Читать книгу Западня - Екатерина Павлова - Страница 7

После долгих и затяжных успокаивающих поцелуев и объятий, а также разговоров о рисунке, я уговорила Поля отпустить меня домой. Все это напоминало сказку об Аленьком цветочке, когда я обещала только найти нужный ему предмет и тут же вернуться обратно. Только трагедия была в том, что в той квартире ожидали не сестры с любящим отцом, а пустые комнаты, которые я вовсе не желала видеть, и холодная пастель, в которой невозможно было согреться. И сама квартира принадлежала тому, кто был для меня опаснее лютого врага, хотя был моим родственником. Так или иначе, но вернуться было необходимо из-за того, что нужно было решить свои собственные сложности. Единственное, что меня радовало в погоне за чужой картиной, – то, что Поль снабдил меня хоть какой-то информацией об украденном рисунке из номера, где было совершено убийство. И ничего об убийстве.

Итак, если суммировать, вот что я узнала: мой родственник замешан в темных делах, где фигурируют большие деньги и интересы состоятельных людей. Кто он сам, чем занимается, какое место занимает в иерархии – я не знаю. Он уверен, что я была в номере. У него мой браслет, который я потеряла в номере, значит он тоже там был. У убитого мужчины были деньги и рисунок. Что-то из них ему надо? Если он обыскивал мой чемодан, мог найти рисунок.

Я думала всю дорогу, молчала и походила на ледышку. Когда поездка закончилась, Поль остановил машину, дотронулся до моей щеки, чтобы растопить лед. Я вздрогнула, улыбнулась и вышла из машины. На прощание помахала рукой и пошла к двери дома. Миновав двор, я мельком взглянула на окна, которые были неплотно занавешены. В квартире не было света. Еще не совсем стемнело, сумерки только начали сгущаться.

Я прошла к лифту, нажала кнопку, тот громко зашумел, спустился вниз и открыл передо мной свою пасть. Ступив внутрь, нажав пальцем очередную кнопку, я облокотилась спиной о стену и вскинула к небу глаза.

– Боже, что теперь? – задала я сама себе мысленно вопрос. – Что мне следует делать?

Чувство усталости навалилось как-то сразу, непонятно из-за чего. Скорее из-за того, что придумать решение нависшей сгущающейся тучей проблемы я никак не могла. Ключи загремели в руках, хлопнула дверь. Я вошла в квартиру и закрыла за собой дверь с шумом. Было темно и тихо. Моментально скинув туфли, я почувствовала, что готова свалиться от усталости. В голове мелькнула мысль, что надо зажечь свет, потому, медленно расстегивая пуговицы пиджака, я начала приближаться к выключателю, как неожиданно для себя замерла. Слух напрягся. Я встала как вкопанная, ощущая что-то шестым чувством.

– Что-то не так! – подумала я.

Руки оторвались от пуговиц, повиснув внизу, стали холодными и ненужными. Я подалась вперед. Медленно, на цыпочках, боясь вздохнуть, осматривая территорию, шагала дальше вперед. Прошла по коридору, мимо столовой и кухни, прямо к гостиной. Дом, обратно тому, что обещал Поль, не представлял собой побоище. Все было чисто и пусто. Шаг за шагом продвигаясь по темной квартире я наблюдала, что все стоит на своих местах. Вдруг мое тело остановилось, замерло. Сердце бешено забилось от страха. Стоя в давившей тишине квартиры, где не горел свет, я ощутила то, что заставило сердце сумасшедше забиться – присутствие постороннего человека. Существование чужака словно обволокло все пространство квартиры, настойчиво сообщая о том, что территория уже занята.

Я сглотнула, еще раз неровно вдохнула и выдохнула. Ничего не оставалось, как идти вперед, стягивая пиджак, идти вдоль коридора до самой гостиной, не ожидая ничего хорошего. Когда ноги ступили на территорию гостиной, глаза устремились вперед и разглядели силуэт в темноте. Сердце ёкнуло. Я сделала еще шаг, все сильнее тряслась от страха, протянула руку к выключателю и нажала кнопку.

Свет мгновенно вспыхнул. Картина глаз не обрадовала: напротив, в кресле сидел человек, морщившийся от резкого света. Глаза в эту минуту у него были не яростными, они были налиты кровью от злости. Замирая от страха, я прислонилась к стене, чтобы не потерять равновесие из-за трясущихся коленей. Человек сидел, неотрывно смотрел, долго и мучительно, въедаясь взглядом в каждый сантиметр моего тела. Судя по виду, приехал не сегодня, в крайнем случае – рано утром, ждал меня очень давно и успел потерять терпение. Я боялась издать звук, не то, что произнести слово, он тоже хранил молчание, поджимая рот время от времени. В воздухе витало густое напряжение, которое заставляло колотиться сердце в бешенном ритме. Мужчина ждал, когда я подойду, говорил об этом глазами, все так же непрерывно и неподвижно сидя в кресле, ни один мускул на теле при этом не дрогнул. И тело повиновалось его внутренней силе, такой мощной, пугающей, превращающей в беспомощную зверюшку, идущую на закланье. Шаг за шагом приближаясь к нему, мне становилось все страшнее, но я шла, сокращая между нами расстояние. Мужчина приподнял чуть голову и начал водить по мне глазами, словно ищейка, пытаясь что-то отыскать. Ничего не отыскав, еще раз поджал губы и произнес.

– Ну, и что все это значит? – спросил он, покосившись на телефон.

– У меня сел телефон, – тихо ответила я, опуская глаза.

– Зарядить было нельзя? – зарычал его голос.

– Зарядное устройство я положила в чемодан, который остался у тебя.

– Очень удобно, – фыркнул гость в ответ. – Когда домашний телефон разрывался, что останавливало снять трубку?

Я подняла глаза и захлопала ими.

– Как я могла подходить к телефону в твоем доме?

Он вздернул бровь.

– Если бы меня спросили, где ты, что бы я ответила?

– Я звонил тебе! – крикнул, доведенный до бешенства мужчина.

– Откуда я знала, что это ты, – начала я оправдываться, заламывая руки. – Сегодня ты, завтра еще кто-то.

– Еще кто-то, – передразнил бархатный голос, а потом мужчина свел на переносице брови, что-то обдумывая. – Черт возьми, ты еще что-то натворила?! – закричал он, вставая против меня.

Я отскочила от него на шаг.

– Говори! – приказал он.

– Что? – не понимая ничего, спросила я.

– Кто мог тебя искать здесь? – грозно произнес его голос.

– Никто, – тихо ответила я, срывающимся от страха голосом.

– Тогда что тебя останавливало снять трубку? – продолжал мужчина мучить вопросами мое расшатанное сознание.

– Я не хотела ставить тебя в неудобное положение, – несла я бог весть что.

– А, по-русски?

– Я подумала, что никому не стоит знать обо мне. Нет тебя дома, и никого нет.

– Бред полнейший! – он морщил лоб, ничего не понимая.

– Все же обошлось? – спросила я тихим голосом.

– Что обошлось? – прикрикнул на меня мужчина со всей мощью своего бархатного голоса.

– Тебе виднее, – ответила я.

– Ты издеваешься? – еще громче стал бархатный голос.

– Я… – еще тише стал мой голос.

– Где ты была? – спросил он в тихой ярости, остановив свое лицо слишком близко к моему.

– За городом, – хлопнула я глазами, чтобы не умереть от страха.

– Я сказал никуда не уходить! – процедил мужчина сквозь зубы.

– Мне скучно сидеть дома постоянно, – снова залепетала я. – Я же вернулась.

– С кем? – еще настойчивей произнес он.

– Одна.

– Одна? – спрашивал он одним взглядом, не веря ни слову.

– Я…

– И ты, что? – опять недоверчиво, гневно произнес он.

– Мне было страшно сидеть в квартире совсем одной. На улице людно, не так страшно.

Он замолчал, въедаясь в меня глазами, что-то обдумывал и хмурил брови. Замер, бегая по мне карими буравчиками, и замялся с ответом.

– И как поездка? – еще на несколько сантиметров приблизился он, пытаясь доказать самому себе и мне, что я вру.

– Так себе, – тихо произнесла я.

Мужчина снова начал бегать по мне глазами и о чем-то думать.

– Я думала о тебе, – вдруг брякнула я, будто дернутая чертом за язык.

Он стал еще молчаливее, но приблизился плотнее, не отпуская взглядом.

– И что со мной? О чем ты думала?

– Тебя не было, – тихо продолжала я.

– И?

– Я беспокоилась.

Он стоял рядом молчаливый, опасный, а я не знала, куда себя деть. Уйти просто так мне не позволили, стоять так близко было страшно и неприятно, сердце замирало. Мне сложно было предугадать его реакцию, и тут он сам мне помог. Рука поднялась и приблизилась к моему плечу. Пальцы готовы были дотронуться вот-вот, подушечки почти коснулись платья, как звук мобильного телефона разлетелся по квартире. Он встрепенулся, завертел головой в поисках предмета, производившего шум, а у меня бешено забилось сердце.

Мужчина резко схватил трубку, валявшуюся на столике, уставился на дисплей и стал грозным как туча. Телефон продолжал разрывать тишину и светиться. Илья повернулся в мою сторону, перевел взгляд на дисплей, снова нахмурился и нажал кнопку. Я подалась в сторону.

– Алле, – ответил он на звонок.

Я стала удаляться, нечаянно, попалась ему на глаза.

– Куда? – вдруг резко раздался голос.

Я вздрогнула, повернулся и показала пальцем на дверь на балкон.

– Я не буду мешать, – промямлила из последних сил.

– Да, – снова произнес он кому-то, открывая ладонь от телефона. – Уже?

Ему снова что-то сказали, а я медленно побрела до конца гостиной, открыла дверь на балкон и вышла, чтобы взглянуть на Париж. Мужчина остался в гостиной, но все время разговора он провел, наблюдая за мной через окна. Его взгляд так усиленно впивался в меня, что становилось физически неприятно. Я пыталась укрыться от его взгляда, но ничего не помогало. Перед глазами опять встали картины с Полем, его нежный взгляд и голубые глаза, и я мгновенно ощутила, насколько сильно хочу к нему. Сбежать прямо сейчас из этой ужасной квартиры, моментально, вылететь стремглав, даже без пиджака, бежать без остановки пока не окажусь рядом с Полем в его спокойной квартире, полной шкафов с книгами по истории искусств, антикварной мебели и картин. Снова заглянуть в его глаза, в те необыкновенные, светлые и ласковые глаза влюбленного мальчика, который в шестом классе поделился с мной карандашом. Сзади же на меня смотрели совсем другие глаза, от них стыла кровь, в животе все сворачивалось, нервы мгновенно взвинчивали, и приходилось прилагать огромные усилия, чтобы выглядеть спокойной. Мужчина отключил телефон, ел меня темно-карими глазами и кривил недовольно рот с двумя маленькими родинками по краям. Мне оставалось только отвернуться и отойти дальше от него хотя бы в мыслях.

Через несколько минут дверь открылась, и я оказалась на балкончике вдвоем с «долгожданным» гостем. Он остался в гостиной, но открыл дверь, чтобы разговаривать со мной.

– Пояснишь? – тихо произнес его красивый бархатный голос.

– Мне нечего рассказывать. Я была здесь и ждала тебя.

– Это я понял, – ухмыльнулся он так, что я догадалась – мне достанется.

Вернувшись монотонными шагами обратно в гостиную, я обернулась и увидела его прислонившимся к стене, скрестившим грозно руки, неотрывно следившим за моими передвижениями, мрачным, неестественно тихим. Уже совсем стемнело, и Эйфелева башня заблестела многочисленными искорками, врывалась сквозь вечернюю темноту в окна гостиной. Илья пощелкал выключателем и оторвал себя от стены.

– Хочу выпить, – как-то напряжено произнес он.

Я помолчала, а потом медленно обернулась к нему.

– Я принесу, – тихо ответила я.

– Здесь есть?

– Схожу в магазин, здесь недалеко, – ответила я и медленно стала идти к выходу, натягивая пиджак, то и дело вздрагивая и боясь его оклика.

Он следил, не скрывая своего недоверия, пошел следом вдоль гостиной, затем по коридору до самой двери. Наблюдал, как я взялась за ручку, открыла дверь, уже ступила за порог, не произнес ни слова, но пугал молчанием. Неожиданно, уверенная, что вот-вот выйду на свободу, я почувствовала человека за спиной и вздрогнула. Мужчина дернул меня за плечо, развернул спиной к выходу. Карие глаза приблизились. Родинки зашевелились возле рта. У меня все оборвалось. Два темно-карих круга, напоминающие по цвету раухтопаз, забегали по мне, впивались в лицо.

– Я быстро, – промямлила сорвавшимся голосом.

Отстранялась назад, пытаясь не делать резких движений, чтобы его еще больше не провоцировать и, наконец, увернулась. Точнее, он немного отстранился, что позволило перевести дух.

– Деньги не хочешь взять? – излишне спокойно, давяще произнес голос высокого мужчины.

– Да, конечно.

Я повернулась к своей сумке и протянула руку. Он резко встал между ней и мной, сунул руку в карман и вытащил кошелек.

– Думаю, хватит.

– Теперь он обыщет и эту сумку, – невесело подумала я.

Я нервно улыбнулась, взяла протянутые деньги и развернулась на пятках. Быстрым шагом спустилась на первый этаж по ступенькам, причем быстрее лифта, и уже тут, зажав рот руками, тихо стала трястись в истерике. Это был полный крах! Я ощущала себя в трясине: чем сильнее пытаюсь выбраться, тем сильнее увязаю. Что же происходит вокруг?!

Немного взяв себя в руки, я выскочила из подъезда и мельком взглянула на окна. Он наблюдал. Не переходя дороги, что разделяла набережную и дом, я прошла под окнами в направлении, где меня не было видно из окон или с балкона. Перебирая ногами по серому тротуару, не оглядываясь, цокала каблуками, кутаясь в пиджак. Прохожих почти не было. Я ускоряла шаг.

Магазин замаячил своей вывеской. Двери открылись, полки набитые алкоголем виднелись в глубине. Рука спешно схватила корзину, я следовала мимо полок с хлебом, пытаясь вообще ни на кого не смотреть, прошла вдоль рядов с молочной продукцией, похватала что-то спиртное и заспешила к кассе, как вдруг заметила самое невероятное. Тело встало, я присмотрелась и распахнула от удивления глаза.

Женщина, блондинка с аппетитными формами, стояла у кассы и преспокойно оплачивала товар. Ее рука протянула карточку к кассовому аппарату, потом ловко взяла чек и побросала покупки в сумку. Женщина развернулась, колыхнула грудью, направилась к выходу. Я оцепенело, с бешено бьющимся сердцем, кинула корзину и выбежала на улицу. Женщины не было. Я резко завертела головой и едва уловила ускользающую за угол фигуру, после чего бросилась в нужном направлении. Только завернув за угол, я притормозила и снизила скорость. Женская фигура медленно шла по улице и тащила сумку, отдалялась от улицы, на которой стоял мой дом, что удивляло все больше. Минут через десять она тряхнула головой, остановилась и села за столик в кафе. Мне пришлось примоститься на углу дома на другой стороне улицы и начать наблюдать за ней. Женщина сидела, вертела головой, покачивала туфелькой на одной ноге, перекинутой через другую. Время шло. Мои ноги устали стоять в одной позе, пришлось переминаться с ноги на ногу, мышцы заныли, как вдруг удача улыбнулась. За столик сел мужчина. Насколько я могла понять сцену в кафе, сейчас происходило ничто иное, как деловая встреча.

Они пропустили прелюдию, ни поцелуев, ни пощечин и обвинения, после сухого кивка друг другу перешли к делу. От любопытства я забыла даже о неудобной позе, в которой стояла. О чем говорили мужчина и женщина услышать было невозможно, но их встреча явно не собиралась перерастать в скандал с нападками и ворохом претензий, скорее это походило на встречу заговорщиков. Мужчина что-то ей говорил, она постоянно кивала, ничуть не спорила, что-то отвечала. Кульминацией стало то, что она сунула ей пачку денег, которые были быстро спрятаны в рюкзак, что он принес с собой. Простоватый рюкзачок, мало пригодный для переноски крупных сумм денег и хорошо отводящий внимание. Думаю, лучшего камуфляжа, чем потрепанный рюкзак для спортивного похода, – не найти. Мужчина встал и удалился, женщина спешно сделала то же самое, подхватив пакет с продуктами. Татьяна встала во весь рост, выпрямила грудь и медленно зашагала вперед по улице. Делать было нечего, я двинулась за ней.

Каблуки цокали, сумка оттягивала женщине руки, я то и дело петляла между прохожими, пытаясь не упускать из виду добычу. Несмотря на увесистую покупку, она вовсе не спешила взять такси или воспользоваться метро, чтобы добраться до места назначения, вместо этого семенила по улочкам, выбирая наименее людные, дошла до восьмого округа, и наконец, начала спешить. Стрелки часов через пол часа должны были показать девять. Уже изрядно стемнело, мне приходилось прикладывать усилия, чтобы не потерять женщину, так как шла я от нее на довольно таки приличном расстоянии. Татьяна прибавила ходу, и минут через десять вошла в здание банка. Я удивилась и припустилась следом. Подошла к стеклам витрины, чтобы получше рассмотреть происходящее внутри. Женщина что-то сказала служащему, после чего он снова опустил глаза к столу, а Татьяна последовала наверх.

Как только она скрылась, я дернула ручку двери. Каблуки снова застучали по полу, чем привлекли внимание служащего. Он ту же встрепенулся, напрягся и стал ожидать, когда я дойду до его стола.

– Здравствуйте, – только и успела произнести я.

– Сожалею, мадмуазель, но мы закрыты, – тут же произнес мужчина.

– Вот как, – сделала я удивленное лицо. – А я только что видела женщину, которая входила сюда, и вы ее обслужили.

– Наверное, вы ошиблись.

– Ничуть. Я только что видела, как сюда вошла блондинка, и вы любезно пропустили ее на второй этаж.

– О, – улыбнулся мужчина. – Вы неправильно поняли мои действия. То была не клиентка. Мадмуазель пришла по личным делам.

– По личным? У меня тоже личное дело.

– Нет-нет, мадмуазель, – снова замотал головой мужчина. – Мадмуазель, она имеет личное дело к директору банка.

– Но у меня тоже дело, и если надо, я поговорю с директором.

– Да нет же, – разнервничался мужчина, пытаясь мне что-то объяснить. – Поймите. Мадмуазель – не посетительница.

– А, кто? – давила я на психику. – Владелица?

– Это знакомая месье Эрво, Председателя правления банка, – очень тихо произнес мужчина, чтобы я оставила его в покое и покинула здание.

– А-а, – протянула я, вроде как начав соображать. – Тогда, может, вы мне поможете.

– Мадмуазель, я же говорю, мы закрыты. Приходите завтра. Я вам обязательно помогу.

– Ну, можно я хотя бы мужу позвоню, чтобы он меня забрал.

– Там звоните, – указали мне на улицу пальцем.

– Вы же видите, у меня нет сумки, ее только что украли. Нет денег, чтобы вызвать такси. Муж послал меня в магазин… – начала я плести небылицы, чем заставила мужчину вскипеть.

– Короче, что вы хотите?

– Можно мне позвонить мужу, чтобы он меня забрал? – жалостливо произнес голос.

– Вот, – кипя от нетерпения и негодования, мужчина протянул мне трубку, – звоните и уходить, прошу.

Я мило улыбнулась, забила пальцами по дисплею, после чего стала ждать, слушая гудки.

– Алле, – раздалось в трубке.

– Привет, ты не мог бы меня забрать прямо сейчас из банка?

– Что ты делаешь в банке? – ошеломленно произнес голос на другом конце.

– Чем скорее, тем лучше, – пропустила я вопрос мимо ушей.

– Что ты там забыла?

Я не ответила и на второй на вопрос, назвала адрес, точнее улицу, с которой можно было увидеть вход в банк, но нельзя было увидеть смотрящего, и положила трубку. Мужчина с покрасневшим от злости лицом ждал, когда я удалюсь. Даже на спасибо не ответил, только еще раз попросил выйти вон. Я надула губы, сделала лицо как у куклы без интеллекта, и вышла. Оказавшись на улице, припустилась к назначенному мной месту встречи и стала ждать. Время шло, из банка никто не выходил. На улице стало совсем темно. Я пару раз поправила пиджак, еще раз переступила с ноги на ногу, и снова погрузилась в ожидания. Вдруг резко все зашевелилось. На конце улицы появилась машина, притормозив возле меня. Я оторвала себя от места, подбежала, быстро открыла дверь и села в машину.

– Привет, – улыбнулся водитель. – Что все это значит?

– Смотри, – указала я пальцем на входную дверь банка.

Мужчина с большим животом, лысоватый, весьма неприятной наружности, приоткрыл дверь, выпуская пышногрудую блондинку. Простояв с полминуты на тротуаре, они дружно сели в подъехавшую к ним машину. Водитель нажал на газ и двинулся вслед за отъезжающей машиной.

– Как думаешь, что все это значит? – наблюдая за отдаляющимся бампером, произнесла я.

Мужчина хмурил лоб, неотрывно глядя на дорогу.

– Не представляю, – ошеломленно и сдавленно ответил голос мужчины.

– Служащий сказал, что она – знакомая месье Эрво, Председателя правления банка.

– Что? – удивленно произнес мужской голос. – Ты уверена?

– Зачем ему врать?

– Вот дела! – чертыхнулся сосед. – Председатель правления – Валери Эрво, мой благодетель, – с сарказмом добавил мужчина.

– Думаешь, она его любовница? – попросила я подтвердить догадку.

– Нет, она не может быть его любовницей. Не в его вкусе.

– А мужчину, что сел в автомобиль вместе с ней, ты знаешь? – спросила я. Поля.

– Нет, впервые вижу, – ответил Поль. – Татьяна замешана в похищении картины, уверен. А сделку мне навязал Валери, как и сделку с рисунком.

Я слушала молча размышления Поля.

– Похоже, твой благодетель хочет тебя подставить, – вздохнула я.

– Думаешь? – спросил Поль, очевидно, сам вывел подобный вердикт.

– Сам посуди. Полчаса назад я видела, как Татьяна встретилась с мужчиной в кафе. Они преспокойно поговорили, после чего она отдала ему крупную сумму денег, попрощалась сухо. Затем прямиком пошла в банк. К кому?

– Навряд ли они любовники с Валери, – произнес Поль. – Но ты права в том, что их связывают общие дела. Дела с картиной.

– Тебя подставили, это очевидно. Картину продали без тебя! Но для всех, ты – тот, кто ее спрятал от покупателей и продавца. Возможно, с рисунком тебя тоже подставили, использовали ту же схему.

– Ты забыла, рисунок забрала ты, – ответил Поль.

– Я сделала это случайно. Но тот, кто пришел убивать коллекционера из-за рисунка, собирался выставить виновным тебя.

– Мне это представляется сложным, – покачал головой мужчина.

– Как еще можно объяснить твое появление в номере в назначенный срок для убийства?

– Совпадением, – взглянул на меня Поль голубыми глазами.

– Я могла бы в это поверить, если бы так скоро не произошла аналогичная ситуация с картиной. Тебя хотят устранить, либо из бизнеса, либо физически, отдав на съедение волкам: продавцу и недовольным покупателям.

– Дальше, – кивнул Поль, внимательно меня слушая.

– А дальше ничего, – пожала я плечами. – Вот только … – протянула я, и встретив вопросительный взгляд Поля, продолжила, – я думаю, зачем Татьяне отдавать деньги? Это часть денег за проданного Ренуара? Она посредник? Наличные, неучтенные налогами, без каких-либо следов сделки, и заметь, после передачи средств, она пошла рассказать об этом прямо к твоему благодетелю, который, вроде как, ищет картину вместе с тобой!

– Ну, если учесть, что странные сделки с рисунком, с картиной мне навязал Валери, то твои выводы верны. Ему надо от меня избавиться, – вздохнул Поль. – Вряд ли ее продал этот олух, Жан! Он сделал то, что ему велели: легко забрал картину, солгал мне, отнес картину в назначенное место и забрал деньги. Спрашивать надо не у него, где картина сейчас!

Поль развернулся немного ко мне.

– И все же, в Венеции у убитого коллекционера требовали иные деньги! Сумма была намного значительнее, чем та, что можно было получить за рисунок. Я не могу понять, потому что не знаю деталей, но его убили не из-за рисунка. Он был не нужен убийцам, – Поль настаивал на своих выводах и убеждал меня в том, в чем был абсолютно уверен.

– А мужчин ты рассмотрел? – спросила я.

– Плохо, – мотнул он головой. – Оба говорили по-английски с акцентом. Это я запомнил. Один среднего роста, очень спортивный, возможно даже, военный. А второй – садист. Он живого места на коллекционере не оставил. Ты сама видела, – сказал мне Поль, заставив вспомнить ужасную картину с изуродованным телом на полу номера.

Я молчала и смотрела на ехавшую вдалеке машину. Перед глазами стоял труп. Я помнила каждую деталь его изуродованного тела. Поль аккуратно вел, пытаясь не попасться на глаза тем, кого мы преследовали, и как только машина оказалась на шоссе, что вело из города в пригород, почему-то резко затормозил.

– Что случилось? – спросила я.

– Я знаю, куда они едут, – ответил голос Поля.

– Куда? – насторожилась я.

– У Эрво роскошный старинный особняк в пригороде. Они едет к нему домой.

Я замолчала, как и Поль. Мы оба смотрели вперед на дорогу, ушли в свои мысли ненадолго, а потом водитель снова завел машину, развернулся и понесся в город. Машина быстро пробегала обратные километр за километром, в салоне висела тишина.

– Скорее всего, – начал Поль, – ты права. Картину они уже продали, причем не тому, кто хотел купить ее у меня.

Тяжелый вздох вырвался из груди мужчины.

– Катрин, ты должна отдать мне рисунок, иначе мне вообще не отвертеться, – Поль бросил на меня взгляд своих голубых глаз.

– Я попробую, но быстро не получится, – тихо произнесла я.

Мы оба замолчали ненадолго.

– Послушай, – у меня в голове мелькнула мысль. – Если твой благодетель подставил тебя, мы также можем подставить его.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Поль.

– Надо, чтобы все убедились, что в номере гостиницы была Татьяна, а не я, – внимательно смотрела я на лобовое стекло, через которое была видна машина. – Татьяна взяла рисунок, взяла деньги, которые ищут, картину видели у нее, она и должна за все оправдаться вместе с месье Эрво, с которым она в близких отношениях.

– Но, с чего бы другим поверить, что деньги взяла она?

– Ты – свидетель. Ты видел ее. И рисунок взял у нее, – надавила я.

– А если другие скажут, что она – не та девушка из Венеции.

– Не скажут, – ответила я, абсолютно уверенная.

– Почему?

– Меня никто не видел, ты сам говорил, – твердо произнесла я, хотя моя уверенность основывалась на другой причине, имя которой было «Илья». – Он мне поможет, – пообещала я сама себя, – даже если мне придется наплести ему сказки, все равно поможет. Я хотела помочь ему, когда отправилась в номер человека, который прислал записку о том, что ждет Илью. Хотела предупредить, что Илья не придет и наткнулась на труп. После этого у меня все пошло кувырком! Теперь очередь Ильи сделать для меня доброе дело. Пусть у него тоже все смешается!

– Мне все-таки непонятно, как ты это хочешь сделать? – произнес Поль.

– Я еще сама все не продумала. Главное для тебя, следить за событиями, и подбросить информацию о том, что женщина из Венеции скорее всего Татьяна. А когда тебя попросят опознать ее, ты опознаешь. В этом случае, тебе будет легче доказать сговор месье Эрво с ней в ущерб интересам твоих клиентов. Возможно, они его сами накажут.

– Какое изощренное коварство, – произнес Поль.

– Поль, мы с тобой просто защищаемся, – произнесла. – Тебя кинули и подставили, меня хотят убить. Абсолютно ни за что! Мы с тобой, пешки в чужой игре, которыми хотят пожертвовать. Я на тот свет не собираюсь!

– Я тоже! – вздохнул Поль. – В номере была Татьяна.

Я улыбнулась и поцеловала его в щеку, после чего и он улыбнулся. Машина понеслась обратно, к дому из песчаника, с квартирой на шестом этаже, выходившей окнами на набережную и Эйфелеву башню. На середине пути я спохватилась.

– Поль, – произнесла я.

– Что?

– Отвези меня в магазин.

– Какой магазин? – удивился он.

– Продуктовый.

– Зачем? – еще более недоуменно позвучал его голос.

– Мне нужно сходить в магазин, – ответила я, пожав плечами.

Поль немного тряхнул головой и через несколько минут припарковался у входа. Я вышла, направилась прямиком к полкам, где стояли крепкие напитки. Поль ждал в машине и не подходил, чтобы помочь. Я махнула рукой и взяла обе бутылки, виски и коньяк, уверенная, что Илья одной не обойдется. Потом я решила купить обыкновенной еды, чтобы объяснить свое долгое отсутствие. Более того, уламывать Илью отдать мне вещи в голодном состоянии все равно, что плевать в пропасть. Нагрузившись, я вышла из магазина и плюхнулась с пакетами на сидение салона. Ключ повернулся, мотор загудел, и меня повезли к дому. Поль притормозил у самого входа, не выключая мотор, нахмурился и стал смотреть вперед. Я схватила пакет и хотела было открыть дверь, чтобы выйти, как заметила его взгляд. Он еще больше напрягся. Пришлось повернуться, отпустив ручку.

– Что-то не так?

– Там ведь кто-то есть, да? – пробурчал он еле слышно. – Не говори, что одна все это будешь есть.

Я быстро взглянула на окна и увидела, что света нет. Можно было продолжать врать.

– Я же говорила, что квартира мне не принадлежит. Мне просто разрешили пожить там. Оставлю хозяину полный холодильник, если сама не съем.

– Зачем ты возвращаешься? – капризно и с долей ревности в голосе произнес мужчина, чем несказанно удивил.

– Где же мне жить? На улице?

– У меня, – давяще произнес голос.

– Это не возможно, – хохотнула я.

– Почему?

– Потому что, тогда, как порядочный человек, ты вынужден будешь на мне жениться, – я еще раз улыбнулась, пытаясь перевести разговор в шутку.

– А если я хочу, – рука мужчины обвила шею сзади, пальцы чуть коснулись щеки.

Лицо приблизилось, голубые глаза заблестели, что заставило мозг моментально отключиться. Погрузившись в сладкий плен губ, я позабыла о главном. Его руки все крепче обнимали и прижимали к себе, мне сложно было гнуть свою линию, приводить какие-либо доводы, сложно было даже придумать и доказать самой себе, почему я сейчас должна уйти от него.

– Останься со мной, – тихо произнес Поль.

– А рисунок? – сглотнула я.

Он чуть отстранился и посмотрел на меня.

– Он тебе нужен, – напомнила я мужчине.

– Где он? Он у него? – резко произнес Поль.

– У кого? – удивленно вскинула я брови.

– Я знаю, что квартира принадлежит не тебе. И она давно пустует, я поинтересовался! – резко произнес Поль.

– Ну и что, – я улыбнулась.

Поль промолчал. Только тяжело вздохнул. Я решила его успокоить, чтобы он не мучался ревностью, не придумывал себе ничего.

– Мой родственник ничего плохого мне не сделает, иначе ему придется объяснять это своей же маме, и моей. Не переживай, – поцеловала я его еще раз, чтобы развеять сомнения.

– Родственник? – переспросил Поль.

– Наши мамы как сестры, только не родные.

– Но не родные, – надавил Поль.

– Мне лучше держаться от тебя подальше, чтобы никто не видел сговора во всем происходящем, чтобы твоим словам о Татьяне поверили, – я постаралась сменить тему об Илье на животрепещущую, о том, как выбраться из сложившейся ситуации.

Я вышла из машины, оставив Поля и пошла домой. Меня терзало то, что Поль теперь будет сходить с ума от ревности. Так как один ревнивец в моей жизни уже был, и кстати, ожидал меня в Москва, то сейчас ревность Поля могла очень навредить делам. Я только молилась, чтобы она не помешала ему трезво мыслить и сделать все как мы договорились. Шаг за шагом по ступенькам медленно шла обратно в свою тюрьму, лихорадочно смотря на часы и соображая, как объяснять двухчасовой поход в соседний магазин, поднялась на шестой этаж и встала прямо перед дверью, которая была чуть прикрыта. Толкнуть ее не составило большого труда, переступать порог было гораздо труднее. Мне и раньше было жутковато здесь находиться, а с приездом хозяина стало невыносимо. Страх выворачивал наизнанку кишки, сердце беспрерывно замирало, мурашки устраивали тараканьи бега по коже. Я ненавидела себя за то, что поддаюсь и играю в его игры, ненавидела за то, что у меня нет сил сопротивляться, хотя первостепеннейшим инстинктом у человека всегда был инстинкт выживания. Я же в своих действиях сама шла в пасть хищнику, где-то в глубине души рассчитывая на то, что дождусь от него пощады или выбью жалость, что явно было ложью самой себе.

Я кинула пакеты на стол на кухне и нашла Илью на балконе. Он стоял, глядя на ночной Париж, и даже ни о чем не думал, просто ждал. Ждал как я все те дни до его приезда: сидела, любуясь роскошным видом города, днем и вечером, в ожидании хозяина. Сидела и ждала его, не приезжавшего. Сидела и сходила с ума от отчаяния, не зная, что происходит. Сидела и молилась, чтобы все разрешилось, и я вернулась бы домой к своей старой жизни.

Совсем стемнело, все было едва различимо. Я приблизилась и протянула бокал. Жидкость колыхнулась и застыла в стеклянном сосуде, завладев на мгновение его взглядом, потом медленно все вокруг стало растворяться в ночной темноте.

– Ну, и где ты шлялась?

– Никак не могла решить, что лучше: виски или коньяк, – заглянула я в его карие глаза.

– И то, и то люблю, – тихо ответил он.

Я вдруг почувствовала, как у него сильно забилось сердце.

– Для этого потребовалось два часа? – раздался голос человека, который утопал в моих глазах.

– Хотела угодить, – тихо и мягко произнес мой голос, чтобы не злить мужчину напротив.

Я еще немного постояла, наблюдая, как он пьет, не отрывая от меня взгляд, о чем-то думает, и отошла к перилам.

– Я хочу домой, – тихо произнесла я, полагая, что алкоголь сделает его мягче и добрее.

Темно-карие глаза впивались на меня как в собака в кусок мяса, хозяин квартиры стал опасно молчалив. Пришлось отвернуться в сторону и обхватить себя руками, чтобы не поддаться панике.

– Тебя там никто не ждет, – вдруг раздался голос в ночи, так тихо и страшно, что показалось, будто я ослышалась.

Я снова повернула голову, уставившись на него округлившимися от удивления глазами. Илья стоял и смотрел своими темными глазами, прожигавшими дыру, внушал страх и трепет.

– Ты о чем? – удивилась я произнесенной фразе.

– Я сказал твоему жениху, что ты не вернешься, – раздался бархатный голос, красивый, как горький мед.

Оторопев, я хлопала глазами, глядя в упор на мужчину. Мне и верилось, и не верилось.

– Попытаешься вернуться домой – останешься без головы, – тихо произнес голос.

Лоб наморщился.

– Думаешь, те люди просто так тебя отпустят, после того, что ты у них забрала. Они будут ловить тебя везде: в аэропорту, на железной дороге, даже в автобусных парках. Их много, кому-нибудь попадешься в руки.

Лоб нахмурился еще больше.

– Тебя разорвут на мелкие кусочки, – снова произнес красивый бархатный голос ужасные слова.

Я интуитивно верила, но анализируя, отказывалась верить его словам, его поведение казалось абсурдным. Что я забрала? У кого? И почему вдруг я не должна возвращаться? И почему вдруг ему должен был поверить Леша? Если бы поверил, то первым же рейсом полетел бы сюда. Скорее всего, Илья ему не звонил. Но с какой целью этот фарс?

– А если ты заупрямишься, то они начнут изощряться на твоих родных. Начнут с любимого, потом перейдут на родителей…

Его глаза смотрели так яростно и зло, что я верила каждому слову, хоть они и противоречили логике. В них была ненависть и жажда крови, ничего больше. Таким взглядом смотрит солдат на своего ненавистного противника, в нем нет жалости или сострадания, он готов идти до конца, чтобы получить желаемое.

– Где это? – надавил голос.

– Что? – все еще хмуря лоб, смотрела я в темно-карие глаза, которые в ночи были черными как цвет камня раухтопаз в темноте.

Он покусал губы. Его родинки возле двух уголков рта зашевелились.

– Отдай, тогда с тобой ничего не случится, – продолжал бархатный голос, убедительный и пугающий, не смотря на свою красоту.

– Что отдать? – прошептала я едва слышно.

– Отдай, – еще ближе стало его огромное тело.

– Что? – едва слетело с губ.

– Хватит притворства! – крикнул он, схватив за плечи. – Отдай, или с жизнью расстанешься!

– У меня ничего нет, – тихо произнесла я, похолодев внутри от страха.

Он подтащил меня ближе и заблестел глазами.

– Это не шутки! Ты можешь оказаться в том же положении, что и тот мужчина в Венеции.

Я вздрогнула и замолчала, продолжая смотреть в его глаза, ничего не понимая. О чем именно он спрашивает, о рисунке или и флешке?

– Отдай, – глухо произнес голос.

– Я клянусь, у меня ничего нет, – наполнила я слезами глаза. – Я хочу домой, – слезы закапали на пол.

– Ты останешься здесь, – пророкотал голос над моим ухом, – пока не отдашь, что взяла.

Я подняла на него глаза, начиная его ненавидеть.

– У меня ничего нет!

– Есть! – давил бархатный голос.

– Тебе нравится издеваться? – я сопротивлялась как крыса, загнанная в угол.

– Очень, – тихо и пугающе ответил он. – Где то, что ты взяла?

– Ты теперь до бесконечности будешь задавать мне этот вопрос? У меня ничего нет, – твердо ответила я, потому что мне было все равно, даже если он начнет меня пытать раскаленным утюгом или резать вживую.

– Игры продолжаются, – вздохнул он.

Я всхлипнула еще пару раз, опустила глаза в пол, смотрела, как слезы капают. Он помолчал, бегая по мне глазами, придвинулся еще ближе и схватил за шею, заставив поднять глаза.

– Думаешь, ты до бесконечности сможешь играть со мной в эту игру? – угрожал красивый мужской голос.

– А тебе бы этого хотелось?

Сердце у него екнула, и я это почувствовала.

– Это игры больших дядей с толстыми кошельками, маленьким девочкам в них не место, – говорил он, приближая ко мне свои глаза.

– А ты какую роль играешь? Ты не толстосум, или ты на побегушках?

Родинка около уголка рта дернулась, сделала крюк и вернулась обратно. Он сдержался, но я его задела.

– Я тот, кто еще может тебе помочь, – ответил Илья на мой вопрос.

– Да ты мне уже помог. Век не забуду.

– Если проживешь.

Я замерла.

– Мило, – скривила я рот. – Если проживу. Убери от меня руки! Не трогай меня никогда, – завопила я, выведенная из себя.

– Что так? – начал он сильнее цепляться за тело. – Или тебе неприятно.

– Не выношу тебя. Отцепись, – ногти были пущены в ход, но и это не сильно помогло.

– Не выносишь? Правда? – издевательски произносил бархатный голос.

– Пусти немедленно!

Он вздохнул глубже, прищурился, снова дернул уголком рта и промолчал.

– Тогда отдай!

– Нет у меня ничего!

– А если я допрошу с пристрастием? – нагнулся он ближе.

– Валяй! Хочешь, помогу избежать дальнейших проблем? Ванна есть, ножи тоже. Вскрыла вены – и все в порядке. А ты потом сможешь обыскать еще раз мои вещи и убедиться, что у меня ничего нет, – шипела я как настоящая змея, брызгая словами вместо яда.

Тут он резко схватил меня за волосы и потащил, причем так быстро, что я опомниться не успела, но успела удариться обо все, что только можно, подтащил к самому краю перил и нагнул вниз, перекинув через перила. Я от ужаса вцепилась в его руки. Перед глазами были только его карие глаза, которые казались абсолютно черными в ночи, с ярким огнем внутри как будто от лазера. Сейчас он точно походил на чудовище из ужастиков. Говорят, что в такие минуты перебираешь имена всех богов, чтобы спастись. Я даже этого не смогла, застыла от ужаса, как загипнотизированная.

– Теперь как? Все еще хочешь умереть? – держа за лацканы пиджака, произнес он.

У меня от страха пропал и дар речи, я лишь цеплялась за него и смотрела. Он тоже смотрел и, наконец, сообразил, что перегнул палку, перепугал сверх меры. Руки притянули меня обратно, и он замер, снова уставившись на меня.

– Мне нужна эта вещь, и я ее получу, – тихо произнес бархатный голос, чтобы до меня дошла вся серьезность положения.

Мои глаза так же заморожено смотрела на него, что окончательно заставило в его голове укорениться мысли о том, что сейчас от меня ничего не добиться. Оглядев с недовольством еще, вздохнул и потащил мое тело обратно в дом, так же вцепившись мне в волосы. Обращался как с кошкой, которую хватают за шкирку, и тащат. И я шла, податливо и не соображая особо. Впихнув меня внутрь, он плотно захлопнул дверь на балкон и навис надо мной как туча. Рука дотронулась до волос, наконец, освобожденных, и стала растирать болевшее на голове место. Разум блуждал где-то очень далеко, а тело стояло и не шевелилось.

– Можешь идти поплакать о своем Леше, – в приказном порядке произнес голос. – Заодно подумай о своем положении.

Ноги потащили меня в спальню, которая давала приют голове не раз, чтобы теперь позволить уткнуться в подушку и выплакать все. Я повернула ручку двери и включила свет. Меня ужаснуло увиденное. Он спал на моей кровати, точнее – на своей. Как теперь я буду на ней спать? Я снова потянулась к выключателю, свет погас, медленно села на кровать и уставилась в темное окно. В груди трепетало сердце, в голове не было никаких светлых мыслей – сплошной ком.

– Что теперь? – вот главный вопрос, который я задавала самой себе.

Я сидела, сжимала холодные пальцы и вздрагивала каждый раз, когда слышала шум вдалеке. Слезы сами собой катились по щекам потоком, я не предполагала, что обладаю таким запасом. Прохныкав с час до такой степени, что стала болеть голова, я двинулась в ванну.

Преимущество роскошных парижских квартир в том, что у каждой спальни есть собственная ванна и гардеробная, а это значило, что он уснет в другой комнате, а я не увижу его до утра. Схватив его серую кофту без спросу, которой я все это время согревалась холодными парижскими ночами, лежа одиноко в этом доме, до жути пугавшем, прикрыла дверь, стянула с себя все, залезла в ванну и пустила воду. Она побежала по белому дну, поднимаясь все выше, затопляя тело. Я подняла голову в потолок и забылась на полчаса.

Перекинув ноги через бортик ванной, я ступила на кафельный пол и схватила полотенце. В зеркале отразилось мое лицо, и глаза сразу отвели взгляд. Я прижала полотенце поближе и еще раз взглянула. Мне совсем не хотелось смотреть на себя, но я заставляла, помня о просьбе Поля. Смотреть в отражение было неприятно, отчего дыхание учащалось. Рука провела по коже. Не выдержав, я резко отвернулась от зеркала и забегала глазами вокруг по ванной комнате. Не найдя ничего интересного, схватила холодной рукой серый свитер и облачила свое тело в шерстяную ткань. Рука потянулась к волосам. Я продолжала стоять спиной к зеркалу, и медленно водила расческой по волосам, пытаясь себя успокоить.

Немного поостыв от монотонных действий, я, наконец, решилась выйти из ванной. Идти мимо пустых полок гардеробной было уже привычно, но раздавшийся звук телефонного звонка стал полной неожиданностью. Сердце мое окончательно оборвалось. Я выскочила из гардеробной как ошпаренная, но опоздала.

Илья сидел прямо напротив на кровати и вертел в руках мой телефон. Единственно хорошее, что было во всей ситуации, это догадка о том, что мой чемодан находится где-то в квартире, если Илья успел найти зарядное устройство. Я замерла, наблюдая, как пару раз нажав на панель, его лоб сморщился.

– Спокойной ночи, любимая, – медленно произнес он.

У меня кончились силы, опустив глаза чуть ли не на свою грудь, как можно ниже, я медленно приблизилась к кровати и положила расческу.

– Прилетай скорее. Я уже скучаю.

После этой прочитанной вслух фразы, я подумала, что может, все не так плохо.

– Целую и люблю. Твой будущий муж.

– Как ты смог его зарядить?

– Тривиальным способом, – ответил он и указал на лежащее недалеко зарядное устройство.

– А разблокировать?

– У тебя не сложный пароль, и у меня было время заметить его и запомнить, – произнес голос с издевкой.

– Чемодан должен быть где-то поблизости, – подумала я, а вслух произнесла. – Тебя мама не учила, что брать чужие вещи, а тем более читать чужие послания – некрасиво.

– Ты ему звонила? – Илья переменился не только в лице, но и в голосе, что заставило меня обернуться.

Он уже зависал надо мной, полыхая гневом.

– Я же сказал, никому не звонить! – больно схватив за руку, заорал он.

Мне бы вполне хватило его рявка, чтобы испугаться, а от такого наплыва эмоций, я просто впала в ступор, хлопая глазами, не могла вымолвить ни слова.

– Зачем ты ему звонила? – давяще тихо произнес голос.

– Я должна была приехать и позвонить, – пожала я плечами. – Хочешь, чтобы все стояли на ушах и выясняли, где я?

– И где ты? – так же тихо спросил голос.

– В Париже, – ответила я.

– Для них? – рявкнул он.

– В Париже, – еще более тихо произнесла я.

Он зарычал, начиная выдыхать воздух из груди, как дракон пламя.

– И что ты здесь делаешь?

– Заехала по пути на несколько дней.

Он гневно продолжал смотреть.

– Ты вообще ни о чем не знаешь, – решила смягчить его этой фразой.

– Да при чем здесь это?! – наконец освободив мою руку, он зашагал туда-сюда по комнате.

Я медленно подошла к кровати, схватила белье и поправила подушку, только бы не смотреть на него. В какой-то момент отчетливо почувствовала взгляд знакомых глаз на себе. Шаги прекратились, хозяин застыл где-то недалеко и наблюдал за мной. Это длилось бесконечно долго, ничего не осталось, как найти себе еще занятие – я стала прибирать разбросанные вещи. Илья молчаливо стоял, смотрел, злился. Жутко неприятно быть объектом столь пристального наблюдения, но приходилось держаться.

– А свитер мужской у тебя откуда? Ты сюда без вещей приехала, – вдруг произнес голос.

– Твой, – сглотнув от страха подступивший к горлу ком, ответила я.

– Мой? – мужчина как-то странно уставился на мое тело.

– Я одолжила ненадолго. Надеюсь, ты не против, – мне пришлось заглянуть ему в глаза для убедительности. – Было холодно спать… раздетой, – пауза получилась неуверенно длинной.

Илья притих, потер рот рукой и стал пристальнее смотреть.

– Я не помню такого свитера, – произнес настойчиво голос.

– Он лежал в третьем ящике снизу, во втором шкафу, – начала я, – вместе с черным и двумя синими.

Его брови сомкнулись.

– Кстати, раз уж зашел разговор… можно мне мои вещи обратно? – тихим голосом произнесла я, давя на жалость знакомым способом.

Он все молчал и водил глазами.

– Мне уже надоело таскать одно и тоже.

– Потерпишь, – презрительно произнес он и потер рот ладонью.

– В своих вещах я выгляжу лучше, – заискивающе произнесла я.

– Ты и в этом хорошо смотришься, – тихо и давяще ответил он.

Я мысленно чертыхнулась и отвела взгляд, продолжила ставить вещи на место и молилась, чтобы он, наконец, пошел к себе и оставил меня в покое, но чуда не произошло. Расставляя вещи, я затягивала как можно дольше, но было тщетно. Мне жутко не хотелось нового скандала и зависаний из окна, хотя все к тому шло. Когда дел больше не осталось, пришлось повернуться и начать диалог.

– Я буду ложиться, – тихо произнес мой голос.

Он еще раз обвел меня глазами, потер рукой рот, медленно начал двигаться к двери мимо. Из моей груди вырвался облегченный вздох.

– Спокойной ночи, – произнес он, встав напротив.

Я сдержалась, лишь бы его не провоцировать.

– Спокойной ночи, – лучше быть вежливой, чтобы все прошло гладко. – Я не буду тебе мешать, если останусь спать здесь?

– Не будешь, – тихо произнес он.

Я сморщила лоб, не понимая, почему он не уходит. Стоит и смотрит на меня. Глаза полыхнули в темноте, оборвав мне сердце. Вокруг талии скользнула чужая рука. От испуга у меня пропал голос. Мужчина снова полыхнул в ночи глазами и ухмыльнулся. От страха тело задрожало как осиновый лист, внутри все твердило «нет, пожалуйста», в голос не произносилось ничего. Мужчина напирал и двигался к кровати, пресекая попытки оттолкнуть. Его рука так больно заломила мне шею сзади, что в глазах встали слезы, вопреки всем стараниям сдержаться. Я смотрела огромными от ужаса глазами на лицо с оскалом, которое напоминало больше звериное, чем лицо человека. Страх и ночные краски играли злую шутку с моим воображением.

– Целую и люблю, – произнес он издевательски. – Твой будущий муж, – уголок рта дернулся, поведя родинкой. Мужчина противно ухмыльнулся. – Притворишься, – игриво и словно спрашивая, произнес голос, – что я – это он?

От фраз мужчины я оледенела словно Антарктида, и через несколько секунд пронзительного взгляда карих глаз, ощутила, как рука с шеи соскальзывает, переходя на подбородок. Большой палец дотронулся до губ, от чего меня было готово вырвать прямо на месте от страха, затем рука поползла ниже, начав ощупывать грудь. Илья стянул с себя и с меня без промедлений и пререканий оба своих свитера, поднял мое лицо вверх и поцеловал. Я поморщилась. Он особо не старался быть пылким и нежным, прелюдия ему была не нужна.

– Ты мне поможешь? – опустив ладонь с лица, тихо произнес он.

У меня окончательно все оборвалось, стало ясно, что ничего хорошего ждать вообще не стоит. Его голова склонилась в желании дотронуться до губ и напоролась на лоб. Я опустила голову, чтобы хоть поцелуев избежать, выдохнула и потянулась руками к ремню на штанах. Илья, довольный от ощущения женских рук у себя на поясе, выпустил воздух из груди и дотронулся губами до моих волос.

Так долго на ночное небо я не смотрела никогда в жизни. Оно казалось бесконечно темным, хотя огни то там, то тут мелькали полосками. Цвет менялся по прихоти прожекторов, давая непонятные светопреставления полуночникам, звал вдаль малюсенькими огонечками, увлекая в далекий, мистический мир. Совсем неподалеку Эйфелева башня, которую из окон спальни мне было не видно, искрилась как одинокая манекенщица на подиуме, самозабвенно показывая свою красоту и давая людям возможность насладиться ею, лишь для этого и созданная. Странно и парадоксально было смотреть на такую красоту и ненавидеть все это. Горечь разбитых надежд пролилась по комнате и отравляла вокруг воздух вместе с теплотой тела и его дыханием. Мне было невыносимо лежать так близко рядом с ним, кутать тело в простыни, замерзая, но отодвигаться от него все дальше на край, испытывать тошноту от случившегося и пересиливать желание убежать в другую комнату, ненавидеть себя, потому что это была только моя вина. В тот раз я хоть сопротивлялась, в этот – струсила и сдалась без боя. Любой суд сказал бы, что оправданий тому – нет, и уж тем более я не могла найти их для себя.

Я немного пошевелилась, отодвинувшись еще дальше, вздрогнула и прижала посильнее простынь. Чернильное небо с отсветами и мерцающий в темноте город напоминали своей пьянительной красотой французские духи, сводящие с ума большинство людей восточными нотами, но для некоторых ноты шлейфа – отвратительно горьки. В данный момент я примыкала к той самой второй половине. Если бы мысленно составить духи из чувств, владевших мною, они стали бы смесью разъедающей глаза горечи, ледяного страха, и пустоты – бездны, в которой конца и края не видно. Я плотнее носом уткнулась в подушку, чтобы ощутить свой запах. Ничего похожего не было. Впрочем, так и должно быть, ведь свой запах – самый родной, он должен нравиться больше всех остальных. Чужая рука вдруг дотронулась до спины и заскользила неумело, по-мужски пытаясь быть нежной. Раз – другой пройдясь, не получив от меня нужной реакции, отстранилась в бесполезном занятии, и уже лицо прижалось к спине горячими губами, жадно начав хватать кожу. Его дыхание обдавало, вызывая дрожь во всем теле, губы ходили вдоль позвоночника, доводя меня до тихой истерики. Мужчина еще плотнее прижался, губы жгли кожу поцелуями, нос путешествовал по волосам, вдоль шеи, жадно вбиравший запах. Я смолкла, молясь, чтобы не было продолжения.

– Ты – моя? – тихо произнес бархатный голос над самым ухом.

Я удивилась, потому что в интонации не было требования, скорее мольба. Медленно повернувшись, я замерла, разглядывая его, и еще немного помедлив, дотронулась до него рукой. Сердце любовника резко ухнуло, он склонился как можно ниже, замер и ждал, почти перестав дышать. Чем дольше рука скользила по телу, тем сильнее стучало его сердце, будто обрываясь с одинаковым промежутком времени, прыгало с обрыва в неизвестную глубину, без обещания вернуться, но все же возвращалось. Он склонился еще ниже и завис в желании получить поцелуй, каковое было столь настойчивым, что я не нашла никакого другого выхода, как исполнить его.

Простонав под ним еще полчаса, я окончательно потеряла всякую надежду на счастливый исход и беззвучно ревела в подушку, отвернувшись от чужого тела в кровати. Выждав немного, тихонько села, свесила ноги с кровати и на цыпочках пошла искать кофту, валявшуюся черте где. Натянув свитер, я также вышла на цыпочках из спальни, поплелась на кухню попить воды, чтобы притупить тихую истерику.

Напившись, вернулась в зал и уставилась в окно. Париж был таким красивым в ночи, что слезы моментально высохли. Я вспомнила знаменитые слова о том, что Париж – единственный город в мире, где можно обойтись без счастья. Мысли поплыли далеко вперед, представляя, как я буду здесь жить, я даже не видела ни Леши, ни тем более Ильи. Только прекрасный город и себя. Из грез меня вырвали шаги. Я подняла глаза и увидела хмурую физиономию Ильи, зависшего прямо надо мной.

– Пошли спать, – резко произнес его голос.

– Не хочу, – тихо ответила я.

– Пошли, – вцепился он в руку и потащил.

– Не хочу, сказала же! – закапризничала, думая о том, что нечестно доставать меня после всего.

Он разозлился, дернул и потащил в спальню, перекинув через плечо как ковер. Ему было плевать, что хочу я. Важны были только его желания. Может в кино такие сцены выглядят очень романтично, но в жизни – чувствуешь себя полной идиоткой, беспомощной и униженной. Он скинул меня с плеча на кровать столь же пренебрежительно, как и взваливал, прошел на свое место, лег, злобно глядя, повернулся спиной и задышал как дракон. Я показала язык спине – только на это смелости хватило, легла на подушку, так же повернулась спиной, стала злиться. Через полчаса, когда Илья монотонно дышал, а я окончательно замерзла, не выдержала мучений, сказала себе, что не стоит себя истязать. Это с удовольствием делают другие! Тихонько приблизилась к его спине, уткнулась холодными руками и носом в его теплую спину, согревшись, минуты через две спала как сурок.

Пышногрудая дама открыла дверь автомобиля и вышла на темную дорожку, которая вела к двери старого загородного дома, окруженного роскошным садом с густыми кустами и пышными кронами деревьев, которые в ночи казались угрожающими укрытиями для незваных гостей и злоумышленников. Вторая дверь автомобиля открылась следом. Некрасивый мужчина опустил ноги на темный асфальт. Дама прошла вдоль дорожки, окутанная ночной синевой, поднялась на три ступени выше земли и остановилась перед деревянной дверью. Она дождалась своего спутника, протянула руки, смело дернула дверь. Оба ступили за порог и оказались в холле с роскошной лестницей и классической французской люстрой с капельками из стекла в центре. Никто не пришел их встретить. Женщина сама закрыла за собой дверь, прошла мимо лестницы, повернув направо, и оказалась в кабинете. Напротив двери за столом уже сидел мужчина. Ее спутник вошел за ней следом и устроился рядом на диване. Оба посмотрели на нее внимательно и проводили взглядом, когда она прошла ближе к дивану. Трое хранили молчание. Женщина села на диван рядом с мужчиной неприятной наружности, ее грудь высоко поднялась и опустилась от вздоха.

– Как наши дела? Все удачно? – спросил коренастый мужчина, абсолютно некрасивый, с крючковатым носом, который вдобавок гнусавил.

– Все отвратительно! – раздался ответ, и роскошная грудь опять вобрала воздух, затем тяжело выпустила, пытаясь таким образом снять напряжение. – Его не было в квартире. Его нет в Париже!

– Где же он? – удивились оба мужчины, приняв более ровное положение тела.

Говорил некрасивый мужчина внос, неприятным тембром, на американский манер. Сидевший за столом мужчина, ухоженный, стройный, несмотря на серьезный возраст, струной выпрямился в кресле, ему перестала быть нужной спинка кресла. Гнусавый мужчина подался вперед, пережав живот, лишь бы дотянуться до источника информации.

– Не знаю, может еще в Венеции, – ответила женщина и прижалась спиной к спинке кресла, открыв свою грудь для созерцания мужчин абсолютно.

Грудь продолжала колыхаться, но никак не могла привлечь внимание мужчин. Оба посмотрели друг на друга с тревогой, пытаясь отыскать в голове ответ на вопросы, используя логикой.

– Может, он догадался? Или выяснил, что происходит? Сможет? – с тревогой в голосе произнес холеный мужчина по-английски коверкая слова французским акцентом.

Второй пожал плечами. В глазах его стоял страх.

– Но это не самое интересное, – раздался голос женщины. – В его квартире какая то девица.

Двое опять замолчали, переглядываясь.

– Подружка?

– Не похожа, – ответила женщина. – Странно все очень! И квартира странная. Как будто в ней никто не живет давно. Мебель практически отсутствует, на полке его фото столетней давности, даже продуктов в холодильнике нет. В ванной только одна зубная щетка и шампунь из аптеки, наспех купленный. Никакого уюта, холодно ужасно. Она не похожа на женщину, которая ожидает возлюбленного в любовном гнездышке.

– Но, кто она? – раздался вопрос.

– Не знаю, но она русская, – произнесла женщина твердым голосом. – Связь между ними точно есть. Не могла она просто так оказаться в этой квартире.

– Он не пришел на встречу, – размышлял некрасивый мужчина вслух, гнусавый голос звучал в воздухе. – Вместо него пришла женщина, невысокая, тоненькая, ее ищут по всей Венеции. Может, это она?

– А цвет волос? – спросил второй мужчина.

– Да какая разница! Она и в парике могла быть! – махнул в ответ рукой его собеседник, на лбу его проступил пот.

– Она странная, – вздохнула женщина. – Смотрит и задает вопросы как ребенок, который пытается понять, что происходит вокруг. Если бы она все знала, была бы более отстраненной и осмотрительной.

– Это все Илия! Сукин сын! Только кажется открытым и компанейским, но всегда имеет что-то за душой, какой-то собственный план или тайную цель. Может, он ей голову заморочил? Может соблазнил, и она помогает ему, не подозревая ничего плохого?

– Она не выглядит влюбленной. Тем более, ей приглянулся твой протеже, – усмехнулась женщина.

– Поль? – удивился мужчина, он чего его аккуратные руки легли на стол ладонями вниз.

– Ты бы только видел, с какой самоотверженность он ей помогает, – закатила глаза женщина. – С чего бы это? Ты настоял?

– Нет! Я первый раз слышу о том, что они знакомы. Они вместе?

– Она ему явно нравится, – подтвердила женщина кивком. – У него глаза светятся, когда он на нее смотрит. Удивительно!

– Так я не пойму, она помогает Илие или она помогает Полю.

– Что касается Ильи, то его нет в квартире, значит помогать ему она не может. Что касается Поля, то это он ей помогает.

– Что это за девка? – разозлился некрасивый мужчина.

– Спроси у Поля. Что он тебе о ней расскажет, мне даже интересно.

Женщина полезла в сумку и достала ключи.

– Это ключи от квартиры, которые она мне дала. Отправь кого-нибудь туда, возможно, она придет и ее можно будет спросить более жестко.

Я встала с постели и подошла к окну. Отвращение от картины в утреннем свете становилось все сильнее. Такого стойкого омерзения я не испытала даже в Венеции. И в первую очередь от себя самой. Хотелось целиком содрать с себя кожу, такое отмыть просто не возможно.

– Господи! – я пыталась остановить слезы в глазах.

Мне сейчас больше всего хотелось заползти кому-нибудь под теплое крылышко и выплеснуть слезами все свои чувства. Проблема была лишь в том, что никого рядом не было, никто не ждал меня под своим крылышком, некому было жалеть, и я была вовсе не маленькая девочка.

– Из всего этого, как не хнычь, придется выбираться самой! – я сглотнула подступавшие слезы.

Его тело было так же распростерто на постели, как и в тот раз – будто в насмешку. Я снова отвернулась к окну и думала, прекрасно понимала, что он не отпустит меня, пока не узнает, где его вещь, понимала, что не отдам, и буду повторять «ничего не знаю» до посинения, потому что не доверяю ему. Бог знает, что он потом со мной сделает! Может, я вообще никогда не вернусь домой, просто сгину. Эта вещь – единственное, что пока позволяет мне защищать саму себя от него и от других. Если эти другие есть! Может, есть только он?

Я снова повернулась к постели и впилась глазами в спящего. Кто он? Чем занимается? Чем больше я думала о плохом, тем сильнее убеждалась в том, что все очень серьезно. Мурашки бегали по телу как ненормальные. Я стала кутать голое тело в свитер. Дрожь так и не унималась. Я снова отвернулась к окну. Возвращаться ли обратно? Если я вернусь, он побежит следом за мной и может еще что-нибудь выкинуть. И самое страшное: что если он расскажет правду Леше и другим? Что тогда? Лешу явно стоит держать от этого подальше, все придется решать самой. Хотя, что решать? Вопрос. В чем здесь дело? Меня могут убить?

Руки затряслись еще сильнее. Я усиленно гнала эту мысль от себя, а интуиция отчетливо говорила, что это – правда. Мне было ясно только одно – бесконечно играть в игру «верю – не верю» мы не сможем. Рано или поздно, а скорее рано, он сорвется, и в ход пойдет тяжелая артиллерия. Лежать на полу с развороченной грудью, как тот мужчина в отеле, я не хочу.

Я потерла лоб рукой. Убежать? Сейчас он неустанно будет следить за каждым моим шагом, намеренно ослабив поводок и заставив поверить, будто расслабился, и его бдительность уснула. Придется играть роль доверчивой зверюшки. Единственное, что позволит мне ускользнуть, это если он потеряет бдительность. Как это сделать? Бдительность он теряет только в гневе. Ответила я сама себе на вопрос. А в гневе он страшен!

Я глубоко погрузилась в свои мысли и не заметила, когда он проснулся. На секунду глаза метнулись в сторону кровати, где лежал спящий, который вдруг распахнул глаза. Я замерла. Илья молча смотрел, не шевелился.

– Подойди, – тихо произнес сонный голос через секунды мертвой тишины.

От этой фразы меня окатило холодом. Я сглотнула, медленно зашагала в его сторону и встала около кровати.

– Ближе, – тихо произнес голос.

Я сделала еще шаг. Рука потянулась и дотронулась до моего колена. Она была горячей ото сна, ее тепло было приятным в осеннем холоде утра. Я замерла, позволяя мужчине делать то, что хочется. Рука медленно стала подниматься выше по ноге, все глубже увязая под его же собственной кофтой, и узнала, что под шерстью высокого качества прячется мое замерзшее от страха тело. В этом теле, в самой сердцевине, в эту ужасную минуту мое сердце замерло от страха, а внизу живота начались пляски ужаса, которые заставляли мурашки танцевать вальс на коже. Я боялась даже дышать, не то, что шелохнуться. Рука стала скользить тем же маршрутом обратно, отпустила ногу. Я выдохнула и только сделала шаг назад от кровати, как моя рука стала пленницей той же теплой руки. Я перевела на него взгляд, и замерла, прочитав в темных глазах только одно. Тело оледенело, я перестала дышать, поддавшись. Меня потянули на кровать.

Присела дрожащим телом, молчала как и он. Карие глаза отпустили мое лицо, оно его совсем не интересовало. Объектом интереса стала другая часть, с которой соскальзывало теплое шерстяное одеяние. Я подняла руки вверх и помогла освободить свое тело из теплого плена, отдав его в еще более теплый и жгучий. Конец действа был знаком до боли: я лежала, отвернувшись от него, и молясь, чтобы его руки больше ко мне не прикасались. Он, как медленно закипающий вулкан, лежал рядом и злился на меня. Я, нехотя, вздрагивала, чувствуя угрозу в его дыхании. Когда же подалась телом, чтобы сесть и свесить ноги, сильная рука тут же остановила.

– Я в ванну, пора вставать, – еле вырвала свое тело из клешни, и засеменила по холодному полу, кутаясь в серую кофту.

В ванну я забралась часа на два, лежала и ничего не делала. Безнадежность моего положения стала окончательно понятной в свете утра. И как меня только угораздило в это влезть? Не сиделось мне дома! Я костерила себя на чем свет стоит. И от злости стала тереть себя губкой, сильнее и сильнее. Наконец, раздался жуткий стук в дверь. Я закатила глаза и взвыла от негодования.

– Что?

– Открой! – раздался голос из-за двери.

– Есть другая ванная, – крикнула я и стала снова вдавливать гель на губку.

– Открой, сказал, – дернули резко ручку, после чего несколько раз стукнули в дверь.

Я мысленно пожелала отправиться Илье к своим сородичам – рогатым и хвостатым жителям преисподней, вылезла и открыла дверь.

– Долго ты здесь будешь замачивать себя как грязное белье? – начал он прямо с порога.

– Пока не стану чистой, – на зло ему я снова залезла в ванну, не желая отдавать хотя бы это.

Впрочем, ему она была и не нужна. Он давно принял водные процедуры и дышал чистотой. Руки снова схватили губку и начали водить по телу безо всякой пользы. Илья сидел на краю ванной и водил по мне глазами. Я усиленно таращилась на тело, избегая взгляда, и водила губкой по коже, только причиняя боль однообразными движениями. Как и предполагала, кожу было не отмыть от воспоминаний.

– Не знал, что девушки так легко забывают женихов, – вдруг сказал он.

Я замерла и уставилась на кареглазого брюнета. Ударил он больно, того и добивался. Только вместо слез и терзаний во мне закипела злость и ненависть к нему, и я ударила его тоже.

– А я не знала, что родственные связи могут приобретать такую уродливую форму.

Он замер и уставился на меня еще пристальнее, задышав глубоко. И вдруг, абсолютно неожиданно, его замершее тело дернулось, а я оказалась головой в воде. Его рука усиленно давила сверху, мои забили от страха непонятно по какому предмету, но я не могла освободиться. Воздух почти исчез из легких, а я все била руками, голову глубже опустили в воду безо всякого сострадания. Кое-как нащупав пробку, я выдернула ее, и вода стала медленно спускаться вниз по водосточной трубе.

Он, наконец, отпустил, и я закашляла, вцепившись в ванну остервенело. Мужчина встал, абсолютно не обращая на меня внимания, вальяжно прошел к двери, схватил полотенце, вытер руки и швырнул его прямо мне в лицо, закрыл за собой дверь. Я тряслась, но не от страха, а от злости, понимала, что с каждой минутой ненавижу его все больше. Просидев еще немного в пустой ванной, замерзнув и окончательно расстроившись, я вылезла, начав кутаться в полотенце. Злость играла в венах. Я подошла к зеркалу, взглянула на себя и принялась за утренний туалет, взяла расческу, полотенце и стала сушить, а потом излишне аккуратно и изысканно укладывать волосы в пучок.

Из ванной вышла через гардеробную, влезла в свое полупрозрачное черное платье, стукнула в сердцах кровать, но все же заправиле ее, и покинула спальню очень неудачно – прямиком наткнулась на хозяина. Илья окинул меня взглядом и грозно рявкнул.

– Завтрак приготовь, я скоро.

Он накинул куртку. Хлопнула дверь, хозяин исчез. Я вздохнула, пошла на кухню, пожелав ему одновременно свалиться с лестницы, сломать себе шею, быть сбитым автомобилем и получить сердечный приступ прямо посередине улицы. Достав кастрюлю и налив воды, уставилась на содержимое холодильника. Набор продуктов был неинтересен. Глаза бегали по полкам, не пробуждавшим никакого желания ни то, что готовить, даже есть или смотреть, и вдруг попалось молоко. Я улыбнулась, схватила пакет, резко захлопнула дверцу холодильника. Вылив воду, налив молока в кастрюлю, открыла дверцы шкафа. Пришлось шарить по полкам минуту, другую, пока не обнаружилось искомое. Насыпав содержимое красной пачки прямо в закипающее молоко, я еще раз улыбнулась и стала помешивать варево. Посолив и добавив немного сахара, я мешала по часовой стрелке, и с каждым кругом у меня поднималось настроение. В завершении, чтобы сюрприз не сразу стал понятен, я сыпанула ванили, чей запах мгновенно разнесся по кухне, выключила огонь и стала ждать.

Минут через пятнадцать Илья вошел в кухню, кинул на стол сверток и сел за стол. Его взгляд был устремлен в окно и сосредоточен. Он подпирал рот кулаком и все больше хмурился, раздумывал напряженно и отрешенно, и мне стало понятно, что положение у него, а значит и у меня – не из лучших. Я достала конфитюр из холодильника, вытащила круассаны из пакета и поставила перед ним тарелку. Он повернул голову и замер.

– Что это?

– Овсянка, сэр, – ложка опустилась на салфетку.

– Ты издеваешься? – блеснули сталью его глаза.

– Каша – очень полезный для организма продукт, – улыбнулась едко я и открыла конфитюр, поставив поближе. – Особенно с утра.

Он смотрел на меня со всевозрастающей яростью, но молчал, демонстративно закатал рукава свитера, взял ложку и зацепил кашу. Я уставилась на него во все глаза, подперев голову руками, сидела рядом и действовала на нервы. Ел он, с трудом глотая каждую ложку, но все же ел. Единственное, что не делал – не смотрел в мою сторону. Единственное, о чем жалела я, что манки в его кухне не нашлось, только овсянка. После того как ложка опустилась в пустую тарелку, я встала, забрала пустую тарелку, отнесла в мойку и налила кофе.

– С молоком и без сахара, – донеслось мне.

Рука поставила перед ним чашку. Вторая часть завтрака явно была более приятной для него. Он мазал круассаны маслом и джемом, и продолжал пялиться на меня, благо я стояла у мойки, а не рядом, и хоть как-то отгораживала себя от его карих глаз. Единственное, что занимало мозг сейчас, как поиграть у него на нервах. Светлых идей в голову не приходило.

– Сваришь еще раз, заставлю саму все съесть, – тихо и с угрозой произнес его голос.

– Не нравится – не ешь, я в поварихи не нанималась, – огрызнулась я с большим удовольствием.

– Язык вырву, – ответил он на колкость.

Я разозлилась и, обернувшись, показала язык. Он замолк, а я почувствовала его взгляд затылком.

– Нравится быть красивой даже с утра? – прозвучал неожиданно вопрос.

Эти слова произнесли как-то странно тихо, от чего я чуть не обернулась снова. Смысл был трудно уловим, но подтекст явно имел место. После продолжительной паузы, Илья зашевелился и встал из-за стола, желая продолжить странный монолог. Я замерла, приготовилась к худшему.

– Одевайся, пойдем на прогулку, – твердо приказал мужчина.

Я подняла на него глаза.

– Пусть и другие посмотрят, – схватив меня за подбородок, тихо и неласково произнес он, зло глядя глазами цвета раухтопаза.

Рука резко отпустила, грубовато, с долей пренебрежения, и он отошел. Я нехотя пошла за ним, туфли, пиджак натягивала с неохотой, постоянно вздыхала, мечтая убить его прямо сейчас. Он открыл дверь, пропуская меня вперед, шагнул следом. Лифт встретил своей легкой, ажурной ковкой, тускловатым светом, гулким шумом. Хоть он был стандартным для парижских домов конца восемнадцатого, девятнадцатого веков, мне жутко не хватало места, чтобы делить его с другим человеком, но причина была скорее в том, что я ехала в нем с Ильей. На первом этаже, после небольшого толчка, он остановился и выпустил из своей пасти на волю, что позволило отойти хоть на какое-то приемлемое расстояние от Ильи.

Погода стояла просто волшебная, солнышко грело камень старых зданий, асфальт, жителей города, еще кое-где зеленые деревья на бульварах и в парках. Золото разливалось повсеместно, ничуть не смущаясь того, что уже осень. Дома как картинки пробуждали романтическое настроение и удивляли красотой, сколько я ни старалась отгородиться от прекрасного пейзажа, напоминая, что стоит думать о другом, не могла не пропитаться атмосферой. Париж, даже против желания, влюблял в себя, очаровывал и затягивал все сильнее с присущим только французский столице шармом и легкостью. Народу было много, хотя и не достаточно, чтобы потеряться в толпе. Кафе с плетеными столами и стульями приветливо кивали по дороге, сидевшие мало обращали внимания на прохожих, отовсюду доносилась французская речь, чем-то вроде гула, а мои ноги обивали парижские улицы без какого-либо энтузиазма. Илья шел рядом, скрыв глаза за темными очками, серьезный, сосредоточенный в своих мыслях, сильно нервировал, от чего две маленькие родинки возле каждого уголка его рта подрагивали. Я с каждой секундой убеждалась в бессмысленности этой прогулки для себя, понимала, что попусту теряю время, поддаваясь его желаниям, мотивы которых прятались где-то в его голове, и мне были недоступны.

Мы направились на набережную, прошли весь шестнадцатый округ вдоль и поперек неспешной походкой, практически вернулись обратно к дому, и на протяжении всей прогулки Илья смотрел на меня через очки неотрывно, смотрел, словно изучал каждый сантиметр на моем теле, раздражая меня. Вдалеке замелькал мост с пристанью для прогулочных трамваев. Через пятнадцать минут мы стояли на борту, глядя на блестящую воду и проплывающие мимо дома. Мне становилось все больше не по себе, ветер дул так неласково, что я начала мерзнуть, кутаться в бежевый пиджак, не имея иного способа согреться. Время потянулось бесконечно долго.

Мы в пятый раз проплывали знакомым маршрутом, картинка приелась настолько, что спокойно можно было определить время, через которое появится какой-нибудь пейзаж. Илья смотрел вдаль и думал. Я, устав бегать глазами по сторонам, смотрела на хмурое лицо спутника, пытаясь пролезть ему в голову. Точно определить его мысли я не могла, но приблизительно они заключались в одном: он не знал, что делать. И усиленно думал, хмуря лоб, смыкая брови, от чего взгляд становился грозным, а лицо угрюмым.

– Перестань, – тихо и твердо сказал его голос.

Я не отвернулась и продолжала созерцание лица, становившегося все угрюмее. Он повернулся и еще раз повторил.

– Не смотри на меня.

Я вздохнула и исполнила его просьбу своеобразным способом: медленно встала, отошла в другой конец трамвая, обняла себя руками и стала мерзнуть от страха. Его план действий перестал меня интересовать, потому как, мне следовало подумать о своем. Беготня с Полем особой пользы мне не принесла, найдется ли та, за кого меня приняли, тоже неизвестно, посему следовало отвязаться от Ильи как можно скорее и вернуться в Москву к жениху. Вот только это казалось мне самым сложным, потому как флешку я ему не отдам. Хоть бы что-нибудь случилось, чтобы у него еще больше голова опухла от проблем. Как было бы хорошо, если бы он забыл о моем существовании, как делал на продолжении всех этих долгих лет своей жизни заграницей. Стоило подумать о счастливых моментах, как виновник бед тут же возник за спиной. Широкие плечи зависли над головой, темно-карие глаза забегали по телу, оставляя ощущение, будто по коже проскальзывает лазер. Я решила язвить.

– Хочешь столкнуть меня за борт? – высказала я предположение резко.

– С чего ты взяла? – произнес голос весьма спокойно.

– Ты так зло и плотоядно смотришь, что мурашки бегут по коже, – поежилась я.

– Тебе просто холодно, – сказал он, и вдруг встал вплотную.

Я вздрогнула и сжалась в комок внутри, даже объяснить ему не могла, насколько страшно было находиться рядом с ним. Даже те похитители не пугали меня сильнее, чем одно его приближение. Я каждый раз мысленно прощалась с жизнью и ждала физической расправы, как только он дотрагивался. И он не медлил: кожа на шее ощутило прикосновение пальцев, которые медленно скользили вверх, к уху, к волосам.

– Посмотри на меня, – тихо произнес голос.

– Ты просил не смотреть на тебя, – так же тихо ответила я.

– Посмотри, – тихо произнес его голос.

Я медленно повернулась и подняла на него глаза. Рука осталась греть кожу на шее, глаза впивались в мои. Он молчал и пристально смотрел. Потом вторая рука легла на кожу с другой стороны, окольцевав шею. Было непонятно, почему он так въедливо смотрит на меня.

– Отдай мне то, что взяла, – произнес очень тихо и настойчиво бархатный голос.

У меня опять упало сердце. Ничего не изменилось, опять обвинения грозили отравить жизнь. Я инстинктивно шагнула и уткнулась ему в грудь.

– У меня ничего нет, правда, – тихо-тихо произнесла я.

Он замешкался ненадолго, затем руки оторвали меня от его груди и потащили вон с палубы. Спустя минут десять мы стояли на земле – прогулка была окончена, о дальнейших планах я не знала. Мне изрядно все надоело: полдня скитаний по Парижу, никакой информации, Илья злится.

Пешая прогулка началась снова. Прочесав как минимум еще километров пять, уже не знаю, то ли это были пытки, то ли ему так лучше думалось, но мы дошли до очередной улочки. Илья зашагал быстрее и приземлился секунд через двадцать на плетеный стул. Я вздохнула и также присела за столик кафе. Здесь практически никого не было, официант подошел очень быстро, принял заказ и удалился. Илья в ожидании стал отбивать дробь, я дышала воздухом, за столико вдалеке сидела влюбленная парочка, разговаривая о чем-то о своем. Затем официант появился снова, поставил чашки на стол, на кайме которых тут же заиграли солнечные лучи. Илья только хмурил брови и даже не взглянул на заказ. Молчание продлилось еще минут на десять, вплоть до того момента, когда зазвонил мобильный. Его рука потянулась к карману, вытащила телефон. Илья уставился на панель, сомкнув брови на переносице еще сильнее. Я мешала ложкой жидкость в чашке безо всякого желания пить, исподтишка смотрела на мужскую руку с телефоном, который продолжал звонить. Брови над карими глазами продолжали быть сомкнутыми – отвечать на звонок мужчине явно было не с руки. Он потер рот пальцами и неожиданно глянул на меня. Глаза встретились, и я поспешила опустить свои обратно на чашку. Илья вперился в меня под звуки неутихающего мобильника и окончательно решил не поднимать трубку. Он смотрел невыносимо пристально. Звонок стих, и мне пришлось поднять глаза. В его голове были мысли, которые мне интуитивно не нравились.

– Ты закончила? – спросил он, посмотрев на чашку, в которой стоял остывший кофе.

Мне взгрустнулось.

– И долго мы так бесцельно будем бродить по Парижу? – не выдержала я, начав язвить.