Читать книгу Агата - Елена Евгеньевна Хейфец, Елена Хейфец - Страница 11

Агата впервые садилась в карету. Лакей, еще издали увидев графа со спутницей, подошел к ним и подставил девушке согнутую в локте руку, чтобы она могла на нее опереться. Агату это крайне смутило. Девушку поразила карета: она была восхитительна. Ее нельзя было даже сравнить с обычными колясками, на которых Агате доводилось ездить. Внутри она была обита красным бархатом, а мягкие удобные сиденья были расшиты золотыми диковинными птицами. Застекленные окна, занавешенные красными шелковыми шторками… Шесть мягчайших подушек и накидка из медвежьей шкуры, которые должны были сделать поездку еще более комфортной… В карете было чрезвычайно уютно.

Агата очень волновалась. Его сиятельство что-то сказал кучеру и сел рядом с ней, положив на ноги девушке меховую накидку. Карета тронулась с места. С этой минуты граф перешел на «ты».

– Тебе удобно, Агата?

– Да, ваше сиятельство, не извольте беспокоиться. Все хорошо.

Прежде чем отправиться на ярмарку, граф велел кучеру покатать их по Москве. Агата с удовольствием смотрела в окно кареты на пролетающий мимо город, на широкие московские мостовые, красивые дома, большие церкви, торопящихся по своим делам людей. Было чудесное воскресное утро. Заснеженные улицы сверкали, отражая солнце. Казалось, что в мире существует только счастье. Молодые люди все время улыбались друг другу. Вот он, этот красавец, совсем рядом: она чувствует его запах и дыхание. Они сидят близко-близко, укрытые одной меховой накидкой. Александр Николаевич берет ладонь девушки в свою, и она не отнимает руки. Это – молчаливое согласие на некую общую для них тайну – заставляло ее сердце вновь и вновь менять свой ритм. То же самое чувствовал граф. Он смотрел в широко распахнутые глаза, и ему хотелось, чтобы это мгновенье длилось бесконечно. Но мгновенье не может длиться больше, чем ему предназначено. Граф не узнавал себя…

– Ты Москву-то знаешь, Агатенька? – спросил он, хотя разговаривать ему не хотелось. Хотелось просто быть рядом с ней и молчать.

– Совсем немного. Мы с маменькой были на Красной площади, в парке, а так она нас одних никуда не пускает, а сама все время занята. Не на кого дом оставить. Ведь мало ли что?

– Ну вот, теперь ярмарку увидишь. Там весело, ярко, все по-особенному. Я никогда ярмарки не пропускаю. Столько впечатлений! Я уверен, что тебе понравится! Особенно я люблю Нижегородскую, она самая большая. Откуда только ни едут люди – из Холмогор в Новгород и Вологду везут скот, лен, хмель, мед, овчину, пеньку, холсты. А из Вологды и Ярославля – сало, хлеб, кожу, воск… Это праздник торговли и плодородия.

Граф стал поглаживать ладонь девушки. Душа ее то замирала, то парила в облаках, и Агате совсем не хотелось ни прогулки, ни ярмарки, а только ехать так долго-долго, и чтобы он всегда был рядом, со своей ослепительной улыбкой, тихим бархатным голосом, и гладил ее руку.

Ах, до чего же он красив! Агате казалось, будто все происходящее – дивный сон или чудом ожившие страницы знакомого прекрасного романа и будто все это ее напрямую совсем не касается. Она сидела и мечтала о том, чтобы так было всегда.

Прокатившись по Москве, они отправились на ярмарку. Агата довольно смутно представляла себе ее, и увиденное поразило девушку. Это удивительное зрелище полностью подчиняло себе, брало каждого под руки и с помощью своей жизнеутверждающей силы увлекало в общий человеческий поток – за покупками, событиями, впечатлениями, запахами и звуками…

Ярмарка гудела, галдела, трещала, шумела и зазывала. Блеяли козы, мычали коровы, кричали петухи, гоготали гуси, лаяли собаки. Вот мужик, торговавший свиньями, зазевался, и огромный хряк отвязался и пошел гулять по ярмарочной улице. А поскольку он был очень большой, то притащить его назад, к тому месту, откуда он убежал, не представлялось возможным. Собралось много зевак; все шутили, подначивали хозяина, хохотали, кто-то пытался помочь оплошавшему мужику и толкал животное в нужную сторону, кто-то преграждал ему дорогу.

Ярмарка занимала огромное пространство за городом. Чтобы приезжие и московский люд не толпились попусту, а каждый шел в те ряды, какие ему были нужны, создали целые ярмарочные улицы. Были ряды стеклянные, суконные, шапочные, кружевные, кафтанные, икорные, рыбные… В каждом свое продавалось: в одних – снедь, в других – меха, в третьих – шелка, ковры, полотно; в каждом – свой товар, свои купцы-продавцы.

Его сиятельство шел рядом с Агатой; сзади, немного поодаль, шагали двое его слуг – каретный лакей и сменный кучера, который во время поездки обычно располагался на облучке.

Знатных особ было видно издалека, и спутать с простым людом их было невозможно. Если Агата была одета очень скромно, то наряд графа – дорогая соболья шуба, шапка, – а также трость с набалдашником из слоновой кости в виде львиной головы сразу заявляли о том, что их хозяин особого роду-племени, не чета тем, кто прибыл сюда торгового дела ради. К тому же за Алексом шагали слуги, одетые по-особому – в одинаковые модные кафтаны и добротные сапоги.

Многие простые мужики, увидев важного барина, снимали шапки и кланялись ему: привычное уважение к титулованным особам и богатству. Так было принято. Граф воспринимал это как нечто само собой разумеющееся и даже бровью не вел.

Агате это отчего-то было приятно. Не все воспринимали ее как равную спутницу знатного человека – слишком уж она юна и просто одета. Его сиятельство с интересом наблюдал за девушкой и наслаждался ее детским восторгом.

– А можно, Александр Николаевич, я погляжу, как бабы танцуют?

Гармонист собрал вокруг себя толпу и пел скабрезные частушки, а бабы в цветастых платках, белых полушубках и широких длинных юбках лихо отплясывали перед зрителями. Народ слушал, смотрел, подпевал и смеялся.

– Ваше сиятельство, можно я платки посмотрю? – спрашивала Агата, у которой глаза разбегались от обилия расцветок.

Ярмарка! Как чудесно она пахла – восточными пряностями, корицей и кардамоном, ванильными пряниками, мочеными яблоками и жареными пампушками! Как ладно в букет этих ароматов вливались острые запахи квашеной капусты с вишней, привезенной в огромных высоких бочках. Тут же, стоило лишь повернуть голову, явственно слышался запах свежеиспеченного хлеба и копченой рыбы, а чуть поодаль доносился тяжелый дух конского навоза от ближайших повозок и овчинных крестьянских тулупов…

Ярмарка – это неповторимые краски, звуки, запахи, это песни и пляски, большие деньги и большие потери, радости и огорчения. Каждому доставалось свое. Все было как в жизни, где часто соседствуют бедность и богатство, никого этим особо не удивляя. Так уж устроен этот мир: каждый занимает свою нишу. Кто-то вырастил свинью, кто-то смог ее купить, кто-то потом продаст ее, кто-то приготовит из нее блюдо, а кто-то купит да съест. И в результате все довольны…

Ярмарка – праздник торговли! Торжество обилия и благополучия. Она демонстрирует результаты человеческого труда. Вот астраханский крестьянин не поленился и привез огромный воз рыбы – свежей, копченой, мелкой, средней и крупной. В бочке у него бились большущие осетры, на санях лежала вяленая вобла и сияющие желтыми спинами лещи. Возле его товара уже толпился народ, и торговля шла полным ходом. Бойкая баба в телогрейке ловко помогала мужу.

Агата шла чуть впереди графа и останавливалась, если хотела что-нибудь получше рассмотреть.

– Не изволите ли чего, барин? – спрашивает бородатый мужик-коробейник, несущий в своем лотке-коробе, висящем на широких лямках, мелкий товар: румяна, пудру, гребни, нитки, броши и прочую галантерею. – Мой товар хорош. Может, барышне что-нибудь надо? Рад буду угодить! – И, поправив картуз и не дождавшись ответа, заторопился дальше, громко выкрикивая прибаутку-зазывалку: – Иголки не ломки, нитки, тесемки, румяна, помада! Кому что надо!

Знает, что, коли и впрямь кому что-то надо, тот тут же догонит его да купит!

Эти коробейники сновали здесь повсюду. Уже слегка навеселе, шагали они по снежным ярмарочным улицам, предлагая свой товар. Целый день они носили на себе лоток с нужной кому-то мелочью, а чтобы согреться и отдохнуть, то и дело заходили в питейные заведения. У кабатчиков свой интерес. Они тоже рады ярмарке, ведь после удачной покупки или продажи народ обычно шел бодрым шагом отмечать сделку в корчму. У кого как… «Продал на рубль, пропил полтину, пробуянил другую – только и барыша, что болит голова!»

У Агаты разбегались глаза, все ей было интересно.

Вот они остановились возле уличных артистов-скоморохов с ярко раскрашенными лицами. Они развлекали публику тем, что ходили на высоких ходулях, отпуская шуточки продавцам и покупателям, делая комплименты молодицам, распевали частушки, прибаутками беспрерывно веселя толпу.

– За дело – не мы, за работу – не мы! А поесть-поплясать – против нас не сыскать! – тараторил смешливый скоморох.

– Приходите, разомните кости! Ярмарка веселая приглашает в гости! – выкрикивал другой.

Его сиятельство протянул бумажный рубль скомороху в длинной холщовой рубахе и смешном колпаке. Парень поблагодарил, подчеркнуто выразительно кланяясь барину и что-то приятное говоря его спутнице. Что именно, было уже не слышно…

– Агатенька, скажи мне, если тебе что-нибудь понравится. Я хочу сделать тебе подарок, – произнес граф. – Я-то знаю, что подарю тебе, уже придумал, только мы еще не дошли до этого места.

– Спасибо. Но неловко это, чтобы вы мне подарки делали. Нехорошо.

– Отчего же нехорошо? Не стесняйся! Ты меня ни о чем не просишь, я ведь сам хочу тебе подарок сделать. Будь смелее, девочка!

– Мне очень нравится платок с кистями. Такой, как продают эти женщины! Да неловко все-таки, – улыбнулась Агата.

Румяные торговки в овчинных, расшитых шелком шубах и красивых платках-шалях с кистями зазывали покупателей к платкам, косынкам, шарфам да шалям – вязаным, шелковым, своим и заграничным. Одна, самая бойкая, выкрикивала зазывалку:

– Люди, подходите-ка, платки поглядите-ка! Коли сразу подойдете, в свете лучше не найдете!

Обычно перед его сиятельством толпа редела и расступалась. Так было и на этот раз. Они с Агатой подошли к прилавку, и девушка долго выбирала. Все не знала, что предпочесть. В конце концов граф купил ей белую шелковую шаль с кистями, а ее маменьке и Терезе – немецкие платки, «бор десуа» из тонкой шерсти. Агата сияла.

– Спасибо, ваше сиятельство, за подарки! Сколько радости доставили! Премного вам благодарна.

Алекс взял Агату за руку, снял с нее варежку.

– Э, да ты озябла совсем! Пойдем, я тебя сбитнем угощу, сразу согреешься.

– А что это такое? Не ела никогда!

– Это напиток такой медовый горячий со специями, ароматный. Согревает тело и душу.

Сбитень был и в самом деле хорош! Он помог Агате согреться и расслабиться, поскольку была в нем еще и бражка. Граф теперь не выпускал руку девушки, держал все время в своей. И поклоны крестьян, спрашивавших: «Не желаете ли чего, барин?», относились теперь как бы и к ней. Агата сняла меховую шапку и набросила шаль, которая ее необыкновенно украшала. Светло-серые, словно осеннее туманное утро, глаза, белая кожа, румяные щеки, выбивающиеся из-под шали каштановые кудри… Да, она была диво как хороша!

– Ты, наверное, уже проголодалась, Агатенька? Может, пойдем поедим?

– Мне не хочется отсюда уходить! Мы так мало посмотрели. Так много еще впереди!

– Ну хорошо, тогда давай съедим что-нибудь на ходу!

Через пару рядов сладко запахло блинами. Баба в черной кацавейке жарила их на открытой жаровне и предлагала прохожим. Девочка лет четырнадцати помогала матери. Александр Николаевич выбрал блины с семгой, икрой и щучьими молоками. Подозвав слуг, сунул им медь и велел тоже подкрепиться.

Девочка, торговавшая блинами, во все глаза глядела на Агату. Они были почти ровесницами, и дочери торговки казалось удивительным, что барин держит за руку такую же девочку, как она сама. Хотя и красивую, но вполне обыкновенную.

– Лукерья! Что встала как деревянная?! Помогай! Видишь, народ набежал! – сердилась баба.

Но Лукерья все не могла оторвать взгляд от странной пары – барина в роскошной шубе и девушки, на которую он смотрел с такой нежностью… У Агаты не сходила улыбка с лица. Оба были счастливы.

Подкрепившись, граф и его спутница направились на другие ярмарочные улицы.

Повсюду было множество бездомных собак, бродивших между рядами в поисках пропитания. Для них ярмарка – раздолье. Люди реагировали на псов по-разному: кто гнал и бил, кто, жалея, бросал хлебную горбушку или кость. Агате всех было жаль. Граф купил каравай, и девушка, отламывая от него куски, кормила шелудивых, с грустными глазами собак.

С краю ютились нищие и юродивые, коих на Руси всегда было полным-полно. Вид у них был удручающий, плечи опущены, все на одно лицо – немытые, со спутанными волосами и диким взглядом. Несчастные были одеты в какие-то обноски: старые портки, дырявые армяки да кафтаны, сквозь прорехи в которых виднелось грязное тело. На ногах были онучи. Стояли нищие с непокрытой головой, держа шапки в руках. Кое-где были и матери с младенцами, закутанными в невероятное тряпье. Полицейские гнали всю эту нищую братию взашей, чтобы она не портила общую картину благоденствия и веселья. Его сиятельство бросил одному косматому нищему бумажный рубль в его скомканную драную шапку. Бродяга прослезился и долго еще стоял, бормоча вослед:

– Благодарствуйте, барин! Благодетель! Не будете Богом обижены за доброту вашу! Благодарствуйте!

Если ярмарочная толпа не разбиралась или просто не видела, кто идет, графские лакеи раздвигали их, приговаривая:

– Простите великодушно, позвольте их сиятельству пройти!

В центре ярмарочного города было место, где находилось большое количество лавок. Все вокруг них двигалось, шумело, пестрело и гомонило. Зазывалы приглашали в магазины и цирюльни. Тут же были аптеки, харчевни и даже кузницы…

Здесь же, на большой площади, раскинулся просторный цирковой шатер, рядом вертелась карусель с расписными лошадками и сидевшими на них краснощекими ребятишками, а неподалеку на притоптанном снегу, оголившись по пояс, боролись два мужика. Оба были мускулистые, коренастые, сильные. Дрались они всерьез, не жалея друг друга, а вокруг кричала, подначивая их, возбужденная толпа. Снег уже окропился кровью, но борцов это не останавливало – такова была их работа, за которую им хорошо заплатят. Они тоже ждали ярмарку, чтобы заработать копеечку. Народ швырял борцам медные пятаки, и они, раззадорившись, крушили друг друга почем зря, своими телами вминая в снег брошенную зрителями медь.

Увидела Агата и настоящую драку, не за деньги: изрядно выпившие мужики что-то не поделили. Матерясь и ненавидя друг друга, они отчаянно размахивали кулаками. Рядом орали их бабы, пытаясь растащить дерущихся. Видели граф с Агатой и такую картину: двое полицейских, заломив задержанному руки, волокли его по снежной мостовой в околоток. Это был молодой карманник, для которого ярмарка самое что ни на есть хлебное место, просто мечта! Но не повезло на этот раз бедолаге…

Идя с Агатой среди толпящихся шумных людей, граф несколько раз любезно раскланялся со знакомыми, такими же знатными господами. После одной из встреч остался неприятный осадок. Им навстречу шла княгиня Анна Леопольдовна Луговская. Роскошная одежда и яркая внешность не могли скрыть напыщенность, скорее даже подчеркивали ее. У этой вельможной дамы было капризное выражение лица, будто ее заставили прийти сюда, а сама она вовсе этого не хотела. Все ее, судя по всему, здесь раздражало и вызывало отвращение, словно она зашла в хлев к свиньям. Рядом с ней суетились двое слуг, а полная женщина, по-видимому экономка, помогала выбирать вещи. Анна Леопольдовна окинула Агату неприязненным взглядом, и губы княгини скривились еще сильнее.

– Что-то вас, Алексис, давно не видно в музыкальном салоне! Чем-то вы, должно быть, очень заняты, милый друг? Напрасно, скажу я вам, вы забыли свет. Напрасно… Вы пропустили чудный квартет, который играл намедни. Очень удивили, скажу я вам: такого исполнения давно не слыхивали ни Петербург, ни Москва. А третьего дня пел известный тенор… Приходите, приходите непременно! Да, Алексис, была Мария Антоновна, ваша бабушка. Ах, Нарышкина как хороша! До сих пор держится как первая фрейлина императора. – Княгиня рассмеялась. Было непонятно, то ли она насмехается над увядшей красотой Нарышкиной, то ли все-таки ею восхищается. – А вы ведь так похожи на нее, Алексис! Приходите! Приходите в салон, милый друг! Мы скучаем без вас. Особенно кое-кто… – Последнюю фразу княгиня произнесла со значением. Взглянула на Агату и повторила: – Особенно кое-кто!

Сквозь полуопущенные ресницы Анна Леопольдовна рассматривала спутницу графа. Поцеловав при встрече княгине руку, он вновь взял ладонь Агаты в свою, чем озадачил ее светлость. «Это не принято! Простолюдинка! Не положено! Какая распущенность!»

Граф понимал, что завтра по Москве рекой польются сплетни, толки, пересуды. Ну и пусть! Он был готов к этому. В конце концов, кому какое дело?

Была еще одна любопытная встреча. Александр Николаевич заметил своего друга из соседнего имения, к которому часто ездил в гости. Он был так же молод, как и Алекс, весел, приятен в общении и искренне рад свиданию. Он поцеловал Агате руку и произнес:

– Каких очаровательных спутниц ты выбираешь себе, Алекс!

Мужчины о чем-то поговорили, отойдя в сторонку, пока Агата рассматривала торговый ряд, заполненный самоварами, медными чайниками, большими коваными сундуками и маленькими, почти детскими сундучками и шкатулками, расписанными деревенскими художниками. Помимо крестьянской утвари, там же продавались разного размера кадушки, ступы, лапти и корзины. После короткой беседы с графом Гурьевым его товарищ, повернувшись к Агате, произнес:

– Вы чрезвычайно милы, сударыня! Просто прелесть! Мое почтение!

– Это мой добрый друг, князь Андрей Михайлович Оболенский. Его имение находится рядом с нашим, в Глухово-Богородском. Он славный, – сказал Александр Николаевич. – Мы дружим с самого детства. Его матушка и моя maman приятельницы. О-о-о, сколько у нас было приключений, совместных охот и веселых вечеров! Это удивительный человек. Князь Андрей очень богат, но предпочитает ходить на службу. Считает, что сидеть без дела очень скучно. Может быть, он кое в чем и прав, но в том, что касается службы, я не совсем с ним согласен. Он легкий человек, веселый и остроумный. Да, он очень славный. Пока что не женат, но родители уже присмотрели ему хорошую партию, и, скорее всего, в ближайшее время состоится венчание.

– А он любит ее? – спросила Агата.

– Кого?

– Свою невесту.

– Раз решил жениться, значит, любит. Или полюбит со временем. Этого я не могу знать, но мне известно, что воля родителей для князя Андрея важнее всего… А сейчас я отведу тебя в нужный ряд и ты выберешь себе подарок.

– Вы уже сделали мне подарок!

– Это так, ерунда, – махнул рукой Александр Николаевич. – Идем!

– Видишь, Агатенька, какой здесь порядок соблюдается, – сказал он через некоторое время. – Купцы, торгующие шелком, не будут стоять рядом с купцами, продающими сукно и полотно. Что до ремесленников, то они тоже занимаются каждый своим делом, свое и продают – здесь мастера, что делают седла, а там сапожники, портные и – в отдалении – золотых дел мастера. Вот смотри – канитель[5] серебряная и золотая… А вон там, в скромном на вид магазинчике, драгоценности продают, женские украшения. Туда-то мы с тобой и пойдем.

За прилавком стоял толстый лысый господин в круглых очках. Он был любезен и внимателен.

– Чего изволите, ваша милость? Кольца, диадемы, ожерелья?

Беднота в его магазинчик не заходила, поэтому он понимал, что пришел настоящий покупатель.

– Подберите для барышни жемчужное ожерелье и какую-нибудь красивую заколку.

Продавец некоторое время перебирал содержимое своих ящичков и наконец вынул изумительное ожерелье – крупный жемчуг сиял и переливался. Его незачем было и примерять, ибо не существовало на свете женщины, которой это украшение не подошло бы. Агата стояла молча, не в силах справиться с охватившими ее чувствами.

– Что бы вы еще желали купить, милостивый государь?

– А скажите-ка, милейший, нет ли у вас украшений из агата? Видите ли, эту прелестную девушку зовут Агата, и я хочу купить для нее что-нибудь с этим камнем.

– Конечно есть! И хотя агат считается полудрагоценным камнем, он обижен совершенно незаслуженно. Поверьте, в нем столько же очарования и тайны, сколько в вашей спутнице! Магия этого камня заключается в его способности создавать гармонию тела, ума и души.

Продавец заглянул в очередной ящичек и достал оттуда брошь и заколку для волос.

– Прошу вас, ваше сиятельство, всмотритесь, как играет этот камень! Он словно живой. Приглядитесь к этим темно-коричневым разводам с лиловатым оттенком на серо-молочном фоне. А сиреневый отблеск?.. Это же чудо как красиво! О-о-о! Настоящий изыск, свидетельство хорошего вкуса… Ни один самоцвет не ведет себя так, как агат. Ни один! Это взрыв фантазии, союз льда и огня, в нем одновременно любовь и ее ожидание…

– Не думал, что агат так известен и популярен, – произнес граф.

Было очевидно, что продавец искренне рад слушателям. Он загадочно улыбнулся и продолжил:

– Среди богатых господ агат пользуется популярностью лишь у обладателей изысканного вкуса! Недаром его называют королевским минералом. Не найти двух одинаковых агатов… Пусть барышня возьмет камень в руки.

Агата подошла к прилавку и взяла заколку для волос. Украшение было крупным, но легким. Камень приятно прохладный, словно в инее. Да, заколка была очень красивой.

– Вот, к примеру, этот редкий экземпляр дымчатого агата привезен из Якутии, а украшение из него было сделано известной ювелирной фирмой Павла Акимовича Овчинникова. Слыхали, наверное, про нее? О-о-о! Она прославилась на весь мир, а Овчинников-то этот был сперва простым дворовым мужиком при князе. Так-то… Простым дворовым мужиком! Вот что талант делает! Уж и про князя того забыли, а если и вспоминают, то только потому, что у него был такой дворовый! Если бы у вас было время, я рассказал бы вам про этого ювелира, ставшего известным и богатым. И еще много чего другого. Но обычно господам некогда, они спешат; вы тоже, вероятно, спешите.

– Да, мы спешим, но вы так интересно рассказываете…

– Я буду счастлив, если вы приобретете эти украшения. К тому же этот камень прекрасно подойдет к глазам сударыни. Если вас заинтересуют другие экземпляры, я могу заказать ландшафтный агат. Доверьтесь моему вкусу! На срезах этого камня можно увидеть волшебные картины, созданные рукой природы. Целый карнавал неповторимых узоров!

– Да вы поэт, ей-богу!

– Просто я люблю то, чем занимаюсь.

– Агата, тебе нравится? – спросил Алекс.

Девушка молча кивнула. Она была смущена до крайности и не могла понять, отчего граф делает ей такие дорогие подарки.

– Пожалуйста, милейший, сложите все в шкатулку черного дерева, инкрустированную перламутром. Ту, что стоит у вас в витрине. Очень миленькая, я сразу ее приметил.

– Чрезвычайно удачный выбор, сударь! Я забыл сказать вам главное: агат – камень, который приносит счастье. Я желаю обрести счастье той, которая будет его носить.

Уходя, Александр Николаевич произнес:

– Премного благодарен. Я непременно буду рекомендовать ваш магазин и ваш товар достойным людям. Желаю здравствовать!

Звякнул дверной колокольчик. Шумная ярмарка снова дохнула в лицо…

Зимний день короток, и стемнело рано. На улице зажглись фонари, и ярмарочные ряды озарились мутно-желтым светом. Пошел крупный пушистый снег. Возле фонарей он кружился в медленном диковинном танце, а по мостовой мела, вихрилась поземка.

– Агатенька! Я обещал твоей маменьке привезти тебя дотемна. Мы должны возвращаться, чтобы она не рассердилась. Ты довольна нашей поездкой?

– Очень!

– А украшения тебя радуют, скажи мне?

– Да, очень радуют. Только это ведь так дорого! Неловко принимать от вас такие подарки…

– Отчего же, милая? Я богат, и подобные вещи для меня пустяки. Я очень хотел сделать тебе приятное, вот и все. Единственное, о чем я хочу тебя попросить, – некоторое время не показывай украшения маменьке, чтобы она не подумала дурного. Договорились?

– Хорошо, как скажете!

Граф и Агата сели в карету. Они вновь были рядом, близко-близко друг к другу.

Когда они подъехали к дому, его сиятельство обнял девушку, притянул ее к себе, заглянул в испуганные глаза, прикоснулся губами к щеке. Его губы задержались чуть дольше, чем если бы это был дружеский поцелуй, чуть сильнее прижал он к себе Агату, чуть громче стучали их сердца и кружились головы…