Читать книгу Агата - Елена Евгеньевна Хейфец, Елена Хейфец - Страница 6

Двадцативосьмилетний граф Александр Николаевич Гурьев был строен, очень красив и богат. Благодаря сочетанию этих личных качеств с исключительно благоприятными жизненными обстоятельствами возникал образ процветающего и абсолютно счастливого человека.

Семья Гурьевых была одной из самых знатных и богатых в России. У них был огромный дом в Петербурге, но молодой граф жил там не много времени, обычно суровой зимой. Большую часть года он проводил в Венеции, и о его жизни там никому ничего не было известно. Еще Александр Николаевич очень любил подмосковную фамильную усадьбу в селе Богородское, исключительно удобную и красивую.

Московская знать почитала своим долгом каждый год в декабре отправляться на собственных лошадях всем семейством из деревни в Москву, а на первой неделе поста возвращаться в деревню. Гурьевы поддерживали отношения с деревенскими соседями. В каждой губернии было свое избранное общество, раз в неделю собиравшееся в Благородном собрании, где блистали статс-дамы и фрейлины. Там было все: и дивные наряды, и ленты, и бриллианты, и прочие восхитительные драгоценности, и роскошные шляпки, украшенные перьями. А еще интриги, сплетни, любовные истории, жаркие страсти…

Усадьба Гурьевых в Богородском была двухэтажной – настоящий дворец с мансардой. Рядом с домом стояло два флигеля, а далее виднелись многочисленные хозяйственные постройки. Гурьевы владели обширными землями. Рядом с их домом рос сад, далее – парк с обязательными для русских поместий дивными липовыми аллеями, дубовая роща и сосновый лес.

Рано утром, еще до завтрака, граф Александр Николаевич позвал камердинера Фрола и приказал подать карету. Его сиятельство собирался ехать в Москву. Жизнь в усадьбе томила его своим однообразием. Все здесь казалось ему чрезвычайно тоскливым. Московские развлечения тоже прискучили: все оперы граф уже слышал, все балеты уже видел, да и балы не обещали ничего нового, кроме разве что свежих московских сплетен. Светские невесты были хорошо известны молодому графу и ничуть его не интересовали – предсказуемые, фальшивые, жеманные; их разговоры казались ему скучными.

Его сиятельство предпочитал ласки крестьянских девок, которые по наивному простодушию ничего от него не ждали и были бесконечно счастливы вниманием молодого графа.

Его последней «утешительницей» была двадцатилетняя Аграфена, недавно овдовевшая, – ее муж умер от пьянства. Она была бездетной, и как только супруг почил с миром, девку перевели в барский дом, где Груша поселилась в девичьей с незамужними служанками. Была она хороша – голубоглазая, круглолицая и улыбчивая. Увидев графа, Аграфена краснела и улыбалась, чувствуя себя особенной и гордясь этим. Она старалась попасться ему на глаза, нетерпеливо ждала приглашения и мчалась со всех ног, едва заслышав: «Молодой граф приехали! Слава богу, а то что-то давно не было».

– Груша, ступай в баню, а с первыми петухами ко мне! – приказывал барин, если был в соответствующем настроении.

Молодой граф был щедр. У Груши подарков набрался уже целый сундучок: платки, шали, отрезы на сарафаны, расшитые льняные рубахи, ожерелья, деньги.

Александр Николаевич не знал, что следует дарить крестьянке. Деньги ей вроде бы ни к чему. «Что она на них купит?» – простодушно размышлял молодой человек. Но иногда все же совал ассигнации в карман ее широкой ситцевой юбки. Деньгам Аграфена была несказанно рада.

– Эх, Грушенька, пригожая ты! Не обижаешься на меня?

– Что вы! Что вы, ваше сиятельство! Как можно? Я завсегда прихожу, когда зовете. Завсегда!

Не зная, что нужно молодой крестьянке, Александр Николаевич велел Маняше, материной экономке и шпионке, покупать для Груши «всякие бабские штучки». Маняшка указ выполняла, а затем докладывала об этом графине. Maman была спокойна: пускай сын резвится. Крестьянка никакой опасности не представляла.

Деньги Аграфена копила, чтобы купить себе шубку. Внутри заячий мех, а сверху сукно, и хорошо бы гладью расшитое… И с кушаком. Такая шуба была у Лидки, ключницы. В этом наряде она, Груша, Александру Николаевичу еще больше понравится. Аграфена уже договорилась с буфетчиком Митрофаном, которому время от времени приходилось ездить в столицу за покупками. Вино, шампанское и водка заканчивались очень быстро, ведь в усадьбе обычно было много гостей, а винный погреб всегда должен быть полон: так положено… Скоро Митрофан собирался ехать на ярмарку, он обещал взять Аграфену с собой. Она уже у Маняшки отпросилась, а та графине доложила. Согласие было получено.

– Боязно мне, Митроша, в эту Москву ехать, прямо страсть!

– Так не ехай! – равнодушно ответствовал Митрофан.

– Нет, мне очень надо. Я в Москве-то энтой не была никогда. Вот и боюсь.

– Нечего ее бояться! Народу только полно, а так все как обычно. Улицы широкие, из камня. Едешь по ним, шума столько… Ну, это летом, конечно. Зимой тихо все. Собаки только лают. Так они и у нас лают!

В Москву Аграфена так и не поехала, потому что деньги из сундучка кто-то умыкнул. Искала их, искала – зря. Все платки перетряхнула, сундук опустошила. Деньги в тряпицу были завернуты и в уголок положены, на самое дно. Кто же это сотворил? Не дознаться теперь. Проплакала бедная Груня целый день, но никому ничего не сказала.

Утром Александр спал до полудня, пропустив завтрак и чай, который подавали в одиннадцать часов. Молодому графу приносили свежий завтрак прямо в спальню. Нежась в кровати и лениво поглядывая в окно на сад, он пил кофе, пытаясь угадать, какова нынче погода, потом закладывал коляску и отправлялся в Москву. Ежели были приглашения от друзей из соседних имений, он ехал к ним.

Обладая огромным состоянием, которое обеспечили ему батюшка Николай Дмитриевич и дед Дмитрий Александрович, Алекс не видел нужды служить Отечеству. Жизнь молодого человека была размеренной, он был настроен исключительно на удовольствия. У Александра Николаевича не было абсолютно никаких обязанностей и важных дел. Он заполнял свой день разными пустяками, поскольку заняться ему было совершенно нечем.

В отличие от деда и отца, которые посвятили себя служению царю и Отечеству, сделали прекрасную карьеру и были награждены орденами, а также заработали огромный капитал, граф Александр Николаевич скучал. Так жили многие молодые люди империи, наследники огромных отцовских состояний. Мало у кого из них возникало желание идти на службу, чтобы, занимаясь, на их взгляд, разной чепухой, получать жалованье в какой-нибудь конторе, пропахшей старыми бумагами и пылью.

Граф Гурьев был хорошо образован, знал иностранные языки, прекрасно разбирался в искусстве, любил поэзию и в великосветских салонах проявил себя человеком умным и знающим. Он умел вступить в спор, вовремя вставить слово, сделать замечание, блестяще отстаивал свое мнение. Столичные невесты без памяти влюблялись в молодого графа, считая его не только красавцем, но и большим умницей, «таким душкой»… и мечтали выйти за него замуж.

Его сиятельство серьезных отношений не выстраивал, долгих и прочных романов не заводил и даже ни разу в жизни не был влюблен по-настоящему. Его отношения с женщинами были подчеркнуто легкими и для слабого пола абсолютно бесперспективными. Алекс сам был легок, словно летний ветерок.

Молодой граф Гурьев много читал, посещал московские театры и великосветские салоны или ночи напролет играл с приятелями в карты, вкусно ел, пил коньяк и изысканные вина. Бывало, он неделями жил в столице, заводя ничего для него не значащие любовные интриги с актрисами. Казалось, ничто не может увлечь его всерьез и надолго. То, что он холоден как лед, а посему и мужем будет неважным, несколько утешало девиц, мечтавших о браке с Александром Николаевичем. Его сиятельство предпочитал простые отношения, не отягощая ни себя, ни юных барышень обещаниями и надеждами.

В Богородском молодой граф мог целый день посвятить конной прогулке. На любимом жеребце Вилли он скакал по привольным гурьевским заливным лугам либо в полном одиночестве отправлялся на пешую прогулку по лесу. Алекс также любил по нескольку дней охотиться. Борзых и гончаков Гурьевы покупали у лучших заводчиков; некоторые собаки были привезены из Саксонии и хорошо обучены псарем Ферапонтом. Псарня Гурьевых была рассчитана на пятьсот собак. Среди них у графа Александра был любимчик, гончий пес Лео, которому разрешено было заходить в дом и носиться по комнатам. Пес привык к привилегированному положению и обнаглел. Он спал на господских подушках и ел из серебряной посуды.

Как уже было сказано, последнее время молодой граф подолгу жил в Венеции. Когда же возвращался, течение его жизни становилось прежним.

Нынче Александр Николаевич решил отправиться в театр, где танцевала его московская пассия Луиза Бельская. В усадьбе граф приказал ожидать его через неделю, не раньше, и попросил впускать Лео в дом.

Обычно Алекс обедал вне дома. Если он был в Москве, то ел в дорогих ресторанах либо в трактирах, славившихся своей кухней. Ночевал Александр Николаевич в какой-нибудь гостинице. В этот приезд он случайно встретился со старым другом, и тот посоветовал ему для ночлега тихий уютный доходный дом, где встреча с кем-нибудь из светской знати исключена. Находился он в центре Москвы, на Патриарших прудах. Над входом была вывеска: «Доходный дом Анны Браун».