.

Восклицание мисс Фитцджеральд привело нас к осознанию того, что эта вода не была похожа на другие воды, но, казалось, светилась своим собственным сиянием. Лучи света всех мыслимых цветов метались тут и там по сияющей поверхности огромного купола, то сливаясь в массы розового, зеленого или фиолетового, то смешиваясь в сверкающую путаницу радужных оттенков.

Конечно, мы знали, что смотрим на какую-то замечательную естественную оптическую иллюзию, вызванную отражением света сверху, но эффект был тем не менее впечатляющим. Живой, сияющий цветной купол, окруженный белоснежной пеной, безмолвные скалы с их эбеновыми башнями, грохочущий столб воды, вечно спускающийся сверху – все это объединялось в драматическое целое, ошеломляющее величие которого нарушалось широкой полосой изумрудно-зеленого дерна, обрамлявшего центральную чашу и усеянного тут и там изящными пальмами, чьи листья блестели алмазными каплями брызг.

Наконец я оторвал взгляд от этого живого опала и повернулся к двум альпинистам.

– Ну, джентльмены, что вы находите наши шансы выбраться от сюда?

– Безнадежными, – ответил Олдерсон.

– Безусловно! – согласился Фицджеральд. – Мы в некотором роде альпинисты, но мы не мухи! Нигде нет опоры для рук. Но, Боже милостивый! Что это?!

Услышав его возглас удивления, мы все посмотрели вверх и увидели зависший в воздухе над краем водопада огромный шар, похожий на гигантский мыльный пузырь.

– Ваш парашют, я полагаю, профессор! – лукаво сказал Касвелл. – Смотри, он опускается.

Очень медленно шар опускался в пропасть, и теперь мы поняли, что он гораздо больше, чем мы сначала предполагали. По-видимому, он был сделан из какого-то прозрачного материала, похожего на стекло, за исключением того, что он блестел той же игрой цветов, что и на поверхности бассейна. Вокруг центра шара, если это был шар, была широкая полоса из какого-то металла, видимо меди или золота. Этот пояс образовывал экватор, и на обоих полюсах был выступ из того же металла, к которому были подвешены на тросах перевернутые чашки, которые висели на некотором расстоянии под шаром.

Когда странный воздушный гость приблизился, мы увидели, что экваториальная полоса через определенные промежутки времени усеяна круглыми окнами из стекловидного материала. Из центра каждого из них выступала длинная игла, назначение которой мы не могли угадать, если только они не предназначались для направления курса судна – теория, которая впоследствии оказалась правильной.

Очень медленно большой шар опускался, пока две чаши не коснулись травянистой лужайки примерно в трехстах ярдах от нас. Тем не менее он опускался, тросы, на которых были подвешены чаши, втягивались в два металлических выступа, пока нижний край центрального пояса не оказался всего в футе над землей. Сияющий шар так и завис, мягко покачиваясь на ветру, поднимавшемся от бурлящей воды.

Мгновение спустя одно из круглых окон распахнулось, и на траву ступила фигура, за которой последовали еще несколько человек. Они направились к нам по краю бассейна, и когда они подошли ближе, профессор удивленно воскликнул.

– Боже правый! Они индейцы! Посмотри на этот головной убор!

– Не волнуйтесь, Сэр Чарльз, – сказал я. – Мы вооружены, – и я вытащил револьвер из кобуры, но при этом у меня возникло странное ощущение, что мой воинственный поступок был жестом, абсолютно бессмысленным.

– Я не боялся, – ответил сэр Чарльз, – но у них их нет… Я имею в виду, они довольно легко одеты для приличного общества, знаете ли.

Группа из сферы была теперь достаточно близко, чтобы я мог видеть, что сэр Чарльз был прав. Их было пять или шесть мужчин и две женщины, и на каждом был только большой головной убор из чего-то похожего на белые перья. Я также понял, что это были не индейцы. Цвет кожи, который на расстоянии казался медным, теперь был румяно-розовым, но не из-за присутствия какого-либо красящего пигмента, а как будто кожа была такой прозрачной, а здоровье таким изобильным, что кровь буквально просвечивала сквозь нее.

Я начал соглашаться с сэром Чарльзом в том, что дамам было бы разумно удалиться, пока мы беседуем с этими странными обитателями. Я повернулся, чтобы высказать такое предположение, и увидел Маргарет Фицджеральд, которая смотрела на приближающуюся группу, ее глаза сияли от восхищения.

Раздался взрыв восторга со стороны пассажиров, мужчины и женщины присоединились к возгласам восторга от физического совершенства и благородства облика этих великолепных существ, которые теперь были всего в нескольких ярдах от нас.

Группа остановилась, и один из самых высоких мужчин вышел вперед и отсалютовал нам странным, но грациозным жестом. Когда он это сделал, я с явным потрясением осознал, что то, что мы приняли за головной убор из перьев, было вовсе не головным убором, а полупрозрачной перепончатой оборкой, на самом деле растущей на головах этих существ. Эта оборка, или "тонмелек", как мы потом узнали их название, проходила по лбу прямо перед волосами, по обе стороны шеи, по плечам и заканчивалась чуть выше локтей, я не знаю ничего, на что она так сильно походила, как на плавник летучей рыбы, за исключением того, что "тонмелек" был бесконечно более тонким, но он поддерживался на лезвиях из хряща почти таким же образом. Все это мы восприняли с первого взгляда, а затем высокий мужчина, очевидно, назначенный представителем группы, обратился к нам.

– Диларвна, Дилатон зелома эк тара, – и, подняв руки в том же грациозном жесте, все остальные повторили: "Зелома!"

– Зелома! – воскликнул сэр Чарльз. "Я скажу, капитан, что это звучит так, как будто они отдают нам приветственный салют.

– Да, я согласен с вами, – ответил я, – и у всех у них самая добрая улыбка, которую я когда-либо видел на человеческом лице. Я уверен, что они не желают нам зла.

Я повернулся к высокому незнакомцу с намерением попытаться передать ему наше дружеское расположение с помощью знаков, когда его губы раскрылись, и он сказал на самом совершенном английском языке, без малейшего акцента.

– Да, я приветствую вас. Мы, Дилатоны, не хотим причинить вреда. Добро пожаловать!

Из всех странных происшествий этого не менее странного путешествия, я думаю, это было самым удивительным. Волна восхищения прошла по толпе. Мы, искушенные граждане двадцатого века, открыли неизвестную страну, населенную неизвестной расой, прекрасной, как ангелы, которая не носила одежды, отрастила на лбу оборку и говорила по-английски без акцента! Правда, они говорили на нем механически и не совсем правильно, но это был английский!

– Ты говоришь по-английски, друг! – воскликнул я.

Высокий мужчина покачал головой и улыбнулся.

– Но ты понимаешь его?

Он снова улыбнулся и сказал: "Да!"

– О, капитан, – воскликнула мисс Фицджеральд, – это похоже на книжный роман!

При этих, казалось бы, невинных словах наши посетители, Дилатоны (ибо вы, наверное, догадались, что это были они), проявили первые признаки волнения, и мы увидели, что их оборки или тонмелеки, которые обычно были жемчужно-белыми, вспыхнули всеми цветами радуги, как поверхность купола воды. Одна из девушек выступила вперед и быстро заговорила на своем мягком, музыкальном языке, несколько раз повторив слово "книга".

Случилось так, что мисс Фитцджеральд захватила с собой томик эссе Эмерсона, чтобы почитать, пока ее брат и мистер Олдерсон исследуют скалы. Она улыбнулась и протянула его милой девушке, сказав:

– Это книга.

Два Дилатона с большим интересом изучили том, а затем мужчина вернул его мисс Фитцджеральд с вопросительным взглядом.

– Это книга, – сказала она. – Мы читаем их.

Высокий мужчина сразу же уловил ее слова.

– Читаем это! – воскликнул он. – Прочти это.

Мисс Фицджеральд удивленно повернулась ко мне.

– Они сказали, что не говорят по-английски, – произнесла она, – и все же они продолжают говорить на нем! Я не понимаю!

– Разве ты не видишь? – ответил ее брат. – Они просто повторяют те же слова, что и мы, как попугаи.

– Нет, я не согласен с вами, мистер Фитцджеральд, – прервал его профессор Смиттон. – Это правда, что они повторяют наши слова, но они разумно объединяют их в новые предложения, как будто они могут читать наши мысли.

Высокий мужчина внимательно выслушал эту дискуссию, а затем, улыбаясь, указал на книгу и повторил:

– Читай!

– Возможно, вам лучше сделать так, как они просят, – сказал я мисс Фитцджеральд.

А затем произошла одна из самых удивительных сцен, которые я когда-либо видел. По жесту своего лидера дилатонцы уселись на траву, и мы последовали их примеру, в течение часа не было слышно ничего, кроме шума водопада и мягкого, нежного голоса американской девушки, читающей этим богам и богиням слова великого американского сочинителя эссе. Сначала она время от времени останавливалась и поднимала глаза, но Дилатон мягко говорил: "Читай!”

И она продолжила.

Наконец, когда она прочитала добрую половину книги, высокий мужчина поднял руки, чтобы остановить ее, и поднялся на ноги.

– Друзья с моря, – сказал он, – мы, народ Тона, приветствуем вас, говорящих на странном, суровом языке, до этого момента нам неизвестном. Мы просим вас простить нашу кажущуюся негостеприимность, но, конечно, вы понимаете, что для нас было невозможно обратиться к вам на вашем родном языке, пока мы не услышали, как на нем говорят. Поэтому я попросил эту прекрасную девушку прочитать из ее записей, которые она называет книгой.

– Но довольно о теме речи, которую, несомненно, все уже поняли. Теперь, когда мы можем говорить свободно, примите наше радушие и гостеприимство, а затем расскажите нам, как мы, Дилатон, можем служить вам. Я – Торон, конструктор Зитов, а это моя спутница, Торона, – и он нежно положил руку на голову девушки, которая попросила у мисс Фитцджеральд книгу.

Сказать, что мы были ошеломлены этой беглой речью существа, которое всего час назад могло сказать лишь: "Мы не хотим причинить вреда", было бы очень мягко сказано. Несколько мгновений мы были слишком поражены, чтобы ответить. Профессор первым пришел в себя. Он встал, учтиво поклонился и сказал:

– Незнакомцы, которые называют себя Дилатонами, мы благодарим вас за гостеприимство. Я профессор Смиттон, а это капитан Клинтон. Мы, как и многие другие, были загнаны в эту гавань ужасным штормом, и путь к отступлению был отрезан. Поэтому мы ищем путь вглубь континента.

– Но разве у вас нет зитов? – спросила Торона.

– Боюсь, что нет, – с улыбкой ответил профессор. – Мы даже не знаем, что такое Зит.

– Вы не знаете? – воскликнула девушка-Дилатон, ее тонмелек заиграл красками. – Но разве Тон не рассказал вам?

– И снова я должен признать свое невежество, – ответил Смиттон. – Я даже не знаю, что вы подразумеваете под Тоном.

При этих словах дилатоны вскочили на ноги в неконтролируемом возбуждении. Их тонмелеки сворачивались и разворачивались, переливаясь сотней оттенков, и мы неоднократно слышали слова "Зеел эптона Тон!" ("Они не знают Тона!")

Наконец Торон повернулся к нам и сказал:

– Вы простите нам наши неподобающие эмоции. Смиттон, и ты, Клинтон. Мы были удивлены вашей очевидной неспособностью понять нас, когда мы говорили на нашем родном языке. Мы вдвойне удивлены тем, что вы удивлены нашим беглым английским языком. Но мы поражены вашим заявлением, что вы не знаете Тона и мы можем предположить только две вещи: либо вы и ваши друзья очень несчастны, либо вы говорите то, что является Эптоной, или, как вы бы выразились, неправдой.

– Я могу только заверить вас, друг Торон, – искренне сказал профессор, – что нас нельзя обвинить во лжи, когда говорим, что не знаем этого Тона, и мы не особенно несчастны, хотя я не понимаю, какую связь это имеет с Тоном.

– И много ли таких, как ты, в мире? – с удивлением спросил один из дилатонцев. – Люди, которые не знают Тон и которые потеряли свои тонмелеки? – и он провел рукой вверх по этому сверкающему придатку.

– Их бесчисленные миллионы, – ответил профессор.

– То, что вы нам рассказываете, – сказал Торон, – наполняет нас печалью. Правда, у нас, дилатонов, есть легенда о том, что на земле существовал народ, который не знал о чудесных благах, которыми постоянно осыпает нас Тон-та-Жина, но мы не верили, что это возможно. Это было похоже на историю о рыбах, летающих по воздуху, или птицах, которые жили под водой. Новости, которые вы нам сообщаете, мы должны тщательно обдумать. Мы вернемся к нашему народу, и я созову конференцию Клендила. А пока возвращайся в свой Зит-который-плавает-на-воде, и на закате я навещу тебя.

Дилатоны подняли руки в приветствии, сложили свои тонмелеки и вернулись к хрустальному шару, который вскоре уверенно поднялся в воздух и исчез за краем водопада.

Как только мы снова ступили на палубу "Шах Ирана", я оставил пассажиров рассказывать своим друзьям, оставшимся на борту, о странных событиях, через которые мы прошли, и, поманив профессора Смиттона, провел его в свою каюту и закрыл дверь.

Когда мы закурили сигары, я сказал:

– Ну, профессор, что вы об этом думаете?

– Откровенно говоря, капитан, есть многие вещи, которых я вообще не понимаю.

– Например, об этом "Тоне", о котором они так много говорили, – сказал я, – и о том, как они могли так бегло заговорить по-английски.

– Ну, нет, – задумчиво сказал Смиттон, – кажется, я начинаю смутно представлять, к чему они клонили.

– Значит вы поняли ситуацию лучше, чем я, – сказал я.

– Нет, чего я не могу понять, – продолжал профессор, – так это того, что поддерживает этот купол из воды, и почему он сияет, как огненный опал, и что удерживает их хрустальный шар, и почему у них на головах оборки, и еще несколько подобных вещей. Но Тон… разве вы не заметили, что это слово постоянная в их языке? Дилатон – народ Тона. Тонмелек – эта их оборка. Они называют себя по своему естественному головному убору?

– Это вряд ли объясняет их огромное волнение, когда они обнаружили, что мы не знаем этого их Тона, – возразил я, – и почему они считали нас такими несчастными, потому что у нас не было вычурных головных уборов.

– Ах! Совершенно верно! – задумчиво произнес профессор, – но они также сказали "Эптона" и перевели это как "неправда". Я думаю, что у меня появилась телрия, – и он вскочил и начал возбужденно расхаживать по каюте. – "Тон" означает "истина". Они поклоняются какому-то богу или фетишу, который олицетворяет истину, и, естественно, они думают, что мы невежественная раса, потому что мы не последователи их религии.

– Но это не объясняет их внезапное владение английским, – возразил я.

– Совершенно верно! – сказал профессор.

Раздался стук в мою дверь, и в каюту заглянула мисс Фитцджеральд.

– Я помешала совещанию?

– Вовсе нет, – сказал я. – Пожалуйста, войдите и посмотрите, сможет ли ваша интуиция решить то, что для нашего более мужского разума черно, как чернила.

– В чем проблема, капитан? – спросила она, присаживаясь на край моего стола. Я объяснил, что мы с профессором обсуждали странных обитателей материка и пытались решить, что они подразумевают под словом "Тон".

Маргарет Фицджеральд посмотрела сначала на меня, а затем на профессора, ее глаза заблестели.

– Честно говоря, я знаю об этом не больше, чем вы, но, думаю, я смогла догадаться.

– И что это? – воскликнул я.

– То же, что вы сказали, когда я вошла, – ответила она,

– Ах! Верно, – сказал Смиттон.

– Но не совсем. Я думала о том, что сказал капитан. Он попросил меня использовать мою предполагаемую интуицию. Это оно. Интуиция. Тон.

– Клянусь небом! Вы правы! – воскликнул профессор. – Какое-то высокоразвитое чувство интуиции в сочетании с удивительной памятью и способностью рассуждать, которые позволили им понимать наш язык услышав однажды эти слова. Я в восхищении! Они умственные вундеркинды! Это объясняет их идею о том, что мы такие несчастные, потому что у нас нет их ”Тона".

– Я не думаю, что это объясняет все, профессор, – ответил я. – Я чувствую, что в этом простом слове "Тон" кроется какой-то более глубокий смысл. В этих людях есть что-то такое, что заставляет меня сказать, что если бы этот их Тон мог заставить меня полюбить их, полюбить не только физически, но и умственно и морально, я бы никогда не успокоился, пока не разгадал тайну.

– Я чувствую то же самое, капитан, – сказала мисс Фицджеральд. – Когда я читал им вслух, у меня было странное ощущение, как будто какая-то любящая, утешающая сила заключала меня в свои объятия, и казалось, что она исходит от Дилатонов. О! Я знаю, это звучит глупо, но я чувствовала себя так, как будто моя душа была в теплой ванне!

– Возможно, выбранная мной профессия делает меня менее восприимчивым к подсознательному впечатлению, чем вас и капитана Клинтона, – сказал астроном, – тем не менее, я должен признать, что испытываю полное доверие к этим Дилатонам и их добрым намерениям. Нам остается только ждать возвращения нашего друга Торона на закате.

– Верно! – сказал я вставая, – А теперь, мисс Фицджеральд и профессор, что вы скажете насчет ланча?