Читать книгу Прокурор Брише - Эжен Шаветт - Страница 5

После смерти Людовика XIV, который, как известно, находясь в старости под влиянием Ментенон, ударился в ханжество и ввел во дворце почти монашескую жизнь, не обращая внимания на ропот недовольных, началось прежнее веселье, превратившееся просто в разгул. Порок царил повсюду: дуэли, похищения, позорные связи, шумные оргии, публичные скандалы, драки с полицией были только невинными забавами дворянства, уверенного в безнаказанности всех своих поступков, так как сам регент подавал пример слишком свободной жизни. Брачные узы не были прочны, и часто один из супругов покровительствовал беспорядочному поведению другого из меркантильных интересов: мужья получали места и награды за красоту жен, а молодые люди, не имея больших средств, жили в роскоши благодаря щедрости красавиц. Вообще порок не скрывался, а выставлялся напоказ. Дамы высшего света под руку со своими поклонниками, не задумываясь, входили в рестораны, где плясали приказчики с хорошенькими гризетками. Соседство таких разнохарактерных компаний беспрестанно приводило к ссорам, оканчивавшимся всегда страшным скандалом, а нередко и убийством. После каждого подобного происшествия дней пять распевались песенки, сюжетом которых было последнее приключение с участием какой-нибудь знатной особы; причем имени ее не щадили, но все это скоро забывалось, так как подобные случаи повторялись слишком часто.

Между всеми ресторанами видное место занимал кабак под названием «Золотой жбан» – он находился на углу Гревской площади. Первый этаж состоял из большой залы и вместе с тем кухни, куда простой народ приходил пить плохую воду из оловянных кружек и поболтать, спокойно сидя на деревянных скамьях перед громадными столами. Если обстановка этой залы напоминала о простоте быта наших прародителей, то этого нельзя было сказать о втором этаже, где полная роскошь ожидала знатную молодежь, приходившую выпить превосходного вина, недоступного посетителям нижнего этажа. Две маленькие комнаты, тщательно скрытые от глаз любопытных, были к услугам желающих.

Хотя «Золотой жбан» никогда не пустовал, но бывали дни, в которые там буквально можно было задохнуться, – именно в дни казней, – так как публике было очень удобно смотреть в открытые окна на это интересное зрелище и в то же время наслаждаться кулинарными произведениями известного повара.

Итак, 12 января кабачок был полон, к великой радости хозяина, весело потиравшего руки при известии, что Картуш потребовал второго допроса; задержка казни приносила ему доход, потому что с каждым часом увеличивалось число опорожненных бутылок. Но самыми дорогими из них были те, которые хозяин сам носил в одну из отдельных комнат, где пировали четверо мужчин и три женщины. Все это общество явилось не разом. Сперва пришла одна пара, кавалер с дамой: мужчина был высокий и красивый молодой человек лет двадцати восьми, со смелым взглядом и несколько резкими манерами. Это был граф де Лозериль; несмотря на изящество и вежливый тон, он с первого взгляда производил неприятное впечатление, так как видно было, что это человек вполне испорченный, не отступающий ни перед какими средствами для достижения своих целей.

Дама его была грациозна, изящна и очень хороша собой. Четыре года назад умер ее муж, маркиз де Бражерон; двадцатишестилетняя вдовушка не желала терять своей свободы и отказывала всем искателям ее богатства. Наружность этой женщины была обманчива. Войдя в залу, маркиза увидела на столе семь приборов.

– Мы будем в большом обществе смотреть на казнь Картуша!

– Нас будет семь человек, и все знакомые, – отвечал Лозериль.

– Кто же именно, граф, назовите всех.

– Во-первых, Раван и его президентша.

– Веселая парочка! Хорошо. Дальше.

– Граф Ламенне с маленькой баронессой – они ведь неразлучны.

– Тоже хорошо.

– Потом нас двое, это будет шесть.

– Для кого же седьмой прибор? Для дамы, вероятно?

– Нет, маркиза, для кавалера, – отвечал Лозериль нерешительно.

– А! Для кого же именно?

– Для барона Камбиака, – отвечал Лозериль с еще большей нерешительностью.

При этом имени глаза маркизы гневно засверкали, а на губах ее появилась змеиная улыбка, но лишь на мгновение, и лицо ее снова приняло совершенно равнодушное выражение, когда она сказала:

– А! Барон Камбиак!

– Вам не нравится этот выбор, маркиза?

– Почему, мой друг? Ведь вы сказали, что соберутся все мои знакомые, а Камбиак может считаться в кругу их более, нежели кто-либо другой.

При этих словах, произнесенных маркизой с ударением, граф задрожал от бешенства, что не ускользнуло от зорких глаз маркизы. Она подошла к молодому человеку и, взглянув ему прямо в лицо, сказала с сардонической улыбкой:

– Должно быть, граф, вы страшно ненавидите Камбиака, раз решились завлечь его в западню.

Маркиза так верно угадала затаенную мысль Лозериля, что, застигнутый врасплох, он совсем растерялся.

– О! Не краснейте, мой милый, – продолжала она. – Не надо быть особенно проницательной, чтобы понять, что вы давно искали случая встретиться с бароном и хотите воспользоваться сегодняшним днем. Приглашенный Раваном, барон никак не ожидает встретить нас обоих; не правда ли, мой друг?

Молодой человек кивнул.

– И вы подумали, – продолжала маркиза, – что мое присутствие вызовет какой-нибудь намек на прошлое, какую-нибудь неловкую шутку или даже насмешку, чем вы и воспользуетесь и затеете ссору, которую вам так давно хотелось иметь с бароном.

– И тогда я его убью! – вскричал молодой человек с бешенством, удвоенным ревностью.

– Я вам запрещаю это! – сухо проговорила маркиза, пожимая плечами.

При этом ответе Лозериль побелел как полотно и вскочил, сжимая кулаки.

– Вы мне запрещаете, – прошептал он, – значит, вы еще любите этого человека!

Маркиза несколько секунд молча смотрела на его одинокое бешенство.

«Положительно этот зверь мне пригодится», – подумала она и, расхохотавшись, сказала насмешливым тоном:

– Ай, мой бедный друг! Вы не умеете устраивать сцены – вы сразу же приходите в ярость.

– Так вы позволяете вызвать барона и убить его?

– Нет, – холодно повторила маркиза.

– Нет… Почему? Значит, я угадал, вы еще любите его?

Этот упрек, повторенный два раза, вывел из себя молодую женщину; она схватила Лозериля за руку и, притянув к себе, проговорила со страшной ненавистью в голосе:

– Да пойми же наконец, глупец! Как ни сильна твоя ненависть к барону, но она не может сравниться с моей. Ты не можешь простить мою любовь к нему, а я… я презираю его за то, что он меня бросил… и я поклялась отомстить; но меня не может удовлетворить какой-нибудь удар шпаги, одним разом прекращающий все страдания. Это жалкая месть.

– Чего же вы хотите? – спросил Лозериль, с восхищением глядя на маркизу, которая в эту минуту была хороша, как падший ангел.

– Надо найти такую месть, чтобы, прежде чем умереть, он был покрыт позором, он и те, кто ему дорог; одним ударом я хочу уничтожить женщину, заменившую меня в его сердце, имя которой я до сих пор не могла открыть. Вот чего я хочу и рассчитываю на вас для достижения этой цели.

– Что же надо делать? – спросил молодой человек, порабощенный страстной энергией хорошенькой женщины.

– Будете ли вы мне слепо повиноваться, не стараясь даже понимать мои действия?

– Да, буду.

– Ну хорошо. Так слушайте мой план: когда Камбиак войдет, мы оба будем любезны с ним. Видя меня спокойной и веселой после двухлетней разлуки, он подумает, что прошлое совершенно забыто, и не будет недоверчив к нам. После обеда Раван, как страстный игрок, непременно предложит играть в карты. – Тут маркиза остановилась и, пристально глядя в глаза Лозерилю, спросила: – Вы, конечно, умеете выигрывать?

При этом вопросе, доказавшем, какое мнение составлено о его честности как игрока, Лозериль хотел протестовать, но маркиза не дала ему и рта раскрыть, повелительно прибавив:

– Я так хочу, слышите вы? Я хочу, чтобы вы выиграли. Поняли?

Граф сделал печальную мину, говоря:

– Хорошо, маркиза, положим, что я выиграю, ну а что же потом?

– Вы будете продолжать игру, веря барону на слово, а он, как нервный игрок, при проигрыше теряет всякое самообладание.

– И при первой же его неосторожной вспышке я сочту себя обиженным и вызову его.

– Нет, граф, не вы должны его вызывать. Предоставьте это Ламенне с его змеиным языком; он непременно подшутит над неудачей барона, а вы при этом разразитесь громким смехом.

– Но Камбиак тогда вызовет Ламенне, а не меня.

– Нет, он дружен с Ламенне и простит ему шутку, а оскорбится смехом того, кого он презирает.

Эта фраза не показалась обидной Лозерилю, он не обратил на нее никакого внимания.

– В таком случае барон меня вызовет?

– Да.

– Впрочем, мне все равно, с чьей стороны будет вызов, только бы драться с Камбиаком. После вызова мы выйдем, маркиза.

– Ничуть не бывало. Получив вызов, вы произнесете следующую фразу: «Прежде чем вызывать, надо заплатить свой долг».

При этой странной развязке молодой человек с недоумением взглянул на маркизу и спросил:

– А потом?

– До остального вам дела нет. Не беспокойтесь, все устроится, как нам надо, вот и весь мой план.

– Но… – сказал Лозериль, пытаясь спорить.

– Ведь вы дали мне слово, что будете повиноваться, хоть и не поймете, с какой целью я что-нибудь делаю, – сухо прервала маркиза.

– Да, я покорюсь всему, – отвечал Лозериль.

– Ах да, я забыла еще предупредить вас: может быть, в момент вызова меня не будет в этой комнате, но вы не беспокойтесь, в это время я буду помогать нашему общему делу.

Едва окончился их разговор, как вошли граф Ламенне и Раван со своими дамами. Минут через пять дверь снова отворилась и в залу вошел барон Камбиак.