Читать книгу Музыка Нового Света. Том 1 - Елена Барлоу - Страница 5

Восточный ветер шепчет, что король Дании – Кнуд I – был дальним родичем самого Рагнара Лодброка. Он сверг предыдущего правителя, Сигтрюгга, а после правил три десятка лет. Но легенды называют его Жестоким и не признающим христианства.

Из дневников Тревора Смитта

С тяжёлым сердцем Джон отворил дверь в крохотное помещение, наверху башни, единственного укреплённого здания в форте – это было каменное здание в форме H – и под скрип петлей и половиц под ногами вошёл в тускло освещённую комнату. Растрёпанная и бледная, ссутулившись возле узкого окошка без стекла, Амелия стояла, опираясь плечом о стену, и глядела вдаль, на сиреневую полоску горизонта.

Когда он позвал сестру по имени, она не откликнулась, а продолжила смотреть в узенькую бойницу, словно там, за каменной стеной, видела нечто отличимое от постоянного пейзажа. Джон топтался у входа пару минут, затем сделал несколько шагов в середину комнаты. Казалось, лишь в тот момент она его заметила.

– Какие новости? – голос сестры был таким холодным и отстранённым, словно доносился с того света.

Джон ответил после тяжёлого вздоха:

– Допросили катоба, которые постоянно приходили в форт. Все они поначалу отрицали, что их племя пропустило ирокезов на свою территорию. Но сегодня днём двое мужчин признались, что их вождь сохранил с ирокезами договорённость… он уступил им две тропы и позволил делать с белыми, что те пожелают. Два племени слишком долго враждовали.

Амелия даже не повернула в его сторону голову. Получше вглядевшись в её профиль, Джон ощутил в груди болезненный укол. Ему показалось, что у Амелии посинели губы.

– А что… катоба из форта? – спросила она наконец.

– Один из них донёс вождю, что из поселения отправился отряд… на твои поиски. Видимо, тогда их и настигли где-то на дороге. Сестра! Тебе очень повезло, что ирокезы не напали на тебя в лесу! Если бы это случилось, я бы…

В конце концов она обернулась, и теперь Джон отчётливо видел и её лицо, посеревшее за столь короткое время, и тёмные круги под впалыми глазами, ставшими будто бы ещё больше, и потрескавшиеся губы, синеватые, как у утопленницы. За двое суток она так и не сменила одежды. Магдалена пыталась накормить свою воспитанницу, однако она практически ничего не ела и не пила. И, видимо, плохо спала.

– Два дня прошло, – произнесла она бесстрастно. – Я хочу, чтобы, как только придёт ответ на моё письмо, которое я отправила в Олбани, мне немедленно сообщили.

Молодой человек лишь кивнул. Его настолько потряс её вид и звенящая пустота её голоса, что он попросту не смог заставить себя говорить.

– Как там Джордж?

– Сносно… Он уже встаёт с постели…

– Хорошо, – Амелия прикрыла глаза, словно бы вот-вот могла упасть от усталости, – хорошо. Сколько человек отправили на поиски Жеана?

– Шестеро из людей мистера Дэвидсона и трое наших…

– Хорошо, – повторила она тем же пустым тоном. – Очень хорошо…

Обнимая себя руками, девушка отвернулась к бойнице. Некоторое время царило молчание, Джон не имел понятия, что ещё сказать. Что сделать, чтобы его сестра ожила. Жеан Брунель был её верным приятелем, той отдушиной, которую она находила в компании бывших пиратов, когда Магда, Мегера или даже Томас не могли вернуть ей эмоциональный подъём. Ещё в первые недели пребывания в Новом Свете, едва возникали всяческие трудности, молодой лоцман развлекал её и смешил так, как умел только он – совершенно открытый и наивный парень, и, это знали все окружающие, любящий её, как сестру. Неудивительно, что его похищение так её сломало.

Шансов отыскать его живым практически не было, о чём Амелии сказали сразу, едва Лионеллу оказали первую помощь. Местные знали о ненависти ирокезов к колонистам, и множество случаев, когда те пропадали без следа. Мегера, например, сомневалась, что они отыщут хотя бы его тело. Но Амелия упрямо твердила одно: она не успокоится и не позволит остальным сдаться, пока Жеан не вернётся в форт. Живым или мёртвым.

Джон в который раз издал вымученный вздох. Два дня Дэвидсон и его люди, те, кто был способен работать и трудиться, не переставали искать вдоль Милл Крик – ближайшего ручья – в надежде отыскать хоть какие-то следы; были проверены все тропы, проходящие рядом с поселением, но результатов это не дало.

Затем отправили поисковый отряд из самых опытных охотников. Мегера также ушла с ними. Джон прекрасно видел, как испортились их с Амелией отношения после похищения Брунеля, и он боялся, что это разобщит их окончательно, пока Стерлинг не вернётся. Иногда колонистам очень не хватало их предводителя.

Амелия отослала в Олбани письмо в надежде, что конгресс и собрание губернаторов отправят к ней на помощь солдат. В письме она весьма красноречиво разъяснила ситуацию, не забыв притом пояснить, кто она такая и кем была прежде, в Шотландии. В Олбани всё ещё оставались британские верноподданные, но большинство всё же выступали против короля, пытавшегося править колониями через океан, поэтому сочувствовали и поддерживали Стерлинга. Амелия надеялась, что за его преданность они помогут и ей…

Пока здесь, в Форт Дэвидсон, с волнением и трепетом ожидали новостей и ответа конгресса, Джон пытался разобраться, как привести сестру в чувства… Но вот, Амелия стояла здесь, глядя в бойницу башни с таким выражением лица, словно некие потусторонние силы захватили её тело, а её саму прогнали прочь.

Но то, что произнесла его сестра далее, заставило молодого человека дрожать, а его сердце – трепетать от испуга.

– Я виновата в том, что ушла тем утром без предупреждения. А Мегера виновата в том, что послала четверых безоружных мужчин на поиски, не обдумав ничего и разозлившись на меня. – Амелия повернула голову в сторону брата и выпрямилась, как натянутая струна. – Мы с ней ещё поплатимся за наши ошибки. Но пока этого не произошло, я заставлю заплатить других. Я хочу, чтобы катоба увидели и почувствовали, каково было мне… потерять того, кто мне дорог. Хочу, чтобы они страдали. Все они…

– Н-но, сестра…

– Все катоба, кто вхож в поселение или кто будет замечен в округе или даже в лесу – я хочу, чтобы они были доставлены сюда! И я посмотрю в глаза каждому из них и я сделаю так, что их вождь пожалеет, что предал нас!

Джон ощутил озноб, и как его левую руку свело короткой судорогой. Ему хотелось возразить. Ему безумно хотелось возразить против этого приказа, потому что катоба всегда относились к колонистам дружелюбно и поддерживали хорошие отношения с Дэвидсоном. На мгновение Джон представил, к чему может привести желание сестры отомстить, и ужаснулся… Но он ничего не сказал. Только покорно кивнул.

Она ведь страдает. Его родная любимая сестра, оставленная своим мужем и потерявшая одного из близких друзей, страдает, и поэтому вынуждена просить о таком…

Молодой человек заверил Амелию, что передаст её приказ, как только мужчины и Мегера вернутся в форт. Лишь после этого девушка повернулась к нему спиной, давая понять, что разговор окончен. Он оставил её в одиночестве и спустился вниз, покинув башню быстрым шагом. Снаружи пахло приближающейся грозой и сеном.

В конце концов Джону пришлось объявить о решении сестры на общем собрании. Сэмюель Дэвидсон был удивлён и попытался было возразить, но многие жители, уставшие, продрогшие и обозлённые поддержали идею наказать краснокожих за то, что племя катоба предало их и пропустило на свою территорию ирокезов. Дэвидсон сдался под общие возгласы, гласящие о справедливости.

А на следующее утро во внутренний двор форта въехал экипаж, сопровождаемый тремя десятками солдат, присланных сюда из Олбани.

***

Ночью действительно отгремела гроза, и теперь было тяжело ходить по вязкой грязи, представляющей основную дорогу в поселении. Амелии, Сэмюелю Дэвидсону и Мегере, возвратившейся ночью ни с чем, сообщили, что с госпожой Стерлинг хочет поговорить некий конгрессмен. В просторное помещение столовой, наконец, вошёл мужчина плотного телосложения, уже лысеющий и почти седой, в светло-сером дорожном костюме и некогда новых, а теперь забрызганных грязью высоких сапогах. На вид ему было около пятидесяти лет. Несмотря на его весьма непримечательное лицо с мягкими чертами, всё же он внушал впечатление человека жёсткого и настырного.

Мегера и Дэвидсон вышли, оставив Амелию и американца наедине. Девушка предложила ему присесть за дубовый стол напротив неё, что он и сделал незамедлительно. Он представился как мистер Бен Франклин, отчего-то начав разговор в неформальной манере, хотя и обращался к ней «миссис Стерлинг».

– Покровители вашего супруга в Олбани узнали о вашей беде и о зверствах, что вытворяют ирокезы на территории провинции. Эти солдаты пришли вам на помощь, – сказал он, кивнув на дверь, за которой послышался шум. – Мистер Дэвидсон упоминал, что они пытались отыскать пропавших самостоятельно…

– В прошлом месяце из форта исчезла пожилая женщина. Она была не из нашей колонии, а из людей Дэвидсона, но мы все её искали. Не нашли. Теперь пропал мой товарищ, из-за чего я очень переживаю, – пояснила Амелия.

Мужчина состроил такое выражение лица, словно за пару мгновений успел изучить состояние своей собеседницы: её внешний вид, её некоторую несобранность и явное замешательство. Она была очень бледной, уставшей… и сердитой, несмотря на то, что всячески пыталась это скрыть. Франклин потёр пальцами подбородок.

– Мне ещё не доводилось встречать столь юных особ, на чьих хрупких плечах держался бы настолько тяжкий груз. Я поражён! Но учитывая, кто вы такая…

– Кто я? Вы знаете меня, сэр?

– Иначе я бы не прибыл сюда самостоятельно, – он улыбнулся снисходительно, затем снял с рук перчатки. – Видите ли, буквально неделю назад я вернулся из Лондона…

Он снова перевёл разговор в неформальное русло. Кажется, так ему было легче успокоить собеседника и расположить к себе и своему мнению. Он рассказал о заседаниях британского правительства, о вечерах, устраиваемых в высшем обществе, пока здесь, в Новом Свете, шла война за каждый клочок земли. Но Амелия смотрела на него с тем же хмурым видом, и Франклин было подумал, что она, несмотря на то, что весьма красива и юна, походит на безмолвную рыбу. Он понял, что её не интересовало ни подхалимство, ни житейские хлопоты. Поэтому приступил к делу:

– Некоторые господа за океаном обеспокоены судьбой племянницы графа Монтро, ныне покойного. Её считали погибшей, как и Томаса Стерлинга. Но выяснилось, что это не так, и они оба живы и… эм-м… здоровы!

– Да, я знаю, что британские шпионы преследовали Томаса, пока он не заручился поддержкой губернаторов и конгресса. И чего же хотят от него господа из Лондона?

В ответ на её вопрос Франклин вытащил из внутреннего кармана конверт, скреплённый печатью, которую Амелия тут же узнала. Королевская печать. На мгновение она будто бы замерла и даже испугалась.

– Возьмите, дорогая, возьмите! – Франклин протянул ей конверт. Амелии пришлось его взять.

– Как думаете, что там? – спросила она, впрочем, без энтузиазма.

– Полагаю, раз уж сам король изволил вспомнить о вас, судя по печати, там его настойчивый приказ вам вернуться…

В больших глаза девушки отразилось то ли удивление, то ли разочарование.

– Может быть, вы просто прочтёте? – предложил мужчина.

Без лишних раздумий Амелия взяла со стола нож для хлеба, прорезала печать и бумагу, затем достала письмо. Конгрессмен и не надеялся, что она перескажет ему содержание королевского послания, да и по выражению её болезненно-бледного лица трудно было что-то понять.

Когда перед отъездом из Лондона Уильям Питт, некогда вернувший себе расположение короля Георга, вручил ему конверт и объяснил, что Его Величество готов помиловать Томаса Стерлинга, если тот добровольно сдастся и вернётся в Старый Свет, а его жену – Амелию Гилли – восстановить в её законных правах. Всё это в том случае, если они оба согласятся вернуться…

– Король настойчиво просит меня повиноваться и сдаться на его милость. – Голос Амелии прозвучал внезапно, твёрдо и холодно. – Если я прибуду ко двору и соглашусь развестись с Томасом, он вернёт мне титул, земли моего отца и компенсирует все расходы. А также позволит стать фрейлиной Её Величества Шарлотты…

Девушка отложила письмо и откинулась на спинку стула, приложив ладонь ко лбу. Франклин всерьёз забеспокоился из-за её состояния. Он уже успел хорошенько её разглядеть. Такая бледная, маленькая и серая, внешне она казалась куда младше своих лет. Франклин вдруг вспомнил о своей дочери, о Саре. Ей уже девятнадцать и за всю её жизнь они даже не успели поговорить по душам. Ни разу. Он был занят войной, политикой, почтой, переездами из Европы в Америку, и снова, и снова, даже не заметил, как она выросла.

Франклин хорошенько вгляделся в эту несчастную молодую женщину и в порыве печали тяжко вздохнул. Но не по ней, а по своей дочери. В это Рождество он обязательно останется дома, с женой и дочерью, решил Франклин. Уильям, старший сын, месяц назад женился в Лондоне…

От мыслей о семейных делах его отвлёк голос Амелии:

– Вы же прекрасно понимаете, мистер Франклин, что я не оставлю людей Томаса здесь одних и уж тем более не куплюсь на обещания господина Питта…

– Но это не столь его обещания, сколько заверения короля!

– Неважно, чьи, но это лишь обещания. Я не вернусь на родину по прихоти короля, чей дядя уничтожал моих родных, будто скот… От замка моего отца остались развалины. Пусть Его Величество забирает их себе, – она взглянула в окно, будто где-то там могла разглядеть родные Хайленд. – Я не убегу, как трус, лишь потому, что это приказ короля.

– И вы не боитесь преследования, миссис Стерлинг?

– Нет, с этим мы справимся…

– Но почему вы не вернётесь домой? – мужчина был настойчив, вспомнив суровый тон Питта. – Там вас защитят. Там у вас есть соратники. Не обязательно прозябать здесь без надежды на лучшую жизнь. Только взгляните на себя! Простите мне мои комментарии, но это правда! Вы молоды и красивы, но здесь вы погибнете! И вы не безродная скиталица! И господин Питт, и Его Величество желают вам помочь! А Стерлинг? Что он дал вам за эти три года?

– Я его жена. А он мой муж. Этого достаточно. – Амелия взглянула на него так, как не смотрела до этого, и Франклин сдался с уговорами.

– Ваш ответ не требуется сейчас… сегодня же… Я отбываю назад весной следующего года. Есть ли у меня шанс, что к этому времени вы обдумаете всё тщательнее?

Несколько минут она молча сверлила острым взглядом письмо на столе. Однако вскоре глаза её вновь стали пустыми, словно стеклянными. Амелия заверила конгрессмена, что к весне напишет королю ответ.

– Если вы здесь, чтобы вручить этот приказ… вы не поможете мне отыскать моего товарища? – спросила она, наконец. – Это всё, что меня интересует…

– Я этого не говорил! Иначе все эти бравые солдаты не прибыли бы со мною. Как только вы будете готовы, отправляемся в дорогу! Со мной приехал городской констебль, очень проворный малый, с большим опытом в слежке…

– Я не удивлена.

Амелия поднялась, и мужчина встал вслед за нею. Но она лишь подошла к окну, скрестила руки на груди, и стала вглядываться в раскрытые ворота форта. Франклин заметил её прямую осанку и упрямо сжатые бледные губы. Её длинная рыжая коса на затылке совсем растрепалась, как и часть распущенных волос.

«Бедняжка! – подумал он. – Стерлинг совершил ошибку, оставляя её здесь без своей опеки!»

Франклин хотел бы спросить, что она намерена делать, если её супруг погибнет на поле боя и не вернётся… Но вовремя прикусил язык, потому что в ту же секунду девушка произнесла, не глядя на него:

– Я готова выехать с вашими людьми. У нас есть карта, где отмечены все поселения катоба в округе… Я хочу обыскать каждое… каждый дюйм этой земли, слышите?

Мужчине, за свою жизнь повидавшему всякое, не оставалось ничего, лишь согласиться с этим твёрдым импульсивным желанием.

– Он вам очень дорог, этот господин Брунель…

– С самого первого дня нашего знакомства он был любезен со мною. Один из немногих, кто был на моей стороне всякий раз, когда мы с супругом… не ладили. Милый и смешной Жеан. – Она обернулась, и затем её голос будто изменился; Франклин увидел, что её губы задрожали, но не от волнения, а внезапного порыва злости. – Я знаю, он жив. Всё же он остаётся французом, поэтому я надеюсь, что ирокезы не тронули его… А если же посмели… Боже милостивый, помоги им!

И Бенджамин Франклин кивнул, не найдя подходящих слов. Он видел сломленных людей, мстительных людей, жаждущих справедливости, и знал их природу. Искажённое гневом лицо этой девушки теперь напоминало ему их.

– Сообщите солдатам, прошу вас, – попросила она, – что мы выдвигаемся сейчас же.

На что он коротко поклонился, а затем вышел за дверь, где, уже снаружи, смог вдохнуть свежий воздух полной грудью.

***

Как назло ближе к вечеру небо прояснилось, и стало совсем тепло. Ещё и солнце стало пригревать. Погода наладилась, стихия отступила уже к пяти часам. Отряд солдат из Олбани и несколько жителей Форт Дэвидсон уже много часов рыскали в глуши леса, без привалов и отдыха, буквально прочёсывая каждый куст в поисках ирокезов. Вперёд ушли пятеро разведчиков, которым Франклин доверял, все остальные – с осторожностью, держась ближе к тропе, направлялись по их следам.

Амелия ехала верхом позади Франклина, констебля по имени Тимоти Блэквелл, присланного на помощь из города, Мегеры и единственного индейца-катоба, который отправился с ними, поскольку знал не только местность, но и английский язык. Его звали Янабе, и он являлся одним из сыновей знаменитого среди местных вождя племени, Нопкихи. Франклин и его люди заметили Янабе, когда тот следил за их отрядом недалеко от форта и, угрожая ружьями, заставили его выйти. Явно напуганный и растерянный, молодой индеец поклялся, что оказался рядом случайно и готов помочь белым пройти к границе территории ирокезов.

Большую часть этого утомительного пути Амелия пыталась следить за ним. Она не доверяла ему, и ей казалось, что она никогда больше не сможет доверять ни одному индейцу, из какого бы племени он ни был. Янабе этот непривычно широко улыбался, медленно растягивая слова в разговорах, и вёл себя непринуждённо в компании людей, которые практически заставили его пойти с ними. Амелии это не нравилось. Она в отчаянии билась за то, чтобы скорее отыскать Жеана, а какой-то краснокожий уже спустя десять минут пути чувствовал себя среди них, как родной. Это дико раздражало её. Девушка пыталась не упускать его из виду, при том каждый раз осматриваясь по сторонам.

Отряд спустился с холма в небольшую низину, поросшую высокой травой и тусклыми цветами багрового оттенка, когда вернулись разведчики и сообщили, что нашли догорающий костёр, явно оставленный индейцами. Франклин приказал рассредоточиться, и на мгновение Амелия крепче сжала пальцы вокруг спинки лука, прикреплённого справа от неё, на боку коня.

Не успели они преодолеть низину и приблизиться к новой части леса, как тут же внезапно перед лошадью констебля в землю воткнулась самодельная стрела. Животное испугалось и встало на дыбы, но Блэквелл его быстро успокоил.

– Смотреть в оба! Оглядеться! – закричал Франклин, схватившись за свой обрез.

– Держись позади! – прошипела Мегера, обернувшись к Амелии.

Воздух над ними разрезал очередной свист – вторая стрела воткнулась в ствол дерева всего в пяти футах от головы Эдгара Олафссона. Мужчина тут же бросился на землю, упав животом вниз среди кустов, как и четверо остальных, стоявших рядом с ним. Лошади снова взволновались, затем послышался голос Джона:

– Смотрите, смотрите наверх! Там, на уступе! – парень указал на запад, и все обернулись.

Это был довольно узкий, но крепкий горный уступ, примерно тридцати футов высотой над низиной. На вершине, возле самого края, стояли трое ирокезов – молодые и крепкие, раскрашенные в красные и чёрные цвета краски. Амелия пригляделась, и её сердце замерло – одного из них она узнала. Тот самый, который следил за нею после охоты. Одет он был, как и двое других, в штаны из шкуры оленя или антилопы, прочные чёрные ботинки (явно краденые), а также накидку.

Амелия стиснула зубы. Теперь он здесь, словно знал, что они придут. Больше она не сомневалась, что он причастен к похищению Жеана. Но почему он, простой работяга без рода, а не она? Её индеец не тронул в тот день. Как же часто Амелия задавала себе этот вопрос…

Индейцы стояли неподвижно, глядя на встревоженный отряд, где многие уже направили в их сторону оружие. Один из ирокезов держал в руке лук, и стало понятно, от кого прилетели стрелы.

– Пристрелю, если дёрнутся! – прошипела Мегера, сняв с плеча ружьё.

– Нет, не смейте! – рявкнул Франклин.

– Они не на своей территории! И они первые стреляли…

– Если бы они хотели нас прикончить, попали бы сразу, поверьте! Это лучшие охотники в племени! Видите их раскрас?

– Я знаю того, что посередине, – произнесла Амелия тихо, словно сама для себя. – Я уже видела его…

Мегера, Франклин и Блэквелл взглянули на неё, и их напугала её неестественная бледность и дрожащие губы.

– Эй, ты! – мгновенно сообразил констебль и прикрикнул на Янабе. – Спроси у них, чего им нужно! И скажи: если они намерены стрелять снова, мы убьём их.

Молодой катоба, до этого с интересом наблюдавший за тремя чужаками, очень громко прокричал то, что было велено, на могаукском диалекте. Ирокезы же упорно молчали. И чем дольше тянулось время, чем чаще Янабе повторял вопрос, тем тяжелее ощущалась атмосфера вокруг. Амелия начала терять терпение. Ей казалось, что она просто не выдержит такого напряжения. И солнце как назло освещало весь каменный уступ и гору.

Неожиданно самый высокий из ирокезов выкрикнул короткую фразу, прозвучавшую из-за его яростного тона как оскорбление или угроза. У самого Янабе глаза расширились от удивления.

– Что он сказал? Ну? – спросила Мегера, со злости натягивая поводья сильнее.

Её конь, как и несколько других лошадей, ощущали нечто, чего ни человеческий глаз, ни человеческое ухо не воспринимали, из-за чего волновались. Заплетающимся языком молодой катоба ответил:

– Что-то про подарок! У них есть подарок! Они говорить, это за павших братьев…

Когда тот ирокез, что следил прежде за Амелией, отошёл назад, исчезнув на полминуты, Франклин и остальные заподозрили неладное. Был отдан приказ: чуть что – стрелять сначала в воздух, затем в самих индейцев.

А затем он вернулся, за руку волоча по камням тело, смутно напоминающее человеческое, потому что всё, что могли видеть наблюдатели снизу – это голый скальпированный череп и окровавленное туловище.

– Дева Мария! – воскликнул кто-то из мужчин. – Что он делает?

Амелия соскользнула с коня, словно не ощущая собственного тела и даже твёрдости земли под ногами. Вслед за нею спешился Джон. Девушка сошла с тропы, встав по колено в траве, посмотрела на горный уступ, и было слышно, как рваное дыхание срывалось с её дрожащих губ. Не отводя глаз от окровавленного тела, лежащего у ног индейцев, на самом краю, она вдруг стала молиться, мысленно прося Всевышнего о чём-то, чего сама не понимала.

И тогда двое ирокезов подняли свою жертву, схватив его за руки, и кто-то из отряда в низине издал душераздирающий крик. Они все узнали клетчатую рубашку лоцмана Брунеля, теперь уже залитую кровью.

– Скажи, чтобы остановились! – Джон обернулся к Янабе, ощущая, как дрожит от нехватки воздуха его голос. – Немедленно скажи, чтобы они остановились! Иначе я стреляю!

Янабе повторил приказ. Затем снова, когда не последовало никакой реакции. Тогда уже Франклин закричал на французском, чтобы ирокезы немедленно отпустили пленного и сдались.

Тогда Амелия, содрогаясь от ужаса и шока, увидела, как ирокез, преследовавший её прежде, вытянул вперёд правую руку. Пальцем он указывал на них, тех, кто стоял ближе всех к горе, но девушке чудилось, что показывал он лишь на неё. Он словно выбрал её из этой толпы, будто говоря: это из-за тебя.

Через несколько мгновений на глазах у всего отряда, несмотря на возгласы и призывы остановиться, ирокезы сбросили Брунеля с уступа. И, когда его тело ударилось о камни, покрытые сухой хвоей, в сторону индейцев полетел град пуль и стрел. Но их реакция была молниеносной. Лишь одного из них задело выстрелом, однако через мгновение все трое скрылись из виду.

– За ними! Живо за ними! – закричал Франклин и сам погнал коня на запад, туда, где можно было бы забраться выше. Его солдаты рванули следом.

– Нет, Джон! Постой! – Мегера увидела, как молодой человек вскочил на свою лошадь и с громким кличем помчался по тропе, замыкая отряд. Останавливать его было бесполезно.

Со злости женщина сжала голову руками, затем спешилась и поспешила к Брунелю, возле которого уже собрались свои. Оттолкнув Джорджа Лионелла, Мегера увидела Амелию, склонившуюся над Жеаном. Она дрожала, уткнувшись в разорванную рубашку лоцмана, её пальцы крепко сжимали сочившуюся кровью ткань. Мегера заметила торчащий в его боку самодельный клинок с расписной рукоятью из кости какого-то зверя.

Старик-лекарь по имени Фарид, сопровождавший их, встал на колени и, вглядевшись в оголённый череп Брунеля и сочащуюся рану, произнёс тихо и печально:

– Они сделали это буквально полчаса назад… Бедняга только что умер.

Мегера прикрыла рот рукой. Взглянув в раскрытые, обращённые к небу глаза Жеана, которого она знала много лет, с которым пережила столько печалей и радостей, женщина почувствовала, будто внутри неё только что разрушилась огромная крепкая стена. Через пару мгновений ей стало дурно, и её стошнило.

Кто-то из мужчин попытался поднять Амелию на ноги, но неожиданно она вскочила сама. Её лицо пылало, а влажные покрасневшие глаза налились кровью. Она оттолкнула от себя тех, кто хотел подать ей руку. Затем вдруг закричала так громко и пронзительно, что у её сородичей сердца замерли от такого зрелища.

В этой суматохе никто и не заметил, как она выхватила у Лионелла итальянский обрез и наставила его на Янабе. Тот лишь вытянул вперёд руки, но не успел ничего произнести.

– Нет, Амелия! Не надо! – однако слова Мегеры потонули в звуке двойного выстрела.

Через секунду тело сына вождя катоба рухнуло в траву. А Амелия швырнула в него обрез и обернулась к своим онемевшим людям.

– Они все умрут, слышите?! – завопила она, что было сил. – Все умрут! ВСЕ! ВСЕ!

Она кричала, пока голос не подвёл её. А после наступила такая вязкая, такая пугающая тишина, было слышно лишь тяжёлое дыхание обезумевшей девушки. Мегера тупым взглядом смотрела на дыру в груди Янабе, на растекающееся красное пятно на его одеянии, и невольно думала о том, что всё это было лишь началом.