Читать книгу Апостолы Революции. Книга вторая. Химеры - Елена Легран - Страница 10
4 флореаля II года республики (23 апреля 1794 г.)
ОглавлениеНаверное, Филипп должен был удивиться появлению друга на пороге своей квартиры. Удивиться – да, но никак не разозлиться! К подобному приему Сен-Жюст готов не был. Процедив сквозь зубы: «Входи, коли пришел», – Леба проводил гостя в гостиную и тут же предупредил:
– Элизабет отправилась к портнихе и может вернуться с минуты на минуту, так что говори поскорее, зачем явился. Ни к чему вам с ней встречаться.
– Не будь смешон, Филипп, – раздраженно ответил Сен-Жюст. – Никакого вреда твоей жене я не причиню, и тебе это прекрасно известно.
– Я опасаюсь не за Элизабет, Антуан, – усмехнулся Леба. – Впрочем, как знать… – он замолчал, досадуя на излишнюю болтливость, и добавил вполголоса: – Я думал, что знаю тебя.
Сен-Жюст ничего не ответил. Он пытался представить, как Генриетта описала сцену, произошедшую на улице Комартен, что она рассказала брату и невестке, что нафантазировала, о чем предпочла умолчать. Оставалось лишь надеяться, что Филипп не воспримет всерьез любовные муки двадцатилетней девушки, но Леба, похоже, отнесся к ним с должным вниманием.
– Ладно, это не мое дело, – Филипп встряхнул головой и сцепил пальцы в замок перед собой. – Ты ведь по делу. Зачем еще тебе понадобилось бы прыгать в змеиную яму?
– Неплохое сравнение, – усмехнулся Сен-Жюст. – Это ты о супруге или о сестре?
– Встретиться с Генриеттой ты не рискуешь: она отправилась повидать отца, вернется не раньше конца декады. Будь моя воля, я запретил бы ей появляться в Париже. Но разве мне сладить с ними обеими! А вот Элизабет устроит тебе шумный спектакль, так что в твоих интересах быть кратким.
– Что ж, в таком случае, перейдем к делу, – Сен-Жюст ухватился за возможность уйти от неприятной темы. – Комитет общественного спасения отправляет нас с тобой в миссию в Северную армию. Я хотел бы уехать в ближайшие дни.
– Как ты сказал, прости? – Филипп нахмурился и взглянул на гостя со смешаным выражением беспокойства и удивления. – Ты хотел бы уехать в ближайшие дни?! Ты?! А у меня ты не подумал спросить?
– Конечно, подумал. Потому я и здесь.
– Ах да, разумеется! Явился, чтобы поставить меня в известность. А не кажется ли тебе, друг мой, что ты мог бы взять на себя труд прийти сюда до того, как твое решение ехать в армию было одобрено Комитетом?
– Это не мое решение, Филипп, – Сен-Жюст говорил спокойно, даже доброжелательно. – Предложение исходило от Барера. Я лишь согласился со всеобщим мнением. Кому-то надо поправить дела на Севере. Почему бы не нам с тобой?
– А потому, Антуан, – Леба с трудом сдерживал гнев досады и бессилия, – что, в отличие от тебя, у меня есть обязательства перед близкими и дорогими мне людям. Потому, что Элизабет вот-вот родит, потому, что Генриетта вот-вот руки на себя наложит, и я нужен им здесь. Бери в миссию кого-нибудь другого. Я не поеду.
– Помимо обязательств перед близкими, Филипп, – спокойствие Сен-Жюста превратилось в холодность, – у тебя есть обязанности по отношению к отечеству, долг перед французским народом, и этот долг несравненно выше, чем тот, которым ты прикрываешь свое нежелание покидать Париж.
– Ты не проведешь меня своими красивыми оборотами! – Филипп вскочил с кресла. – Я нужен здесь, и я останусь в Париже.
– Ты нужен в армии, и ты поедешь туда – по-хорошему или по-плохому.
– По-плохому? – хмыкнул Филипп. – Ну что ж, пусть будет по-плохому, потому что по своей воле я из Парижа не уеду!
– Предпочитаешь прятаться за женскую юбку вместо того, чтобы подставлять грудь под пули? – снисходительно улыбнулся Сен-Жюст.
– Нет-нет, Антуан, этот номер у тебя не пройдет! – Леба в два прыжка оказался напротив собеседника и демонстративно помахал указательным пальцем у него перед носом. – Думаешь заставить заговорить мою гордость? Мне плевать на гордость! В этом мире есть ценности в тысячу раз более…
– Честь, например? – перебил его Сен-Жюст. – Что ты скажешь о чести, Филипп? Или тебе на нее тоже плевать?
Вместо ответа Леба процедил проклятье.
– Послушай, – Сен-Жюст примирительно положил ладонь на плечо друга. – Дела на Севере идут из рук вон плохо. Мы не довели до конца нашу работу в плювиозе. Давай сделаем это сейчас. Месяц, Филипп, один месяц – и наши имена будут навеки вписаны в анналы славы.
– Зачем тебе я, Антуан? – спросил Филипп. – Кто угодно из депутатов сочтет за честь…
– Ты всерьез веришь в это? – скептически улыбнулся Сен-Жюст. – Оставь, Филипп, мы оба знаем правду: избежать соревнования честолюбий между комиссарами можем только мы с тобой. Посмотри, что мы сделали в Эльзасе в брюмере! Мы перейдем Самбру, возьмем Шарлеруа, разобьем австрийскую армию – и путь в Бельгию для республики будет открыт. Разве ты сможешь преподнести своему ребенку лучший подарок, чем мир? А занятие Бельгии – это неизбежный мир, Филипп.
– Месяц, говоришь? – Леба начал сдаваться.
– Месяц, – уверенно кивнул Сен-Жюст.
– А если за месяц наша миссия не будет закончена?
– Ну что за зануда, в самом деле! – вскричал Сен-Жюст, без злости, лишь с легкой досадой. – Она будет закончена, Филипп.
– И все же?
– Черт с тобой! Если за месяц мы так и не укрепимся в Бельгии, можешь вернуться к своей Элизабет. Даю слово. Этого тебе достаточно?
Но ответить Филипп не успел. Из прихожей раздался шум открываемой двери, и звонкий голосок возгласил:
– Ты даже не представляешь, что за чудо это платье, Филипп!
– Элизабет, – обреченно прошептал Леба и с осуждением взглянул на Сен-Жюста, словно именно тот был виноват в несвоевременном появлении хозяйки дома.
– Мы немедленно отправляемся на прогулку, я должна показаться в нем перед… – Элизабет замерла на пороге гостиной. – Что ты здесь делаешь, Антуан?
– Ну и прием! – театрально обиделся Сен-Жюст.
– Другого не заслужил, – бросила гражданка Леба. – Что он здесь делает, Филипп? – обернулась она к мужу. – Пришел грехи замаливать? – не дожидаясь ответа, Элизабет вновь обратилась к гостю.
– Грехи? – не понял Сен-Жюст.
– Ага, передо мной и Генриеттой, – решительно кивнула она и с вызовом взглянула на молодого человека.
– Элизабет, дорогая, прошу тебя! – взмолился Леба.
– Оставь, Филипп, я давно собиралась сказать ему это. Ты отверг нас обеих, каждую в свой черед, Антуан. Отверг, произнеся длинную тираду о любви к республике и невозможности разорвать свое сердце между женщиной и отечеством. И что теперь? Ты спутался с публичной…
– Замолчи немедленно! – закричал Сен-Жюст. – Как только твои уста могут исторгать подобные слова?! Что за фантазии вы с Генриеттой вбили себе в голову!
– Фантазии?! – хохотнула Элизабет. – Не уверена, что бедняжка Генриетта способна сочинить то, что описала мне. Ты лжец, Антуан! А я так верила тебе!
– Ты? По какому праву ты читаешь мне мораль, Элизабет? Какое право ты имеешь надо мной? Ты, жена своего мужа!
– И то верно! – от обиды ее щеки запылали. – У меня нет на тебя никаких прав, кроме одного: не видеть тебя в своем доме!
– Что ж, коли меня так грубо выпроваживают, Филипп, мне остается лишь уйти, – проговорил Сен-Жюст, пожав плечами. – Рад, что хотя бы мы с тобой поняли друг друга. Береги себя, – он легко кивнул Элизабет на прощанье.
– О чем это он? – настороженно спросила она мужа. – Так он пришел не к Генриетте? – недоброе предчувствие кольнуло ее. – Антуан! Вернись! – она бросилась за гостем в прихожую со всей быстротой, какую позволяло ее положение. – Что тебе было нужно?
Сен-Жюст обернулся и встретился с беспокойным взглядом Филиппа, еле заметно покачавшего головой, призывая его молчать.
– Филипп тебе все объяснит, – уклончиво ответил он.
– Нет, ты объяснишь мне! – топнула она ногой.
– Твоей жене только полком командовать! – деланно рассмеялся Сен-Жюст.
– Отвечай же! Чего ты хотел от Филиппа? – Элизабет сузила глаза и с подозрением взглянула на того, кому при их последней встрече признавалась в любви.
– Вернемся в гостиную? – предложил Филипп.
– Мне, действительно, пора, – Сен-Жюст повернулся спиной к чете Леба.
– Прекрасная мысль, дорогой, – Элизабет взяла гостя под руку и вернула в гостиную. – Так в чем дело, Антуан? – вкрадчиво спросила она, усаживая его рядом с собой на диван. Словно и не было между ними жестоких слов, непрощенных обид и разбитых иллюзий.
– Мы должны ехать в Северную армию, – ответил Сен-Жюст, взглядом показывая Леба, что не желает дальше разыгрывать комедию перед его женой.
– Кто это – мы? – Элизабет переводила взгляд с Леба на Сен-Жюста. – Кто – мы?! – истерически вскричала она, осознав, наконец, чем чреват для нее этот визит.
– Я и Филипп.
– Понятно. Значит, ты уже все за нас решил! Значит, ты пришел, позвал Филиппа и теперь уверен, что он послушно последует за тобой!
– Это не мое решение, Элизабет.
– Разумеется, не твое, Антуан! Тебя послушать, ты даже над самим собой не властен, а лишь подчиняешься силе обстоятельств да воле народа! – с издевкой произнесла она и строго посмотрела на Леба: – Надеюсь, ты отказался?
Тот ничего не ответил.
– Филипп! Скажи мне, что ты отказался! Филипп!
– У меня нет выбора, родная, – Леба опустился перед женой на одно колено и нежно заключил ее ладони в свои. – Я обязан ехать.
– Никому ты ничем не обязан, – мягко, но настойчиво сказала она. – Антуан и один справится. А ты оставайся со мной.
– Это мое самое заветное желание – провести всю жизнь у твоих ног.
– Вот и последуй ему, милый.
– Непременно! Сразу же после вторжения в Бельгию.
Элизабет в бессильной злобе сжала виски.
– Ты все забираешь у меня, Антуан, – простонала она. – Ты забрал мое сердце, мои иллюзии, а теперь желаешь лишить меня мужа. Зачем он тебе?
– Филипп нужен не мне, а республике, – отрезал Сен-Жюст и поднялся.
– Опять слова, опять напыщенные, красивые, пустые слова! – вскричала Элизабет. – Ты убьешь меня своими словами! Убьешь химерами, которых растишь и которыми пытаешься заселить Францию! Оставь мне жизнь, оставь мне надежду, оставь мне Филиппа!
– Что за трагедию ты разыгрываешь из-за какого-то ничтожного месяца! – раздраженно проговорил Сен-Жюст. – Не в первый раз мы едем в армию, и каждый раз возвращались невредимыми.
– Я попрошу отца и Генриетту приехать к тебе, – предложил Леба. – Или ты можешь пожить у своих родителей.
– Нет-нет, только не там! – Элизабет выпростала руку, словно защищаясь от невидимой угрозы. – С того самого ужина – помнишь? – в день казни бедняжки Люсиль, Элеонора не упускает случая напомнить мне о том, сколько боли мои слова причинили всем им, особенно Максимилиану, – она украдкой взглянула на Сен-Жюста и заметила, как его лицо сравнялось в цвете с бледно-серым галстуком, стягивавшим его шею. – Если бы ты мог поехать без Филиппа, Антуан, ты очень обязал бы меня, – тихо попросила она. – Я простила бы тебе все, даже Люсиль…
– Нет, Элизабет, нет, не надо, – прошептал Леба. – Не надо.
– Я не нуждаюсь в твоем прощении, Элизабет, – холодно поговорил Сен-Жюст. – Если когда-нибудь я почувствую, что моя совесть нечиста, я найду способ свести с ней счеты. Республика нуждается в твоем муже. А когда отечество нуждается в патриоте, он должен счесть за счастье послужить ему. Но клянусь, клянусь всем самым дорогим, что у меня есть, ни один волос не упадет с головы Филиппа. Твой муж вернется к тебе через месяц живым и невредимым.
– У тебя нет сердца, – она покорно опустила голову. – Ты всегда добиваешься желаемого, не так ли? Чего бы тебе это ни стоило.
– Я желаю лишь счастья французскому народу. И готов бороться за него до последнего вздоха.
– А о счастье близких тебе людей ты подумал?
– Счастье близких мне людей неотделимо от счастья нации, – уверенно произнес Сен-Жюст. – Его счастье, – он указал на округлившийся живот Элизабет, – невозможно без торжества свободы. Мы уезжаем десятого флореаля, Филипп. Я заеду за тобой в половине восьмого утра.
С этими словами он покинул квартиру Леба.