Читать книгу Тайны народа - Эжен Сю - Страница 3

23 февраля 1848 г., в ту эпоху, когда Францию в течение уже долгого времени глубоко волновал вопрос о собраниях реформистов, а в Париже вопрос этот достиг особой остроты, на улице Сен-Дени, недалеко от бульвара, помещалась довольно просторная лавка под следующей вывеской:

ЛЕБРЕН, ТОРГОВЕЦ ПОЛОТНОМ.

«ПОД МЕЧОМ БРЕННА».

На вывеске художник довольно недурно изобразил известное в истории событие: предводитель галльской армии Бренн с суровым и надменным видом бросает свой меч на одну из чашек весов, на которых лежал выкуп Рима, побежденного галлами более двух тысяч лет тому назад.

Некогда обитателей квартала Сен-Дени немало забавляла воинственная вывеска торговца полотном. Впоследствии про вывеску забыли, убедившись, что Марик Лебрен прекраснейший человек в мире, примерный супруг, добрый отец семейства, продававший по справедливым ценам превосходный товар, между прочим и великолепное бретонское полотно, привозившееся с его родины. Этот почтенный купец аккуратно платил по счетам, был по отношению ко всем предупредителен и услужлив и исполнял, к великому удовольствию своих дорогих товарищей, обязанности капитана в первой роте гренадер своего батальона в национальной гвардии. Сверх того, он пользовался общей любовью в своем квартале и имел полное право называть себя одним из его нотаблей.

В довольно холодное утро 23 февраля ставни магазина были, по обыкновению, открыты слугой совместно с служанкой, которые оба были бретонцами, так как и их хозяин Лебрен всегда брал слуг со своей родины.

Служанка, свежая и красивая девушка лет двадцати, звалась Жаникой. У слуги магазина, по имени Жильдас Паку, крепкого и сильного юноши, было открытое и немного удивленное лицо, ибо он находился в Париже всего два дня. Он довольно хорошо говорил по-французски, однако при беседе с Жаникой, своей землячкой, предпочитал говорить на бретонском наречии, в котором всего лучше сохранился древний язык галлов.

Жильдас Паку казался глубоко погруженным в свои мысли, хотя занятие его заключалось лишь в перенесении ставней внутрь лавки. На мгновение он даже остановился посреди магазина с сосредоточенным видом, опершись руками и подбородком на верхний край одной из ставень, которые только что снял.

– О чем же вы, однако, думаете, Жильдас? – спросила его Жаника.

– Милая, – произнес он с глубокомысленными и почти комическим видом, – помните ли вы песенку «Женевьева из Рюстефана»?

– Конечно, я засыпала под ее звуки. Она начинается так:

– Ну вот, Жаника, я точно как этот маленький Жан. Когда я был в Ванне, мне и не снилось, что я увижу Париж.

– Что же удивительного видите вы в Париже, Жильдас?

– Мать мне сказала: «Жильдас, наш земляк господин Лебрен, которому я продаю полотно, приготовляемое нами, нанимает тебя слугой в свой магазин. Это дом, на котором почиет благоволение Божие. Ты будешь жить там так же спокойно, как и здесь, в нашем маленьком городке, ибо на улице Сен-Дени в Париже, где помещается лавка твоего будущего хозяина, живут честные и мирные купцы». И вот, Жаника, не позже как вчера вечером, на второй день моего приезда, разве вы, подобно мне, не слышали криков: «Закройте лавки!» Видели вы патрули, барабанщиков, эти толпы людей, в беспорядке и смятении проходивших взад и вперед? У некоторых были страшные лица с длинными бородами. Они мне снятся теперь, Жаника! Я вижу их во сне!

– Бедный Жильдас!

– И если бы только это!

– А что же еще? Разве вы можете в чем-либо упрекнуть своего хозяина?

– Его? Нет, это прекраснейший человек в мире. Я в этом уверен, моя мать так сказала.

– А госпожа Лебрен?

– Милая и достойная женщина! Она своей ласковостью напоминает мне мать.

– А барышня?

– О, про нее, Жаника, можно сказать то, что поется в песенке «Бедняки»:

– Ах, Жильдас, как я люблю слушать родные песни! Эта точно сложена про барышню Велледу, и я…

– Подождите, Жаника, – сказал слуга, прервав свою землячку, – вы спросили меня, чему я удивляюсь. Разве у барышни христианское имя? Велледа! Что это значит?

– Что же вы хотите! Ведь это выдумка хозяина и хозяйки.

– А их сын, который вернулся вчера в свое коммерческое училище?

– Ну и что же?

– Что у него за дьявольское имя? Оно звучит как какое-то ругательство или проклятие. Скажите-ка это имя, Жаника. Ну скажите же.

– Очень просто, сына нашего хозяина зовут Сакровиром.

– Ага, я так и знал! У вас был такой вид, точно вы проклинали… Вы сказали Сакр-р-ровир.

– Вовсе нет, у меня буква «р» не звучала так сильно, как у вас.

– Она достаточно звучна сама по себе… Да, наконец, разве это имя?

– Это тоже выдумка хозяина и хозяйки.

– Хорошо. Ну а зеленая дверь?

– Зеленая дверь?

– Да, в глубине квартиры. Вчера, в самый полдень, я видел, как хозяин вошел туда со свечой.

– Вполне понятно, потому что там всегда закрыты ставни.

– И вы находите это естественным, Жаника? А почему же ставни всегда закрыты?

– Я ничего не знаю об этом, это тоже…

– Выдумка хозяина и хозяйки, хотите вы сказать, Жаника?

– Конечно.

– Что же находится в этой комнате, где царит темнота в полдень?

– Я ничего не знаю, Жильдас. Туда входят только хозяин и хозяйка, даже дети не знают, что там находится.

– И все это не кажется вам удивительным, Жаника?

– Нет, потому что я к этому привыкла. Вы тоже привыкнете.

Затем, прервав на минуту разговор и выглянув на улицу, молодая девушка сказала своему товарищу:

– Вы видели?

– Что?

– Этого драгуна…

– Драгуна, Жаника?

– Да, пожалуйста, пойдите посмотрите, не повернется ли он в сторону лавки. Я потом объясню, в чем дело. Идите скорее… скорее!

– Драгун вовсе не обернулся, – наивно ответил Жильдас. – Но что у вас, Жаника, может быть общего с драгуном?

– Ничего, слава богу, но их казарма находится близко отсюда…

– Эти мужчины в касках и с саблями – дурное соседство для молодых девушек, – сентенциозно заметил Жильдас. – Мне вспомнилась песня «Вопрос»:

– Понимаете, Жаника? Голубки – это молодые девушки, а ястреб…

– Это драгун? Вы…

– Как, Жаника! Разве вы не заметили, что соседство ястребов… то есть драгун, для вас вредно?

– Это меня не касается.

– А кого же?

– Подождите, Жильдас, вы, я вижу, славный парень, мне нужно с вами посоветоваться. Вот что случилось. Четыре дня назад барышня, вместо того чтобы работать как обыкновенно в задней комнате, в отсутствие господина и госпожи Лебрен сидела за прилавком. Я стояла подле нее и смотрела на улицу, как вдруг заметила, что перед нашими окнами остановился военный, драгун. Это был не солдат, на нем были густые золотые эполеты, а на каске султан. Это был по меньшей мере полковник. Он остановился перед лавкой и стал смотреть…

Беседа двух земляков была прервана внезапным приходом человека около сорока лет, одетого в полукафтан и черные бархатные панталоны. По одежде он походил на механика железной дороги. Его энергичное лицо было до половины покрыто густой темной бородою. Он казался взволнованным и поспешно вошел в магазин, сказав Жанике:

– Дитя мое, где ваш хозяин? Мне надо с ним поговорить, идите и скажите ему, что его спрашивает Дюпон… Вы запомните мою фамилию? Дюпон!

– Сударь, господин Лебрен вышел сегодня на рассвете, – возразила Жаника, – и еще не вернулся.

– Тысяча чертей!… Он, значит, пошел туда? – пробормотал вполголоса прибывший, собираясь уходить из магазина. На пороге он обернулся и сказал Жанике: – Дитя мое, как только господин Лебрен вернется, скажите ему, что Дюпон приехал.

– Хорошо, сударь.

– И что если он, господин Лебрен… – добавил Дюпон, запнувшись на мгновение, как человек, подыскивающий подходящее выражение, а потом, найдя его, быстро проговорил: – Скажите своему хозяину, что если он еще не ходил смотреть свой запас перца – вы слышите? – свой запас перца, то чтобы он не ходил туда, не повидавшись с Дюпоном. Вы запомните это, дитя мое?

– Да, сударь. Вы, может быть, будете любезны написать господину Лебрену?

– Нет, – живо возразил Дюпон, – это бесполезно. Скажите только ему…

– Чтобы он не ходил смотреть свой запас перца, не повидав господина Дюпона, – подхватила Жаника. – Так, сударь?

– Совершенно верно, – ответил незнакомец. – Прощайте, дитя мое.

И он поспешно ушел.

– Вот так штука! Господин Лебрен, значит, также и бакалейщик, – с удивлением заметил Жильдас своей подруге. – У него есть запасы перца. А этот человек! Он был не в своей тарелке. Заметили вы? Эх, Жаника, положительно, это удивительный дом.

– Вы приехали из деревни и поэтому удивляетесь всяким пустякам. Но дайте же мне закончить рассказ о драгуне.

– О ястребе в золотых эполетах и с султаном на каске, который остановился перед лавкой и стал смотреть в окно на вас, Жаника?

– Он смотрел не на меня, а на барышню Велледу. Барышня шила и не видела, что этот военный пожирает ее глазами. Мне было так неловко за нее, что я не осмеливалась ей сказать, что на нее так смотрят. Наконец барышня случайно заметила, что перед окном стоит человек, не спускающий с нее глаз. Она покраснела, как вишня, велела мне смотреть за магазином и ушла в заднюю комнату. Это еще не все. На следующей день, в тот же час, полковник появился снова, на этот раз в статском костюме, и опять остановился под окнами. Но за прилавком была сама хозяйка, и он простоял на часах недолго. Третьего дня ему тоже не удалось увидеть барышню. Наконец, вчера, в то время как госпожа Лебрен находилась в лавке, он вошел и спросил у нее, очень вежливо притом, не может ли она ему приготовить большой запас полотна. Хозяйка ответила утвердительно, и решено было, что полковник придет сегодня, чтобы переговорить с самим господином Лебреном.

– Вы полагаете, Жаника, что хозяйка заметила, что этот военный несколько раз приходил смотреть в окна?

– Не знаю, Жильдас, и не знаю также, надо ли предупредить хозяйку. Я только что попросила вас посмотреть, не обернулся ли этот драгун, потому что боялась, как бы он не стал подсматривать за нами. К счастью, этого не случилось. Не знаю, сказать мне все хозяйке или ничего не говорить? Если скажу – это может ее встревожить, промолчу – быть может, окажусь виноватой. Что вы мне посоветуете?

– По-моему, вы должны предупредить госпожу, ибо ей, быть может, тоже кажется подозрительным этот большой запас полотна. Гм-гм…

– Я последую вашему совету, Жильдас.

– И хорошо сделаете. О, моя милая девушка, мужчины в касках…

– Хорошо, это, вероятно, из вашей песни?

– Она ужасна, Жаника! Моя мать певала мне ее сотни раз на посиделках, как моя бабушка певала ее моей матери, и как прабабушка – моей бабушке…

– Довольно, Жильдас, – сказала Жаника, смеясь и прерывая своего товарища, – от бабушки к прабабушке вы дойдете, наконец, до нашей праматери Евы…

– Конечно! Разве в деревне не передаются от семьи к семье сказки, которые восходят…

– …восходят к тысячным или тысяча пятисотым годам, как сказки Мирдина или Барона Жойо, под которые я засыпала? Я знаю это, Жильдас.

– Ну хорошо, Жаника, так песня, о которой я говорю по поводу людей, носящих каски и шатающихся около молодых девушек, ужасна. Она называется «Три красных монаха», – сказал Жильдас зловещим тоном. – «Три красных монаха, или Господин де Плуернель».

– Как вы сказали? – с живостью спросила Жаника, пораженная этим именем. – Господин…

– Господин де Плуернель.

– Это странно.

– Что же именно?

– Господин Лебрен иногда упоминает это имя.

– Имя господина де Плуернеля? По поводу чего же?

– Я часто слышала, как господин Лебрен упоминает об этой фамилии, точно жалуясь на нее, или же, рассказывая о каком-нибудь злом человеке, нередко говорит: «Это, верно, сын де Плуернеля!» – точно так, как говорят: «Это, верно, сын дьявола!»

В то время когда Жаника произнесла эти слова, в лавку вошел слуга в ливрее и спросил господина Лебрена.

– Его нет, – сказал Жильдас.

– В таком случае, братец, – сказал слуга, – вы скажете своему хозяину, что полковник ждет его сегодня утром, до полудня, чтобы переговорить с ним относительно поставки полотна, о котором он говорил вчера вашей хозяйке. Вот адрес моего господина, – добавил слуга, положив на прилавок визитную карточку. – Посоветуйте своему хозяину быть аккуратным, полковник не любить ждать.

Слуга вышел.

Жильдас машинально взял карточку, прочел ее и воскликнул, побледнев:

– Святая Анна Орейская! Кто бы мог подумать!

Дрожащей рукой он подал карточку молодой девушке, которая прочла:

– «Граф Гонтран де Плуернель. Полковник драгунского полка. Улица Паради-Пуассоньер, 18».

– Какой удивительный… странный дом! – повторил Жильдас, воздевая руки к небу.

Жаника казалась удивленной и испуганной не менее слуги.