Читать книгу Одинокий голос - Елена Крюкова - Страница 6

Котел ночной Москвы кипит

Тревожно, ветрено и сладко.

Ладонью розовой горит

Окно над детскою кроваткой.

Свернулась Музыка в комок

И спит в душе сонатой венской.

И ночь играет свой урок

Рукой расслабленной и женской.

Я тоже девочкой была

В смешной подвернутой шубейке.

Дрожа, рояльная смола

Мою ладонь лепила клейко.

Любовь разыгрывала я,

Еще в лицо ее не зная,

И от бесстыжего вранья

Скрипела музыка дверная.

Я улыбалась ртом чужим

И чьим-то чувствовала сердцем.

Казалось: легонький нажим —

И в правду распахнется дверца.

Но долго пела я еще

И вышивала жизнь на пяльцах,

Пока не стало горячо

От клавиш – и душе, и пальцам.

И тут, раскидывая прочь

Черновики, клубки и нитки, —

Любовь!

Я с нею – прямо в ночь,

Собрав надежды и пожитки.

Что сцена? Досок череда.

Как на войне, светло и люто.

Поешь. Оконная слюда

Темнеет с каждою минутой.

Звонок. Окончены бои.

Но кто мне перевяжет раны?

Минутные друзья мои

Уйдут в домашние туманы.

А я, мечтавшая всегда

О золотоволосой дочке,

Опять сочту свои года

По новым линиям и точкам.

Снег свистел и шел стеной,

Белой Ниагарой.

Памятник во тьме ночной

Плыл седой и старый.

Вечный памятник Москвы

Посреди бульвара:

С непокрытой головы

Вьются кудри пара.

А под памятником – рой

Молодых свиданий.

Сыплет белой мошкарой

Летопись рыданий.

Сыплет колким конфетти

Счастье на просторе,

Чтоб отсюда не уйти

В черной маске горя.

В это море ярких глаз,

В карнавал машинный

Вдруг врывается на час

Женщина в морщинах.

Вот троллейбус перед ней

Зажужжал пчелою

И пошел столбы огней

Рассыпать золою.

Расступилась перед ней

Нежных жизней стайка,

И прилип к груди, как клей,

Снег алмазной майкой.

Вот она сюда идет,

Это Маргарита.

Под ногой играет лед,

Дверь метро открыта.

Может, эта дверь метро —

Черная шкатулка,

Что хранит в себе добро

Радостно и гулко.

Из безумной черноты

В белизну густую

Выйдет пламя – выйдешь ты,

Плача и ликуя.

Ты, старик, как боровик,

В клинописях века.

Мир к усам твоим приник

Сединою снега.

Прядь висит. Ее отбрось

Дирижерским жестом.

Сердце с петель сорвалось,

Поменяло место.

Вот она идет к тебе

Лучшей ученицей.

Руки в шерстяном тепле,

Словно за границей.

Ты с нее скорей стяни

Толстое вязанье —

Руки Родине верни —

Страсти и дыханью.

Вы немолоды уже.

Вас стреляют зорко

На высотном этаже

Молодой галерки.

Но идете вы в ночи —

Вечные ищейки —

Чтоб гореть, две свечи,

На Тверской скамейке.

***

Седовласый старичок

И седая дама,

Богов сдвоенный снежок,

Пущенный упрямо.

Вы летите в ночь одни

Посреди народа.

Шарф Ее фате сродни

И веленью моды.

Шарф Его, как два крыла,

Бьется за плечами.

Лед рекламного стекла

Праздник излучает.

Так идут они Москвой,

Воедино слиты.

Мастер Генрих звать его,

Фею – Маргарита.

И неважно, кто они:

То ли музыканты,

То ль художникам сродни,

То ли просто франты.

Так идут они, собой

Время прорезая —

Двое, ставшие судьбой,

С ясными глазами.

В теплый дом они зайдут,

Где века их ждали.

Пальцы ощупью найдут

Клавиши рояля.

И сыграют жизнь и смерть,

Встречи и разлуки —

Только б вместе им успеть

Снять с рояля руки!

Пусть на кухне загудит,

Словно поезд, чайник,

Из-за штор окно глядит

Снежною печалью.

Пусть огромный апельсин

Смотрит семафором,

Голоса немых картин

Что-то шепчут хором.

Все равно они уйдут

На войну искусства —

Грудью защищать редут

Молодого чувства.

И со сцен в полупустой

И битком набитый

Зал – кричать: глухие, стой!

Мы же не убиты!

Мы – артисты, мы – венец

На челе трагедий.

Нашей радости конец

В синеве столетий.

А любовь – ее не тронь.

На скамье вокзальной

Крепко спит. Ее ладонь

Мерзнет так хрустально.

Рукавицу подниму,

Пальчики согрею,

До конца ее пойму,

Хоть и постарею…