Читать книгу Пробуждение Башни. Том 2 - Екатерина Соллъх - Страница 2

Дэнель медленно приходил в себя, сознание возвращалось вместе с болью и холодом. Где я? В глазницах вспыхивали обжигающе яркие огни, мышцы онемели. Что случилось? Дэнель поднял голову и едва не закричал от полоснувшей по затылку боли. Они пошли в храм, вдвоём с Хильдебергом, их заметили, узнали, они сражались. Медленный вдох, короткий выдох. Точно, кажется, его ударили по голове. Теперь – где он находится? Дэнель открыл глаза. Темно. Какая-то холодная комната, по стенам стекает влага.

– Дерек? – голос хриплый, звучит непривычно глухо откуда-то слева. Дэнель с трудом повернул голову. Рядом стоит Хильдеберг прикованный к стене и голый, всё тело покрыто успевшими почернеть кровоподтёками. Между лопатками стекает тонкая ледяная струйка. Он тоже прикован и тоже раздет. Глаза постепенно привыкают к темноте. В дальнем углу комнаты лежат сваленные в кучу вещи – их одежда и оружие.

– Да, я, – Дэнель с трудом узнал свой голос, – мы в плену?

– Кажется, да. – Хильдеберг говорит с трудом, их обоих приковали так, что ноги едва касаются пола, и из-за этого трудно дышать – слишком устают грудные мышцы. – И нас здесь никто не найдёт. Они выпотрошили нашу одежду и телефоны, вытащили всё, по чему нас можно было бы отследить.

– Ясно, – Дэнель роняет слова в темноту комнаты и закрывает глаза. Телефон – его единственная связь с Харальдом. Ещё один медленный вдох. Юноша открыл глаза и посмотрел на Хильдеберга. Им надо выбираться.

Дверь открылась почти бесшумно, пропуская в камеру троих мужчин в белых балахонах. Все трое без масок, высокие, с правильными чертами лица и чем-то неуловимо похожие друг на друга. Дети Пророка, заботливо выведенные и выращенные, генетическая элита нового мира. Они казались ему знакомыми, их лица и голоса маячили где-то там, на границе памяти.

– Вижу, ты, наконец, пришёл в себя, брат. – Старший мужчина улыбается, он словно не замечает Хильдеберга и смотрит только на Дэнеля. – Ты был так несдержан, нам пришлось приковать тебя, но не бойся, мы освободим тебя, как только ты согласишься вернуться к Отцу. Мы все с нетерпением ждём этого.

– Понятия не имею, о чём ты, – Дэнель лгал, он прекрасно понимал, но не желал идти на поводу у этой безмозглой куклы.

– Брат, я знаю, тебе пришлось пройти через жестокое испытание, твоя душа и тело страдали в плену у ужасного человека. Я вижу, что твой разум не вынес таких страданий и помутился. Твоя память к тебе обязательно вернётся. – Мужчина тепло улыбнулся и протянул руку к лицу Дэнеля. – Тебе только надо пойти со мной к Отцу. Мой милый брат, тебе больше нечего бояться, теперь ты дома.

– И это тоже часть радостного возвращения? – Дэнель усмехнулся и натянул цепи на руках. То, что он сейчас делал, было настоящим безумием, но предавать, даже на словах, он не собирался. – У меня уже есть дом, не вам решать, какой путь мне выбрать. Я вас не знаю.

– Брат, опомнись, мы не желаем тебе зла! – Стоявший слева мужчина шагнул вперёд. Он смотрел на Дэнеля с сочувствием, в его голосе было искреннее желание помочь. Как же это раздражало, почему они считают, что знают лучше него? Как они могут судить Харальда? Да, он бывает жестоким, один раз даже едва не убил его, но какое им до этого дело, если его всё устраивает!?

– Тогда почему вы именно его и причиняете? Я больше не один из вас. – Дэнель до крови закусил губу – эти слова были правдой, но в тоже время, это был смертный приговор для него и Хильдеберга.

– Что ж, вижу, твой разум затуманен, – старший мужчина улыбнулся и коснулся щеки Дэнеля, – но мы исцелим тебя.

Двое других мужчин подошли к Дэнелю и, повинуясь кивку старшего, открыли металлические браслеты на его запястьях, сразу же заломив руки за спину, чтобы он не попытался вырваться.

Хильдеберг дёрнулся, до боли выкручивая запястья. Что бы они не говорили, мальчишка упрямо настаивал на своём. Глупый, мог бы солгать им, это могло помочь спастись им обоим, или хотя бы ему одному. С другой стороны, они могли почувствовать ложь, а потом использовать против него же.

– Куда вы его уводите! – Хильдеберг понимал, что ничего не может сделать, но просто смотреть, как они забирают мальчишку, было выше его сил. Дерек казался беззащитным, хотя Хильдеберг не ожидал, что у него будет такое тренированное тело. Один из них? Но кто они такие, чтоб их химеры на кусочки порвали? Мужчины вышли, даже не взглянув в его сторону. И что это было, как это понимать? Один из них? Они ведь говорили что-то такое ещё тогда, в зале во время проповеди. Подчиняющийся ужасному и жестокому человеку – это они про Харальда? Много они знают! Мальчишка их брат? Знать бы ещё, где и как Харальд его подобрал. Предаст или останется верен? И кому? Нельзя же требовать от него ответа вот так! Они – его семья? Что за бред! С родственниками так не поступают! Что вообще происходит? А ведь он так хотел вернуться, встретиться с Латгард…, его здесь просто не найдут.

Дэнель понимал, что вырваться сейчас ему не удастся, они ждут, что он попытается. Пол был выложен холодным, неровным камнем, больно царапавшим босые ноги. Его вели вперёд, заломив руки за спину, едва не выворачивая плечи из суставов, он мог видеть только пол под ногами. Поворот, коридор разветвляется, более широкий проход идёт куда-то налево, там намного светлее.

– Брат, пойми, мы вернём тебя в семью, заставим пробудиться твою память лаской или болью. Я предпочёл бы первый вариант. – Мужчина, идущий впереди, даже не обернулся. – Но ты не хочешь этого. Наши сёстры заступились за тебя, только благодаря им тебе дарован ещё один шанс. Охотник, ты же один из нас, ты знаешь это. Почему ты упорствуешь?

Дэнель не стал отвечать. Ещё несколько дней назад он бы задумался над этим вопросом, он ведь и сам сомневался, но теперь он принял решение, и уже не отступит. Его место рядом с Харальдом, чью бы сторону он ни выбрал.

Мужчина остановился перед невысокой металлической дверью, приложил ладонь к сканеру. Внутри стены что-то щёлкнуло, створка отъехала в сторону. Из проёма двери пахнуло тёплым сухим воздухом. Внутри было темно, но Дэнель смог разглядеть длинный металлический стол, какие-то мониторы, стенд с непонятными приспособлениями у стены и несколько отблёскивающих багровым жаровен. Лаской или болью, вот значит как.

Адам отвернулся от монитора и посмотрел на юношу, лежащего на столе. Глаза закрыты, губы прокушены до крови, часто дышит, стараясь справиться с болью, плавящей его нервы. Он надеялся, что шок от пытки и электрический ток разбудят его воспоминания, но это не помогало. Адам не видел причин ломать такое красивое и совершенное тело, заботливо созданное Отцом, гораздо проще было воздействовать непосредственно на промежуточный мозг, отвечающий за болевые ощущения. Конечно, это может привести к неприятным последствиям и амнезии, поэтому приходилось очень внимательно следить за силой и длительностью воздействия.

– Мой милый брат, ты же знаешь, мне так же больно, как и тебе, я не желал этого, но ты нужен Отцу. – Адам подошёл к столу и наклонился над юношей, он убрал с его лица намокшие от пота пряди, провёл пальцами по щеке. – Тот человек, с которым тебе было поручено работать, невероятно жесток, он настоящее чудовище, опасное и уродливое, он то, что необходимо уничтожить. Я вижу, как ты страдал в его руках, но ты сам согласился на это ради Отца, помнишь? Мы не оставляли тебя, нам было больно смотреть на то, что он с тобой делает. Это была твоя миссия, но она закончена, тебе больше не надо терпеть боль и унижение, очнись же, брат мой!

Адам нежно провёл ладонью по волосам юноши, случайно зацепил провод, идущий к игле, введённой в промежуточный отдел мозга его брата. Он почувствовал, как содрогнулось тело под его руками. Всё это вина Синеглазых. Из-за них он вынужден делать это со своим братом. Адам подошёл к небольшому столику, на котором было выложено несколько ампул и шприцов. Необходимо пробудить в нём память, иначе даже он не выдержит.

Дэнель лежал, закрыв глаза. Боль, пришедшая откуда-то извне, волнами блуждала по его телу. Было жарко, невыносимо жарко. Металл, касавшийся его кожи, казался раскалённым. Дэнель вцепился пальцами в край стола. Жар металла не шёл ни в какое сравнение с тем огнём, что прокатывался по его нервам. Потом он почувствовал прикосновение чьих-то пальцев, прохладное, лёгкое, он едва не застонал от удовольствия, пришлось снова прикусить щёку. Он не должен кричать, Харальд учил его этому, любую боль он должен переносить молча. Это правило, которое нельзя нарушать. Не кричать. Почему же так жарко? Перед глазами какие-то разводы. Кожи касается что-то холодное и почти сразу – металл. Что-то горячее внутри. Течёт, поднимается. Дэнель снова вцепился в края стола, тело выгнуло судорогой, крик застрял в сведённом горле. С него словно сняли кожу, обнажив все нервы так, что каждое, самое лёгкое прикосновение обжигало, плавило, наполняло болью. Ему казалось, что даже воздух стал ядовитым, он проникал в лёгкие, раздирал их на части, выжигал. Не осталось ничего. Всё в нём и вокруг него наполнилось огнём и болью. Больше ничего не было. Даже он сам растворялся в этом огне. Больше ничего не было.

Адам убрал шприц на место. Препарат, который он только что ввёл юноше, многократно увеличивал чувствительность его нейронов. Если учитывать, что его мозг и так находился в болезненно возбуждённом состоянии, такая доза должна была вызвать у него болевой шок. Это не убьёт его и, скорее всего, не лишит рассудка – Отец хорошо потрудился, создавая этот экземпляр, но, возможно, разбудит в нём воспоминания, ведь это единственный способ прекратить пытки. Никто не способен выдержать такое и не сломаться, настолько сильное и единовременное воздействие закрепит в его подсознании чувство страха перед его повторением или даже более сложный условный рефлекс – он будет готов на что угодно, лишь бы избежать подобного. Как жаль, что приходится прибегать к такому ужасному способу, чтобы вернуть брата. Конечно, когда он вернётся к ним, они будут с ним ласковы, они исцелят его израненную душу и очистят осквернённое тело, но до этого ему придётся познать себя через страдания, только так он сможет отыскать свой путь. Адам вздохнул и протянул руку к следующему шприцу. Психотропное вещество вызовет у него стойкие галлюцинации, как зрительные, так и тактильные, это дополнит эффект первого препарата.

Дэнель сжал пальцы, холодный металл обжигал кожу. Он чувствовал, как воздух проникает в его лёгкие через сведённое судорогой горло, как натягиваются браслеты на запястьях, стоит ему пошевелить рукой, как скользят по его коже липкие щупальца, прикасаются к груди чьи-то бесчисленные пальцы. Он не мог пошевелиться, даже просто повернуть голову. Пусто. Никаких мыслей не осталось. Внутри нет ничего. Внутри всё – весь огонь, вся боль, что приходит снаружи, все эти твари, что ползают по нему, все те руки, что сжимают его, всё это внутри него, в каждой клетке, в каждом нерве. Хотелось закричать. Нельзя, не могу. Почему? Не знаю. Обещал. Кому?

Старик обнимает за плечи, его руки такие тёплые и сильные. Ты должен убить этих крыс, мой мальчик. Да, конечно, я всё сделаю, смотри. Так легко. Нож ложится в ладонь. В глазах людей, зелёных глазах, неверие. Но так хорошо – он доверил ему что-то настолько важное. Он идёт вперёд. Их много, очень много, они наваливаются огромной, душной, шевелящейся волной, они хотят разорвать и сожрать его. Но им нельзя позволить даже зацепить его, ведь на него смотрят. Рука поднимается и опускается, ровно и спокойно. Я всегда знаю, куда именно бить, как будто слышу, как их кровь бежит по сосудам. Так хорошо, тело слушается идеально, мне нравится чувствовать их тепло. Они окружают, хитрят, но я вижу каждую их уловку, каждую шерстинку на их шкурах. Так просто, кровь на руках, на лице, везде. Их кровь. Он улыбается, улыбается мне, протягивает руку, и я спускаюсь с груды тел. Он меня похвалит, обязательно, ведь это единственное, ради чего я живу.

Дэнель с трудом вытолкнул воздух из лёгких. Это – воспоминание? Перед глазами мелькают чьи-то пасти, клыки, нежные девичьи лица на длинных шипастых стеблях. Больно. Тело не сопротивляется, лишь изредка вздрагивает от липких холодных прикосновений. Память. Так трудно удержаться на поверхности.

Светловолосая девушка гладит по голове и улыбается. У тебя получилось, вот видишь, как хорошо! Она смеётся и протягивает ему чистую рубашку. У него получился сложный приём, старший брат, учивший его, очень обрадовался, он сказал, что Отец похвалит его, когда вернётся. Завязки на вороте не слушались, пальцы болели после долгой тренировки. Всё тело казалось каким-то вялым, но он улыбнулся ей в ответ. Спасибо, сестрёнка! Его начали учить обращаться с ножом, как только он сделал свой первый шаг, с тех пор он практиковался почти каждый день. Из всех учеников его братика он был самым младшим, едва доставал ему до талии. Трудно, наверное, учить такого маленького, как он. Но он вырастет, Отец сказал, что он обязательно станет выше. А ещё – что он станет отличным бойцом, лучшим из всех его детей. Когда он уже вернётся?

Дэнель закусил губу, чтобы не закричать. Его тело горело, в голове пульсировал комок боли. Образы были такими чёткими, как будто он всегда это знал. Когда это закончится? Мутная тень подошла и протянула к нему отросток. Рука, это ведь рука? Лоб полоснуло болью, словно с него содрали кожу. Дэнель выгнулся, попытался отвернуться, уходя от прикосновения. Нельзя кричать – его разум из последних сил цеплялся за это, хотя он уже не помнил, кто ему запретил.

Тёмный коридор, пахнет химикатами, осветительные шнуры оборвались и висят вывернутыми кишками. Он стоит, прижавшись спиной к металлу стены. На что ты готов ради меня? Отец стоит рядом, он гладит его по голове и плечам. На всё, Отец, я готов! Он отвечает, не задумываясь, хотя знает, о чём его попросят. Уже пятеро его братьев и сестёр отправились на поверхность. Тебе придётся пройти через тяжёлое испытание, мой мальчик. Отец обнимает его, прижимает к себе, прикасается губами к его волосам. Это непривычно, но приятно. Я готов! Он чувствует, как Отец улыбается. Ты отправишься на поверхность, там тебя подберёт один из военных, чистокровных. Помни, он твой враг, никогда не забывай, ты понял? Отец отстраняется, кладёт руки ему на плечи. Он будет делать с тобой ужасные вещи, но ты должен всё это выдержать. Я помогу тебе. Мой мальчик, когда придёт время, он расплатится за всё. И эти страдания очистят тебя, сделают сильнее, возвысят над прочими моими детьми, и ты по праву займёшь место подле меня. Он преданно смотрит на своего наставника. Я вынесу любую боль ради тебя! Он постарается, очень постарается, ведь Отец ждёт от него стойкости! Я заберу твою память, ты не будешь помнить ни меня, ни этого места, ни даже своего имени. Он отчаянно мотает головой. Но я не хочу! Не хочу забывать! Отец качает головой, его глаза кажутся такими печальными. Ты должен, иначе тебе не вынести нескольких лет на поверхности. Нескольких лет? Как же долго! Когда придёт время, ты всё вспомнишь. Но перед тем как я запечатаю твои воспоминания, я сделаю тебе подарок. Это очень ценный дар, храни его и используй очень бережно, потому что применить его можно будет только один раз. Ты единственный, кому я доверю это. Слушай, сейчас я скажу тебе слово.

Дэнель дёрнулся, выгнулся и без сил упал на стол. Воспоминания приходили вспышками, отчётливыми картинами, перемешивающимися с бредом и галлюцинациями. Губы бездумно шептали какие-то слова, он не понимал их смысл. Он не чувствовал почти ни чего, не слышал и не видел. Его сознание корчилось в тугом коконе навязчивых видений, тело казалось чужим.

– Хватит, – искусанные в кровь губы шевелились против его воли, – задание. Он сказал. Я не…

Серая размытая тень наклонилась над ним, закрывая яркий режущий свет. Она провела отростком по его голове и что-то выдернула.

– Задание? – чужой голос отдавался грохотам где-то внутри черепа.

Адам выдернул провод с иглой из мозга юноши. Его слова, то, что он говорил в бреду, больше всего были похожи на обрывочные воспоминания. Неужели память возвращается к нему, но почему так? То, что он был вынужден с ним сделать, было слишком жестоко! Почему Отец выбрал именно этот путь? Адам улыбнулся и убрал со лба юноши прядь волос. Отец гениален, теперь его замысел стал гораздо яснее – именно военные, те, кто был так жесток с его братьями и сёстрами, должны были пробудить в них воспоминания, а с ними и ненависть. Он запечатал память болью, зная, как чистокровным нравится мучить тех, кто кажется им слабее. Именно страдания должны были их пробудить. Но почему тогда мой младший брат не вспомнил? Тот человек, что владел им всё это время, не мог не причинять ему боли и страданий, так почему? По какой причине потребовался именно такой метод – перегрузить нейроны мозга, снять все тормоза и блокировки, наполнить его восприятие ложными ощущениями, зачем? Неужели его память была запечатана так сильно? Адам взял в руки ладонь брата. Нет, его страдания были столь велики, что он не выдержал и принял их, подчинился своему мучителю и просто не желал вспоминать. Тот, кто был предназначен ему в жертву, оказался настоящим чудовищем. Прости, брат мой, если можешь, если бы я только мог занять твоё место! Но теперь ты начал вспоминать, скоро ты сможешь быть с нами, ты захочешь этого, уже очень скоро, потерпи ещё немного. Действие психотропного препарата скоро закончится, думаю, на сегодня достаточно.

Хильдеберг упёрся ногой в стену и попытался хоть немного приподняться, чтобы дать отдых мышцам грудной клетки. Руки и спина болели из-за постоянного напряжения и неудобной позы. А ещё он замёрз, холодный влажный воздух не оставил в его теле ни крупицы тепла. Дверь открылась, и внутрь зашёл высокий светловолосый мужчина, тот, что разговаривал с Дереком. За ним в камеру вошли ещё двое. Хильдебергу они показались знакомыми, хотя раньше он их не видел. В них было что-то от этого первого мужчины. Они родственники?

– Повесьте его обратно, на сегодня достаточно, – первый мужчина повернулся к своим спутникам. Только теперь Хильдеберг заметил, что они держали за руки Дерека. Кажется, парень был без сознания.

– Ублюдки! – Он не сдержался, хотя и понимал, что сделать всё равно ничего не может. Какой смысл натягивать цепи в бессильном желании дотянуться? Зачем дёргаться, если знаешь, что ничего не можешь? Они приподняли тело Дерека, закрепили наручники и отпустили, он безвольно повис на цепях. Сектанты ушли, не удостоив Хильдеберга даже взглядом.

– Дерек! Дерек, слышишь меня? – Он не надеялся, что парень ему ответит. На его теле не было следов пыток, но Хильдеберг прекрасно знал, что причинять боль можно разными способами. – Дерек.

И почему они так взялись за мальчишку? Если так продолжится, они отсюда никогда не выберутся – он не сможет драться и тащить его на себе одновременно. Только бы он пришёл в сознание! Как же глупо они попались! Какой смысл жалеть сейчас, надо думать. Ну же, Хильдеберг, ты же умный, ты должен придумать хоть что-то. Кандалы на запястьях закрепляются на замок, ничего цифрового, так делали ещё задолго до Войны, рука не пролезает, по крайней мере, его. Попытаться сбежать по пути на допрос невозможно – он их не интересует, а Дерек слишком слаб, да и руки они заламывают со знанием дела. Шуметь тоже нет смысла – на него они просто не обратят внимания. Ситуация всё больше казалась безвыходной.

Гери зевнул, обнажая длинные острые клыки, и положил голову на плечо своего напарника. Им отдали приказ незаметно проследить за двумя людьми, дождаться пока они выйдут и сопроводить до дома. Ему не хотелось идти куда-то ночью, да ещё в такой холод, но приказ Рейнера – это приказ Рейнера, от него никуда не деться. Длинные белые волосы Фреки рассыпались волной и укутали Гери – он опять мёрз.

– Если я согреюсь, то усну, – мурлыкнул черноволосый химера своему напарнику. Объектами для слежки оказались заместитель и адъютант Харальда, странного парня из Седьмого Управления, которому они помогали в расследовании убийства Госпожи. Кто же мог предположить, что преступником окажется старина Вольфганг? Гери вздохнул – они с Фреки всего несколько дней назад выписались из больницы, куда их отправил Шварц, и сейчас ему хотелось быть совсем в другом месте. Химера изогнулся, плотнее прижимаясь к своей паре.

– Фреки! – Гери лизнул напарника в ухо и с удовольствием почувствовал, как тот на мгновение выпустил когти на правой руке, которой прижимал к себе свою пару. – Фреки, мне скучно, они там уже пять часов. Все уже разошлись!

– Знаю, это меня беспокоит. Рейнер говорил, они хотели только посетить службу и сразу уйти. – Фреки нахмурился. И почему с парнями из окружения Харальда всё время происходит что-то неприятное? В прошлый раз досталось специалисту по трупам Отто, кажется, он был другом Рейденберга? – Я позвоню Рейнеру, пусть разбирается.

– Думаешь, нас отпустят домой? – Гери с надеждой посмотрел на своего напарника, – мне холодно!

– Так одевайся теплее! – Фреки уже давно сбился со счёта, сколько раз он говорил эти слова своей паре. Гери постоянно одевался в чёрную тонкую кожу, и его нисколько не заботило, что на улице холодно. В конце концов, какая разница, если рядом всегда есть большой и горячий Фреки, а слишком лёгкая одежда – это лишний повод прижаться к нему.

Беловолосый химера достал чёрный, отливающий металлом телефон—раскладушку с имперским орлом на крышке и щелчком раскрыл его. Номер Рейнера был первым в списке, Фреки выбрал его и прижал телефон к уху, слушая гудки. Примерно через минуту он ответил.

– Гедерберг, слушаю. – Голос звучал устало и как-то глухо. Фреки так и не смог понять, разбудил он начальника или нет, хотя у него, как у любой химеры, был очень тонкий слух.

– Бригаденфюрер, мы уже пять часов сидим на крыше рядом с одной цветочной лавкой, – Фреки усмехнулся и зарылся пальцами в волосы Гери, – там было на удивление много посетителей, причём самых разных, но все они давно ушли, кроме парочки военных, которые, видимо, никак не могут выбрать себе букетик.

– Всё ещё не вышли, значит, остальные все разошлись? – Из голоса Рейнера исчезла усталость.

– Нет, не все, кое-кто остался, они до сих пор выходят по одному или небольшими группками, – Фреки переместил руку на талию своего напарника и притянул его ближе к себе, – я думаю, это уже опытные торговцы, они просто заканчивают свои дела, все покупатели разошлись.

Рейнер замолчал, обдумывая слова химеры. Гери перебрался на колени к напарнику и уткнулся ему носом в шею. Рядом с Фреки было тепло, даже почти жарко. Сейчас ему было совершенно всё равно, живы ли те двое военных или нет. Прошло уже много дней с той битвы на заброшенном заводе, в которой они едва не потеряли друг друга. Если бы Фреки умер, он последовал бы за ним тогда, теперь – когда угодно. Гери вдохнул вкусный животный запах своего напарника и улыбнулся. Как же давно последний раз они дрались вместе, бок о бок, кажется, эта парочка хочет дать им такой шанс.

– Фреки, долго он ещё будет думать? Мне скучно! – Гери приподнялся и лизнул свою пару в губы. Беловолосый ответил, впился поцелуем, притянул ближе.

– Пока ничего не предпринимайте, я пришлю ещё бойцов. – Голос Рейнера заставил его отвлечься, отпустить Гери.

– Хорошо, буду пока наблюдать. – Фреки захлопнул телефон. Напарник смотрел на него недовольно – его отпихнули, когда он уже совсем настроился на игру. Тонкие пальцы ломано выгнулись, перестраиваясь, глаза блеснули жёлтым. Гери приподнял верхнюю губу, обнажая клыки, и выпустил когти. Он приподнял бёдра, выгнул спину и кинулся вперёд, повалив Фреки на спину.

– Он наконец-то заткнулся? – Горячий шёпот обжог ухо беловолосого химеры. Фреки прикрыл глаза, чувствуя, как когти его напарника касаются кожи на его груди. Чутьё, слух и интуиция химеры не позволят им пропустить ничего важного, если только они не дадут инстинктам полностью завладеть собой. Не полностью – для этого время ещё придёт, но немного можно, совсем немного.

Дэнель медленно приходил в себя. Откуда-то из пустоты появились мысли, они текли медленно и вяло, царапая мозг и обжигая глаза изнутри. Ужасно хотелось пить, мышцы ныли, было трудно дышать. Чувствительность тоже вернулась не сразу – первой проснулась застывшая в костях боль, она волной прошла по телу, заставив мышцы сокращаться, потом появился холод, он выполз откуда-то из-под кожи, выхолодил внутренности, сделал мысли ломкими. Не было только света, вокруг него была лишь темнота, полная, абсолютная. Невыносимая. Её необходимо было чем-то заполнить, иначе просто растворишься. Вспомнить. Нужен свет, он был? Да, был, приглушённый, неяркий, свет ночника на тумбочке у кресла. И бутылка вина на полу. Дэнель ухватился за всплывший в мозгу образ, потянулся за ним. В кресле сидит мужчина, на нём удобные брюки, светлая рубашка, на коленях лежит раскрытая книга. Чёрные волосы падают на лицо, глаза закрыты. Свет, его свет, Харальд. Юноша улыбается. Больно, трескается корочка начавшей сворачиваться крови. Харальд.

– Дерек, эй, парень, ты очнулся? – Голос Хильдеберга кажется взволнованным и каким-то хриплым. Точно, это, наверное, камера, его вернули обратно. Дэнель открыл глаза, вокруг было также темно. Почему так плохо? Юноша медленно вдохнул, заставляя себя вспомнить, что с ним произошло. Они заставили его вспоминать прошлое, то, что он хотел забыть, то, от чего он отказался.

– Да, – он с трудом услышал свой ответ, голос казался каким-то мёртвым. Они собираются это повторить? Нельзя, он больше не сможет. – Надо. Нам надо. Уходить.

– Побереги силы, Дерек, не знаю, что они с тобой сделали, но я им этого не прощу. Знаешь, пора нам и правда отсюда убираться. – Хильдеберг говорил тихо, но уверенно, словно не замечал, как подрагивает его голос. Это от холода, просто от холода. – Если бы я только мог освободить руки!

Дэнель кивнул, насыпанные в голову иголки впились в нервы и резанули болью по вискам. Нет там ничего, просто болит голова. Освободить руки? Кандалы рассчитаны на взрослого мужчину, его тонкие запястья почти не касаются металла. Дэнель соединил большой палец левой руки с мизинцем, вытянул пальцы и попытался вынуть руку. Коже всё ещё была слишком чувствительной, он ощущал каждую неровность, каждую трещинку в металле. Не получилось. Дэнель сжал руку в кулак, сильно, царапая ногтями кожу, повернул кисть, смазывая кровью поверхность браслета, снова сложил пальцы вместе. Через несколько минут ему всё-таки удалось освободить левую руку. Кисть болела, кажется, он вывихнул себе палец. Дэнель повис на правой руке, с трудом нащупал опору и выпрямился. Его бил сильный озноб, всё происходящее казалось нереальным. Пальцы нащупали замок, сжались, сминая металл. Откуда у него такая сила? Перегруженная нервная система с трудом справлялась с обработкой данных, естественные ограничители давали сбои. Возможности человеческого тела намного выше, чем он сам считает, однако нервная система не даёт достигнуть их настоящего предела. Можно ударить со всей силы, пробить любую стену, любой металл, но ценой будут порванные мышцы и разломанные на осколки кости. Именно поэтому существуют ограничения, то, что сдерживает способности тела для того, чтобы уберечь его от травм. Дэнель открыл второй браслет и упал на колени – ноги не держали его, всё тело сотрясала крупная дрожь.

– Дерек! Дерек, что ты делаешь? – Кажется, он кричит уже довольно долго, но мозг почему-то отказывается это воспринимать. Надо подняться. Если ставить себе последовательные простые задачи, рано или поздно удастся достигнуть цели. Встать на ноги. Пальцы скользят по сочащейся влагой стене. Ещё один шаг.

Хильдеберг тихо ругался сквозь стиснутые зубы. Руки уже ничего не чувствовали, спина и грудь болели от напряжения, он ужасно замёрз, но всё равно был в лучшем состоянии, чем Дерек. Парень, кажется, почти не понимал, где он и что делает. Чернильные тени под глазами, пустой, мёртвый взгляд, рваные, какие-то механические движения. А ещё он не отвечал ему, похоже, просто не слышал. Когда Дерек поранил себе ладонь до крови, он окликнул его, но парень даже не повернулся в его сторону, продолжая упрямо пытаться освободить руку. В каком бы он ни был состоянии, но ему всё-таки удалось избавиться от оков, только пока что это ничего им не давало. Хильдеберг закусил губу, он понимал, что кричать опасно, если его услышат, если придут сюда, они лишатся последнего шанса. Дерек шагнул к нему, цепляясь за стену, потом ещё раз. Их повесили рядом, но для парня в таком состоянии это всё равно было слишком далеко. Сейчас больше всего на свете ему хотелось помочь, поддержать, но он мог только бессильно смотреть на попытки Дерека пройти разделявшее их расстояние. Последний шаг, и юноша хватается за него, прижимается, обвив руками шею. Его бьёт дрожь, он едва может стоять.

– Хильдеберг, – Дерек с трудом произносит его имя, слишком длинное и сложное, – я. Я попробую. Немного. Подожди немного.

Юноша тяжело дышит, его кожа кажется холодной даже для сильно замёрзшего Хильдеберга.

– Давай, Дерек, совсем немного, дальше я сам. – Он пытается подбодрить, понимая, как глупо это звучит. Какое там сам? Они неизвестно где, глубоко под землёй, помощь не придёт, оба едва шевелятся. – Только бы руки освободить.

Юноша кивает, неуверенно поднимает голову. Искусанные в кровь губы что-то шепчут – не разобрать. И откуда у него столько силы? Замок трещит под тонкими пальцами, он буквально выдирает его из стальной полоски, и сам едва не падает, Хильдеберг с трудом успел перехватить его, повис на одной руке, от рывка плечо едва не вылетело из сустава. Свободной рукой он поддерживает юношу, пока тот тянется ко второму браслету.

– Дерек, не ожидал от тебя такой силы, – просто надо разбить тишину.

– Они сами. Сами меня сделали. Таким. Они создали. Обучили. Сами, – тянется к замку и снова сминает его. Создали? Тот в балахоне не врал. Если вспомнить, парни в масках действительно сражались как химеры, они были сильнее и быстрее обычных людей, Дерек такой же? Тогда зря они его недооценили, очень зря. Хильдеберг упал на пол, ноги не слушались, зато дышать стало легче, он обнял Дерека и прижал к себе. Может Харальд меня потом пристрелит, но нам сейчас совершенно необходимо согреться и прийти в себя, иначе мы ничего не навоюем, только зря потратим шанс.

Дэнель закрыл глаза, он исчерпал все оставшиеся у него силы, сейчас он мог только прижиматься к чужому телу, ища хотя бы крупицу тепла. Ему было холодно, безумно холодно и больно. Нельзя греться слишком долго, иначе он потом просто не встанет, но и пытаться сделать что-то сразу – тоже. Дэнель медленно вдохнул и также медленно выдохнул. Надо унять дрожь, отгородиться от остатков боли, очистить разум от всего, что ему мешает. Сейчас его обнимают, он в безопасности, на этом и надо сосредоточиться. У него есть свет, тот, кто ждёт его, он обещал – ещё один ориентир, он должен вернуться, любой ценой. Дождаться. Вырваться. С воспоминаниями можно разобраться позже, с собственным телом тоже. Он выдержит. Тот, кто обнимал его, постепенно перестал дрожать, немного расслабился. Сколько прошло времени? Отто обещал не вмешиваться, но если он не появится даже утром, это ведь будет поводом забеспокоиться? Он вполне может попросить помощи хотя бы у их Отдела. Вот только, сколько их будут искать? Отофрид, разумеется, скажет, что ничего не знает. И когда? Если бы только быть уверенным, что их спасут. Нет, нельзя на это рассчитывать. Есть только он и ещё Хильдеберг – это всё. Дэнель открыл глаза и отстранился от мужчины, лежащего рядом.

– Пора, – собственный голос показался ему мёртвым и каким-то чужим. Только бы продержатся ещё немного. Надо вернуться, я обещал, обещал Харальду. Я должен. Дэнель встал на ноги и обернулся. В стене была дверь, за ней горели свечи, и стояло кресло. Он зажмурился и снова открыл глаза. Темно, металлическая дверь. Дэнель растянул губы в улыбке, вот теперь посмотрим. Их вещи лежали в углу, сваленные в кучу, как издевательство – даже оружие сверху, они всё равно не смогли бы до него дотянуться. Дэнель оделся, пристегнул ножны. Ткань была холодной и влажной, она совсем не грела. Дэнель передёрнул плечами, одежда неприятно липла к телу. Он подошёл к двери и постучал. Вряд ли их оставили без охраны, вот только эта охрана уверена, что они оба прикованы к стене и не могут двигаться, а уж тем более стучать. Хильдеберг тем временем медленно поднялся с пола. За несколько часов, проведённых почти без движения, его тело затекло и плохо слушалось. Что ж, пока придётся действовать самому. Мозг сам переключился в то странное состояние, когда все чувства обостряются до предела, и кажется, что видишь, как движется воздух. Часть его сознания вопила от боли, он знал, что сам тоже не может шевелиться, что его нервная система работает со сбоями, и действие наркотиков прошло ещё не до конца – всё это он знал, как и то, что он должен отсюда выйти. Любой ценой, любыми средствами он должен вернуться домой, он обещал Харальду. Совершенно не важно, может он или нет, он должен. Харальд.

Дверь открылась, едва не ударив его по лицу, Дэнель успел уклониться в последний момент. В коридоре стоял молодой мужчина с пистолетом в руке, он удивлённо смотрел на натягивающего штаны Хильдеберга. Как хорошо, что он отвлёкся. Юноша метнулся вперёд, перехватил руку с пистолетом и сжал запястье, второй рукой закрывая рот охраннику. Тот глухо закричал в ладонь Дэнеля, когда он сломал ему запястье, и обмяк. Юноша опустился на колени рядом с потерявшим сознание охранником, оттянул ему голову назад и перерезал горло.

– Они ошиблись, когда оставили нам оружие, они ошиблись, когда забыли про меня и решили, что ты сдашься, – Хильдеберг протянул руку и помог Дэнелю подняться, – Кажется, не только мне есть к кому возвращаться. Когда выберемся, напомни рассказать тебе о самой замечательной девушке в Империи, которая работает в регистратуре военного госпиталя.

Дэнель усмехнулся и кивнул. Девушке? Возвращаться. Его дома никто не ждал. Нет, ведь Отто пригласил его. Но Отто ему не верит, никогда не верил, просто он друг Харальда. Какая разница, если я и сам себе не всегда верю? Дэнеля повело в сторону, он чуть не упал, но успел ухватиться за руку Хильдеберга.

Он смотрит снизу вверх на Отца, седой мужчина, старый, но ещё крепкий, он держит в руке огромную крысу, она извивается и противно пищит. Метр с небольшим от носа до зада.

– Убей её, мой мальчик, убей для меня. – Он улыбается Отцу, а рука непроизвольно сжимает рукоять ножа, слишком большую для маленькой детской ладони. Надо, он ведь сказал. Опускает крысу пониже, так, чтобы можно было дотянуться. Нож вспарывает ей горло, горячая кровь заливает руки, лицо, грудь. Крыса бьётся в агонии, но Учитель держит крепко.

– Смотри, это вытекает жизнь, которую ты забрал ради меня.

Дэнель вздрогнул и отпустил руку Хильдеберга, его тошнило, голова кружилась. Во рту всё ещё чувствовался вкус крови. Нельзя останавливаться, нельзя.

Они шли по коридору, прячась от проходящих мимо сектантов. Чем меньше они оставят после себя мертвецов, тем позже заметят их исчезновение, если, конечно, кто-то не войдёт в камеру. Им нужно было время, хоть немного, только бы успеть.

Хильдеберг схватил Дерека за ворот и отшвырнул себе за спину, в тёмный коридор, уходивший куда-то вбок от основного, а потом кинулся туда сам. Только бы успеть, только бы не заметили! Он уже не старался запомнить повороты, коридоры, просто выбирал более обжитые, светлые и чистые, так было больше шансов найти выход, но и нарваться на кого-нибудь – тоже. Сколько им ещё здесь блуждать, парень едва на ногах стоит, постоянно замирает с каким-то потерянным выражением лица, а потом шатается, как пьяный. Пора заканчивать с этим.

Двое служителей в серых балахонах свернули в тёмный коридор, они были так увлечены беседой друг с другом, что не сразу заметили беглецов. Дерек среагировал первым, бросился под ноги одному из сектантов, ударил ножом снизу вверх, под подбородок. Хильдеберг кинулся на второго секундой позже, зажал ладонью рот, крепко обхватил второй рукой поперёк груди. Труп первого упал на пол с глухим стуком. Дерек повернулся и посмотрел на сектанта, которого держал Хильдеберг. Кровь медленно и беззвучно стекала со светлого лезвия и падала на пол крупными каплями, голубые глаза смотрели тяжело, в них не было ни капли сострадания. Хильдеберг чувствовал, как его сектант дрожит от страха, тихо поскуливает ему в ладонь.

– Не убивай пока, нам нужно знать, куда идти дальше. Мы здесь можем плутать вечно! – Хильдеберг наклонился к уху своего пленника, – как отсюда выйти?

Сектант дрожит, не отрываясь, смотрит на Дерека. Его губы беззвучно шевелятся, но слова застревают в сжатом судорогой горле. Хильдеберг поднимает голову и смотрит на застывшего перед ним юношу. Страшно, наверное, это действительно страшно. Сейчас во взгляде мальчишки – бездна, непроглядная, затягивающая чернота расширенных зрачков, на лице – кровь только что убитого им человека, он сжимает нож с такой лёгкостью, так естественно, словно это давно уже стало привычкой, неотъемлемой частью его жизни. Бледные губы сжались в линию, он стоит молча и смотрит, от этого хочется кричать, потому что в его молчании – приговор. Его поза, напряжённая и расслабленна одновременно, плечи слегка отведены назад, голова наклонена вперёд – как перед броском. Страшно. Хильдеберг никогда не думал, что всегда спокойный, закрытый, невозмутимый юноша может так преобразиться. Харальд, ты правда можешь держать это под контролем?

– Здесь. Близко. Выйти в освещенный коридор, потом прямо, на втором повороте налево. – Сектант закрыл глаза и заговорил быстро и сбивчиво, глотая слова. – Там увидите просторное помещение, но там редко кто бывает. Пройдёте его, дальше прямо. Всё, прошу, не убивайте!

Хильдеберг вздохнул и, крепко схватив сектанта за плечо, резко выпрямил руку так, что служитель врезался лбом в стену. Если не умрёт, то вырубится надолго.

Второй поворот они едва не пропустили – он был узким и тёмным, и оттуда пахло плесенью. Не успели они пройти и пяти шагов по нему, как услышали сзади голоса – искали их, кто-то кричал, что еретики и отступники не должны уйти, ещё дальше слышался высокий женский голос, отдававший какие-то приказы.

– Парень, кажется, они всё-таки заметили, что нас нет в камере, надо спешить, ты как? – Хильдеберг обеспокоенно посмотрел на Дерека, мальчишка был бледным, держался рукой за стену.

– Всё нормально, мы выберемся, – на губах слабая и какая-то не настоящая улыбка, кому ты врёшь, парень? Хильдеберг покачал головой, надо на поверхность, как же его достало ползать по канализации!

Дэнель закрыл глаза и прижался плечом к стене. Выматывающая боль, разрывающая мышцы при каждом движении, притупилась, зато теперь он начал терять чувствительность, он уже не мог уверенно сказать, какая эта стена – тёплая или холодная, шершавая или гладкая. Дэнель глубоко вдохнул и медленно выдохнул, его мутило, тело отказывалось двигаться, наверное, это из-за тех наркотиков, которые вколол ему Адам. Адам? Откуда он знает его имя?

Светловолосый мальчик на несколько лет старше него улыбается и протягивает ему булочку. Он сегодня слишком долго тренировался и опоздал на обед. Мальчика зовут Адам, он – один из лучших учеников Учителя. Булочка свежая, совсем мягкая, хотя он знает, что она сделана из плесени, перетёртого в муку лишайника и сушёных грибов – всё равно вкусно.

Дэнель выпрямился и пошёл за Хильдебергом. Всё время оборачивается, волнуется. Почему так плохо? Второй поворот налево, узкий и тёмный, там их хотя бы не заметят. Зрение опять расплылось, выстроилось болезненно-чётко, так, что он мог видеть каждую трещинку в полу. Враг. Рядом. Хильдеберг свернул в коридор, остановился, смотрит обеспокоенно. Ничего, продержусь, я должен. Сзади голоса, слышу, как шелестит одежда, скрипит обувь – всё слышу.

Он идёт за Учителем, который держит его за руку. Это так приятно – когда он держит за руку, и совсем не важно, куда они идут. Вдруг коридор заканчивается, и они оказываются в огромном резервуаре, переделанном и перестроенном так, чтобы в нём можно было жить. Внизу, у них под ногами, целое поселение – дома, дороги между ними, большое, красивое здание у дальней стены. Учитель сказал, что это одно из северных поселений. Так их много? Как интересно, всё это время он жил в маленькой общине, созданной Учителем и состоящей почти полностью из его детей, и хорошо знал всех её обитателей. А вот других людей, незнакомых, он раньше не встречал – было немного страшно и очень интересно. Он дёрнул Учителя за руку, но тот не спешил спускаться, только стоял и смотрел. Вниз.

Дэнель закашлялся, конечно, нельзя было, но сдержаться не получилось. Во рту остался какой-то мерзкий привкус. Тело среагировало само, он резко развернулся, выбросив вперёд руку с ножом. Сектант в сером балахоне, ещё совсем мальчишка, медленно осел на пол, судорожно зажимая распоротое горло. Дэнель развернулся и слегка согнул ноги, готовясь к бою. Ещё трое. Мышцы протестующее заныли. Не сейчас. Первый – самый опасный, в белом, чистокровный, они быстрые, если тренируются. Два шага вперёд, пригнуться, на последнем скользнуть вниз, поднырнуть под руку с пистолетом, нож входит в левую половину груди почти по рукоять. Хрипит, пытаясь отстранить мои руки. Он уже мёртв, просто ещё не понял. Дёргая нож вниз и в сторону, чувствую, как ломаются рёбра. Толкаю тело на двух других, к одному уже подскочил Хильдеберг, поворачиваюсь ко второму. Резко бью ботинком в горло – собирался закричать. Наша возня и так могла привлечь ненужное внимание. Как странно, в мыслях ничего лишнего, тело слушается, хотя я и понимаю – за это придётся расплатиться потом. Добиваю ножом в глаз, лезвие входит легко, почти без сопротивления.

– Быстрее, надо уходить отсюда. – Хильдеберг тянет за рукав. Он своему сектанту просто свернул шею. Его пистолет положили ко всем остальным вещам, но магазин вынули, так что Хильдеберг остался почти без оружия. Дэнель выпрямился и пошатнулся, опёрся рукой о стену. И почему трупы дёргаются и шевелятся, они же не могут, верно?

Он ударил снова. Тренировка продолжалась уже несколько часов. Сначала его тренировал Авель, высокий и неразговорчивый парень со шрамом на нижней губе, потом Лилит, сильная и суровая женщина, не знавшая жалости к своим ученикам. Враг не бывает милосердным – так она всегда говорила. Сейчас он отрабатывал с Адамом приёмы рукопашного боя. Он сильно устал и никак не мог сосредоточиться на поединке, а с этим противником нельзя было расслабляться. Он уже пропустил несколько болезненных ударов, следующий вполне мог свалить его с ног, а это означало проигрыш. Учитель сказал, что он должен хорошо закалить своё тело, чтобы даже потом, когда он всё забудет, когда забросит тренировки, всё равно остаться сильным. Его тело должно помнить. Он почувствовал, как всё вокруг него становится слишком чётким, слишком объёмным, тело – удивительно лёгким. Адам останавливает бой и улыбается. Ты превысил свой предел, вышел за границы доступного людям, теперь ты должен научиться переходить в это состояние полной активации в любое время, а не только при полном физическом и эмоциональном истощении. Молодец. Сказав это, Адам похлопал его по плечу.

Дэнель до крови прикусил губу. Кажется, Адам каким-то образом пробил брешь в той стене, за которой хранились его воспоминания, и они постепенно просачиваются. Если так пойдёт и дальше, он всё вспомнит, если успеет – их вполне могут поймать или убить раньше, если он и дальше будет блуждать в собственной памяти. Надо будет убрать, закрыть эту трещину. Мне не нужно прошлое! У меня есть тот, к кому я хочу вернуться, с кем хочу жить дальше! Мне не нужно это прошлое!

Бежим вперёд, коридор резко заканчивается, мы оказываемся в круглом зале. Там только две девушки заливают масло в светильники. Повернулись, смотрят удивлённо.

– Оставь их! – Хильдеберг кажется испуганным, что он увидел у меня в глазах? Пожимаю плечами и бегу дальше. Кажется, девушки были слишком удивлены и не стали поднимать шум. Хорошо, может, не сразу опомнятся.

Хильдеберг выбежал из узкого коридора в большой круглый полутёмный зал. Две девушки-послушницы испуганно смотрели на Дерека у него за спиной. Хильдеберг обернулся. Лицо юноши казалось высеченным из белого мрамора, под глазами лежали чернильные тени, зрачки расширились, радужки почти не было видно. Он тяжело дышал, из прокушенной губы по подбородку стекала кровь, Дерек так и не убрал нож в ножны на поясе, продолжал сжимать в руке.

– Оставь их! – Хильдеберг надеялся, что парень его услышит. Кажется, его тело сейчас упорно боролось с последствиями пыток. К счастью, девушки были слишком удивлены и испуганны и даже не попытались закричать. Это спасло их жизни. Хильдеберг побежал дальше, к входу в коридор на противоположном конце зала. Только бы тот парень не солгал! Теперь только прямо – ни свернуть, ни вернуться.

Хильдеберг услышал сзади топот ног как раз тогда, когда они вывернули в большой зал, где проводились проповеди. Сейчас там было темно и пусто, люди давно разошлись. Так, где эта дверь? Где эта, сожри её химеры, дверь?

Дэнель остановился и прижался спиной к стене. Все его чувства были обострены, ему казалось, что он может слышать сердцебиение каждого из преследователей, видеть копоть на стенах в полной темноте. Хильдеберг стоит и тихо ругается под нос, пытаясь разглядеть дверь, через которую они вошли в этот зал. Когда? Полжизни назад. Там. Первые шаги дались тяжело, в голове стоял странный тяжёлый туман, потом снова стало легче. Хильдеберг обернулся, нахмурился и кивнул. Что ж пошли, они уже близко. Нам нельзя останавливаться, знаю, что тебе тоже плохо. Их много, там Куклы. Как же плохо. Почему? Дверь, заперта. Резко дёргаю на себя. Что-то хрустит, ломается. Как же плохо.

Хильдеберг успел подхватить потерявшего сознание Дерека. Парень каким-то образом нашёл нужную дверь и даже выломал ей замок, но потом сразу отключился. Да что с ним такое, чем они его накачали? Хильдеберг распахнул дверь, перекинул юношу через плечо и начал подниматься по ступенькам. А ведь парень почти ничего не весит, какой лёгкий. Харальд мне голову открутит за то, что я таскал его на плече. Ну и пусть, лучше он, чем эти в масках. Хильдеберг усмехнулся. И откуда такие мысли, ситуация же паршивая, не о том надо думать, совсем не о том. Жаль, что парень сломал замок, дверь не закроешь, ладно, не важно. Знакомые холодные стены. Сколько же времени прошло с тех пор, как они здесь спускались? Не стоило, наверное, вообще в это лезть. Уже почти, площадка так близко. Дерек шевельнулся, кажется, пришёл в себя. Сейчас, я тебя спущу, как только будет немного больше свободного места.

Гринхильда обняла себя руками за плечи и вздохнула. Она провела почти всю ночь на небольшой скамеечке у чьего-то дома. Конечно, она не могла не заметить тех двоих, к тому же она всегда старалась держаться как можно дальше от светильников, так что сохранила ясный разум. Гринхильда видела драку и то, что обоих коллег её брата куда-то унесли. Она выслушала проповедь до конца, не торопясь выполнила свои обязанности послушницы и вышла на улицу. Теперь было самое трудное, ведь ей никак нельзя привлекать внимание. Она зашла в круглосуточную аптеку, купила пару баночек эфирного масла и спросила, можно ли от них позвонить. Она знала, что телефон в её доме прослушивается, в том числе и людьми Гедерберга, она сама его об этом попросила. На звонок ответил ленивый наёмный дворецкий. Она сказала, что вернётся ещё не скоро, потому что встретила знакомых и хочет провести вечер с ними. Вот только какая неприятность, они сейчас заняты, и ей придётся их подождать, поэтому она вернётся поздно. Гринхильда очень надеялась, что Гедерберг поймёт. Определить, откуда именно позвонили, было совсем просто, на счёт этого она не волновалась. А ещё ей было любопытно, смогут ли они сбежать сами. Гринхильда улыбнулась и устало вздохнула. Неужели я всё ещё ревную? Никак не могу смириться с потерей, выискиваю слабость и несовершенство в людях, которые его окружают, и стараюсь не замечать их в себе самой. Как глупо и унизительно цепляться за прошлое, как будто не способна ничего добиться сама. Скоро начнёт светлеть, спать ей совсем не хотелось. Потом, вернувшись в большой мрачный особняк, она заснёт и проспит до обеда, но не сейчас. Если он там умрёт, что будет делать Харальд? Зачем? Гринхильда закрыла лицо руками. Что я здесь делаю, чего жду? Какое моё дело? Теперь уже я не имею права на него.

Зазвенело разбившееся стекло, Гринхильда подняла голову и посмотрела в сторону цветочного магазина. Двое, шатаясь и спотыкаясь, пытались добежать до ближайшего переулка. Это ещё не конец, вмешается ли Гедерберг? Гринхильда вздохнула, встала и расправила складки на тёмном глухом платье. Она увидела то, что хотела, больше ей здесь делать нечего.

Фреки резко выпрямился, разбудив задремавшего на его плече Гери. Звон стекла прозвучал как сигнал. Беловолосый химера мог с уверенностью сказать, что на соседних крышах и в переулках вскинулись, напряглись люди и химеры, присланные сюда Башней. Гери пробормотал что-то невнятное, сдавленно ругнулся, когда напарник стряхнул его с колен и встал на ноги. Фреки коснулся пальцами переговорного устройства в ухе, активируя его.

– Фреки, мы на позициях, ждём приказа, – голос Мунин разбил сырую тишину раннего утра.

– Сопровождать, без лишней необходимости не проявлять себя и не вмешиваться. Подобрать, если погоня отстанет, – Фреки перевёл взгляд на свою пару. Гери стоял у самого края крыши и смотрел вниз, его глаза горели предвкушением битвы.

– Нам тоже пора, – Фреки положил напарнику руку на талию, чуть перевёл вперёд, провёл пальцами по серебряному брелку, висевшему у него на поясе спереди. Гери кивнул, он уже начал частичную трансформацию.

Хильдеберг остановился и скинул Дерека с плеча. Юноша мотнул головой, качнулся в сторону, но смог удержаться на ногах.

– Ты как, бежать сможешь? – Хильдеберг обеспокоенно посмотрел в лицо Дереку. Тот кивнул и повернулся спиной к цветочной лавке. Теперь главное – затеряться, раствориться в городе, в утреннем тумане. Хильдеберг взял Дерека за руку и побежал. Ему приходилось буквально тянуть за собой парня. За это тоже Харальд мне оторвёт голову. Они свернули на перекрёстке, потом ещё раз. Хильдеберг резко остановился – вывернув из-за угла, он едва не врезался в невысокого молодого мужчину. Одет он был во всё чёрное, длинные волосы завязаны в хвост, в них виднеется несколько седых прядей, хотя на вид ему около двадцати. На плече у мужчины висел какой-то длинный предмет, завёрнутый в чёрную ткань. Незнакомец молча указал себе за спину. Хильдеберг кивнул и забежал в маленький переулок. Тупик. Проход между домами закрыт кирпичной стеной. Тихо ругнувшись, Хильдеберг метнулся к мусорным ящикам, громоздившимся в конце тупика. Они с Дереком едва успели спрятаться, когда услышали шаги. Странный мужчина всё ещё стоял у выхода из тупика и курил.

– Ты не видел здесь двоих мужчин? Они должны были здесь пробежать. – Голос преследователя звучал хрипло, он тяжело дышал и смотрел на незнакомца с подозрением. – Они воры, только что обокрали цветочный магазин.

– Я их видел, – у мужчины был странный акцент. Хильдеберг зажал себе рот рукой. Надо оставаться на месте, зачем ему их сдавать? А помогать зачем? Да кто он вообще такой? Дерек шевельнулся, как-то удивлённо посмотрел на спину незнакомца, но промолчал.

– И где они, куда делись? – сектант явно нервничал, боялся, что из-за задержки они убегут.

– Они побежали вон туда, – мужчина махнул рукой куда-то вправо, – в сторону автобусной остановки. Один из них совсем на ногах не стоял, если поспешите, успеете их догнать.

Сектант что-то пробормотал себе под нос и резко сорвался с места. Хильдеберг выдохнул, кажется, он вообще не дышал, пока шёл этот странный разговор. Всё-таки не выдал, но почему? Когда он выбрался из-за мешка с мусором, незнакомца уже не было, только в воздухе висел какой-то странный травяной, чуть горьковатый запах его сигарет.

Дэнель поднялся на ноги и подошёл к Хильдебергу. Что-то в этом человеке казалось ему странно знакомым, но он никак не мог вспомнить, что именно. Здесь их искать не буду, можно отсидеться, пока на улицах не появятся люди. Скорее всего, их преследователи решат, что они уехали на недавнем автобусе, и начнут обыскивать все остановки, попытаются вычислить, где именно они сошли. Скорее всего. Дэнель почувствовал, что падает, проваливается куда-то вниз. Ощущение было странным, он видел стоявшего перед ним Хильдеберга, стену дома у него за спиной, видел, как сыплются с неба чёрные крупинки снега – было уже совсем светло, и в то же время он падал. Его ноги стояли на асфальте и одновременно скользили куда-то вниз. Стало страшно. Это чёрное, то, во что он падал, затягивало его всё сильнее, зрение сузилось, теперь он мог различить только фигуру Хильдеберга, а стены тупика словно исчезли. Ниже. Дэнель протянул руку, пытаясь ухватиться хоть за что-то, он падал в черноту и ничем не мог остановить это падение. Рот раскрылся в безмолвном крике, что-то тёмное и вязкое поглотило его, забило лёгкие, обволокло тело. Он двигался, скользил куда-то вниз, падал. Мысли исчезли, как будто голову тоже наполнило это что-то. Ничего. Если я не остановлюсь, я не смогу вернуться. Остановись! Хотелось кричать, хотелось вырваться, но вязкое вещество не пускало, утягивало, мешало. Если он позволит, он не сможет больше дышать, никогда не вернётся обратно, исчезнет, растворившись в этой черноте. Но здесь так хорошо, спокойно, достаточно просто расслабиться, и больше не будет боли, воспоминаний, страданий. Вернись! Но ведь тогда забудется и всё хорошее, всё, что было важным, нужным. Исчезнут воспоминания о нём. И он не сможет снова к нему прикоснуться, никогда. Харальд! Я не хочу забывать, не его! Только не его! Я хочу жить, видеть его, прикасаться, не хочу иначе! Помоги мне! Тело не слушается, беспомощность, слабость – хочется кричать от отчаяния. Я так хочу вернуться! Чем дольше ты сопротивляешься, тем больше страдаешь, расслабься, позволь течению увлечь себя. Пожалуйста, спаси меня! Темнота сжимает грудь, давит, отвечая на попытки вырваться, проникает внутрь, разрывает на части. Успокойся, тебе не вернуться. Изгибаюсь и кричу, захлёбываясь темнотой. Вязкое ничто проникает в кровь, обжигает нервы, растекается под кожей. Мне больно, так больно! Сознание гаснет, тело безвольно плывёт в темноте. Я хочу вернуться. Не отпускай, позови меня! Харальд! Мне так плохо, так холодно, как тогда, в городе, когда тебя ещё не было. Прошу, не бросай меня. Харальд! Что-то тихое колеблет темноту, словно слово, произнесённое шёпотом. Тепло. Как будто кто-то коснулся руки. Нет, не кто-то – он. Тянусь из последних сил. Пожалуйста, не отпускай. Харальд! Улыбаюсь. Ты всё-таки пришёл. Как хорошо. Темнота обволакивает, заполняет, растворяет в себе. Тихо. Темно.