Читать книгу Невеста Субботы - Екатерина Коути - Страница 8

На Тэлбот-стрит я возвращаюсь после вечерни, полдевятого, когда на улице уже тьма кромешная. Туман настолько густой, что на нем можно рисовать, как на холсте. Говорят, в туман прохожие сбиваются с пути и, оступившись, падают в Темзу, а там уж камнем идут на дно. Подобный исход решил бы многие из моих затруднений. Открывает Августа, вторая горничная, которая замещает Нэнси, пока та прислуживает в столовой.

– Уже десерт подали. – Служанка поджимает губы, и без того тонкие и бледные. Суровые нитки, а не губы.

– Я не голодна.

– Но ведь барышни вас дожидаются! Все спрашивали, где вы, не вернулись ли.

– А мадам про меня спрашивала?

– Мадам Ланжерон сегодня ужинает в ресторации.

В таком случае можно заглянуть в столовую. От долгого стояния на коленях, а еще пуще от запаха краски меня немного подташнивает. Чашка горячего чая успокоит желудок. Удивительно, как быстро Джулиан приохотил меня к чаю. Раньше этот напиток – «пойло янки», как называет его бабушка, – казался мне чем-то вроде водицы из лужи, в которой долго прели палые листья. А теперь я во вкус вошла. Ах, Джулиан, Джулиан. Что бы он сказал обо всем этом? О моем обмане?

На столе мой любимый чайный сервиз, все приборы в виде капустных кочанов, но сегодня даже он меня не радует.

– Милая кузина, а вот и ты! – приветствует меня Мари, а Дезире торопится налить мне ароматного чая.

Судя по ее улыбке, сестра ничего не знает о тетушкином замысле. Как и о том, что этот ужин для нас все равно что Тайная вечеря. В таком составе мы трапезничаем в последний раз.

– А мы уж подумали, что ты в церкви решила заночевать, – бурчит Олимпия, налегая на рулет с изюмом. В отсутствие матери она ест за семерых. – Кстати, завтра мама гонит нас к заутрене. Представляешь – в шесть утра вставать. В воскресенье.

– Мы будем славить Господа с первыми птахами! – радуется понятно кто.

– Скорее уж со всяким сбродом, что привык вставать спозаранку. С ирландскими торговками и шарманщиками из Палермо. Шесть утра! Что ж мне теперь, лауданум на ночь не пить?

– А ты пьешь лауданум? – не могу удержаться от вопроса.

– Да. Без него не уснуть. Иногда у меня так живот бурчит от голода, что я просыпаюсь. И эта еще бубнит через стену!

– Я не бубню, – поправляет ее Мари, – я состою в общении со своим ангелом-хранителем.

Олимпия посылает мне мрачный взгляд через весь стол. В ее глазах – неприкрытая ненависть ко всем формам жизни и в особенности к младшим сестрам.

– Шесть так шесть, – соглашается Дезире.

– Нет, мы с тобой дома останемся, – говорю я, принимая от Нэнси тарелку с десертом. Ко мне оборачиваются все головы.

– Так сказала тетя Иветт. На нас с Дезире у нее какие-то свои планы.

И тут же чувствую, как Ди наступает мне на ногу каблуком-рюмочкой.

«Джулиан сделал предложение? – всем своим видом допытывается сестра. – Уже?»

Откуда же ей знать, что Джулиана мы больше не увидим, да и Марселя тоже. А если увидим, Марсель будет зубоскалить над ней, как над мисс Диной, негритянкой из того водевиля. Уж тетя Иветт расстарается. Если Ди заартачится, тетя покажет Марселю письмо да и от себя кое-что присовокупит.

Письмо…

Рулет застревает у меня в горле, точно кусок сухой губки.

Письмо от мамы!

А что, если оно все еще лежит в той вазе? Вдруг тетя не успела его перепрятать? Тогда я могу завладеть им, и одной уликой станет меньше.

Да, тетя может выставить нас из дому, но доказать, что Ди – дочь рабыни, у нее не получится. Англичане дотошны. Без бумажки не поверят. А если она сделает запрос… что ж, корреспонденция идет медленно. Как минимум две недели до Нового Орлеана, а в нашу глушь и того дольше. На берег тюки с письмами спускают на длинных шестах с проплывающего мимо парохода, и ловят их те, кто окажется поблизости. Белые, негры, на кого попадешь. А что с письмами дальше случается, один Господь ведает. Когда доходят, когда нет. Кто-то их вообще на самокрутки пускает.

Стоит потянуть время, и мы спасены. К тому моменту, как Иветт раздобудет еще одно доказательство, я, может статься, уже буду повенчана.

Допиваю чай и вскакиваю прежде, чем Нэнси успевает отодвинуть мой стул.

– Я к себе. Что-то мне дурно.

– Помочь тебе с корсетом? – спрашивает Ди, тоже приподнимаясь, но я давлю на спинку ее стула.

– Сиди, сиди. Сама управлюсь.

– Ты рулет не доела. В следующий раз так много не бери, – прощается со мной Олимпия.

– Добрых снов, милая Флоранс! – прощается со мной Мари.

Августы в вестибюле не видно. Наверное, спустилась в кухню, ужинать копченой пикшей и судачить с кухаркой. Что есть духу взбегаю по лестнице, точно кошка, в которую запустили сапогом, и заскакиваю на третий этаж.

Тетина комната – слева. Дверь приоткрыта. Проскальзываю в спальню, осторожно придерживая юбки, чтобы ничего не задеть. Темно, как на дне колодца, приходится двигаться ощупью и по памяти. Упираюсь животом в столешницу. Руки осторожно, дюйм за дюймом, скользят по столу. Здесь столько всего, что можно перевернуть – чернильницы, баночки с песком для посыпания писем, серебряное пресс-папье. Если нашумлю и меня застанут с поличным… о, тогда к репутации лгуньи прибавится клеймо воровки!

Наконец пальцы нащупывают ребристую поверхность вазы. Запускаю в нее руку – о, чудо из чудес! Письмо еще там!