Читать книгу Кодекс бесчестия. Неженский роман - Елена Котова - Страница 3

Глава 3. Первая лига

Оглавление

Весь следующий день Александров и Коля провели в переговорах – дружелюбных, неспешных, но непростых. Намерение у Mediobanca было, и вполне твердое, но никто и ни на что легко соглашаться не собирался. Создается впечатление, что банк слишком зависит от бюджетных счетов… А не слишком ли сконцентрирован кредитный портфель – машиностроение, металлургия, опять же, оборонка?

Александров с Колей только посмеивались про себя. Они уже в самолете озаботились и размещением пассивов, которые они соберут в ближайшее время, и даже денег Mediobanca. Сейчас эту тему вбрасывать не стоит, у итальянцев в голове не уложится. Им российских темпов не понять, и не надо. Пусть пожуют пока вчерашние новости. Поэтому Александров терпеливо доказывал итальянцам, что бюджеты областей – это не риски, а стабильность, море расчетных счетов, на каждом по копеечке, по копеечке, капелька за капелькой… Итальянцы, ни к кому конкретно не обращаясь, интересовались, насколько стабильно это море. Не получится ли так, что все эти капельки вдруг уплывут в иные банки, если вмешается государство? На это Коля азартно рассказывал жизненные истории о том, как необъятны просторы нашей страны и ее, неведомые Италии, закрома.

Уверив первых лиц в необъятности родины, Коля принялся вещать о технологиях и бюджетной дисциплине в банке. За обедом Александров переключился на глобальную экономику, как бы между прочим поминая сказанное самим или услышанное от других – то на недавнем совещании у премьера, то на последнем Давосском форуме. Не далее как пару недель назад, за ужином президент Chase Manhattan…

Коля обнаглел и предложил цену с надбавкой в шестьдесят процентов к собственному капиталу. Как заявка, чтобы сразу поняли, что опустить тут особо никого не удастся. Итальянцы ответили, что открыты обсуждать надбавку до тридцати, на что Коля заявил: «Обсудим, когда будут результаты независимой оценки, но мы оцениваем банк в семь миллиардов. Учтите, это по прошлому году. Банк растет, и независимая оценка покажет стоимость на конец полугодия».

Александров пустился в рассказ о создании мощного инвестиционного блока, в чем он рассчитывает на помощь Mediobanca. Вложения в промышленные активы – это же их профиль. Разговор пошел веселее.

На следующий день обсуждали права будущих акционеров, второй ключевой вопрос помимо оценки. Ограничились обсуждением стандартных положений, будущих процедур, а драку за порядок формирования правления и принятие решений на совете директоров отложили до следующей встречи. На прощание итальянцы вручили гостям билеты в ложу «Ла Скала» на премьеру «Così fan tuttе».

До отеля пошли пешком, хотелось размять ноги.

– Скляр все равно опоздает, когда по-другому было? Мы с тобой еще по одной махнуть успеем, – повторял Коля.

У входа в отель стояли Катюня с Аней, наблюдая, как портеры выгружают из машины пакеты с покупками.

– Костя, давай прямо у бара, душа просит.

– Коля, а мы как же? – Аня повернулась к мужу. – Мы с Катей хотим шампанского. Закажи лучше в номер, я устала от толчеи… Не хочу никакой публичности.

– Агрессивный утомительный шопинг? Кость, тогда я к себе в номер заказываю, а Скляр подтянется – мы в переговорную спустимся. Ты переговорную заказал? – повернулся к помощнику Трофимов. – Поднимайтесь, я догоню.

– Костя, это правда, что Платон пригласил нас на свою виллу, а ты отказался? – Катюня отхлебнула ледяного шампанского, – Фу, какая гадость… Коля, неужели ничего лучше Taittinger не было? И винтаж какой-то сомнительный…

– Катюнь, Dom Pérignon пьют только папуасы со стотысячными часами на правой руке.

– Ты самые простые вещи возводишь в принцип…

– Катюня, пей, что дают, и скажи спасибо, тем более что ваш Dom Pérignon – кислятина, – заявила Анна. – Ты сегодня и в магазинах весь день ворчала.

– Видела б ты, Катюнь, как мы с твоим мужем сегодня итальянцев строили, – Коля сделал огромный глоток виски. – Эх, не зря день прожит!

– Цыплят по осени считают, – фыркнула Катюня.

– А деньги – круглый год, – заржал Коля.

Позвонил помощник, сказал, что прибыл Платон Валерианович Скляр.

– Костя, я хочу на озеро! Скажи Платону, что мы приедем к нему завтра.

– Кость, а может, хрен с ней, с оперой? – спросил Коля. – Поужинаем сейчас все вместе и махнем к Платону.

– Нет, мы хотим в оперу, правда, Ань?! – ответила Катюня за мужа. – А кстати, почему завтра? На шопинг я больше не могу. Ань! Я так сегодня устала! Давайте поедем к Скляру прямо после оперы? Костя, ты велел итальянцам организовать билеты в оперу для Платона с Викой?

– Кать, давай поэтапно. Сейчас нам надо поговорить пару часиков. Коль, попроси своего помощника с приемной Скипы еще два билета в оперу проработать, окей?

Александров набрал Скляра:

– Платон, ты внизу? Иди в третью переговорную, мы с Колей спускаемся. А Вика пусть к Коле в номер поднимается, тут наши девушки к тебе в гости рвутся. И в оперу рвутся… Борьба мотивов.

Скляр прохаживался по переговорной из угла в угол. Высокий, худой, с глубоко посаженными, но при этом чуть навыкате серыми глазами. Уши смешно торчали, отчего он казался моложе, хотя был всего на год младше Александрова. В нем было что-то от школьника, вытянувшегося не по годам и чуть похожего на волчонка.

– Платон, виски со мной будешь?

– Нет, я чай заказал.

– Пуэр небось, – хохотнул Коля.

Платон уселся в кресло, сцепил руки. Александров с Колей развалились на диване напротив, еле заметно переглянувшись: напрягся Платоша…

– Мужики, я в лес иду… – объявил Скляр.

– Дровосеком?

– Санитаром леса. Выгрызть из леса мелкоту. Вот у них как раз горизонты дровосеков. Лес рубят на птичьих правах, отходы куда попало выкидывают. В лучшем случае спускают за бесценок, главное, чтоб не думать. Отрасль надо консолидировать. Золотое дно…

– Лес – наше богатство, – фыркнул Коля. – Ты прилетел нам об этом рассказать?

– Именно, – усмехнулся Скляр, – Лес – наше богатство. Прилетел поделиться. План такой. Начинаю с целлюлозы – самая дойная корова. Параллельно покупаю с умом производства с приличными промплощадками и транспортной составляющей в двух соседних областях.

Александров ожидал чего-то именно в таком роде. Скляр снова покупает, снова с умом…

– …К третьему году следующий этап – высокотехнологичные производства, – продолжал Скляр. – Современные строительные материалы, мебель, и на одном из целлюлозных комбинатов производство офигенной бумаги.

– Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, – крякнул Коля.

– Это все не вчера родилось…

Скляр продолжал рассказывать, как он развернулся. Небольшой целлюлозный комбинат на безвестной сибирской речушке. Два деревообрабатывающих комбината с лесосеками под Красноярском. Всего активов на триста миллионов, но везде уже идет переоснащение, стоимость уже, считай, под четыреста. Пора брать реальный крупняк. Он договорился со Жмужкиным, владельцем двух крупнейших целлюлозно-бумажных комбинатов – в Архангельской области и в Сибири. Часть акций этих двух комбинатов Скляр выкупает и вносит в общий холдинг, остальные Жмужкин вносит сам. Холдинг станет лидером в отрасли.

– Интересный замах, – заинтересовался Александров. – Выкупаешь, или сливаешься?

– Двести лимонов он требует кэшем, остальное – вносит. Костя, тут все должно сложиться органично. Цены будут только расти, время больших инвестиций, а кругом мелкота, вечные споры из-за лесосек, кругляк, который под шумок как гнали финнам, так и гонят. Нужна пара реально крупных игроков, которые снимут сливки с консолидации отрасли, и Жмужкин это прекрасно понимает.

– Схема какая?

Жмужкину, по словам Скляра, не хватало для красивой жизни миллионов двухсот кэша, и он мечтал продать дольку в одном или в обоих своих комбинатах. Это было не реально, потому что к Боре Жмужкину, известному жлобу, никто бесправным младшим партнером на десять-пятнадцать процентов не пойдет. Скляр обхаживал Борю долго и убедил, что путь к искомому кэшу может лежать только через объединение его комбинатов с активами Скляра. А чтобы двум хищникам было не стремно в одной клетке, нужен дрессировщик. Пассивный, спокойный финансовый инвестор, который не будет лезть в производство, не станет сажать своих пацанов на распил. Ему придется платить дивиденды, он потребует отчетность в белую, аудиторов и прочее. А как иначе? Либо своих ребят на распил, либо дивиденды и общая гармония.

Жмужкин к идее отнесся с интересом, более того, сам предложил Русмежбанк третьим партнером – деньги там есть, Александров с Трофимовым – люди влиятельные, все респектабельно. Эту, в сущности простую и понятную идею, Скляр и Жмужкин перекладывали в структуру холдинга уже больше полугода, потому что Жмужкин считал и пересчитывал свои и скляровские активы со свойственным ему жлобством и подозрительностью.

Скляр придвинул к себе листок, стал чертить квадратики, стрелочки, делить квадратики на паи… Александров и Коля с трудом успевали следить за метаморфозами этих, нарисованных на бумаге, активов…

– Мы его выкупаем, на развитие даем или что? – Коля перебил Скляра

– На бумаге вы не догоняете, я вижу. Объясняю все на пальцах!

Платон, оттолкнул от себя исчерканный лист бумаги, вскочил, снова принялся мерить переговорную огромными шагами. «Одержимость, – подумал Александров, – вот что в Скляре покоряет. Или отпугивает. Он так торопится, как будто каждый день – последний в его жизни. Плодит проекты, идя по головам, наживая врагов, и плюет на это». Именно за одержимость Александров и любил Скляра. Или почти любил, что в бизнесе одно и то же. Но добром Скляр не кончит, это точно. Слишком уверился в собственной неуязвимости…

– Жмужкин на эти доли никогда не согласится, – произнес он, выслушав Скляра.

– Тогда бы я сюда не прилетел. Тем более, что доли пока – все это условно. Безусловны лишь два факта. Факт первый – нам со Жмужкиным вдвоем договариваться бессмысленно. Факт второй – больше, чем на блокирующий пакет, то есть на двадцать пять процентов, вы не вложитесь, а Жмужкин как держатель контрольного пакета никого не устроит. Вот такая неэвклидова геометрия. Цифр, в сущности, не нужно.

– Хочешь сказать, Жмужкин отдаст контроль? Никогда не поверю, – вмешался Коля.

– Коля! Нельзя же и кэшем две сотни лимонов получить, и вас в партнеры затащить вместе со мной, и еще при контроле остаться? Так не бывает!

– Вы хоть по оценке его и твоего хозяйства сошлись? – спросил Александров.

– Мы в главном сошлись, и это я уже вам объяснил. Объединяться, иметь доступ к большим деньгам, дальше расширяться и подтягивать новые активы. Как мы поделим доли – вопрос непринципиальный…

– Не фига себе «непринципиальный», – перебил Платона Коля. – У тебя, Тотоша-Платоша, пока какая-то дикая картина. Ты даже нам ее объяснить не в состоянии…

– Что вы еще не поняли? Мне вам до третьего знака после запятой рисовать? Ясно, что вам – двадцать пять. Ясно, что остальное – нам с Борей. Уж он-то за каждый знак после запятой будет торговаться и пить из меня кровь.

А ваш вопрос – принять принципиальное решение, что вы идете на четыреста миллионов с нами в долгий проект на четыре года. Мне нужен холдинг с капитализацией не меньше двух миллиардов, ясно? И вы в нем всего за четыреста миллионов получаете двадцать пять процентов. За четыреста получаете активов на пятьсот. Что не устраивает?

Скляр сел, снова придвинул лист бумаги, стал зачеркивать прежние квадратики и стрелочки и поверх них красным фломастером рисовать новую картину в цифрах.

– Я еще раз прошерстил отрасль, прикинул… Покупаю Листвянский комбинат. Стоит он полтинник, но возьму за сороковник. Собственник там – мудель и трус. Он и по экологии накосячил, и штрафами за незаконную вырубку обвешан, как елка игрушками, и через таможню его можно прижать, и через налоговую. Мучительно душить его не собираюсь, для него отведено времени на один доходчивый разговор. Одновремененно покупаю и половину Самбальского.

– Какую именно половину? – заинтересовался Александров.

– Не ту, которая у старика Франкенштейна. Знаешь, о ком я говорю?

– Уже знаю, – вздохнул Александров.

– Это старик-основатель комбината, – пояснил Платон Коле. – На самом деле, у него выкуплю что-то тоже, но позже и дешевле, чем сегодня. Через три недели на торгах покупаю четверть Самбальского с аукциона и еще столько же у этого… сидит там… заглючило… Костя, как его?.. Он еще к тебе все время шастает. Молодой, но шустрый… С личиком таким ясным и с девическим румянцем. Лисицин? Волков?

– Заяц, – вздохнул Александров.

– Точно! Заяц. Зайца, у которого двадцать пять, выкупаю в пределах десятки, а Листвянский беру максимум за сорок у муделя… Этого я помню фамилию… Чернявин… Редкая гнида, но вы его, наверное, не знаете.

– И что в итоге результата? – спросил Коля.

– Вот смотрите, – Платон повернул свои расчеты, чтобы Коля с Александровым лучше видели. – Сейчас все изображу. Даже нарисую…

Платон увлекся рассказом. Кривая первых двух лет, потом взлет… На промплощадке Самбальского завод по производству мелованной глянцевой бумаги. Это как раз Александров уже слышал на днях от Зайца. Он допил чай, прошелся по комнате, подошел к окну.

По улице прогуливалась нарядная миланская публика. Как они тут умеют одеваться, с каким стилем! Стиль, вот что главное в рассказе Скляра. Идея объединения лесных предприятий, значит, носится в воздухе. Заяц и тот, второй… как его… Чернявин… Те корпели, потели, считали до седьмого знака после запятой, принесли в клювике. Но видно было, что Заяц подвирал, недоговаривал. Ясно было, что как только Александров согласится идти с мелкими в холдинг, начнутся разводки, торговля его именем…

Скляровские широкие мазки и неэвклидова геометрия раздражали, но, надо признать, Скляр начал с главного – со Жмужкина. Сейчас ему позарез нужен третий партнер с деньгами. И он пришел к Александрову – единственному, наверное, кто на слово ему поверит. Потому что уверен: Скляр его не кинет. Потому что знает: Скляр считает хорошо и договариваться умеет. Хотя, кстати, при всем своем масштабе мелочами-то совсем не пренебрегает, когда до дела доходит. Наглый, жестокий, напористый, а хватка железная – все просчитывает, трет и трет детали, проверяет логику, умело ставит задвижки, затворы, капканы. Сдержки и противовесы, как любят теперь говорить. Не хуже них с Колей.

Скляр молод, развернулся уже в нулевых. Начал бы на десяток лет раньше – с его-то замашками могли бы и грохнуть. Из-за этих самых знаков после запятой, из-за его неэвклидовой геометрии. Сейчас уже не те времена. Договариваться, правда, так и не научились. Научились только сажать. Теперь сажают, а не грохают тупо. Скляровскими масштабами мало кто умеет мыслить, слишком многих он раздражает.

Все эти размышления к делу не относились. Александров рассеянно разглядывал нарядную миланскую публику в пальто нараспашку, а то и вовсе в свитерах и ярких шарфиках. Нет, все-таки план Скляра дикий. Итальянцы решили бы, что он с ума сошел. Десять миллионов – сюда, двадцать – туда, все на коленке… Нет… Скляр точно добром не кончит…

Александров отвернулся от окна. Коля и Платон сидели, склонившись над столом.

– Коль, ты на цифры посмотри! – продолжал убеждать Скляр.

– Опять двадцать пять! Платон, я банкир, мне надо понимать, когда и кому я продам эти активы!

– Записываем в соглашение, что в горизонте пяти лет я вашу долю выкупаю.

– Только что было четыре, а теперь уже пять! – расхохотался Коля. – Платон, ты прям наперсточник.

– Скажете «четыре», значит, будет четыре, для меня не принципиально.

– А для Жмужкина? Думаешь, он ограничится двумя сотнями лимонов?

– От того, что ты этот вопрос задашь еще три раза, ничего не изменится, – Платон отхлебнул чай и поднял глаза на Колю. Глаза были холодные, но на Колю это впечатления не произвело. – Он согласен, а остальные движения его мутной души я буду душить по мере их зарождения. Считай, поделили уже.

– На троих? – все подзуживал Коля.

– На троих, если ты тут ни при чем.

– Ответ засчитан, минута сэкономлена. Платон, давай все же по вискарю.

– Ну, давай, если для тебя это так важно.

Коля плеснул виски в стаканы.

– Я серьезно, – Скляр поморщился, отпив глоток. – Боря для себя все правильно прикинул. Нас трое, а для контроля в холдинге всегда будут нужны двое. Люди в тебя верят, Костя! Как в гаранта Конституции!

– Не поминай гаранта всуе… Меня тут недавно два, как ты говоришь, мелких с ним же сравнивали. Это, кстати, еще один непростой момент… – Александров снова повернулся к окну, снова принялся разглядывать нарядную публику. У миланцев уже начались выходные.

– Если с вами, то Жмужкин согласен. Вы перекраивать ничего не будете, и нас от возможной свары всегда удержите, – звучал у него за спиной голос Скляра.

Он почувствовал, как устал за неделю. Все аргументы, что Скляра, что Коли, понятны. Всех рисков ни просчитать, ни даже предвидеть невозможно… Сколько ни считай, ни взвешивай, все равно, в конце концов, решения принимаются по наитию. Что-то, конечно, пойдет не так, может быть, даже многое, но чем больше проект, тем больше маневра. Четыре – нет, уже пять целлюлозных комбинатов, с полдюжины солидных заводов по производству стройматериалов. Сумасшедший потенциал. Если речь о том, куда деньги Mediobanca размещать, то точно не сравнить с карликовым холдингом имени Зайца – Чернявина. Сами итальянцы, конечно, сочли бы план Скляра диким. Да и плевать! Главное, что у него в голове все сложилось. Все бьется. Причем по многим параметрам.

– А что, Коль?! Выглядит симпатично, не считаешь? И перед Кремлем будет чем отчитаться. Консолидация и модернизация целой отрасли. Масштабно…

– Костя! Тебе охота ввязываться в передел леса?

– Это единственное, что меня смущает. Тут буквально на днях ко мне приходили именно эти, Заяц и Чернявин… Платон! Ты сигналы уже подавал Чернявину, что нацелился на его Листвянский? Он был сизый от страха.

– Костя, все лесники об этом шушукаются. Понятно, что мимо Листвянки я не пройду.

– Платон, – оборвал его Александров. – Чернявин с Зайцем уверяли меня, что на торгах по Самбальскому у них все схвачено.

– Наврали. Не знаю, что у них там схвачено, но четверть Самбальского куплю я. Он тебе, что ли, тоже холдинг решили предложить? На сколько зовут?

– Будешь смеяться. Тоже на двадцать пять. Чернявин берет кредит под залог своего Листвянского комбината… Дальше схема примерно как твоя, только…

– Труба пониже, дым пожиже, – Коля все посмеивался.

– Так дай ему кредит, – усмехнулся Платон. – Дай! Чем быстрее, тем лучше. После торгов, где они ничего не купят, у тебя будет законный повод сказать: «Так не договаривались, требую досрочного погашения». За месяц они деньги уже куда-нибудь спустят, ты забираешь акции Листвянки в погашение. Наша с тобой схема существенно упростится. Мой объем работы – тоже.

– Нет, Платон, я не крыса. Так я не работаю. Хотя и тебя не осуждаю, поэтому «крысу» беру обратно. Коль, ты что думаешь?

– Кость, мне, конечно, спокойнее было бы пошагово… Сколько ты мелким обещал, сорок? Точно лучше, чем четыреста…

– Коль, – произнес Александров задумчиво, – а вот для итальянцев, думаю, проект Скляра был бы понятнее, чем возня с двумя мелкими комбинатами. Тут масштаб, политическая составляющая, имиджевая… Платон! Считай, что принципиально ты меня убедил. Дай еще поварить с недельку.

– Так убедил? Или будешь варить? – с безмятежной улыбкой спросил Платон.

– Этот риск я, в принципе, взять готов. Но решений ценой в четыреста миллионов я на коленке не принимаю. К тому же надо достойно с мелкими разбежаться, честно говоря, неловко. Но если твои цифры бьются, я готов. Через десять дней дам окончательный ответ. Ты с Викой?

– Да, она сейчас подойдет, – собирая бумажки, ответил Платон.

– Я думал, она уже с нашими девушками выпивает, – бросил Коля. – Вы в оперу с нами идете?

– Я бы сходил, если Вика – за. А после оперы предлагаю к нам на Гарду.

Платон, собрал бумажки, все до одной, даже клочки, которые рвал в ходе разговора, выпрямился, весело посмотрел на Александрова и Колю. Только он умел так меняться, так мгновенно переключаться.

– Мужики, сегодня же пятница! Все как по заказу! Così fan tutte! Выходные только начинаются, а мы уже холдинг на два ярда сложили!

Приобняв Колю, своего главного союзника по вопросу выходных, Платон стал доказывать, что в городе в субботу болтаться нечего. Жены уже наверняка весь город скупили. Не исключено, что по этой причине магазины завтра вообще будут закрыты. До виллы Платона всего час езды. И вообще, зачем непременно завтра в Москву, на Гарде они отдохнут точно не хуже, чем на своих дачах.

– Катюня с Анькой будут счастливы. – Коля был согласен ехать на Гарду. – Костя, ты как? Тогда я пошел сказать барышням, чтобы собирались.

– А мы с Платоном в баре подождем. Платон, ты не против? Катюня, например, в баре не сидит. Не люблю, говорит, лишней публичности. А у тебя с публичностью проблем нет?

Платон видел, что Александров хочет что-то сказать ему с глазу на глаз, и даже знал, что именно. Десять дней для обдумывания вопроса о лесном холдинге ему нужны не для того, чтобы считать знаки после запятой. Для Александрова сделка с Mediobanca – свет в окошке. Коля Трофимов уже с полгода ходил по Администрации в обнимку с Голицыным, а по Белому дому – с первым вице-премьером. Но «папу» накручивал министр обороны. Как оставлять счета оборонных предприятий в банке, по которому будут шляться итальяшки? Они, понятное дело, в глаза не увидят ни счетов, ни контрактов, вообще ничего, кроме отчетности и бюджета. Но доктрины национальной безопасности никто не отменял.

Португалов, которого Александров и Коля поминали в самолете, был женат вторым браком на матери Вики, жены Платона. Но главное было не в этом. Он был одним из помощников «папы», причем, пожалуй, самым близким. Ему не только давали поручения, с ним советовались. Аркадию Степановичу Португалову по силам уравновесить министра обороны – человека, далеко не последнего и «папе» отнюдь не чужого. Найдет Португалов, как надуть «папе» в уши правильные слова. Даже ловчее и тактичнее, чем Голицын со всеми остальными Колиными корешами со Старой площади вместе взятыми. Потому что Португалов – помощник, своего интереса иметь не должен.

Платон знал, о чем его будет просить Александров. Тест на партнерство, можно сказать.

– Не вопрос, переговорю, – бросил он, выслушав в баре Александрова. – Вас вообще надо подружить. Два классных чувака.

«Как же, сейчас все бросит и побежит клеить мою дружбу с Португаловым», – подумал Александров, а вслух сказал:

– Буду крайне признателен.

Подошла Вика:

– Ну что? Все не наговоритесь?

– Вы обворожительны, мадам, – Александров расцеловался с Викой. – Ждем Катьку с Анькой. Идем все вместе в оперу?

– Идем! – Вика залилась звонким смехом.

Смеялась она необыкновенно – переливчато, как будто кто-то тронул стеклянные колокольчики на рождественской елке. Свежая, нарядная, праздничная. Шелковистые волосы только что уложенные, собранные в тугой и гладкий «хвост». Облегающий брючный костюм цвета баклажана, без топа под жакетом, две нитки желтых бриллиантов на длинной шее. Как всегда, весела, в хорошем настроении. «Молодость, – подумал Александров, – еще тридцати нет, подумать только».

Вика была второй или, как выражалась Катюня, «новой» женой Скляра, из-за которой тот и развелся, тут же отправив сына тринадцати лет в Итон, а затем в Оксфорд. «Куда же еще», – подумал сейчас с досадой Александров, вспомнив об этом. Хотя, когда Катюня доказывала, что Платон просто сбыл мальчишку с рук из-за Вики, Александрову это было неприятно. Он отвечал, что их Сережка тоже в Англии. Но они-то послали ребенка в Лондон на год, может, на два – язык подучить перед институтом. А Платон отправил сына одного в Англию навсегда. Такого Александров представить себе не мог. «Новое поколение, – подумал он снова, глядя на Вику. – Скляр практически ровесник, но они с Викой – новое поколение. Другое отношение к жизни. Легче меняют жен, легче отпускают от себя детей. Может, и правильно». Скляр просто другой, и если бы не Вика… Собственно, из-за Вики он и казался Александрову моложе, легкомысленнее… Вообще казался другим, чем они с Колей.

– Вика, и ты тут! – трудно сказать, что стояло за словами Катюни.

Ей нравился Платон и не нравилась Вика.

– Опера ждет. Машины тоже, – произнес Коля.

Александров, отодвинув помощника, сам распахнул дверь дамам. Вся компания высыпала на улицу, где у входа стояли три черных «мерседеса».

Кодекс бесчестия. Неженский роман

Подняться наверх