Читать книгу По строкам лавандовых книг. Часть 1 - Екатерина Терлецкая - Страница 5

― Где моя Аделаида? Пристанище моей души! Мой остров! ― поэтично воспевает, словно главный герой в литературной пьесе из школьных учебников. ― Дэла, ты тут?

Я не ошиблась! Прим вернулся. Со скоростью молнии срываюсь с места, путаюсь в собственных ногах, что были закинуты на окно, но все же удержав равновесие, как ребенок бросаюсь на шею своему кудрявому другу. Наверное, если не ослабить хватку я могу стать причиной смерти этого любителя прозвищ. Вырываюсь из объятий и шлепаю вполсилы ему по плечу.

– Сколько ещё раз мне нужно угрожать физической расправой, чтобы ты перестал обзывать меня этим дурацким прозвищем? ― обижаюсь я.

– Я не виноват, что твоё настоящее имя хуже самых дурацких прозвищ на свете! ― уклоняясь от дурашливых ударов с моей стороны, продолжает подшучивать Прим.

Вот это уже было обидно! Что себе позволяет этот задавака? Моё настоящее имя меня вполне устраивает, тем более мне его дал мой отец и это единственное, что он по сути успел мне дать при жизни, так что я не позволю какому-то мальчишке оскорблять моё имя.

– Ты помнишь, как в прошлом году я тебе врезала, после чего ты ходил с огромным фингалом под глазом две недели? Так вот, я близка к тому, чтобы повторить тот удар, только с более отточенной техникой!

Мы ходили в лес и этот придурок, зная, как я боюсь остаться одна среди хвойных зарослей, шутки ради, спрятался, хотел поиздеваться надо мной. Я не сильна в рукопашном бою, но удар получился отменный. Я ожидала, что ловкий Прим перехватит мой удар, но нет – врезала прямо в глаз с неслабым размахом. Дома пришлось сказать, что подрался с парнем в школе, не признавать же, что девчонка меньше пятидесяти килограммов, так вмазала левой.

– Ладно тебе цветочек, не сердись. Ты же знаешь, что я любя. Расскажи лучше, что тут нового?

Что нового? Его два месяца не было, а я теперь должна «новое» вместить в три предложения.

– Ну, для начала – я теперь официант!

– Ого… Неожиданный поворот.

– Да, работа, конечно, не моей мечты, но денег платят побольше, а ещё, наконец-то руки зажили, и перестала болеть спина. Правда, ноги отваливаются после каждой смены, зато чаевые бывают больше зарплаты за день. Так что, как по мне, перемены успешные, осталось к ним только привыкнуть. Как прошло твоё обучение?

Откинувшись на спинку стула Прим запускает руку в пшеничные волосы и с полным неприязни лицом выдавливает из себя невнятный ответ.

– Хм… Обучение… Ну знаешь… В общем… Ну, в общем, я изо всех сил старался лажать и прилагал максимум усилий, чтобы у командира группы сложилось мнение обо мне, как о типичном неумехе… Но…

– Но? Не понимаю, что означает твоё «но»?! ― размахиваю возмущенно рукой.

– Но – я получил карту стрелка с отличием, ― пробурчал Прим зарывая лицо в ладони.

Моё молчание убивает диалог. Не понимаю, как это возможно. Прим мечтает поступить в институт на кафедру ботаники, факультет военной медицины. Учиться там, всякие лекарства из диких трав и растений изготовлять, лечить солдат в полевых условиях травой и прочей ботанической ерундой. Отец Примуса никак не мог смириться с увлечением сына, питал надежду, что единственный ребенок пойдет по его стопам и однажды станет таким же заносчивым командиром. Он отправил его перед выпуском со школы на военные курсы снайперов. Эти, чертовы, курсы длились долгих два месяца и лишили меня единственного друга на целых шестьдесят один день!

Перед отъездом Прим говорил, что сделает всё, только бы получить ужасные рекомендации, в надежде, что когда отец услышит, что сыночек не знает, с какой стороны подойти к оружию, наконец-то сможет смириться с поступлением на кафедру медицины. И что я слышу теперь? Карта стрелка с отличием?!

Этот чертов обманщик мне все уши прожужжал тем, как он мечтает спасать людей, а не убивать их. Я два года слушаю про фотосинтез и всякие умные штуки на тему пестиков—тычинок и листочков—цветочков, и вот теперь, когда я глубоко убеждена, что не все дети стражников и вояк повернуты на заслугах своих мундирных отцов, и не все горят манией военного дела, что я слышу? Мой друг зачислен в ряды лучших курсантов снайперов! Прим не выдерживает немого презрения и пытается вернуть меня к диалогу.

– Дэла, могу тебя уверить, мне известно о твоем таланте к брани хлеще старого сапожника, так что не обязательно молчать, можешь сказать мне прямо в лицо, что ты думаешь.

Его виноватые глаза, сейчас точно, как у собаки, которая украла кусок мяса с прилавка мясника, что и так её подкармливает регулярно, он буквально сверлит меня, но моему возмущению нет предела. Мысли, как тараканы при включенном свете бегут в разные стороны.

– Говоришь официантка… ― нервно подергивая себя за ухо, Прим продолжает попытки завязать беседу. ― Теперь понятно, почему Вериния просила позвать тебя ей на смену, скатерти гладить.

Я пристально смотрю в его разные глаза. Даже не знаю, какой из них мне нравится больше: серый или зеленый. Сыпать ругательства сейчас не уместно, но бросить ему в лицо суть моего возмущения я просто обязана.

– Прим ты лучший в отряде снайперов среди курсантов. Отец с тебя теперь не слезет – это факт! Ты променял свою ботаническо-медицинскую мечту на судьбу снайпера. Ради чего? Чтобы угодить отцу? Ты, считай, уже поступил на кафедру стрелков и блестяще окончил учебу в этом направлении. Ты не будешь спасать жизни солдат своими травками-муравками, ты и будешь – сама смерть. Снайпер! Убийца в засаде. Прим, ты предал свою мечту и убеждения. Если конечно эти убеждения на самом деле были…

Последнее слово будто оборвало невидимую нить спора между нами. Я встаю со стула, и не глядя на друга, демонстративно ухожу.

– Куда ты? Дэл… ― срываясь с места, бросает мне в след.

– Спасать Веринию от скатертей, ― не оборачиваясь, рявкаю я.

Захожу в подсобку, где напарница, склонившись над гладильной доской, борется с паром от утюга, он наполнил комнату так, что мы словно в тумане. Вериния отчаянно старается быть моей подругой вот уже второй год, возможно, она действительно считает меня своей подружкой. Чудаковатой девушке в прошлом месяце исполнился двадцать один год, и она теперь в рамках закона может пить, курить и гулять допоздна. Не то чтобы она до этого дня себе отказывала в стаканчике горячительного напитка, но теперь в ночные смены она смелее, чем раньше. Мне нравится эта девушка, хотя подругой я её не считаю. Напарница, коллега, ну максимум хорошая знакомая. Добрая и отзывчивая Вериния, никогда не ленится в работе, а я это качество немало ценю, так как ненавижу халтурщиков. Есть и минус в ней – изрядно болтает лишнего от невеликого ума, особенно когда пригубит стаканчик.

В ночные смены скучать не приходится. В процессе беготни меж столами и заказами сёрбать из трубочки слабоалкогольную бурду, что мы гордо зовем «живительным коктейлем» и прячем от старшей смены в шкафчике на мойке – плевое дело и порой реально спасает от переутомления. В разгар ночной дискотеки никто и не заметит, что большая часть смены стаффов накинули градус для скорости движения и искренности улыбок, которые мы обязаны дарить гостям заведения. Да и кому замечать-то? Гости в первую очередь в стельку пьяные и предельно счастливы от этого.

Я пробовала такой коктейль и убедилась в правильности закона, что запрещает употребление спиртного лицам до двадцати одного года. Первые несколько часов действия «живительного коктейля», или как его называют наши бармены – коктейль «Молодость», действительно подарил легкость, а рабочее время пролетело как десять минут, но смена за два часа не заканчивается и остаток рабочего времени (самого тяжелого), пришлось практически умирать от обратной стороны действия алкоголя. Вялость, тошнота и сонливость – далеко не лучшие помощники, когда тебе нужно бегать между столами, мило улыбаться, делать вид что тебе безумно приятно обслуживать пафосных пьянчуг, а потом ещё и убирать зал от грязной посуды после закрытия. В общем, я решила, что «Молодость» и подобные источники вдохновения не для меня, хотя, если честно, бывают дни, когда я на время забываю об этом своем решении. Вериния же, не пропускает ни единой смены без подобного допинга.

Она неисправимый оптимист, романтик и страшная хохотушка. Наверное, все эти качества, собранные воедино и есть магнит для мужчин абсолютно всех возрастов. Отбоя от поклонников у неё нет. Если в ресторан заказали доставку цветов, охранник даже открытку не читает, и так знает кому нести букет. Среди завсегдашних посетителей мне известны не менее трех солдат, которые подгадывают смены Веринии и совершенно «случайно» заходят пообедать либо опрокинуть стаканчик перед сном. Та ещё рыжая вертихвостка.

Ходят сплетни, что бармен Лукас в неё влюблен. Лукас хороший парень и мне нравится, глубоко в душе я надеюсь, что сплетни – это всего лишь сплетни, ведь моя подруга Вериния уже не первый месяц маринует мне уши рассказами о том, как ей нравится Прим. Этот раз не стал исключением. Стоило мне взять на себя скучную глажку скатертей, как неугомонная рыжая повелительница мужских сердец уселась поудобнее, в начале сбоку на стул, а потом мне на уши.

– Ох, душенька, ты видела, наш красавчик садовник вернулся? ― подпирая голову ладонью, так по-девичьи ахая, говорит Вериния.

Не могу сейчас поддержать подобную бабскую болтовню, мои мысли ещё не нашли определенной позиции во мнении, что мне предстоит сформировать после стрелковых новостей. Загадочно улыбаюсь напарнице и стараюсь сосредоточиться на её словах, чтобы не потерять суть диалога.

– Чудный парень, как не крути. Кажется, он ещё больше раздался в плечах за время отсутствия. Меня это, сводит с ума, ― стыдливо заливается смехом от собственных мыслей вслух собеседница.

– Не думаю, что молодому сыну командира полка под стать водиться со взрослой рыжеволосой официанткой, не находишь? ― подшучиваю я для поддержания беседы.

– Ты как всегда тактичная стерва! Хоть в этом стабильна на все сто, ― обиженно бурчит девушка в ответ.

Вериния стаскивает выглаженные скатерти с перил и хлопнув дверью, оставляет меня наедине с собственной дерзостью. Моя прямолинейность частично объясняет причину отсутствия подруг.

Прим сегодня работает в ночь, и я этому рада, иначе он бы преследовал меня до самого дома, засыпал оправданиями, которые слушать наверняка будет просто противно. Адские скатерти помогают сосредоточиться на монотонной работе, благодаря чему окончание смены проходит вполне сносно. К концу рабочего дня я уже не чувствую от усталости ни боли в ногах, ни сонливости, ни голода. Есть и приятные стороны моего переутомления: все мысли в голове развеялись и теперь мне всё равно что будет говорить мама, когда я столкнусь с ней в коридоре.

Открываю входную дверь в дом: звенит противный колокольчик, сообщая домашним о моём приходе. Нужно оторвать его к чертям. Я искренне надеялась, что удастся, молча прошмыгнуть в спальню и избежать мамы и её болтовни. Шаги стремительно движутся в мою сторону, уже нет смысла подыматься в комнату. Двигаюсь в сторону кухни за бутербродом и стаканом молока.

Мама даже дома всегда выглядит отлично. Цветастое легкое платье струится по её стройной фигуре, аккуратный дневной макияж, прическа и даже туфли – привычный образ. Последние два года она практически всё время работает на дому. Как только мама отошла от депрессии, мы приспособили зал под швейную мастерскую. Единственные гости, что бывают у нас в доме, это несколько маминых подружек-разведенок, которые приходят к ней на чай не чаще трех раз в неделю, и как правило, они используют кухню для своих бабских посиделок.

В старом зале высокие окна и восточная сторона, это даёт отличный поток света, что идеально подходит для мастерской. На примерки вояки к нам ходят редко, в основном мама носит заказы для рядовых солдат в военную часть, а командирам и всяким начальникам стражников – к ним домой. Удивительно, почему у матери до сих пор нет никакого ухажера. Она красивая молодая женщина и всегда отлично выглядит. С тех пор как отчим нас бросил, я не видела ни разу, чтобы вокруг неё вились мужчины, хотя её работа, в основном, заключается в пошиве и ремонте солдатских мундиров. Возможно дело в том, что ей по душе исключено такие подонки как Матис? Если подумать об этом, наверное, оно и к лучшему, что она не нашла себе никакого стражника в женихи. Я бы не выдержала такого поворота судьбы. Уж лучше пахать самой и еле сводить концы с концами, как сейчас, чем теперь нового отчима, да ещё и из рядов военных. Фу! От этих мыслей бутерброд не вызывает аппетита.

Я сижу за столом, внимательно разглядываю тарелку, а мама греет молоко.

– Дорогая, как прошла смена? ― в суете со стаканом по кухне, пытается завести диалог.

Я не хочу говорить. Слишком устала для того, чтобы изображать прилежную дочь. Ковыряю хлеб и делаю вид, что не слышу.

– Что интересного было на смене? ― не унимается она.

– Младший командир пограничников обблевал половину танцпола.

– Лаванда! Есть истории с менее гадкими подробностями? ― кривит от мерзости нос.

– Ну… У дочери твоей Сонечки, похоже, появился новый поклонник. Вчера молоденький солдат привел её на ужин в ресторан. Они так засиделись, что остались до дискотеки. Судя по нежности в его взгляде, она ему очень пришлась по душе.

Не могу сдержать улыбку вспоминая вчерашние танцы этой парочки. Так здорово наблюдать за влюбленными. Все эти взгляды и вздохи. Сразу видно, где первое свидание. Хотела бы, и я пережить все эти чувства. Мама очень любит слушать подобные сплетни после моих ночных смен.

– Серьезно?! Сонечка заходила вчера ко мне на чай и рассказывала про этого парня. Как я поняла, он ей не очень понравился из-за невысокого роста. Её старомодные причуды порой меня убивают. Ну подумаешь ниже её Весты на пару сантиметров. Знаешь ли, Веста тоже не писаная красавица, так что выбирать не приходится. А что за платье на ней было?

– Не знаю. Не помню, ― с полным ртом мямлю я.

– Вроде то зеленое, что ты ей три года назад шила к выпускному.

– Кстати, родная, а что ты планируешь надеть на выпускной вечер?

Хм… Дорогая, родная… Судя по ласковым словечкам, сейчас речь пойдет о деньгах и о том, что близится день квартплаты. Ну как же я сразу не догадалась, к чему эта беседа ни о чём за стаканом молока. Снова отчаянно делаю вид, что не слышу её, дожёвываю свой бутерброд и встаю из-за стола по направлению к спальне.

– Лаванда, не смей отворачиваться, когда я с тобой разговариваю! ― возмущенно вскрикивает мама.

Вот оно! Теперь узнаю свою мать. Требовательный тон и рука демонстративно упирается в бок. Похоже, я сломала её планы на непринужденную беседу о финансовом положении нашей семьи в этом месяце. Неделю назад я отдала ей свою зарплату, на оплату за дом там должно хватить с лихвой. На чаевые, что я накопила за эту неделю у меня свои планы, так что не собираюсь продолжать этот разговор. Молча, поднимаюсь по ступенькам и слышу в след:

– Мы когда-нибудь научимся разговаривать как нормальные мать и дочь?!

Думаю, стоит оставить этот вопрос риторическим. Не могу лечь спать, не поцеловав свою принцессу. Поднявшись на второй этаж, в начале, захожу в комнату к малышке Мэл.

– Тук-тук. Можно поцеловать свою сладкую девочку? ― тихонечко напрашиваюсь войти.

Мелисса сидит на коврике и играет с моей старой куклой. Её каштановые кудряшки спадают на плечи, а маленькое личико разливается улыбкой. Маленькие ручки обнимают меня за шею, и всю усталость вмиг снимает как рукой.

– Лаванда, ты завтра после школы пойдешь со мной кататься на качели к старому клёну? ― звонко спрашивает сестрёнка.

– Ну, только при одном условии, бусинка.

– Условие? Какое условие? ― бухтит нахмурив бровки.

– При условии, что раскатывать будем по очереди.

Как на свои четыре года наша Мэл очень умная девочка. Не помню ни единого слова, искаженного по-детски. Как только она заговорила, с её уст посыпались словечки бывалой старушенции. И где она их только берет? Не помню, чтобы кто-то из нас или наших знакомых говорили «миленькая», «хочу к вам обратиться» или использовали прочие старомодные выражения.

После порции обнимашек сестрёнки, наконец-то иду к себе в комнату спать. Я зверски устала ещё вчера, но уснуть, оказалось куда сложнее, чем я ожидала. Весна в этом году очень жаркая. Прислушиваюсь к пению вечерних кузнечиков, что доносится из открытого окна и мои веки тяжелеют. Станет ли Прим отстаивать своё желание учиться на медицинском факультете? Закончиться ли этот адский период в моей жизни? Мысли роятся в голове без умолку.