Читать книгу Одинокий голос - Елена Крюкова - Страница 5

ОДИНОКИЙ ГОЛОС
Консерватория

Оглавление

Дверь хлопает, как на ветру,

Дрожит насквозь стеклянной кожей.

Свистящей шиною сотрут

На мостовой – твой след прохожий.

Распахнута подъездом жизнь.

Залепит снегом свет зеленый.

Дорогу ты перебежишь

По правилам плохого тона.

И зданье, желтое, как воск

Для освещенья партитуры,

Вечерний свой наводит лоск

И ждет твоей клавиатуры.


Переодеться – пустяки.

Сложнее – перевоплотиться.

А в гардеробной старики

Спят стоя, как большие птицы.

Златою рыбкой номерок

От жизни прежней – вдаль засунут.

Ты опоздала на урок —

Тебя ученики засудят.

Парадной лестницей прошла,

Где семь сапог ты износила,

И зеркало из-за угла

Тебя гигантски отразило.


Твое величие стоит

Перед тобою – в старом платье.

Из-за спины твоей софит

Сверкает белою печатью.

По-детски узенькая кисть,

Но руки венами набухли,

Как будто прачкою – всю жизнь,

Как будто целый век – на кухне.


Ученикам твоим заплыв

Самостоятельный не вреден.

И грезишь ты, глаза закрыв,

Пока каморка лифта едет.

И в классе гулком, будто храм,

Когда нажмешь на все педали,

Ты раздаешь ученикам

Кусками – горькие печали.


***


Всегда горчит познанья мед.

Через войну, через разруху

Бил твой рояль, как пулемет,

По тьмой залепленному слуху.


А кто-то жадно жил тобой!

А кто-то крал твои афиши!

Звенела музыка трубой,

Гнездилась ласточкой под крышей.


А дом? Да не было его.

Кариатидами стояли…

А затевали торжество —

Звенели чашки на рояле.


Твоя семья плыла теперь

Консерваторским коридором.

И тихо пела в классе дверь,

И половицы пели хором.


И ты входила, вся в огне,

С огнями звезд и снега слита,

И все студенты, как во сне,

Шептали имя: Маргарита.


И так рождала ты тепло

Любви – за стареньким «Бехштейном»,

Что снег хотел пробить стекло

И стать твоим платочком шейным.


***


Консерватория, мой друг,

Ты – лабиринты Минотавра.

Здесь светел контрабаса круг

И плачут нищие литавры.

Здесь влито сердце целиком

В сосуд, где музыка полощет.

А окна смотрят прямиком

На белую от снега площадь.


Но все равно – она красна.

Здесь красный звон звенел когда-то

И кров лилась красней вина

Под гул багряного набата.

И красный бархат пышных лож

Бледнел пред пылкими щеками

Рабочих в переплетах кож,

Солдат с пустыми рукавами.

Большой консерваторский зал

Уроки музыки давал им.

И верила Москва слезам,

Когда сюда валили валом!


А на четвертом этаже

Гудел орган пчелиным ульем,

И снега детское драже

Летело в форточку на стулья.

Отсюда видно лучше всех

В окно, раскрытое со стоном,

Звезду, что ляжет в белый мех

Парадным маршальским погоном.

Ее рубиновая боль

Прошла под сердцем, будто пуля.

А снег на рану сыплет соль,

Слетает, колотя вслепую.

И всеми музыками дня

Не заглушить ночного боя,

Когда звезда летит в меня

Пятиконечною рукою,

И, подчиняясь до конца

Лучистой славе дирижера,

Я голос сердца и лица

Вплетаю в мощь родного хора!


***


Я – ученица Красоты.

Она метелью в класс вбегала.

Ее княгинины черты

Мужская гордость зажигала.


Она, как высохший букет,

Сердясь, швыряла ноты на пол.

Ее дыханием согрет,

Рояльный клавиш воском капал.


Мы все твердили по сто раз,

На мельницу таскали воду,

Она садилась – и для нас

Играла вместо нот – природу.


И странно было видеть в ней,

Как резкий диссонанс для слуха,

Разлет бетховенских бровей

И жемчуг в нежной мочке уха.


И, собираясь на гастроль

Со странническим чемоданом,

Она бросала, как король,

Перчатку городам и странам.


И жадно мы глядели мир

Сквозь пальцы рук ее невечных,

Стирали клавиши до дыр

И ей молились бесконечно.


Она давала нам урок —

Своей волной встающей смене —

Как жить, переступив порог,

И жить и умирать на сцене.


Одинокий голос

Подняться наверх