Читать книгу Дом с драконами. Пластилиновая собачка - Екатерина Велесова - Страница 6

Пять лет промчалось, будто орёл над ковыльной степью пролетел. Махнул тот орёл одним крылом над Милохиными и народилась дочка, а другим провёл – сын появился.

Только дом не строился так быстро, как дети рождались. Было кому бегать по тёплому полу босыми ногами, но самого пола ещё не было. Да и согласия, и мира в семье, как не было, так и не появилось. И от этого ещё тяжелее шли дела.

Дом строился своими силами и главе семьи приходилось не только в горячем цеху по две смены брать, но и шабашить постоянно. Чтобы за зиму собрать деньги и закончить уже основную стройку. Перебраться в дом и потихоньку делать внутреннюю отделку.

Ни отдыха, ни продыха, а дома скандалы такие, что кусок в горло не лезет. Он был виноват везде и во всём. Сначала Валентина укоряла, что он хочет её с детьми засунуть в двухкомнатную клетушку и не соглашалась на то, чтобы жить в небольшом по площади доме и расстраиваться по мере сил и возможностей. А когда муж согласился возводить большой дом, стала упрекать, что тот слишком дорого обходится и дело двигается слишком медленно. А мужчина уже не мог ничего изменить и сам психовал из-за того, что послушал жену и втянулся в непосильное строительство, которое шло вокруг той избушки, где им приходилось жить всё это время.

Зима выдалась суровой, снега было маловато, зато морозы стояли лютые.

Толик оценил размеры поленницы во дворе под навесом и вздохнул, – Надо бы ещё дров привезти да угля подкупить, чтобы вволю топить. Февраль впереди, да и март каким будет неизвестно.

В животе урчало, желудок скукожился от голода и горел. Утром, чтобы не выслушивать колкости, он ушёл на работу пораньше, даже чая не глотнув, впрочем, как и последние несколько месяцев. А на заводе обедать – денег жалко. Поэтому, открывая обитую брезентом дверь, надеялся хотя бы поужинать. Но маленький однокомнатный дом встретил не только теплом, но и голосом жены

– Явится сейчас ваш папаша. Глаза б мои его не видели. Вот видишь, дочь, какой сволочь. У детей изо рта кусок хлеба готов выдрать. Всё сама тяну, на всём экономлю, а ему хоть бы хны. И ведь не подавится.

Валентина перестала гундеть, как только увидела мужа и продолжила кидать деревянные чурки в печь.

Четырёхлетняя Маринка сидела за столом и что-то рисовала, а Славик, почти двухлетний мальчишка, возил по полу деревянную машинку

Обида пробрала так, что аж пятки закипели и он не выдержал

– Зачем же ты так про меня детям то? Я дом для себя строю что ли? Ты же сама мне всю душу вымотала, чтобы сразу большой строил. Я в нитку уже так вытянулся, что нутро болит!

Женщина прикрыла дверцу печурки кочергой и швырнула ту на лежавшие рядом поленья, на которых ещё виднелся схватившийся снег. Кочерга зашипела и выдала тоненькую струйку пара.

– А ты вот так взял и меня послушал! Ну конечно, своего ума то нет! Теперь Валька виновата. Ты же мужик, должен был наперёд думать! Вытянулся он! Да от злости, а не от боли ты вытянулся. Что? Зло берёт, что я сама могу всё? И детей кормлю-пою и сама, как куколка. А ты на тарелку супа не приносишь!

Толик снял кирзачи, в которых ходил, чуть ли не круглый год и нагнулся, чтобы убрать их в угол, но резкая боль в грудине отозвалась прострелом в голове, и он прислонился к дверному косяку, не понимая, что с ним. Боль отпустила, и он кивнул на небольшой буфет рядом с детскими кроватями

– Да вон они, деньги то. Сама же знаешь, что коплю, чтобы побыстрее закончить. Что ж ты мне нервы то на кулак выматываешь, да перед детьми винишь? Чтобы больше не попрекала, забирай и расходуй, а дом подождёт. Ты так хочешь?

Такого поворота Валентина явно не ожидала, но отступать она не привыкла, поэтому «пошла в наступление», со злостью выставляя на стол тарелки и ложки

– Да какие там деньги то? Откуда я знаю. Может ты вдвое больше зарабатываешь, да на полюбовниц тратишь, а на дом копейки остаются!

Повесив ватник на деревянную планку с крючками, мужчина уже хотел присесть за стол, но боль пронзила тело с макушки до пяток, и он схватился за грудь, в попытке продышаться и успокоить взбесившийся организм и жену

– Ты совсем дура что ли? Там же расчётные корешки лежат. Совсем свихнулась?

Но Валентина не унималась и продолжила нести околесицу, обвиняя его во всех смертных грехах. Не обращая внимания на то, что мужа свернуло так, что он опустился на колени и прижал ладони к верхней части живота, пытаясь вдавить боль вовнутрь.

– Да хватит притворяться то! Слова не скажи! Мужик, а хуже бабы!

Но у мужчины всё поплыло перед глазами, и он уже ничего не слышал, свалившись на пол без сознания.

Много чего передумал Толик, пока лежал в больнице, после того, как ему прооперировали язву желудка.

Спорил сам с собой, со своими чувствами и желаниями. И сам себя накручивал и успокаивал. Но принять какое-либо решение так и не смог.

Одно понял точно, что загнуться он ещё успеет. Хоть и не до жиру, но есть нужно нормально. Питаться дома было равносильно тому, чтобы кормить себя мышьяком и рассчитывать на долгую здоровую жизнь. Поэтому, как ни жаль денег, но здоровье дороже. Тем более, что завод работал в три смены, поэтому столовая готовила и завтраки, и обеды, и ужины. Это был выход, хоть на какое – то время.

К концу зимы Толик приходил в заводскую столовую на обед, как к себе домой. Он знал всех поварих в лицо и по именам. Знал, как зовут мужей, детей, и какие проблемы у каждой из них.

А они, в свою очередь, частенько готовили ему что-нибудь диетическое, чего не было в меню. Потому что завод, та же деревня. Слухи разлетаются быстро. И собрав все сплетни воедино, поварихи пришли к выводу, что жена не готовит мужику совсем, или значится, только в паспорте.

Большая столовая во время пересмены была пуста. И звон посуды с кухни разлетался эхом по просторному помещению, заставленному полированными столами. На каждом из которых стояли парами керамические перечницы и солонки.

– Анатолий Иванович, да Вы присаживайтесь, а я вам кефирчик принесу, – расцвела в улыбке Тамара, увидев Толика около кассы

Тот взял разнос с тарелками, сел за стол и проследил за поварихой. Женщина, чуть постарше его, полноватая, но такая ладная, как тот пирожок с капустой, что лежал на прилавке. Внутри что-то горячо зашевелилось и захотелось сыпануть побольше перца на макароны с подливкой. Но эта специя ему была противопоказана. В отличии от той, что нужна была тридцатилетнему мужскому организму, как воздух. И вырисовывалась глубоким декольте поварихи, на которую он старался смотреть не сильно пристально.

А та поправила огненно рыжие пряди, выбивавшиеся из-под колпака, украдкой взглянула в маленькое зеркальце и, видимо удовлетворённая, улыбнулась. Вышла из-за прилавка, плавно покачивая бёдрами и направилась к Толику со стаканом кефира. Усевшись напротив, женщина положила руки на стол и слегка наклонилась, призывая мужчину к доверительному разговору

– Вы, Анатолий Иванович, простите меня, но можно я спрошу? У Вас, всё-таки семья есть или нет?

Толик поднял взгляд на нечаянно образовавшуюся собеседницу и пытаясь не отвлекаться на её манящую ложбинку в треугольном вырезе платья.

– Ну какой же я Вам «Иванович». Вроде ненамного Вас старше. Семья, говорите? Семья есть, дети есть, а вот добра нету и лада нету. И что делать? Вы вот женщина мудрая. Подскажите, как быть?

Тамара была разведёнкой и что такое отсутствие лада в семье, знала не по наслышке. На своей шкуре она прочувствовала, когда-то всё «добро», что вбивал в неё кулаками, ногами и палками бывший муж. Не выдержав, она собрала малюсеньких сыновей – погодков и сбежала, в чём была. Десять лет, как жила сама, растила мальчишек и не вспоминала про бывшего. Но женский век короткий. И так хотелось напоследок, ухватить хоть маленький кусочек счастья.

А ничего не сближает людей так быстро, как память о боли. Каждая боль, выброшенная, пережитая, оставляет пустое пространство в душе, которое требует наполнения.

Не наполнишь счастьем, улыбкой, теплом, придёт боль новая, сильная и заполнит сама холодным разочарованием. А кому хочется пропитывать горючими слезами подушку, ночи напролёт, в одинокой постели?