Читать книгу Наследники графа. Александрин - Елена Андреевна Тюрина, Елена Тюрина - Страница 5

1648 г. Фронда в самом разгаре

В последние годы в стране было неспокойно. Франция погрязла в круговороте революционных событий, постоянных восстаний и заговоров против кардинала Мазарини. Чтобы получить помощь, кардинал обратился к начальнику своей охраны шевалье де Монфору. Он слышал, что этот человек когда-то служил на море, а потом – в гвардии Людовика XIII, где зарекомендовал себя, как блестящий и самоотверженный офицер. Вызвав его к себе, Мазарини приказал Монфору разыскать кого-нибудь из бывших сослуживцев и попытаться привлечь их на свою сторону. Кардинал надеялся таким образом получить поддержку хоть какой-то части дворянства. Шевалье отправился в дорогу. Первым человеком, о котором он вспомнил, был граф де Куси. Знатный вельможа, чей род относился к очень влиятельной французской фамилии Монморанси, мог бы стать для Мазарини серьезным союзником.

Во Франции супруги де Куси решили поселиться не в Шампани, а в другом родовом замке графа, расположенном ближе к Парижу, – на берегу Луары, возле Блуа. Когда Монфор остановился у ворот замка друга, привратник поспешил их отворить. Начальник охраны кардинала пустил лошадь шагом. К нему тут же подбежал слуга. Мишель спешился и тот увел коня.

До шевалье донесся лязг клинков. Кто-то дрался на шпагах неподалеку. Мужчина, обогнув шикарные кусты шиповника, вышел на просторную площадку перед входом в замок, и увидел, как на ступеньках граф вальяжно фехтует со смуглым темноволосым молодым человеком. Тот очень старался, но ему оставалось только отражать удары, а не наступать самому.

– Ну же, Рафаэль, я учил вас множеству приемов, используйте их! – говорил граф. – Иначе вам никогда не одержать победу в настоящей схватке.

Как ни старался юноша, ему не удавалось победить графа. Неожиданно в руках де Куси оказался кинжал, и он молниеносным движением метнул его в дерево за спиной Рафаэля. Тот отшатнулся так резко, что граф засмеялся. Как раз в этот момент в шаге от летящего кинжала оказался Монфор.

– Граф, вы сама гостеприимность!

– О, вы уже приехали! – воскликнул Куси.

Казалось, он был искренне рад видеть друга. Мишель заранее предупредил его письмом.

– Обнимите же меня, граф, – тот раскрыл объятья.

Арман подошел и крепко обнял давнего друга.

– Эй, молодой человек, давайте я научу вас драться с этим старым дуэлянтом, – задорно бросил Монфор юноше, топтавшемуся в стороне.

Граф представил своих гостей друг другу.

– Это сын моего давнего товарища дона Линареса Саласара. Рафаэль, познакомьтесь, мой бывший сослуживец Мишель де Монфор.

Обоим невольно вспомнились те многочисленные морские операции, в которых довелось участвовать бок обок. И то, что граф был гораздо старше Монфора, не помешало им стать друзьями.

Увы, образованию морских офицеров в то время уделялось слишком мало внимания. Ни один французский монарх не стремился получить грамотный и умелый офицерский морской корпус. Серьезно занялся этим вопросом лишь в XVIII веке Жан-Батист Кольбер, маркиз Сеньелэ, морской министр Франции. Именно во Франции был впервые в Европе организован отдельный комендорский морской корпус. Во время обучения на полугодичных курсах кадеты знакомились не только с премудростями ведения морского боя, но и видами орудий, особенностями их производства, зарядов к ним. Уже тогда Сеньелэ лелеял мысль о создании первой в мире военно-морской Академии, однако Людовик XIV был поглощен сухопутными делами на континенте, и финансирование данного проекта не состоялось.

Таким образом, становилось понятно, почему ни один из друзей не выбрал морскую карьеру. Позже пути товарищей разошлись, но Куси, когда доводилось бывать в Париже, иногда виделся с шевалье Монфором. Поэтому бывшие друзья не теряли друг друга из виду.

Граф пригласил обоих своих гостей в замок.

– Тебя прислал Мазарини? – тихо спросил он у шевалье.

– Обсудим это.

Граф ничего не сказал.

– Что тут у вас нового? – поинтересовался де Монфор.

– Мой старший сын сбежал в Англию, чтобы воевать на стороне Кромвеля, а младший, окончив Наваррский коллеж, посвятил себя изучению богословия и собирается стать священником, – вздохнул граф. – Для нас всех это стало, мягко скажем, неожиданностью. Но это его выбор.

Подросшая дочь графа де Куси была невероятно прекрасна – изящная, юная, излучающая радость. Но испанский гранд желал, чтобы она стала невестой его сына не только поэтому. Он хотел получить ее для своего Рафаэля вместе с ее богатым приданым и родством с древним и влиятельным французским родом. Поэтому и учил сына, чтобы тот, подчиняясь прихоти своенравной Александрин, скакал вместе с ней на лошадях по полям, слушал, как она поет и играет на клавесине. Только бы находиться рядом, добиться ее расположения, чтобы она намекнула отцу, что он ей приятен.

Рафаэля Саласара Александрин знала с детства. Да, ей рассказывали – когда она родилась, ее отец, охмелев за праздничным столом, пообещал отцу Рафаэля, дону Линаресу Саласару, что дети их поженятся. Но со временем эта договоренность забылась. Ведь во время уговора граф де Куси и дон Саласар были во всем равны, а сейчас семья испанского дворянина в немилости у короля и обеднела. Не вспоминать же теперь о данном двенадцать лет назад во хмелю обещании? Но если бы о нем забыл и сам Саласар… Его приезд вместе с сыном, чтоб познакомить будущих жениха и невесту, стал для графа неприятной неожиданностью.

Александрин держалась с Рафаэлем приветливо, но ни разу не дала понять, что он хоть немного ей нравится. Юноша был ровесником ее брата Армэля. Но хотя он и был видным, высокого роста, хорошо сложенным, однако в крупных чертах его лица ей виделось нечто отталкивающее. Когда Александрин с плачем заявила матери, что никогда – ни через пять лет, ни через десять – не выйдет замуж за Рафаэля, графиня пообещала ей сделать все возможное, чтобы этого не случилось. Тем более что родство с этим хоть и знатным, но нищим испанцем ей было ни к чему.

Граф и шевалье вошли в кабинет де Куси. Тот жестом предложил де Монфору сесть в кресло, сам же расположился за столом.

– Я не буду воевать на его стороне, – сразу предупредил граф.

– Я не прошу вас воевать за Мазарини. Я прошу вас воевать за французов.

– Точнее воевать с французами за одного итальянца и за испанку, которая пытается ему помочь удержать власть, – скептически произнес вельможа.

– Понятно, – Мишель понимал, что уговаривать друга не имеет смысла. Если граф что-то решал, его обычно невозможно было переубедить. Но и уезжать сразу, вот так, он не мог.

Вечером друзья пили в кабинете Куси, отмечая встречу. Граф был на редкость сдержан и выпил гораздо меньше увлекшегося де Монфора. Временами Арман поглядывал на часы, словно куда-то спешил. Но посланец кардинала не замечал этого.

Графу было приятно вспомнить прошлое. Но настоящее его интересовало гораздо больше… Он снова посмотрел на часы. Оказалось уже десять.

– Ладно, дорогой друг, вам пора отдохнуть. Тем более вы с дороги.

Намек на то, что граф больше не желает продолжать застолье, был настолько очевидным, что шевалье, хоть и расстроившись, решил, что действительно пора отправляться спать.

Утром он на правах старого друга, особо не церемонясь, явился в комнату к де Куси. Шевалье спешил сообщить о том, что уедет сегодня же. Монфору не было смысла оставаться, раз он все равно ничего не добился от друга.

Граф был в халате. Он сидел в кресле листал какие-то документы, некоторые из них подписывая.

– Входите, де Монфор, – бросил он и снова уставился в свои бумаги.

– Дорогой друг, я хотел попрощаться.

– Как, вы уже нас покидаете? – удивился хозяин замка. – Вы же еще толком не погостили. Вы хотя бы позавтракаете с нами? Я познакомлю вас с Саласаром. Думаю, вам будет интересно с ним пообщаться.

Граф встал, прошел по комнате, и, заметив что-то возле кровати, поднял кремового цвета чулки своей жены. Она забыла их, уходя сегодня утром из его спальни… Шевалье догадался об этом, и почему-то смутился, отведя глаза. Хоть он и был не силен в таких вещах, но чулки из тонко выделанной нежной козьей шерсти, украшенные кружевом, ленточками и золотыми стрелками были явно очень дорогими. Очевидно, Арман не отказывал супруге ни в чем. Граф небрежно бросил эту изящную часть женского туалета на кровать, чтобы служанка потом отнесла их хозяйке.

– Завтрак подадут в десять. Спускайтесь, Монфор, я вас прошу, – улыбнувшись, сказал ему граф де Куси.

… Графиня ступила в гостиную. Сидевший там человек вежливо поднялся, завидев входящую женщину. Она пристально вгляделась в незнакомца. Красивый, статный мужчина. Правда, несколько сухощав, точнее поджарый, как породистый жеребец. Одет он был в прекрасный темно-серый костюм и белоснежную рубашку. Но де Монфор явно не умел изысканно и дорого одеваться. Чувствовал себя неуютно, потому что больше привык к военной форме. Нельзя сказать, что графиня являлась чересчур впечатлительной дамой. Но встретившись с гостем глазами, она чуть не позабыла обо всем на свете. Глубокий взгляд темных глаз словно обжег ее. С трудом взяла себя в руки и постаралась говорить как можно холоднее.

– Доброе утро, господин де Монфор. Супруг предупреждал меня о вашем приезде. Что привело вас к нам? Ведь вы уже столько лет не общались.

«Она великолепна! – подумал шевалье. – Только глаза полны эгоизма и самовлюбленности».

– Всего лишь желание увидеть старого друга, – просто ответил мужчина.

Потом медленно нагнулся, чтобы поцеловать ей руку. Почувствовав тепло его ладони и мягкое прикосновение губ, графиня на секунду потеряла дар речи.

«Господи, как она великолепна!» – вновь потрясенно подумал он.

Роскошный материал дорогого платья кораллового цвета плотно облегал лиф и ниспадал каскадом атласа и кружев, подчеркивая все еще довольно тонкую талию Анны. От восторга по коже мужчины забегали мурашки.

Шевалье не заметил, как у него из кармана, когда он целовал графине руку, выпало письмо. Анна указала ему на это. Она заметила на конверте печать с гербом Мазарини.

– Ну вот у меня флеш-рояль и сошелся. Ожидая, что граф бросится вместе с вами помогать Мазарини, вы промахнулись тотально. Он фрондер, – объявила хозяйка и снисходительно улыбнулась, видя, как вытянулось лицо мужчины от удивления. Монфор понял, каким дураком выставил себя перед другом.

Он старательно придумывал, что бы такого ей ответить, когда вошли дон Саласар с сыном. Через минуту появился и граф.

Александрин явилась последней. Крутилась перед зеркалом, прихорашивалась как обычно, потому и задержалась. Монфор при виде дочери друга удивился, что та ни капли не похожа на графа. Все от графини взяла – те же длинные светлые волосы, большие голубые глаза… Девочка была одета очень нарядно – светлое атласное платье мерцало, красиво ниспадая до пола, на широких рукавах блестели вышитые золотом узоры. И держалась Александрин крайне уверенно. Никакой робости, одна светлая улыбка.

Гостей угощали щедро – подавали мясо, рыбу, куропаток, запеченных в подливе из ягод, вина на любой вкус. За завтраком говорили о разном. Как-то сам собой разговор перетек к теме детей.

Саласар рассказывал об успехах Рафаэля, графиня же скептически улыбаясь, кивала ему.

– Наверное, все это очень поможет юноше в будущем, – сказала она. – Он сможет заработать себе состояние, занимаясь адвокатской практикой.

Она не просто нащупала слабое место испанца, но и больно по нему ударила. Он так усердно пытался скрыть, что они практически разорены, но ему это не удалось.

Шевалье, украдкой бросавший взгляды на графиню, разглядел под пышными кружевами, украшавшими вырез платья, заманчивые очертания ее груди. Обнаженные до локтей руки хозяйки были очень изящны. Это только подчеркивали изысканные браслеты и кольца. Время от времени она касалась рукой тугого светлого локона, выпущенного из прически и лежавшего у нее на плече.

Де Монфор почти с завистью смотрел на них – на графа и графиню де Куси. А в душе разгоралась странная привязанность к этой капризной, самовлюбленной женщине, в которой было вместе с тем и властное достоинство.

Гость довольно быстро нашел общий язык с испанским дворянином. Вместе с графом они отправились на прогулку, во время которой Куси показал другу владения. Особенно он гордился своими лошадьми и охотничьими соколами.

– Знаете, что удивительно, – сказал Саласар Мишелю, улучив момент. – Я давно знаю графа, а с графиней познакомился только сейчас, приехав сюда. В Испании они жили отдельно.

– Да? – удивился де Монфор. – И какое впечатление на вас произвела графиня де Куси?

– Она мне показалась достаточно жестким человеком, сильным и уверенным. Но ее характер не очень красит культ собственной личности.

Из вежливости граф предложил другу задержаться у него на несколько дней и тот неожиданно для себя самого согласился.

– Скоро должен приехать Армэль на каникулы. Познакомитесь с ним, – говорил де Куси.

А де Монфор надеялся еще не раз увидеть супругу графа. Ее присутствие опьяняло его, и он тянулся к этой женщине словно под влиянием наркотика. Но к своему изумление он заметил, что графиня его избегает. По крайней мере, ему так казалось. Хозяйка больше не появлялась в его поле зрения. Лишь на следующее утро, когда они с графом и испанским грандом отправились на конную прогулку, то встретили двух очаровательных всадниц – графиню и Александрин. Анна специально поравнялась с лошадью графа и, желая ему доброго утра, демонстративно поцеловала супруга.

Днем, бродя по замку и рассматривая портреты предков графа де Куси, де Монфор вошел в гостиную, где графиня и дон Саласар сидели в креслах и беседовали. Мушкетер услышал уже конец их разговора, который сказал ему о многом. Графиня активно действовала за спиной мужа, разрушая их давнюю договоренность. И, похоже, она достигла цели.

– Возможно, вы скажете, что я надменна. Но я предпочитаю считать себя расчетливой, – говорила женщина.

– Я понял, мадам, что вы сделаете все, чтобы ваша дочь не стала невестой моего сына и чтобы наши семьи в последующем не породнились. Ну что ж. Я это принимаю.

– Мне приятно, что вы такой понятливый и не устраиваете из этого трагедию.

Испанец поднялся и коротко попрощавшись, покинул комнату. Графиня тоже собиралась уйти, но шевалье вдруг сказал:

– А вы не отличаетесь радушием, сударыня. Совсем не стараетесь уделить гостю внимания.

– Это вы о себе? Вы гость графа, а не мой.

Вечером Арман распорядился, чтобы для гостя нагрели воду и приготовили все для купания. Графу доставляли разнообразные душистые травы, которые придавали воде приятный аромат и очень расслабляли мышцы, давая телу отдохнуть. Горячая вода действительно расслабляла так, что Монфор едва не заснул в лохани. Вода уже начала остывать, когда он поспешно вылез, и принялся вытирать тело полотенцем. Но в этот момент дверь в купальню отворилась и кто-то вошел.

– Положите туда, – он услышал голос графиня и возню служанок, которые складывали вещи, предназначенные для стирки.

– Чтоб все было выстирано сегодня же, – распоряжалась мадам де Куси. – И здесь приберитесь. От сырости тут быстро скапливается грязь.

– Слушаемся, ваше сиятельство, – девушки вышли, чтобы собрать очередную партию белья.

Графиня же, не подозревая, что кто-то находится за перегородкой, стремительно вошла и почти налетела на Монфора.

– Господи! – от неожиданности воскликнула она. – Что вы здесь делаете?!

– Вообще-то купаюсь.

Она замерла, не в силах отвести глаз. Перед ней стоял полностью обнаженный мужчина, едва успевший прикрыть полотенцем пах. Довольно худой, жилистый, но было видно, как под кожей перекатываются его мышцы. Густая темная поросль на груди, розовый шрам на боку, еще один рубец на плече, плоский живот, тонкая полоска волос, ведущая книзу от пупка.

Графиня оказалась в западне – между лоханью с водой, столом с купальными принадлежностями, и шевалье. Единственный путь к отступлению – попятиться назад. Но сделав резкое движение, она зацепилась юбкой за угол стола и перевернула кувшин, вода из которого вылилась прямо на нее. Отшатнувшись, женщина едва не упала, но ее задержала сильная рука.

– Как вы неуклюжи, – произнес Мишель.

Какой забавной и растерянной она была в этот момент! Монфора захлестнуло всепоглощающее желание прикоснуться в ней. Осознав, что и так уже держит ее за талию, притянул графиню рывком, стал напористо целовать. Его поцелуй был теплым и мягким. А она сама не поняла, почему вдруг задыхаясь, стала отвечать. Словно голодный зверь ожил в нем, когда он, оторвавшись от ее губ, стал покрывать ее шею быстрыми горячими поцелуями, склонился к груди, которую скрывала от него ткань корсета. Удерживая ее одной рукой за талию, другой потянул вниз лиф. Соски мигом выпрямились из ареол. Мишель обхватил губами один. Анна всхлипнула, едва его язык принялся жарко щекотать ее плоть. От прикосновения его жесткого подбородка ее нежная кожа покраснела. По донесшемуся до него вздоху, больше похожему на сдерживаемый стон, и по тому, как по ее телу прошла крупная дрожь, шевалье вдруг понял, что она достигла высшей точки наслаждения. Так быстро! Как же наэлектризована она была, что практически одно его прикосновение так на нее подействовало. Совершенно не соображая, что делает, он подхватил ее и посадил на стол, окончательно скинув оттуда кувшин, который с грохотом разбился.

Но графиня вдруг стала с силой вырываться.

– Не надо! – выдохнула едва слышно.

Однако Мишель ничего не соображал. Руки уже боролись с ворохом юбок, жадно искали ее тело, губы же вновь впивались в ее нежную кожу возле уха, в шею, в ямку под горлом.

Неужели эта шикарная женщина ему прямо сейчас здесь отдастся? Да он же с ума сойдет, как годовалый пес, впервые вскочивший на суку! Нужно только победить весь этот каскад юбок. От возбуждения все тело дрожало так, что руки плохо слушались.

Но в следующий момент он получил настолько мощный удар в грудь, что едва устоял на ногах. Анна резко уперлась в плечи Монфора руками, соскочила со стола, чуть не перевернув лохань с водой, и принялась второпях приводить в порядок одежду. Ее щеки стали пунцовыми, а в глазах полыхала ярость, смешанная со стыдом. Как вообще могла такое позволить! Да еще кому! Как же опозорилась! Графиня уже было занесла руку, чтобы ударить его, но остановилась. Полотенце, которым он прикрывался вначале, лежало теперь у его ног. Графиня осознала, что глядит прямо на его налившийся орган. Услышала, как Мишель шумно, с дрожью дышит. Словно очнувшись от наваждения, она со злостью прошипела:

– Вы что забыли, в чьем доме находитесь?

«А вы-то и сами забыли», – подумал шевалье. По его взгляду она догадалась об этой мысли. Поэтому и сбежала, пристыженная, шальная, с горящими щеками и пылающим взором…

Он думал, что она не выйдет к ужину. Но ошибся. Графиня хоть и выглядела великолепно в своем бледно-розовом атласном платье, простом, почти домашнем, без особых украшений, но была какая-то подавленная, бледная, непривычно тихая. Саласар рассказывал о своей недавней поездке в Италию.

– Мои родители были в Италии несколько лет назад, – сказала Александрин. – Но никаких подробностей кроме того смешного случая с купанием голышом я не помню.

Монфор поднял глаза от тарелки и заметил, как графиня тревожно глянула на мужа – не знала, как воспримет эти слова. Граф смолчал, лишь нахмурившись, посмотрел на жену.

– Я ей рассказала, да, – с легкой улыбкой проговорила Анна, спеша исправить оплошность дочери. И игриво добавила: – Готова понести за это наказание.

Девочка хихикнула.

– Ну расскажите! Пожалуйста! – потребовало это непосредственное юное существо.

Графиня взглядом спросила у супруга разрешения, он недовольно кивнул.

– Рассказывайте, раз уже начали. А то все бог знает что подумают.

Графиня, теперь немного оживившаяся, с готовностью заговорила:

– Мы как-то отдыхали в Неаполе. Именно там это и произошло. Как всем известно, город расположен вдоль побережья Средиземного моря. В один из вечеров мы решили искупаться в море. Так увлеклись, что у нас украли вещи и деньги.

На этих словах Мишель отвел глаза и мрачно уставился в свою тарелку, догадываясь, что так занимало чету де Куси в тот момент, когда какие-то неизвестные воры утаскивали их вещи.

– Я думала, что сойду с ума! – продолжала графиня. – Но мой супруг, по-моему, никогда не теряет самообладания. Он спокойно сказал мне ждать там же в кустах, а сам куда-то отправился.

– Без одежды? – изумился Рафаэль.

– Уже темнело, да и нижние штаны, к счастью, оставались на мне, – сказал граф. – Рубашка Анны тоже к тому времени высохла. Но ехать в таком виде по городу, как вы понимаете, не представлялось возможным.

– Вернулся граф в костюме, похожем на те, в каких ходят разбойники или пираты. То есть одетый во что попало, совершенно не сочетающееся между собой, – продолжала графиня. – А мне принес платье то ли прачки, то ли какой-то служанки.

– А где вы их взяли? – с интересом спросил юноша.

– Украл, – пожав плечами, просто сказал граф.

– А что было потом?

– На этом все не закончилось, – предупредила графиня. – Дальше меня ждал великий позор.

– Ну, вы преувеличиваете, – иронично усмехнулся де Куси.

– Мой супруг заставил меня петь перед прохожими.

– Действительно, что может быть ужасней, – пошутил дон Саласар. – А зачем?

– У нас ведь и деньги украли, – напомнила женщина. – До гостиницы, в которой мы остановились, было очень далеко. Тут граф и вспомнил про мой певческий талант. Видит бог, я упиралась до последнего! Это же Неаполь! Петь на улице? Ни за что! Но он был непоколебим. И мне пришлось сдаться. Причем граф познакомился с каким-то уличным музыкантом и позаимствовал у него гитару баттенте, чтобы мне аккомпанировать.

– Вы умеете играть на гитаре, граф? – подал голос де Монфор.

– Немного.

– Я бы сказала, совсем не умеет! – поправила графиня, вызвав очередной взрыв смеха у дочери. – Я предложила, чтобы этот музыкант мне и аккомпанировал, но его сиятельство сказал, что тогда придется с ним делиться доходом, а на гитаре играть – это просто и он сам справится. В общем, я пела. При чем, все, что могла вспомнить – от детских песенок и любовных баллад до религиозных гимнов. Ситуация, конечно, нарочно не придумаешь… Сначала меня слушал только один мужчина. Он первый бросил нам монетку. Думаю, я ему просто понравилась как женщина. С этого все и началось – к моему ужасу, люди начали собираться. Но, правда, деньги действительно нам бросали. Я пропела без перерыва больше часа. С непривычки болели даже легкие, не говоря уже о горле. Попросила графа поиграть, пока я немного отдохну, однако он так ужасно играл, что люди начали расходиться. Пришлось снова начать петь. Но это было даже мне на руку – вместо ушедших подошли другие, и я стала исполнять весь свой репертуар заново. Удивительно, что нас не сцапала городская охрана. Представляю, как все опешили, когда бедные музыканты наняли карету и умчались прочь. Так мы, наконец, вернулись в гостиницу, в которой остановились.

– А еще из Неаполя вы привезли Генриетту! – вдруг вспомнила Александрин.

– О, да! Я купила ее у какого-то бродяги, который совершенно о ней не заботился, – сказала графиня. Она подозвала служанку. – Принесите Генриетту, пусть все с ней познакомятся.

Гости с интересом глядели на дверь, гадая, кого же им предстоит увидеть. Мать и дочь заговорщицки переглянулись, а по лицу графа было видно, что он совсем не в восторге от этой затеи, но позволяет им развлекаться, пока это не вышло за определенные рамки.

Когда вошла служанка, сначала всем показалось, что она несет ребенка, но потом стало понятно – на руках у девушки сидела обезьянка в зеленом платьице.

– Моя девочка! – дочь графа пощекотала зверя под мордочкой.

– Господин де Монфор, у вас же нет детей? – вдруг повернулась графиня к Мишелю. – Но рано или поздно будут. Поэтому вам следует научиться их кормить. Берите ее на руки и кормите.

Шевалье слегка растерялся. Взяв пучок укропа, протянул животному.

– Дадим ей это.

– Если она будет так питаться, то скоро сдохнет, – скептически произнесла Анна. Она поднялась, взяла у служанки Генриетту и решительно приблизилась к де Монфору. Он ощутил запах ее духов – какой-то свежий цветочный аромат.

– Давайте, я посажу ее вам на колени.

Мишелю ничего не оставалось, как подыграть. Он взял животное, графиня заботливо поправила на обезьянке платьице и предупредила, чтоб та хорошо себя вела.

– Монфор, что вы ей сделали, что она так над вами издевается? – поинтересовался граф. – Бедного герцога Бофора она так чуть до истерики не довела за то, что он неудачно пошутил по поводу ее прически.

– Даже не знаю, дорогой друг, чем вызвал такое отношение, – серьезно ответил шевалье. – Ну что ж, покормлю я вашу обезьяну.

Однако Генриетта отнеслась к нему совсем не дружелюбно. Она принялась раскидывать еду, а потом опрокинула бокал с вином прямо на штаны де Монфору. Запах спиртного видимо еще больше разозлил животное. То, что случилось дальше, стало настоящим шоком для посланника кардинала.

С резким визгом обезьяна вдруг напала на мужчину, вцепившись лапками в его пах, вонзая цепкие сильные пальчики с коготками в мошонку. Гасконец чуть не вскрикнул от ужаса и боли, схватил животное, пытаясь оторвать от себя в страхе перед ее крепкими острыми зубами. Но Генриетта лишь глубже вонзила ногти в его тело. На глазах де Монфора выступили слезы. Он был готов отдать и сделать все, что угодно, лишь бы кончилась эта невыносимая пытка.

Догадавшись, что происходит, никто уже не улыбался. Даже графиня. Она, не двигаясь, наблюдала за происходящим. Граф, смерив испепеляющим взглядом жену и дочь, быстро встал и забрал обезьяну, которая при виде хозяина успокоилась и перебралась к нему на руки.

– Унесите, – сказал он служанке. – И чтоб я ее больше не видел.

Монфор никогда в жизни не чувствовал себя более униженным. Но, к счастью, о досадном недоразумении никто не вспоминал.

Переодевшись, Мишель вернулся в гостиную, где, между тем, начался настоящий домашний концерт. Графиня играла на клавесине, а Александрин исполняла какую-то задорную песенку. Держалась дочь графа так гордо, словно всеобщее внимание только придавало ей уверенности.

Шевалье некоторое время с замиранием сердца следил за тем, как жена друга сидит за клавесином, грациозно постукивая ножкой с такт музыке. Рафаэль же, в свою очередь, с благоговейным восторгом внимал пению дочери графа.

Затем все принялись уговаривать хозяйку саму спеть что-нибудь. Кроме де Монфора, которому все еще было неудобно за случай с обезьянкой. И графиня все-таки согласилась. Но с условием, что аккомпанировать ей будет супруг.

– Граф, вы и на клавесине играете? – изумился дон Саласар.

– Представьте себе. Даже лучше, чем на гитаре, – ответил де Куси.

Анна запела, и все невольно подались вперед. Какой голос! Сильный, высокий, летящий! Ее слушали не только гости, но и притихшие слуги, которые за секунду до этого внесли напитки и сладости.

Анна была в ударе. Она уже давно очаровала всех гостей, но сегодня благодаря ее великолепному вокальному таланту это очарование во стократ усилилось.

Граф и графиня даже исполнили одно произведение в четыре руки. В этом было столько гармонии, какого-то тепла и единения, что Монфор помрачнел. Он не желал этой паре ничего плохого, но не мог совладать с непонятно откуда взявшейся ревностью, которая рвала душу.

Анна же так увлеклась всем происходящим, что с легкой ностальгией вспомнила свое отнюдь не счастливое детство. Когда-то она, будучи воспитанницей монастырской школы для девочек, пела в церковном хоре. Первый раз очень волновалась. Ей нужно было исполнить один из гимнов в честь рождения Сына Божьего Иисуса. Очень бледная и худая девочка стала у алтаря и запела. Платье послушницы было ей коротко – из рукавов виднелись тоненькие запястья. Но невозможно было не любоваться ее ярко голубыми очами и доходившими девочке до талии светлыми волосами. Усиленный хорошей акустикой помещения, голос был невероятно силен и звонок. Прихожане слушали как зачарованные.

Потом все так ее хвалили и восхищались ею, что мать-настоятельница поспешила увести ребенка, боясь, что в ее сердце это посеет зерно тщеславия. Она не догадывалась, что зерно тщеславия не только было посеяно, а уже разрослось буйным цветом…

Наконец наступила ночь. Когда Монфор уже собирался лечь спать, дверь в его комнату тихо отворилась. Он как раз закончил умываться и, повесив на спинку стула полотенце, оглянулся. Стоял с голым торсом, одетый лишь в нижние штаны. Графиня остановилась в дверном проеме и как-то странно смотрела на него.

– Что, еще что-нибудь придумали? Может, теперь собаку на меня натравите? – холодно проговорил он.

– Она вас сильно поранила? – спросила даже, как показалось шевалье, с некоторым сочувствием. Может и правда не желала, чтоб до такого дошло?

– Нет, все нормально, – уже более мягко ответил мужчина.

– Бедняжка… Я совсем не думала, что так получится, уверяю вас!

– Ладно, забудьте.

– Пожалуй, так и сделаю.

Ее насмешливая улыбка окончательно привела его в замешательство. Графиня явно хотела сказать еще что-то, но колебалась. Потом все-таки ступила в комнату, прикрыв за собой дверь.

– Надеюсь, вы не решили, что я хотела вас сегодня утром?

– Ну что вы, даже в мыслях не было, – спокойно сказал он.

При этом его глаза с наглой откровенностью скользили по ней сверху вниз.

– Это прекрасно, что мы правильно понимаем друг друга, – усмехнулась она.

Как она соблазнительна! Мишель вспомнил ее появление в купальне, и вновь представил себе, как спускает лиф платья, открывая ее нежные груди, и ощутил вкус ее кожи, губ, языка… В животе шевалье начал сворачиваться тугой комок возбуждения. Он даже подался к ней, но Анна сделала шаг к двери.

– Кстати, насчет вашей попытки переманить моего мужа на сторону Мазарини… – сказала, уже выходя. – Как можно так сглупить? Да, мой дорогой, вы оказались крайне неосмотрительны. Человек, который мечтает когда-нибудь сделать блестящую карьеру при дворе, не должен совершать таких безрассудных поступков.

Перед глазами то и дело всплывали картины этих нескольких дней – поразившая его встреча с графиней, оживленная и язвительная Анна в разговоре с испанцем, беззащитная и теряющая рассудок в его объятьях, ее показное веселье во время импровизированного концерта, неуловимые нежные взгляды и прикосновения, которыми они постоянно обмениваются с графом, и наконец, графиня, насмешливая и ироничная в его комнате… Монфор почти всю ночь пролежал без сна, терзаясь от сознания того, что она возносится сейчас к вершинам блаженства, утомленная и пресыщенная ласками своего мужа.

На следующий день дон Саласар с сыном должны были покинуть замок графа де Куси. Но утром Арман неожиданно сообщил, что ему тоже придется уехать на пару дней, поэтому он проводит их. На самом деле графу предстояла очередная встреча с фрондерами, которые планировали организовать побег герцога де Бофора из Венсенского замка. И естественно всего этого он никому не сказал. Сославшись на неожиданные дела, Арман попросил Монфора дождаться его возвращения, и покинул замок рано утром.

Во время встречи он, конечно, сообщил остальным о визите посланника Мазарини.

– Думаете, этот человек опасен? – нахмурился принц Конти.

– Вряд ли. Монфор беспринципный карьерист. Ему все равно за кого драться, – пожал плечами граф.

Известие о том, что случилось несчастье, пришло на следующий день вечером. Графиня сидела в кресле в гостиной. Ее волосы были заколоты таким образом, что локоны спускались густыми волнами вдоль лица на грудь. На графине было мягко отсвечивающее в свете свечей золотом парчовое платье.

Монфор, стоявший напротив, вдруг опустился рядом на колено, положив ладонь на ее пальцы.

– Сударыня… – с бесконечной печалью говорил он. – Позвольте сказать вам. Я приехал сюда не для того, чтобы воевать с вами или чтобы как-то опорочить вас.

Вся его наглость, что так злила ее, куда-то улетучилась. На ее место пришла мрачная тоска. Графиня внимательно посмотрела на шевалье.

– Мне кажется, я вас люблю, – не дождавшись ответа, проговорил он.

Анна отвела глаза и нервным движением освободила свои пальцы из его руки.

– Граф и догадываться не должен, – сказала сухо.

– Не тревожьтесь, то, что случилось здесь, умрет навек.

– Так уж и навек? – бросила она холодно.

– Да, – словно не слыша издевки в ее тоне, кивнул Мишель.

– Он мне очень дорог… – вдруг тихо сказала Анна.

– Так дорог, что вы даже жили в Испании в разных домах? – не выдержал де Монфор.

Повисло странное молчание. Он ждал. Графиня чуть заметно вздохнула, собираясь что-то сказать, когда дверь в комнату распахнулась, и запыхавшийся слуга в запыленном от долгой езды верхом костюме вбежал в помещение. Молодой человек поклонился. Графиня встала.

– Почему вы приехали один? Где Ангеранн?

Слуга молчал, опустив голову.

– Мне велено передать это письмо его сиятельству, – наконец сдавлено проговорил он. – Это послание от господина Кромвеля.

– Граф уехал. Вы можете объяснить, что случилось?

Слуга нерешительно переминался с ноги на ногу, робея под взглядом графини.

– Господин виконт… Он погиб во время боя с королевской армией.

Лицо графини стало каменеть прямо на глазах. Вмиг словно тень накрыла.

– Что? – только и выдохнула женщина.

Пытаясь осознать это страшное известие, она на секунду замерла. Как можно было поверить в такое? Как? Зачем? Умер Ангеранн, а земля разверзлась перед его матерью… Графиня вскрикнула. Громко и коротко, как от рванувшей боли. Начала оседать и упала бы на пол, если бы не подхватившие ее мужские руки. Монфор прижал Анну к себе. Она рыдала, билась, захлебывалась плачем, в то время как он с силой обнимал ее, пытаясь успокоить. Но сколько бы не утешал, графиня никак не могла остановиться. В памяти так и стоял Ангеранн – маленький, светловолосый, скромный ребенок, совсем не похожий на отца и совершенно не такой уверенный в себе, как ее второй сын Армэль. Так горько ей было, и страшно, и жаль сына! И казалось, что никогда к ней больше не вернется ее прежняя жизнь. Наконец перестав упираться, горячим от слез лицом она уткнулась, как слепая, Мишелю в плечо в том месте, где оно переходило в шею. Он чувствовал ее дыхание на своей коже, гладил ее по волосам, вздрагивающим от рыданий плечам, спине.

Какая огромная беда так неожиданно обрушилась на нее! На нее одну, ведь никто больше так остро как она, мать, не ощутит эту потерю. Монфор даже подумал: хорошо, что она смогла сорвать первую боль слезами. Хуже, если бы затаила все в себе. Именно это больше отвечало ее характеру.

Не знал, сколько он так простоял с ней, прижимая к себе свою мечту … Он шептал какие-то слова утешения, которые, конечно, сейчас ничего не значили. Но тихий звук его голоса, ощущение сильного плеча рядом постепенно немного успокоили графиня. От долгого плача на нее нашло какое-то оцепенение. Анна просто уже не могла рыдать, поэтому чуть слышно вздыхала, постанывала, не решаясь оторваться от этой поддерживающей ее опоры. Она не чувствовала, как нежно он целует ее волосы, виски, лоб, как мягко его рука прижимает ее за талию к его телу. Она просто хотела спрятаться от всего мира…

В это время Александрин скакала на лошади по лесной тропинке. Ей навстречу ехал верхом на белом жеребце молодой человек. По виду он был на три-четыре года старше ее. Темноволосый, зеленоглазый, юноша был довольно хорош собой. Увидев его, девочка улыбнулась.

– Александрина, я так рад вас видеть! – воскликнул он.

– Это взаимно, Филипп, – ответила она.

Ее взгляд говорил о многом. Юная дочь графа де Куси и не пыталась скрыть, как ей нравится сын вельможи, чьи владения располагались по соседству. Иногда юноша приходил в замок к графу, чтобы навестить девочку, но его воспринимали только как друга дочери.

– Знаете, Филипп, отец хочет подарить мне на шестнадцатилетние имение! – сообщила она в восторге. – Я слышала, как они с мамой обсуждали это. Уверена, что у меня будет самый красивый дом!

– Это же великолепно. А я рассчитываю быть в нем первым гостем, – лукаво прищурившись, сказал юноша.

– О, безусловно, – одарила его прелестной улыбкой девочка. – Только еще так долго ждать!

«Первый гость… Знал бы граф, какие намеки позволяет себе этот ее ухажер. И что она эти намеки прекрасно понимает», – подумал ехавший на почтительном расстоянии слуга-охранник, сопровождавший юную красавицу во время конных прогулок.

– Батюшка грозится меня отдать замуж по своему выбору, – с печалью вдруг сказала Александрин, – Но я думаю, просто пугает. Не может же граф родную дочь за нелюбимого заставить идти?

Никто в замке и подумать не мог, что у двенадцатилетней Александрин и шестнадцатилетнего Филиппа уже практически роман. Детская первая любовь… Увы, молодые люди еще не знали, какие испытания им уготованы! Через четыре года руки девушки для своего сына попросит маркиз де Ла Рискаль. Этот союз будет очень выгоден обеим семьям. Поэтому граф даст согласие, и они с маркизом решат как можно скорее познакомить будущих жениха и невесту. К слову, кандидатуру друга детства дочери – сына барона де Брионе, чьи владения примыкали к землям графа де Куси, – граф не рассматривал в принципе, о чем и сообщит ей в категоричной форме. До самого дня сватовства юная Александрин не проронит ни слова против. И лишь когда ее будут наряжать в великолепное праздничное платье, а граф и графиня войдут в ее комнату чтобы посмотреть, как идут приготовления к встрече гостей, девушка мрачно произнесет:

– Хороша же невеста. Любит другого.

Граф промолчит, и тогда повернувшись к нему, девушка добавит:

– Невеста с приплодом.

Непорочность и чистота невесты всегда были одними из главных условий для заключения брака между дворянами. Для любого вельможи важно, чтобы в жены ему досталась чистая дева, потому и блюдут так строго честь дочерей все знатные роды. Потеря невинности до брака, а уж тем более беременность – настоящий позор для семьи девушки. А когда все это открывается прямо накануне сватовства… Что может быть хуже?

– Совсем с ума сошла, – графиня только заморгала длинными ресницами, глядя на дочь.

На побледневшем лице Анны в тот момент выразилась растерянность и настоящий страх. Глянула на мужа, словно не видя его, и ее светлые глаза потемнели от напряжения. То, как переменилось и побагровело лицо графа, не на шутку испугало и Александрин, и графиню. Он застыл, словно не веря своим ушам. А потом буквально взревел от ярости. Своеволие и нечистота дочери не просто стали на пути брачного договора, но и поставили его в ужасное положение. Ведь ему придется как-то объяснять маркизу, почему их уговор должен быть разорван. Девушке стало страшно, что отец убьет ее. Графиня бросилась к мужу, заслоняя от него стоявшую опустив голову дочь – такую нежную и хрупкую в своем атласном платье цвета слоновой кости. Сама боялась его, но страх за ребенка пересиливал.

– Арман, остановись! Это же наше дитя! Если ее погубишь, никогда себе не простишь!

Граф кричал, что та опозорила его и что он запрет ее в монастыре. Грозился уничтожить Филиппа за то, что подло поступил с оказанным ему доверием. Вон чем ответил на дружбу и теплое отношение в замке Куси. Конечно, забыл граф, как сам когда-то в юности всех молоденьких служанок перепробовал. Да и одно дело служанки, а другое – графская кровь. Ни о какой любви и слышать не хотел.

Александрин беззвучно рыдала. Это она предложила Филиппу такое развитие событий, решив, что если понесет от того, кого сама выбрала себе в мужья, другого выхода у отца не будет, как отдать ее за него замуж.

С трудом вымолит тогда пощаду для дочери графиня де Куси. Чуть ли не в ногах у мужа будет валяться, лишь бы не сослали ее младшее непутевое чадо в монастырь, а дали выйти замуж за любимого.

Но до всего этого было еще долгих четыре года, и сейчас девочка просто предложила Филиппу отужинать у нее дома.

– Отец должен уже скоро вернуться, и Армэль утром прислал слугу с сообщением, что будет дома к вечеру. Он по дороге заехал к какому-то своему товарищу. А еще у нас в гостях друг отца. Они с батюшкой когда-то служили вместе.

Граф де Куси тоже во весь опор мчал домой. Он уже знал о том, что случилось. Звеня шпорами, Арман почти бежал к гостиной, где, как сказали слуги, находилась его жена. Анри спешил следом. Когда граф и аббат вошли, им открылась уже известная нам картина – стоявший посреди комнаты де Монфор, прижимавший к себе графиню. Она подняла голову и обернулась на звук шагов. Сердце графа пронзила острая боль, когда он посмотрел в ее заплаканные глаза. «Как же я мог оставить тебя одну в такой момент», – мысленно корил он себя.

Завидев мужа графиня, потянулась к нему, как маленькая девочка тянется к отцу. Граф обнял супругу, потом опустился на диван, усадив ее к себе на колени, успокаивая как ребенка, тихонько покачивая.

Он – ее опора, ее любовник, ее муж и союзник. Вздохнув, Анна мысленно поблагодарила его за мудрость, силу, а более всего – за любовь. «Мне повезло, – подумала она. – Мне так повезло, что он у меня есть. И об этом я всегда буду помнить».

Она положила голову Арману на плечо. Ее пальцы утонули в пене кружев роскошного жабо у него на груди. Казалось, что уже все слезы выплакала, но сейчас опять так и хлынули. Плакала, прижимаясь к мужу, обняв его за шею и не стыдясь никого. Почему-то в памяти графа всплыл момент их венчания. Как в старой церкви, в дымке трепещущих свечей, только для них двоих звучали мудрые и вечные слова священника…

Никто не обратил внимания на тихо вошедших и растерянно застывших в стороне детей – Александрин и ее друга. Но когда за дверью послышался топот, аббат Дюамель-Дюбуа быстро шагнул ко входу.

– Кто там? – Анри собирался прогнать наглеца, так шумно врывающегося в гостиную.

– Виконт Армэль Валентин де Куси де Монмирай! – шутовски отрекомендовался юноша, войдя, снимая шляпу, кланяясь и делая ею круг, так что перо подмело пол.

Монфор поразился – до чего на графа похож! А улыбнулся – что-то от графини в лице мелькнуло. Глядел дымчатыми глазами из-под темных бровей, а все в молчании смотрели на него.

– Что произошло? – едва слышно спросил Армэль.

Он уже понял – что-то не так. Даже сам воздух был пронизан ощущением беды.

– Ваш брат Ангеранн погиб, – ответил аббат.

Александрин заплакала и Филипп принялся ее успокаивать.

– Как это случилось? – виконт побледнел.

– На поле боя.

Будущее пугало его. Еще вчера он не задумывался ни о чем. Его опорой были родители и брат. И вот, так неожиданно он навсегда потерял Ангеранна… Как же странно, что в один момент можно лишиться родного человека. И виконт понимал, что это не последняя его потеря. Еще не расцвело, когда Армэль поднялся с постели, зажег свечу и, опустившись на колени перед распятьем, стал молиться. Юноша еще не ведал о том, какая ему уготована блистательная и благородная судьба.