Читать книгу Она полетела, она все-таки полетела… - Елена Потехина - Страница 19

Я подозревала, что наш дом населён призраками. Но мне никто не хотел верить. А я часто слышала шаги, скрип половиц, чьё-то тяжёлое дыхание. И на чердаке иногда творилось такое! «Их» видел только наш дядька – мамин брат. Вообще-то его звали дядя Витя, но мама называла его «Кому не пропасть». Она так и говорила:

– Вот «Кому не попасть» идёт.

Мы с Натальей любили «Кому не попасть», потому что он всегда приносил что-нибудь вкусненькое. Он работал маляром-штукатуром и иногда задерживался на работе – на шабашках. А нашабашившись как следует, уже не мог добраться до дома. Он приходил к нам ночевать. Спал на кухне, на фуфайке. Никогда не ложился на диван. И я думаю это потому, что «они» диван под ним качали, и «Кому не пропасть» падал с дивана. Я это знаю наверняка. Однажды, он бегал по дому и ловил «их» всю ночь то в шкафу, то под кроватью. А потом кричал нашей матери:

– Лиза, Лиза, они уже пол поднимают! Иди скорей сюда!

Бедный «Кому не пропасть», он так и умер от вина, заснул в ванной и сварился. Мне жаль его, он был не плохой человек. Мать даже женить его хотела. Пригласила к нам невесту. Устроили танцы, а она (невеста), как корова, плюхнулась на диван и все пластинки у нас передавила. Очень жаль было, особенно танец маленьких лебедей. У нас ещё тогда старый проигрыватель был переносной. «Кому не пропасть» тогда так и не женился. Он все шабашил и шабашил, и «этих» гонял, которые пол поднимают, не до женитьбы ему всё было.

У нашей матери было ещё два брата и сестра Люся. У Люси была дочь. В пять лет она съела её сердечные таблетки и умерла. Звали её Таня. Смерть детей всегда непростительна для взрослых. Однажды, я тоже чуть было не последовала за нею. Мне, в очередной раз, «подсудобила» любимая сестричка. Она купила витамины и отдала мне целую банку. Я спросила:

– А по сколько штук их можно есть?

Она ответила:

– А хоть все сразу!

Я и съела все сразу. Потом мне желудок промывали, но два дня продолжалась рвота.

Если я выжила, наперекор всему, что бы ты со мной не происходило, – это заслуга одного Господа Бога! И ещё бабки Марьи, которая водила меня в храм и причащала. (Много же хлопот я доставляла своему Ангелу-Хранителю.)

Но, вернемся к призракам, которые населяли наш дом. После смерти бабки Фелицаты и деда Миши в их половине стал жить с семьёй брат отца – Ананий. У него родились два сына – Миша и Женя. С их появлением, у меня стало насчитываться 14 двоюродных братьев и сестёр (включая троих по линии матери). Потом к ним приехала жить тёща. Я слышала через стенку, что с зятем у неё были натянутые отношения. Так вот, наша мать поговаривала, что эта тёща приколдовывает, и не велела маленькому Серёже ходить на ту половину. Я и сама видела однажды, как бабка ходит по нашему огороду, что-то шепчет и разбрасывает странные белые корешки. Так вот, Серёжа не послушался совета. И, однажды ночью, мы проснулись от нечеловеческого вопля. Кричал Серёжа. Я включила свет, бросилась к нему. Но он отскочил от меня, как ошпаренный. Отец еле удерживал Серёжу в постели. А он показывал на меня и всё кричал:

– Чёрт! Чёрт!

Успокоился он лишь после того, как его обрызгали святой водой перед иконой Николая Угодника. Это был самый почитаемый святой в семье отца. На следующий день Сергей, разумеется, ничего не помнил. И я быстро забыла об этом происшествии. Возможно, что эту бабку и оговорили зазря, но даже собственные внуки её не очень любили. Забежала я к ним за какой-то мелочью, вроде спичек. Смотрю, у открытой западни лежат Мишка с Женькой, свесив головы вниз. В руках у каждого по валенку. Бабка из подвала кричит:

– Внучки, ангелочки, выпустите меня!

А они её валенками по голове – бум, бум…

Я мальчишек отругала. Бабку из подвала вытащила. Уж долго ли они её там держали – не знаю. Сорванцы они были. Ну и драл же их за это отец.

Мистика была неотъемлемой частью нашего детства. Теперь-то я понимаю, что мы играли с огнём. Но тогда мы и гадали, и духов вызывали, и опыты химические ставили. Хорошо ещё, что дом не сожгли. Но интересней всего были «пугалки» и «страшилки». Мы выбирали для этого самых вредных старух и ставили им «стуканчика» на окно. Страшилки обычно рассказывали по вечерам, когда родителей не было дома. Меня из-за этого даже мальчишки ловили и заставляли рассказывать им страшные истории. Но «соловей в клетке не поёт». И я молчала, как Зоя Космодемьянская.

Когда отец пристроил к дому террасу, то сколотил там стеллажи для книг и журналов. Туда же вынесли старый диван и стол. Получилась замечательная летняя комната. Я здесь часто уединялась по вечерам и читала, читала… В этой же комнате обычно сушились травы.

Раз в год весной отец ездил на свою родину в Сокольское собирать на болотах цветущий багульник. Отец был астматиком. Он привозил этого багульника огромный мешок и раскладывал его на полу в террасе для просушки. Так уж тогда совпало, что я приехала в это же время из похода. Мы ездили с одноклассниками на реку Решемку приток Волги). Жили два дня на полуострове в палатках, кормили комаров и почти не спали. Так вот, измученная и засыпающая на ходу, я плюхнулась на диван и отплыла в мир грёз. Первым спохватился отец, что я сплю вторые сутки. Будили меня уже с нашатырём. Голова у меня потом долго болела.

Да, про багульник в народе много недоброго ходит. Слышала я историю о том, как один охотник с болота свою «очумевшую» собаку на руках выносил. А ещё, что на багульнике настаивали в лихих местах самогон и опаивали им заезжих купцов.

К травам в нашем доме было отношение особенное. Таблеток не держали. Лечились только травами. Но у меня к ним уже и некая антипатия, возможно от пресыщения. Так бывает, если в детстве чего-нибудь переешь.

Да, я понимаю, что зверобой помогает от 99-ти болезней. Мята с малиной – от простуды; копытень – от пьянства; луковица, вымоченная в уксусе, – от сухих мозолей; мать-мачеха – от кашля; пустырник – от излишней возбудимости. Но когда на больной зуб нужно класть засохший, как кость, корень калгана и жевать (как написано в книге), – это уже выше моего понимания. Но, как бы я сейчас не ворчала, а таблеток у нас в доме не было. Как говорил мой отец: «Меньше знаешь, крепче спишь».