Читать книгу Сложные люди. Все время кто-нибудь подросток - Елена Колина - Страница 2

В моей семье всё время кто-нибудь подросток, при этом неважно, сколько кому лет, подростковый кризис со всеми его бешеными переменами может настигнуть хоть в пять лет, хоть в тридцать и даже в восемьдесят. Все мамы в моей семье разные, любят нежно… ну, пусть не всегда нежно, иногда сложно, иногда требовательно и яростно, мамы разные у нас: и холодная, и трепетная, и отстранённая, и давящая. Но какой бы ни была мама, подросток всегда одинокий путник. Мама и сама может внезапно стать подростком.

Моя мама контролировала меня или развивала независимость? А я, как я воспитываю детей, не слишком давлю? Соблюдаю ли границы, не заблудилась ли между «хочу знать» и «хочу всё про тебя знать»? Умею ли я выражать свою любовь, могу ли хотя бы подать знак, что люблю? Живу как самоценная личность или как инструмент для чужого эмоционального комфорта?

Но вот что по-настоящему интересно: оказывается, всё наше – любови и обиды, бинарные оппозиции «что такое хорошо и что такое плохо», наши частности мало того, что могут послужить иллюстрацией к учебнику психологии, но и с аптекарской точностью укладываются в историю воспитания, историю страны.

Всё началось, как и положено, в начале… Избалованные любовью девочки-сестрички, война, блокада. Одни, без взрослых, Берте тринадцать, Кларе четыре, как они выжили в блокаду? Мы не представим, не поймём, как Берта выжила сама и сохранила ребёнка, можем лишь покачать головой или заплакать. …Но что это означало для них, какими мамами они стали, что, как при игре в колечко, передали нам – стойкость, комплексы, душевное сиротство, волю, безволие?

Смотрите, вот девочки, им нельзя быть дочками, у них нет мамы, им нельзя – всё, кроме войны. А вот и любимые шестидесятые: смысл твоей жизни – дело, которому ты служишь, а твой ребёнок сам себя растит. Книжные семидесятые, твоя внутренняя жизнь, замкнутость на своих переживаниях, на своём культурном контексте сама по себе является частью эпохи: ты живёшь в книжном шкафу, отгоняя реальный мир, как надоедливую муху, – мешает читать, в глазах у тебя «я хорошая девочка, чего изволите?». В восьмидесятые всё так спокойно и размеренно: ты балуешь ребёнка изо всех сил, детей балуют, кто-то больше, кто-то меньше, но общие тенденции ясны: ребёнок имеет значение. Ох, девяностые, у тебя уже собственный травматический опыт, впрочем, переживаний достаточно во все времена. …Во все времена самая значимая фигура космического масштаба – это мама, но где же в этом узоре мужчина, отец?

Мужчина – это фигура умолчания. Мужчина воюет или работает. Папа на войне или папа на работе, воюет строит, руководит, изобретает… В семейной жизни мужчина не претендует даже на то, чтобы управлять всем из-за кулис, он далёкий бог, разве мы можем сказать ему, что мёрзнем зимой в рваных туфлях?.. Мы уважаем его, боимся обеспокоить собой и обожаем издалека. И даже когда отец появляется как очень значимая фигура, учит, рассказывает, знакомит с миром, мы не просим его о помощи, не хотим показаться уязвимыми, боимся потерять его уважение. Бояться и уважать отца и бояться потерять его уважение, в сущности, одно и то же.

Ну, а что сейчас, сегодня? Мы ведь живём в семейном сценарии, не сами по себе. Что, если комплексы нашей прабабушки высунутся из прошлого, как синяя рука в страшилке: синяя рука вышла из дома, синяя рука входит в комнату, синяя рука – хвать правнучку! Я дружу со своими детьми? Мы когда-нибудь разговариваем? Дети – это неотъемлемая часть нас или мы должны защищать от них свою отдельность? Знают ли мои дети, что мама тоже совершала плохие поступки? Знают ли они о тех, кого с нами больше нет, уникальных, неповторимых, тех, кто повторяется в нас?

Популярная идея «мама виновата» как будто специально способствует разрыванию связей. Стремление понять другого человека заглушается модными терминами «токсичность» и «обесценивание». Кто отвечает за наш невроз, печали, неудачи? Как кто? Мама!.. Мама – это фигура, которую мы массированно атакуем, хотим и слиться с ней, и отделиться, перебираем обиды, культивируем боль. Наши чувства важны, очень важны!

Но вот неожиданная в своей очевидности мысль, которая не всегда приходит нам в голову: наши чувства важны, очень важны! Мы прекрасно знаем, что наши чувства очень важны… что здесь нового? А вот что нового, чуть не забыла! У других тоже есть право на чувства.

И наконец для самых моих внимательных читателей, тех, кто заметит «о-о, этот персонаж мне знаком и ситуация знакома»: мне было очень важно переосмыслить историю, показать, что в одних и тех же декорациях рождаются совершенно разные чувства. Что было смешным, оказывается серьёзным, а что, казалось, всерьёз – видится смешным. …Наши чувства важны, но и у других есть право на чувства. Каждый из нас – часть семейного сценария, и это герменевтический круг: мы можем осознать себя, только понимая других, ведь одновременно являемся и авторами, и персонажами этой истории. Из понимания, что у других тоже есть чувства, построим мостик, держась за хлипкие перильца, со смехом и смирением перейдём на другой берег, на том берегу нас ждёт любовь.