Читать книгу Прокурор Брише - Эжен Шаветт - Страница 4
Часть первая
Глава III
ОглавлениеСреди общей радости по случаю избавления от Картуша и его разбойничьей шайки один человек был печален – судья де Бадьер. Освободившись от своих занятий в городской думе, он пошел бесцельно бродить по Парижу, спрашивая себя, не во сне ли он видел допрос знаменитого разбойника. Ему хотелось сомневаться, но действительность предстала перед ним, когда он нечаянно опустил руку в карман и его пальцы ощупали бумагу, на которой он своей рукой записал донос на друга.
«Нет, это невозможно! – говорил он сам себе. – Что могло привести честного и доброго Брише к безбожному злодею Картушу? Да и с какой целью? Что могло заставить Брише сделаться грабителем?»
Несмотря на все эти рассуждения, перед господином де Бадьером постоянно возникал вопрос: так зачем же он уехал? Не будучи в состоянии объяснить причину странного бегства прокурора, судья отказался решить эту трудную задачу и возвращался к прежним колебаниям: «Может быть, сообщник Картуша имел большое сходство с Брише и мошенники в шутку дали ему это имя как прозвище. Я уверен, что найду очень много общего между моим бедным другом и этим негодяем, когда он явится в суд».
При мысли об этом судья в нерешительности остановился.
«Да, – думал он, – но что, если я вдруг узнаю в преступнике самого Брише и должен буду признать его виновным?»
Но вера в честность своего друга была так велика, что страх увидеть в мошеннике бывшего товарища быстро прошел, и он начал смеяться над своими опасениями.
«Да я просто с ума сошел и, веря в подобную нелепость, обижаю моего бедного Брише».
Но в ту же минуту у него появилась мысль, заставившая его вздрогнуть. Он вдруг припомнил одну подробность из рассказа Картуша, позабытую им: чтобы проникнуть к настоящему или мнимому Брише, надо было произнести следующий пароль: «Поговорим о герцоге Вивьенском!» Судья хорошо помнил, как друг чтил память покойного герцога.
Откуда взялось это имя и не указывало ли оно, что сообщником Картуша был действительно Брише? Погруженный в эти размышления, де Бадьер шел по улицам совершенно бессознательно и очнулся, увидев перед собой дом исчезнувшего друга.
«Что мне делать? – думал он. – Если Брише и виновен, могу ли я покрыть позором его дочь и жену? Может, зайти к ним; не узнаю ли я здесь чего-нибудь, что подскажет мне истину?»
Он опустил молоток, и Колар отворил дверь.
– Не получали ли вы известий о моем господине? – спросил он.
У старого слуги превратилось в привычку задавать этот вопрос при каждой встрече с судьей. Таинственное исчезновение прокурора, казалось, сделалось единственной заботой преданного старика. Судья так часто отвечал отрицательно на этот вопрос, что Колар невольно вскрикнул, когда де Бадьер задумчиво произнес:
– Да, получил, – и тотчас же прибавил: – Есть известия, но странные!
Занятый своими мыслями, судья говорил машинально, не сознавая даже, что говорит, но, услышав крик, быстро поднял глаза.
– Что с тобой, Колар? – вскричал он при виде слуги, бледного как полотно и схватившегося дрожащими руками за косяк двери, чтобы не упасть; от сильного волнения он весь трясся.
– Ах, сударь, вы меня просто поразили, – сказал он слабым голосом, – когда вы сказали, что получили известия, я думал, господин мой нашелся. Но эти известия… странные, как вы говорите, ясно доказывают, что его нет в живых. Переход от радости к отчаянию – слишком сильное ощущение для моих лет, потому что ведь я угадал, господин судья, наш барин умер?
В голосе Колара послышалась такая глубокая скорбь, что де Бадьер сейчас же сказал про себя: «Он так любит Брише, что поможет мне, если я доверюсь ему».
Крупные слезы катились по лицу слуги, и он тихо повторял: «Мой бедный господин умер!»
Судья отстранил Колара, стоявшего на пороге, и вошел в переднюю, говоря:
– Успокойся, мой друг, и скажи мне прежде всего, где твои госпожи?
– Чтобы избавиться от крика и шума толпы, привлеченной казнью, они обе удалились во внутренние комнаты. – И Колар хотел выйти, прибавив: – Я доложу о вас.
Судья поспешно удержал его:
– Нет, Колар, не беспокой дам, мне нужен ты. Пойдем в маленькую приемную.
Судья прошел в следующую комнату, за ним последовал и Колар с выражением грустного удивления на лице.
– Постарайся припомнить всю твою жизнь в этом доме и скажи мне, давно ли ты служишь здесь? – продолжал судья, посадив старика возле себя.
– Через два месяца будет двадцать два года, как я живу здесь; я поступил за два года до первой женитьбы моего господина.
– Ничего особенного не случилось до женитьбы? Была ли действительно первая жена сиротой, как говорил сам Брише, не знаешь ли ты?
Существование сапожника Пижо было тайной господина, и верный слуга не решился ее открыть.
– Да, круглая сирота, – сказал он.
– Не было ли у нее других родных, с которыми у Брише могли быть неприятности?
– Нет, никого не было.
– А у твоего господина не было ли знакомых, с которыми бы он враждовал?
– По смерти отца своего мой господин остался один в этом мире.
– Но до твоего поступления не было ли у Брише с кем-нибудь крупной ссоры, не говорил ли он тебе, что хочет отомстить кому-нибудь?
– Из своей прошлой жизни мой господин вспоминал только одного человека, да и то не с ненавистью.
– Кого же именно?
– Герцога Вивьенского.
При этом ответе судье показалось, что он слышит голос Картуша, говорившего ему: «Пароль следующий: “Поговорим о герцоге Вивьенском!”»
– Не знаешь ли ты, – продолжал де Бадьер, – почему господин твой любил герцога, умершего за тридцать лет до его рождения?
– Это была тайна между отцом и сыном.
– А он не передал ее третьему лицу?
– Я думаю, что она была известна его первой жене.
– А дочь знает?
– Не думаю.
– А вторая жена?
– Я уверен, что нет. Недавно она спрашивала, почему портрет герцога стоит на самом почетном месте, и хотела заменить его своим. Герцог спасся только благодаря тому, что моя госпожа решила вставить свой портрет в пустую раму, стоявшую напротив. После второго брака господин Брише заказал эту раму для своего собственного изображения во весь рост.
– Где же этот портрет?
– Он не был нарисован, потому что в это время мой господин исчез.
– Так что теперь ничто не напоминает вам черты исчезнувшего хозяина дома?
– К сожалению, нет. Был только портрет в миниатюре, принадлежавший мадемуазель Полине. Она вздумала вставить этот портрет в браслет, и на Рождество у нее украли его во время Всенощной.
Де Бадьер невольно ощупал браслет, лежавший у него в кармане. Ничто в ответах Колара не навело его на новый след. Но он все надеялся.
– Послушай, друг мой, постарайся вспомнить, что говорил и делал твой господин накануне своего отъезда?
– Да я вам повторял раз сто, господин де Бадьер, что его целый день не было дома.
– Где же он мог быть?
– У вас.
– Это правда, но у меня он пробыл не больше часу.
– У своего нотариуса, может быть, – сказал Колар с легким колебанием, как бы припоминая что-то.
– Что же он делал у своего нотариуса? Писал завещание, как ты думаешь?
Вместо ответа Колар недоверчиво посмотрел на судью, как бы спрашивая, к чему ведут все эти расспросы. де Бадьер понял его мысль.
– О! – вскричал он. – Не бойся, мой добрый Колар, все, что я делаю и говорю, в интересах твоего господина. Я повторяю мой вопрос: так ты предполагаешь, он хотел сделать духовную?
– Я думаю, хотел, потому что собирался путешествовать.
– Уверен ли ты, что он собирался путешествовать?
Колар опять недоверчиво взглянул на судью.
– Так куда же он хотел отправиться? – сухо спросил старик.
– Бог знает, может быть, на какое-нибудь опасное свидание или рискованное предприятие.
Колар взглянул на судью и побледнел, как бы испугавшись чего-то.
– Отчего ты бледнеешь? – спросил де Бадьер, заметив сильное волнение старика.
– Потому что вы замучили меня своими вопросами. Я догадываюсь, что вы принесли в наш дом горе, и чувствую, что нам грозит какое-то страшное несчастье и оно принесет мадемуазель Полине страдания более ужасные, чем принесла бы смерть отца.
При последних словах Колар зарыдал. Имя Полины, произнесенное слугой, прекратило всякую борьбу между чувством долга судьи и его дружеской привязанностью к семейству Брише. Мысль, что он покроет позором невинную молодую девушку, если исполнит свои обязанности, заставила замолчать голос совести.
– Так ты очень любишь Полину? – спросил он старика.
– Да, мать ее, умирая, поручила свою дочь мне, – отвечал слуга с энергией, странно противоречившей его недавней слабости.
– Ты так же любишь и Брише?
– Да, – повторил слуга с возвратившейся недоверчивостью.
– Ну так в интересах Полины и отца ее я дам тебе поручение, но ты должен поклясться, что сохранишь его в тайне.
– Клянусь! – проговорил Колар.
– Отправься на улицу Бюшери, отыщи дом номер двадцать.
– Хорошо.
– Старайся незаметно пробраться к этому дому, поднимись на третий этаж, там постучи пять раз в дверь с окошечком.
– Пять раз! – повторил слуга, с удивлением слушавший все это.
– Слушай далее; на твой стук подойдут к дверям, и ты скажешь: «Поговорим о герцоге Вивьенском!» Не забудь эту фразу. Когда дверь отворится и ты увидишь человека, хорошо тебе знакомого, ты скажешь ему: «На вас донесли, спасайтесь скорей. Господин Бадьер подождет три дня и затем исполнит свой долг судьи». Понял ли ты?
– Да но, поступая так, избавляете ли вы барышню от несчастья? – спросил Колар, глядя судье прямо в лицо.
– Ты убедишься в этом, когда увидишь того, к кому я тебя посылаю, – отвечал судья с грустной улыбкой.
Не задавая более никаких вопросов, Колар пошел так скоро, как только позволяли его старые ноги. Через четверть часа он вошел на улицу Бюшери, нашел описанный дом, поднялся на третий этаж и, увидев дверь с окошечком, постучал пять раз.