Читать книгу Уроки русского - Елена Девос - Страница 6
Жесткое comme il faut
Оглавление– Груша, ну посмотри, все вокруг женятся! – сказала я Груше, которая в очередной раз жаловалась на неустроенность и тоску.
Это становилось у нас своего рода лирическим настроением в пятницу утром. Настроение, подобно грозовым тучам, темнело и тяжелело у Груши после обеда, чтобы разразиться громом и молнией ближе к восьми (к этому времени она уже покидала наше гнездо, ехала домой, по пути встречала подружку, они ужинали вместе, делились новостями, и заканчивалось все это, как влажно вздыхала Груша, неизменным «уж наревелись…»).
– Ты создана для семейной жизни, Груша, – пояснила я.
– Я – да, – уверенно ответила она. – А больше, похоже, никто для нее не создан. Говорила мне мама, – дрогнуло ее лебединое контральто, – Грушенька, сердечко мое… Да красивым-то, им тяжелее всех…
Эту ноту надо было обрывать вовремя, что я и сделала.
– Вот что, Аграфена, – бодро предложила я, – давай-ка мы посмотрим с тобой, какова вероятность найти твое счастье через Интернет. Умные и симпатичные мужчины сегодня умеют пользоваться компьютером, но иногда стесняются знакомиться… То есть, если выбрать какой-нибудь хороший сайт знакомств…
– Есть один только хороший, – мгновенно отреагировала Груша. – Надежный! Катька через него познакомилась со своим и в Лилль уехала… Живет теперь как в раю! Эх, ладно… Давай посмотрим. Только чур ты будешь на кнопки нажимать. Печатай…
– Чего печатать? – спросила я, включая компьютер.
– «Комильфо», – спокойно сказала Груша и, опершись рукою на стол, приготовилась руководить моей работой.
* * *
Груша запомнила название почти правильно, сайт действительно пользовался большой популярностью среди французов всех мастей и областей, в том числе и наиболее притягательной для Груши области – парижской. Но тут же между мной, редактором Грушиного счастья, и самой Грушей возникли некоторые технические разногласия.
– Так, сейчас мы оформим твой профиль, – объяснила ей я, настроившись на час работы с многоуровневой анкетой «Комильфо».
– Зачем в профиль? – сказала она. – Я лучше в анфас.
– Ты лучше анфас, – согласилась я, – но это информационный профиль, Груша, понимаешь, это анкета, то есть просто вопрос-ответ.
– Ладно, – вздохнула Груша. – Вопрос-ответ, это мне подойдет. Я вообще-то боюсь вывешивать фотографии в Интернете.
– Почему?! – изумилась я.
– Ну ты даешь! – отпрянула Груша от компьютера, чтобы как следует, то есть презрительно, окинуть меня взглядом. – А еще живешь в эпоху 3 Дэ!.. Газеты надо читать! Каждый раз, когда отправляешь фото в Глобальную мировую сеть, – понизила голос она, – есть опасность, что человек возьмет твое фото, и…
– Какой человек?
– Не перебивай, – строго сказала Груша, – …и голову твою, голову скопирует и приставит знаешь к каким фотографиям? Жесткое порно! Вот. И потом пустит по миру. Так, что все увидят тебя в чем мать родила и неизвестно с кем. И будет еще, упаси бог, шантажировать…
– В смысле?
– Ну, говорить, что мужу покажет.
– Так ты же разведенная.
– Эх, я пытаюсь ее научить жизни, а она не понимает. Ты-то замужем пока еще, мать моя.
– Ну, ладно, ладно. Не бойся. Давай сюда свой портрет, будем сканировать.
– Ни за что!
– Груша, шансы увлечь богатого и скромного человека твоей мечты неимоверно – пишет твой сайт – увеличиваются, если ты прикрепляешь фотографию к своей анкете, – невозмутимо процитировала я обращение модератора.
– Нет уж, чего это – он будет меня видеть, а я его нет! – перевела она критику на другие рельсы.
– Почему нет? – терпеливо возразила я. – Еще как увидишь. Вот смотри, вот у нас тут разные Сélibataires et Cadres Sup!
– Это что за Кадры Суп? – презрительно спросила она.
– Это значит супер, Груша. Смотри, все равны, как на подбор, и написано: «Войдите в мир женихов высшей пробы!»
– Чё – то одни очкарики, – скептически отозвалась Груша, но с любопытством следила за тем, как разворачивается веер фотографий на экране.
– Аграфена, ты хочешь войти в мир женихов, – грозно спросила я, – высшей пробы?
– Ладно, – подумав, вздохнула Груша, – так и быть, открой мой ящик на Яндексе… Есть там у меня пара фоточек… Вон, видишь, вот эта, где я в красном платье с кружевами, и рядом башня Эйфелева… Бери наклеивай. Пусть падают!
* * *
И они упали, друзья мои, они упали! Посыпались, как спелые персики, к загорелым Грушиным ногам.
И вот тут начались другого рода трудности – не технические, а психологические.
Десять витязей прекрасных, которые упоминали приличные вузы и многолетнее образование, были Груше безразличны. Она, во-первых, всегда искала глазами фотографию.
Презирая текст как таковой, Груша смотрела в глаза испытуемому – если глаза были так себе («Не лежит душа», – решительно качала головой Груша), фотография отбрасывалась, открывался другой мейл, и еще, и еще, и я просила: «Грушечка, ответь хоть слово, ну видно же, человек хороший, пишет грамотно…» И тут щебечущая Груша замолкала, грустнела, с опаской уставившись в клавиатуру, выстукивала: «Салют, Жерар», затем цепенела и словно бы окукливалась.
Выяснилось, что она абсолютно не умеет писать письма.
Я пожалела Жерара и закончила требуемый ответ, после чего вошла во вкус и написала еще пару писем и организовала Груше первое свидание. Волновалась я в тот день больше, чем сама Аграфена, надушенная моими духами и в кружевной шали на плечах. Наступил вечер, я ждала ее звонка, смотрела на часы, предвкушала романтику. Ан нет!
Груша, вернувшись домой одна, мрачно сообщила мне по телефону: «Он все хотел о каком-то дизайне говорить, я в этом ничё не понимаю… Говорю: „Кескесе?“ А он мне: „Ах, ах, вы же писали…“ Ты чё писала?!. Да и вообще какой-то… Шибзик. Блондин соломенный, и ботинки на босу ногу!»
Да, куда больший интерес Груша проявляла к брюнетам в носках, особенно если это был подлакированный, как бы чуть смазанный ваксой подвид, который Груша классифицировала в своей тайной романтической таблице как «итальянец обыкновенный».
– Вот эта мордашечка мне нравится! – с восторгом указала она своим пухлым наманикюренным пальчиком на страницу некоего великовозрастного юноши по имени Раян.
И я стала переводить то, что Раян писал о себе.
– Работает в строительстве, – мрачно сказала я.
– Хорошо, строительству никогда кризис не грозит! – обрадовалась Груша. – Чего еще?
– Любит Париж и поездки на велосипеде.
– Ну, я тоже люблю Париж. Какие у него намерения?
– Да откуда он знает, он же тебя еще не видел! – засмеялась я.
– Ладно, давай встретимся, попробуем… – вздохнула Груша. – Только я женщина порядочная! Надо бы как-нибудь намекнуть ему об этом… Он по-русски-то никак?
– Никак.
– Ну, что делать… Не помешает, – подкрутила Груша завитки надо лбом и улыбнулась зеркалу, – языковая практика.
Свидание было назначено через неделю.
Груша вернулась в отличном настроении, откатавшись с Раяном на велосипеде по всему Версалю. Последовали еще две или три встречи, а вот четвертая не удалась: я приняла расстроенную Грушу поздно вечером дома и оставила ночевать, благо муж был в командировке. Она, спрятав у меня на плече лицо, все в слезах, как писал поэт, и в губной помаде, выплакала-таки горькую правду. Итальянец оказался палестинцем, с женой и тремя детьми в Рамалле. Намерения у него насчет Груши были самые чистые: он ей предложил для экономии снять жилье на двоих, любить друг друга, пока у него не закончится французский контракт, и питаться дома, поскольку обожает русскую кухню.
– Говорила мне мама… – всхлипнула Груша.