Читать книгу Одинокий голос - Елена Крюкова - Страница 11

Моего судна разрез

мой железный лес

срез

отвес

вертикальный прах

на просвет

Бог гуляет

хохочет бес

в тайных пазухах

плавниках

Моего дома разрез

кухонный тесак

от платформы компаса до

угля в бункере

до обеда за так

гимнастический зал

дзюдо

Моей жизни вес

Моей смерти вес

на волнах так крики легки

Моей радости вертикальный надрез —

до протянутой

из шлюпки

руки

***

Старуха! я корабль с тобою обхожу.

Мы снизу начали, от угольных котлов.

Держи свечу повыше. Не дрожу.

Молчим мы обе. Нам не надо слов.

По коридорам шествуй босиком.

Ночной сорочки снег по пяткам бьет.

Родная, нежный голос твой знаком.

Бормочет он. Все знает наперед.

Седая пифия, похожа на меня.

А может, мафия, мамаша богача,

Каюта люкс: он, толстый как свинья,

Он капитану в кинг продулся сгоряча.

Идем с тобой по красному ковру.

Ступаем по железным ступеням.

Я вижу трюм. От страха я умру.

Да ты, старуха, фору дашь всем нам.

Свеча горит. Я зрю в ее лучах:

Лопаты, стоны, ругань, колдовство.

Швыряют кочегары черный прах

В зевло огня, в астральное шитво.

Парчовый ужас. Золотые языки

Драконов, крокодилов и акул.

Мир движут, наслажденью вопреки,

Кто близ машин на кроху не уснул.

Гигантский гул. Громадой грохот прет.

Хочу скорей наверх, отсюда, вон.

Кривит старуха свой беззубый рот.

Ее улыбкой океан спален.

А бункер полон углем, как икрой

Дегтярно-адской. Ночь. Рычат винты.

Турбины пышут дьявольской жарой.

Здесь мне не жить. Не выживешь и ты.

А люди наняты – работать за деньгу,

Толкать корабль вперед, вперед, вперед.

Скорей, старуха! больше не могу.

Дыхание мое сейчас умрет.

Дверь. Морозильной камеры слюда.

Дверь. Тут кладбище питьевой воды.

Дверь: бойлерная. Не ходи сюда.

Не оставляй железные следы.

Кругами Ада, бабка, уводи

От ярости, от ямины – туда…

Я потерплю… вот крест мой на груди.

Я кочегарю до трубы Суда.

Своей я топки, бабка, кочегар!

Бросаю уголь! не пойду ко дну!

Жгу жизнь! лицо в неимоверный жар

Поглубже, пострашнее окуну!

Давай отсюда мы наверх рванем!

Я задыхаюсь от судьбы ночной!

Улыбка: от нее светло, как днем.

Свеча ползет сосулькою стальной.

Ах, лезет к локтю кружевная мощь.

Огонь целует снежные виски.

Рука в морщинах, черепашья морщь,

Острижены по-детски ноготки.

Старуший хохот, ксилофонный гром,

Он мелко сыплет давней шелухой,

Он дробным металлическим дождем

В затылок бьет, в лоб гордый и глухой.

Наверх, мой трап!

Веди во третий класс.

Решеткою закрыт орущий рот.

А ты во клетку до закрытья глаз

Посажен, мой медведь, о мой народ.

Реви! тебе разрешено реветь.

Вопи! тебе назначено вопить.

На то ты куплен, черный ты медведь,

Чтоб на потеху на цепи водить.

Какие лапы сильные твои!

Ты выдержишь, коль на загривок встать

На черный твой! без нашей ты любви

Живешь. Ты волчья сыть и птичий тать.

Из-за решеток лапы тянешь к нам.

Да мимо мы. Мы – призраки из тьмы.

Пляши! пей пиво! верь кошмарным снам!

Билет дешевый ближе к сердцу жми.

Мальчишки чистят краденый лимон.

Девчонка кутается – в клетку плед…

Притиснул сумку спящий почтальон

К груди: там писем не было и нет…

Крестьян с материка на материк

Погнало ветром воли и тоски…

С земли на землю, с окрика на крик,

Воскреснем все, Распятью вопреки…

Гадалка что там нагадала нам?..

Что все потонем?.. экая халда!..

По Лебедю, по Лире, по ветрам,

На Южный Крест плывем, не в никуда!..

Глотни… согрет в кармане коньячок,

во фляжке жестяной – моим бедром…

Иль чем пониже… хохочи, сверчок…

и думать не моги, что все умрем…

Восток мой Ближний! Ты-то прешь куда?!

Восток мой Дальний… Иероглиф – снег…

Срываются с насеста города.

Плывут смуглянки – под сурьмою век

Огонь священный, Аллаху акбар…

А лодка тонет… дети так кричат…

Ширь выжженных земель объял пожар.

Народы не воротятся назад.

Народы лишь во тьму, вперед плывут.

Народы молят Бога: помоги…

Народы в карты резаться на ют

Идут, под звезды холодней пурги.

А мой народ?.. мой кровный звездный ход…

Моя лучина, неясно горишь…

Я передам тебя из рода в род

Свечой полярной – надо ржавью крыш.

Я помню все. Во шрамах мертвый лик.

И черные блокадные пайки.

В буржуйке – всесожженье милых книг

И похоронки поперек руки.

Отцову трубку – вырезал на ней

Ножом он имя, по-английски: NICK…

Салют: во исступлении огней

К стене Кремля, как к женщине, приник…

Я помню все! Сколь помнить мне дано!

Старуха, ты в лицо мне не свети

Своей свечой! Дай лучше я смешно,

Светло поплачу на твоей груди…

Тебя за шею тихо обниму…

Морщинами течешь… дрожишь губой…

Ах, бабка, собираешься во тьму…

Так и меня, давай, возьми с собой…

Прощай, народ. Я знаю, где болит.

Тебя я помню. Навсегда люблю.

Давай, старуха, поглядим, где лифт —

На верность присягнули кораблю.

За этой дверью, здесь, хранят багаж.

За этой – о, там плещется бассейн…

Там плавают… смеются… входят в раж…

Там никому не утонуть совсем…

Второй мой класс. Из камбуза несет

Соленой рыбой, жареной треской.

Ни мясо и ни рыба, недочет,

Чет-нечет, и одним ключом открой

Стиралку, чтоб рубаху застирать,

Столовку, чтобы выпить-закусить,

Хамам турецкий – в бога-душу-мать,

Как жжется пар! как мыльно вьется нить!

Метельный, корабельный кипяток…

Как натопили – выноси святых…

Мочало, в крупных каплях потолок,

И мрамор цвета слитков золотых…

Старуха, пламя выше задери!

Старуха, свечка тает и трещит…

Всю ночь, по вертикали, до зари,

Пройдем… превыше жалоб и обид…

О, мимо шепотков за деревом кают…

О, мимо стонов страсти, воплей ссор…

Старуха, что ты врешь, что все умрут…

Не верю… весь сожжен в камине сор…

Твои босые ноги все идут.

Твои ступни целуют трап стальной.

Все выше. Со свечой берем редут.

Бредем войной, как бы плывем волной.

И вот он, первый класс! Роскошный плен!

Отсюда стало общество на старт

И ринулось – в кафешку «Паризьен»

И в ресторан шикарный «A la carte».

В салоне я курительном молчу.

И в зале гимнастическом молчу.

Стою. Качаюсь. Качка по плечу.

Кошусь, как зверь, на яркую свечу.

Старухе льется, обжигая, воск

На пальцы, по руслам ея морщин.

Я ничего не вижу из-за слез.

Стоим весь век, как будто миг один.

Конструкция Титаника, ура!

В каютах офицерских тишина.

Мы тут стоим. Затихли до утра.

Одна старуха. Да и я одна.

Одна свеча пылает – на двоих.

Она сейчас погаснет. Скоро. Вот.

О нет. Горит. Во мраке нежный вспых.

Слеза по рту беззубому ползет.

О, бабка, что ж ты плачешь… ни к чему…

А слезы водят старый хоровод…

Скелет родного корабля во тьму

Уйдет. И переборки занесет

Зеленой тиной. Мидии пожрут

Железо, кожу, дерево и лак.

А мы плывем. Пловцы на пять минут.

Дай пять, старуха. Пять сожми в кулак.

На капитанский мостик, под ночной

Холодный ветер, под планетный дым,

Давай, давай поднимемся со мной,

Давай вот здесь немного постоим!

Все вспомним – ты стара, и я стара,

Лишь кажется, что вечно молода!

До завтра, до посмертного утра,

До после нас, до больше никогда!

Воронье видишь зрячее гнездо?

Ты видишь кран ослепший грузовой?

Давай споем, старуха, мы, куда ни шло,

Про наш корабль, пока еще живой!

Про синенький платочек скромный, про

Войну Священную, про первую зарю!

Сорвется голос мой… пускай! добро!

Слова любви стократ я повторю!

И Бублики купите! Жаба на метле!..

У самовара я и моя Маша! и всегда —

За Сопками Маньчжурии – во мгле —

Колчак: гори, гори, моя Звезда…

О, не слыхал ты, Эдвард Джон ты Смит,

Таких романсов, песен, ласки, слез!

Мы русские! Поем мы, где болит!

Мы русские! Сюда нас черт занес!

На тот Титаник королевский твой!

А может, Бог: нам роскошь показать!

И прошептать: хана, а ну домой,

Простудитесь, на мостике стоять

В виду лазоревых огромных звезд,

В виду людского горя – во всю ширь

Немой воды, слепящих синих слез,

Чай в «Паризьен», лимоны да имбирь,

Чифирь в тайге, вареный на костре,

Шальные сливки, слитком на мороз,

Сарая доски в черном серебре,

А доски Рая – в изморози слез,

О, снова слезы, рукавом утру,

О, только слезы, поминанья дух,

О, соль и слезы на свободе, на ветру,

Благословенье двух слепых старух!

Старуха ты! Старуха нынче я!

Наш пробил час!

Вдохнем молочный дым!

На краешке, на кромке бытия,

На капитанском мостике стоим!

И плачут Водолей и Волопас,

Дельфин и Близнецы ревут навзрыд,

Текут рекою из незрячих глаз,

И лишь свеча в руке твоей горит

И зрит, неутоленная свеча,

Помин души, неугасимый глаз,

Родная смерть, свята и горяча,

Иною жизнью молится за нас,

И проницает толщу лет до дна,

И рыбой-голомянкою плывет

В Байкале ли, в Атлантике, одна,

Свечою золотой вмерзая в лед.