Читать книгу Мышка Йоле. Книга первая - Елена Слынько - Страница 10

Родилась Йоле в Москве восьмимесячной и очень слабой, шансы на то, что вообще выживет и не будет инвалидом, были минимальные. Первые полтора года жизни провела в больничных палатах, там же и ходить научилась и первые слова сказала. В ведомственной больнице были и хорошие специалисты, и препараты, о которых простые доктора даже не слышали, поэтому, наверное, и выжила. Её отец занимал командную должность в очень секретном боевом подразделении ГРУ. Дома его практически никогда не бывало. Мама была молодой, красивой и такая жизнь ей вскоре надоела. Однажды она просто ушла и не вернулась, забрав свои документы, чемоданы с одеждой и драгоценности. Оставила майору Суходольскому лишь полуторагодовалую дочь, отказ от её воспитания и копию заявления на развод. Горевал отец или нет, Йоле не помнила, ровно как и лица мамы. Все свои фотографии она забрала с собой или уничтожила.

Суходольский отвёз крошечную дочку в свой родной город к своей матери и уехал в очередную командировку. Дочь он очень любил и приезжал при малейшей возможности, хоть на несколько часов. Пытался уговорить Иоланду Карловну переехать с Йоле в Москву, не получилось. Бабушка категорически отказалась, заявив, что ненавидит этот сумасшедший муравейник, хоть родилась и выросла там. Привозил подарки, ходил с ней гулять, а потом опять надолго пропадал. По документам её звали Елена, но отец и она сама терпеть не могли это имя, данное матерью, однако менять не захотела при получении паспорта. Девочка росла как две капли воды похожей на маму отца – бабушку Иоланду, Йоле. Такая же миниатюрная и белокожая, с копной золотых волос и изумрудными глазами. Иоландой бабушку назвал прадед, потомок викингов из Норвегии. До революции его отца, прапрадеда Лены, каким-то ветром занесло в Россию, да тут и остался, мечтая до самой кончины вернуться на родину. Поэтому после смерти Иоланды осталась маленькая Йоле, Фиалка.

Папа, проведя три месяца с Йоле после ранения и смерти бабушки, забрал дочь обратно в Москву. Решив, что так будет лучше, женился во второй раз. Оксана была очаровательной хохотушкой с обаятельными ямочками на румяных щёчках. В присутствии папы. Когда он уезжал, то предпочитала падчерицу не замечать вообще, что Йоле гораздо больше устраивало, чем показная забота при отце. Оксана могла по несколько дней не появляться дома, но хоть ухажёров не водила, а гуляла на стороне. Естественно, Йоле отца не ставила в известность. Взрослые дела – это для взрослых, тем более папа был самым умным. Если ничего не спрашивал, то, значит, так нужно.

В десять лет Йоле могла и борщ сварить, и бельё выстирать, и продукты закупить. Она уже не обращала внимания на жалостливые взгляды учителей, бабушек-соседок, издёвки одноклассниц и прочую мелочь. Мышка уже привыкла быть самой мелкой по росту и возрасту, ведь в первый класс пошла в шесть лет. И подумаешь, что нет мамы! У полкласса нет отцов, а в представлении маленькой Йоле это гораздо хуже. Девчонки отпускали шуточки по поводу её маленького роста, по поводу полного отсутствия вкуса в одежде, но списать просили постоянно. Мальчишки же почему-то принимали за своего парня, а не за девчонку. И Йоле это устраивало. Главным для неё было, чтобы не доставали, а мальчишки часто и от девчонок защищали, и рюкзак донести помогали, с ними было проще. А потом дружно списывали домашние работы и контрольные. Когда Йоле исполнилось двенадцать лет, Яна Владиленовича привезли с тяжёлой контузией и осколочными ранениями из командировки на Ближний Восток. Почти год он провёл в больнице и реабилитационном центре, но на прежнюю службу вернуться уже не смог. От преподавательской деятельности и штабной работы отказался, вышел на пенсию в сорок семь лет в чине полковника, став сразу же неинтересен молодой жене. В итоге костяк семьи Суходольских, освободив ведомственное жильё, перебрался в папин родной город, в старую уютную квартирку бабушки Иоланды.

Жили они скромно и дружно. Ян Владиленович устроился в местное управление ФСБ на консультативную должность, а Йоле росла, отлично училась и радовалась, что папа каждый вечер был дома. Им было очень хорошо вдвоём. По выходным они ездили в горы или в лес, по утрам бегали в парке. Ян Владиленович придумал устраивать недели языков народов мира. Вначале Йоле злилась, когда не могла сказать или понять, но потом вошла во вкус. Отец в совершенстве владел практически всеми диалектами английского, немецкого, французского, испанского, португальского, финского, польского, чешского, болгарского, японского, китайского и вьетнамского языков. Йоле языки давались легко, но с испанским и португальским она никак не могла сладить, путая их. Говорить на китайском ей папа запретил, сославшись на то, что у неё получаются хорошо только ругательства. С остальными проблем не возникло. А ещё они вместе начали изучать арабские языки, вернее, изучала Йоле, а папа просто вспоминал.

Иногда к ним приезжали друзья, бывшие сослуживцы. И дядя Пьеро, который, вопреки дикой пиратской внешности, был очень добрым и смешил Йоле своими байками со специфическим присказками. Дядя Пьеро был ещё и крёстным. Однажды девочка спросила у него, почему Пьеро и где тогда его Мальвина? Он рассмеялся и ответил, что Пьеро его позывной, а Мальвину ещё не отвоевал у злобного Арлекина. После его слов Йоле возненавидела фильм «Золотой ключик», потому что там Пьеро какой-то пришибленный лузер, а Мальвина дура, запавшая на хулигана и выпендрёжника Буратино с улыбкой «радость стоматолога».

Что интересно, Йоле пыталась вспомнить, какие у неё были игрушки, и не могла. Помнила лишь пушистого медведя больше её ростом, подаренного на семилетие дядей Пьеро. Кукол не было никогда, вернее, были, но в шкафу, пока не были раздарены соседским девчонкам. Она категорически не признавала игрушками маленьких человечков, потому что у них были либо грустные, либо глупые глаза и страшные несоразмерные тела. Пластиковые или резиновые уродцы. Ленке было неприятно даже брать их в руки. А вот с Мишкой они нашли общий язык ещё и потому, что в нём находился её личный тайник. Там в маленькой коробочке хранилось тоненькое серебряное колечко с крошечным изумрудом, которое подарила бабушка Иоланда, когда ей исполнилось шесть лет и она пошла в первый класс. Это колечко не представляло особой ценности ни для кого, кроме Йоле и отца. Папа рассказал, что оно передаётся в их роду по женской линии больше двухсот лет. В этом маленьком ободке серебра хранилось тепло женских рук стольких поколений! Оно так и лежит в тайнике по сей момент, а Йоле по наставлению бабушки должна передать его своей дочери или внучке. По семейным преданиям кольцо было оберегом женщин их рода. Только что-то не сберегло… или, наоборот, сберегло? Жаль, что оно сейчас не у неё, а в пустой квартире.

Зато Лена помнила все книги, которые есть у неё дома. Она перечитала многие по несколько раз. Отец приучил дочь читать иностранных авторов только на их родном языке, потому что как ни был бы хорош перевод, но это перевод. Терялось очарование языка, менялись обороты речи, и восприятие уже не было таким, как у автора. Особенно это ощущалось при чтении поэзии. Она даже экспериментировала с «Фаустом». Сначала прочла в оригинале и была потрясена до глубины души. Насколько же Гёте изучил человеческую натуру, чтобы создать таких персонажей. Потом прочла в переводе на английский язык, русский и французский. А насколько красиво звучат рубаи Абу ибн Сина, поэзия Омара Хайяма на родных языках. Читаешь вслух и, словно это горный ручеёк журчит, или животворящая вода в арыках у корней цветущих яблонь, словно песнь жаворонка в бездонно голубом небе над цветущей весенней степью. Пришла к твёрдому мнению, что папа прав, как всегда!

Ещё Йоле очень любила мультфильмы. Даже став взрослой предпочитала их кинофильмам, но не всем, конечно. Очень любила старые диснеевские сказки: «Красавица и чудовище», «Золушка», «Белоснежка и семь гномов» и многие другие. Несколько раз пересматривала мультфильмы «Как приручить дракона», любила старые советские мультики – наивные и добрые. Она любила мультик про Золушку, но терпеть не могла сказку, особенно советскую экранизацию. Слишком слащавая, слишком пафосная и слишком глупая на её притязательный вкус. И вообще так не бывает даже в сказках! Короли не бывают такими идиотами. Принцы не женятся на прислуге, они женятся только на прекрасных принцессах.

Вот так незаметно и выросла на книгах, романтических и добрых мультфильмах, приключенческих и военных фильмах о настоящих мужчинах и верных им подругах.

С животными у неё с раннего детства сложились странные отношения. Ещё когда маленькой жила с бабушкой на даче, поняла, что слышит растения и понимает эмоции животных. Сорвать цветок стало сложно, ведь он живой и так радуется прилёту пчелы или бабочки, что поёт и танцует от этого! Как можно оборвать его жизнь и так мимолётную? Йоле чувствовала страх и боль соседской кошки, когда та, прыгнув с дерева, ушибла лапки. Животные, почему-то особенно кошки и лошади, сразу признавали её за свою. С собаками сложнее. Они слишком преданные и слишком хотят угодить хозяину или просто приласкавшему их человеку. Преданные и зависимые. А Йоле это не нравилось, она ценила больше независимый нрав свободолюбивых кошек и гордых лошадей. Но дома у Суходольских не было даже рыбок. Квартира – это тюрьма для животных, клетка. А вот для дворовых собак, кошек и птиц еда находилась всегда. Без угощения для своих друзей она не выходила из дому. Смешно смотреть из окошка, как друзья ждали её появления. На асфальте у подъезда терпеливо и чинно сидели четыре дворовые собачки. Ярусом повыше, на крыше подвала и низкой ветке – пять кошек, а на деревьях повыше и карнизах окон голуби и сороки. Зато, когда раздавалось угощение, наступал бедлам. Птицы воровали у кошек и собак, собаки отбирали у кошек, а кошки отбирали у собак, попутно охотясь на птиц. Инстинкты, что тут поделаешь?

В выборе профессии не сомневалась ни минуты. Однажды Ян Владиленович спросил её, почему при редком понимании животных и такой любви к ним, она не захотела учиться на ветеринара? Йоле немного подумала и сильно шокировала поначалу своим ответом отца. Она хотела заниматься исключительно хирургией, и на то была веская причина. Лечить же животных или детей она никогда бы не смогла, потому что хирургия – это боль, пусть и во спасение. А причинить боль безответным существам она не могла. С взрослыми всё по-другому, проще, потому что безгрешных и безобидных взрослых не бывает. У взрослых не искрятся глаза! Они затуманены заботами, разбившимися надеждами, завистью, ложью.

В пятнадцать Йоле закончила экстерном десятый и одиннадцатый классы с золотой медалью и сразу же поступила в местную медицинскую академию. Учёба давалась легко, да и цель у неё была благородная – вылечить папу. Он никогда не жаловался, но дочь видела, что ему с каждым годом становилось хуже. У него было высокое давление и сильные боли в позвоночнике. Они уже перестали бегать в парке, а только прогуливались при хорошей погоде. Отец стал опираться на трость даже дома и скрипеть зубами при любом неловком или резком движении. Ложиться в госпиталь категорически отказывался, не хотел оставить дочку даже на несколько дней. Соглашался только на обследования и лечение в дневном стационаре госпиталя. Такое лечение приносило лишь временное облегчение. Йоле просто обязана была стать очень хорошим врачом ради единственного родного человека на земле. Про маму она вспоминала очень редко, да и зачем? За тринадцать лет разлуки та ни разу не приехала, не позвонила. Но Йоле не сомневалось, что у неё всё хорошо, у таких людей не бывает иначе, если она жива. Как-то спросила отца, пытался ли он её найти и спросить, почему она так поступила с ними. Ведь не могла же мать и любящая жена просто так взять и исчезнуть навсегда?! А может, он скрывает и мама погибла? Ян Владиленович ничего не ответил, только попросил не задавать больше вопросов, на которые она сама знает ответы. А она как раз и не знала! Но, слово отца закон.

Время шло. Подруг в группе, да и на курсе Йоле так и не завела. Ей было совершенно неинтересно вести светские беседы о моде и слушать студенческие сплетни. Йоле было абсолютно по барабану, в чём кто пришёл и кто с кем целуется, что и о ком написали в чатах и соцсетях. Девчонки, наверное, как и в школе, считали её мелкой занудой-выскочкой с задержкой социального развития, но также усердно списывали проверочные тесты и лабораторные работы. Поэтому она предпочла сдружиться с другими ботаниками в группе, Димой Колосовским и арабом Али, образовав ботанский анклав на троих. С единомышленниками интересно и есть о чём поговорить, препарируя очередной труп в анатомичке или тренируясь накладывать повязки на занятиях по десмургии. А с Али, сыном менеджера среднего звена из Арабских Эмиратов, могла дополнительно заниматься арабским разговорным языком, а ещё он неплохо разбирался в оружии.

Ян Владиленович с раннего детства, игнорируя протесты бабушки, учил дочь тонкостям обращения с оружием. Главным уроком оказалась мудрость воина, наверное, всех эпох существования человечества: «Если не оказываешь уважения и почтения своему оружию, то оно никогда не станет поистине твоим». Йоле запомнила слова, но смысл поняла значительно позднее. Она испытывала примерно одинаковые чувства, беря в руки пистолет или нож, или садясь за руль автомобиля. Она чувствовала их в целом, ощущала себя частью и их своим продолжением. Чувствовала желания и возможности мотора, чувствовала себя пулей, летящей в цель. Кто-то может сказать, что это только эмоциональный настрой, самоубеждение. Но этот кто-то не почувствует, что двигатель его автомобиля буквально плачет или, наоборот, поёт. Не сможет, не целясь или в полной темноте на шорох, поразить цель. А отец улыбался на её слова и говорил, что у неё сердце настоящего бойца. Большей похвалы Мышке и не нужно было. Однажды Йоле спросила отца о том, что он, наверное, был бы более счастлив, если бы она была мальчишкой. Папа рассмеялся, крепко обнял и сказал, что ни за что не променял бы её даже на десять сыновей. Сказал, что хотел только дочку и полностью счастлив, наблюдая за своей Фиалкой.

Дима и Али часто заходили к ней в гости, и папа очень радовался тому, что у его любимой дочки появились друзья. Парни жили в общежитии, и к их приходу отец старался приготовить что-нибудь вкусненькое, внося разнообразие в скудный студенческий рацион домашними деликатесами. А готовил он замечательно, часто давая уроки Йоле и раскрывая свои секреты. У него даже пельмени получались вкуснее с его секретными приёмами и добавками. Если в тесто добавить немного оливкового масла и домашнего молока, то оно получалось значительно нежнее и эластичнее. А в фарш нельзя добавлять яйцо, а только рубленый лук и ледяную воду или мелко нарубленный лёд. И соусов к подаче должно быть как минимум три: сметана с рубленой зеленью и чесноком, оливковое масло с чесноком и сухими травами, яблочный домашний уксус со щепоткой сахара.

In der Liebe gibt es keine Albernheit.

(Erich Maria Remarque)

В любви не бывает глупостей.

(Эрих Мария Ремарк)

После летних каникул весь сентябрь студенты академии, кроме первого и старших курсов, проводили в студотряде, на полях или консервном заводе. Папа говорил, что нашествие саранчи в компании с плодожоркой и то, наверное, менее губительно, чем толпы голодных студентов в яблоневых садах и на помидорных полях. А уж где делают кабачковую икру и повидло – вообще стихийное бедствие. Йоле тоже не понимала, зачем тратить время на какую-то фигню, если можно провести его с большей пользой в аудиториях и библиотеке. Но делать нечего, правила для всех одни, или почти для всех. Огорчало, что друзья не поехали: у Димы – поллиноз, а Али – иностранец, такие контингенты в колхоз не брали. Её как малолетку тоже хотели оставить помогать на какой-нибудь кафедре, но Ян Владиленович настоял на поездке, мотивируя тем, что навыки общения лучше формируются в экстремальных условиях. Но не пояснил, что может быть экстремального в студотряде.

Йоле, как самая маленькая среди всех студентов по возрасту и росту, попала на консервный завод, а не на культстан в поле, в помощь поварам в столовой. В принципе не так уж и паршиво. Два дня работаешь, два отдыхаешь. Уезжать в город не разрешали, и приходилось находить занятия в свободное время. Папа по её просьбе со своим водителем доставил немного учебников и ноутбук, так что с досугом проблема оказалась решаемой.

На второй день, вернее, ночь пребывания на заводе начались приколы. Соседка по комнате ещё не приехала и Йоле жила пока одна. Её это очень устраивало, если бы не одно происшествие. Вернувшись из душа после вечерней работы на кухне, она обнаружила под пустующей пока кроватью «подарочек». Как она смогла тогда сдержаться и не расхохотаться, непонятно. Она ни капельки не испугалась, но очень удивилась. Под кроватью, свернувшись в клубок, спрятался какой-то парень, вероятно, ошибившийся комнатой или решивший подшутить. Сделала вид, что не заметила выглядывающие кроссовки, наверное, пятидесятого размера, и притворилась крепко спящей. Трудно было сдержать смех и желание от души попрыгать на той кровати. Когда он выбрался и крадучись шёл к двери, то в свете фонаря под окном узнала в нём противного субординатора, потешавшегося над её ростом вчера на распределении по рабочим местам. Как только он ретировался, осмотрела соседскую кровать и не нашла ничего странного. Правда, некоторые её вещи оказались не совсем на своих местах, но ничего не пропало и ничего нового не появилось. Заинтересовавшись, что он там делал, несколько дней наблюдала за ним, потом решила, что тот точно ошибся дверью, и забыла про это незначительное происшествие, не рассказав никому.

Потом Йоле познакомилась с третьекурсницей Лизой, приехавшей наконец соседкой по комнате. Она, конечно, не Колосовский и не Али, но в бадминтон или в волейбол с ней можно было поиграть. В Лизе Йоле не нравилось то, что она оказалась жуткой болтушкой. Но с этим справиться не так сложно, можно просто не слушать, а думать о своём, изредка поддакивая или кивая, можно и невпопад, всё равно не заметит. Тем более что Лиза тоже с лечебного факультета и её можно было основательно расспросить по поводу новых предметов, которые Йоле предстояло изучать на втором курсе. В целом соседка оказалась весьма неглупа и полезна, что немного примирило с тем, что она не относилась к благородному сословию ботаников, хотя и училась на «отлично». Слишком уж заглядывалась на парней, да ещё и пыталась обсуждать их с Йоле, как будто та в этом что-то понимала.

На второй неделе в их почти идиллию нагло вломились два старшекурсника, которые приехали в студотряд помогать преподавателям. Они были страшно взрослые, даже престарелые на взгляд шестнадцатилетней девчонки. Один, Валера, высокий и крепкий, как Илья Муромец, с очень добрыми серыми глазами и русыми, немного рыжеватыми волосами, с замечательной улыбкой. Другой выше Валеры на полголовы, темноволосый и кареглазый красавец с атлетической фигурой – Эрик, которого Ленка видела под кроватью. Йоле и Лиза спокойно играли в волейбол вдвоём, как мяч поверх головы Йоле перехватил Валера, а Эрик решил стать на сторону Лизы. Спорить с начальниками, пусть и невысокого ранга, не хотелось. Вчетвером играть стало заметно интереснее. Вначале всё было весело и отлично, но парни вошли в спортивный азарт, а может, решили покрасоваться перед мелкими несмышлёными и наивными девчонками. Эрик даже майку снял, наверное, чтобы лучше было видно внушительную мускулатуру. В итоге мяч запущенный им, унёс Йоле в кусты на краю площадки. Подбежавшие парни выудили потерпевшую и начали отряхивать, извиняясь. Отряхивали они добросовестно, да так что пострадавшая сразу прикусила язык от Валеркиного шлепка по спине, впечатавшись носом в грудь Эрика. Извинений она не приняла, а гордо удалилась в свою комнату, ожесточённо растирая ушибленный бок и выдирая из волос листья с веточками. Эрик предложил сходить в медпункт или помочь обработать царапины. Получил жёсткий отказ с указанием адреса, куда ему пойти и что чем обработать. Лиза пришла позже страшно таинственная и радостная, когда Йоле уже смазала царапины со ссадинами. Хранить тайны долго не умела и через минуту выпалила, что влюбилась окончательно и бесповоротно в Валеру. Полночи рассказывала клюющей носом Йоле, какой он умный и замечательный, и вообще самый лучший на свете. Йоле кивала и наконец крепко заснула, не дослушав про очаровашку Валерика.

Утром, не выспавшаяся и злая, как голодная кошка, вдобавок ко всему залепленная пластырями, она стояла на раздаче. Лизке хорошо, она сегодня выходная, а тут все чего-то хотят, требуют – достали! Чья-то рука полезла к пирожкам на преподавательском подносе. Нарушение! Смерть воришкам! Хрясь половником! Потом включились мозги – хоть бы это был студент! На месте преступления стоял Эрик и потирал ушибленную руку:

– Один-один, Мышка! – улыбнулся, стащил всё-таки несколько пирожков, подмигнул и пошёл, пританцовывая к своим друзьям, демонстрируя в поднятой руке трофей с яблочным повидлом.

– Ты совсем охренела? Мелочь неразумная, это же сам Эрнст Вельден! Какой же он классный! На красный диплом идёт, квартира в центре своя есть, машина, из богатой семьи и такой лапочка! Господи, какой же он красивый! Я от него просто тащусь! – прошипела ей в ухо с благоговейным придыханием на фамилии одногруппница Рита, которая знала всё и обо всех. – Он же!.. Да за ним женская половина академии умирает, даже преподавательницы, которые помоложе! А ты его половником! Ещё бы топорик взяла, чудо в пластыре!

– И что? Пусть не наглеет. Подумаешь, Вельден какой-то!

Йоле понятия не имела, кто такой Вельден и почему за ним кто-то умирает. Ну, симпатичный, очень хорошо одет, субординатор, ну и что? Через четыре года второй курс тоже в субординатуре будет. Чего так психовать? А красота, обеспеченность родителей и мускулы ещё не показатель ума и порядочности.

На следующий день во время обеда Йоле открыла кастрюлю, где должны были лежать отварные порционные куски курицы, а из неё выскочил ошалевший от страха рыжий потрёпанный петух и с куриными паническими матами заметался по раздаточной стойке. Тарелки, возомнив себя летающими, но ошибившись в этом, шмякались на пол, вместе с разложенной на них едой. Куриный дебошир, разметав всё, что мог, переместился в обеденный зал и вызвал фурор своим внезапным появлением. Визг девчонок, восторженное улюлюканье и хохот парней, ругань и призывы к порядку преподавателей, перемежающиеся угрозами сурового наказания непонятно кому, довольно долго не прекращались. Наконец жертва глупой шутки с победным кукареканьем выскочила в открытую какой-то доброй душой дверь на улицу. Птицу так и не нашли. Видимо, петух сильно обиделся и, наверное, ушёл от людей подальше, в леса. А невольная виновница всеобщей встряски и вынужденного ограничения в меню еле выбралась из-под сваленных на неё подносов и полотенец. Краем глаза заметила прячущихся в подсобке и хохочущих над своей проделкой Эрика и Валерку. Йоле прокралась незаметно к подсобке и выплеснула на паршивцев полведра яблочного компота.

– Два – два! – гордо заявила Мышка, увернувшись от летающего рулона туалетной бумаги, разматывающегося, как серпантин.

Остаток рулона метко попал в лоб Руслана Романовича, начальника студотряда. Он философски отнёсся к этому, хохоча над субординаторами, выковыривающими из волос шкурки варёных яблок, и над мелкой второкурсницей, спрятавшейся за большой кастрюлей.

– Ой, простите. – Валерка виновато потупился.

– Вот мелочь шустрая! – никак не мог успокоиться Эрик.

– Вот как знал, что нельзя было это милое создание на кухню пускать! Вельден, ты настоял на этом, вот теперь и расхлёбывай! Все втроём остаётесь здесь и наводите порядок как в операционной. К ужину чтобы всё блестело!

– Руслан Романович, а меня за что? – высунулась из-за кастрюли возмущённая Йоле. – Это они мне петуха подсунули! Я вообще сильно пострадавшая сторона, и морально тоже!

– А тебе за вылитый компот! И за компанию! – Гербеков пригрозил троице пальцем и вышел из помещения.

– Придурки! Мы за день тут всё не уберём, а до ужина три часа осталось. Повара через час готовить начнут! – Йоле от возмущения топнула ногой, попав по валяющемуся на полу помидору.

Тот лопнул и обрызгал всех соком с липучими семечками.

– Если бы не начала своим компотом нас поливать, то никто и не узнал бы! Козявка вредная! – Королев наконец очистил голову от ошмётков яблок.

– Это я-то козявка вредная?! Да вы вообще два двухметровых обалдуя великовозрастных, в детство впавших!

– Ну всё! Сейчас получишь за обалдуев! – Вельден схватил из таза несколько помидоров и стал изображать из себя пулемёт.

Йоле успела схватить крышку от кастрюли и укрыться за ней.

– Сегодня тебя точно в салате кому-то найти посчастливится! – Валерка зашёл с тыла и почти поймал.

Ну, почти! Мышка выскользнула прямо из рук, отбежала подальше и показала язык, запустив попутно в Королёва картошиной.

– А что это у вас тут происходит? Вы во что мою кухню превратили?! Ах, вы ж паразиты такие! – В зал вошла шеф-повар, поскользнулась на куске масла и благополучно приземлилась в таз с помидорами.

Да, томатная паста получилась сразу и без термической обработки, но приправленная отборными матами.

Военные действия вынужденно прекратились. Навести относительный порядок к ужину успели, но устали, как телепузики на беговом тренажёре. Но совместный труд на благо общества не примирил воюющие стороны.

Вечерами по выходным на крытой площадке спортивного сектора двора завода организовывали дискотеки. Йоле туда не ходила, но в этот раз не смогла отвязаться от Лизы, и поплелась, ведомая за руку с видом пленного китайца, надеясь вскоре улизнуть под шумок, когда та отвернётся. Танцевать она любила, но предпочитала классические танцы. Три раза в неделю вместе с Али и Димкой они ходили на уроки бальных и латиноамериканских танцев. Это было красиво и возвышено. Но дискотеки не её стезя, дрыгалки и обнимашки сплошные. Фу! Не успели подруги прийти на площадку, как получили приглашения на медленный танец. Лиза, счастливо улыбаясь, упорхнула с предметом своей страсти, а Йоле досталась Эрику. Не успела даже выразить протест. Хотя танцевать с ним понравилось несмотря на то, что он был намного выше её. Он не прижимал к себе, прекрасно чувствовал ритм и вёл классно. Пожалуй, не так уж и безнадёжен, только руки страшно горячие… После танца Эрик попытался её поцеловать, а она влепила ему отменную звонкую пощёчину и тут же удрала. Йоле просто стало неинтересно и неуютно под обстрелом прожигающих и осуждающих взглядов девчонок.

Несколько дней подряд он пытался с ней заговорить, но не тут-то было. В столовой делала вид, что его вообще не замечает из-за дикой занятости, что было несложно. Когда попытался перехватить в обеденном зале, уронила ему на ноги поднос с грязной посудой. Правда потом пришлось извиниться и убрать всё, гордо отказавшись от предложенной им же помощи. А в свободное время Мышка усердно избегала контактов и при первой возможности пряталась в ближайшую норку. Один раз даже рискнула пробраться через заросли злющей крапивы, чтобы не столкнуться на узкой дорожке. Потом пришлось супрастин пить и холодные мокрые полотенца прикладывать к покрывшимся волдырями ногам. Лизка уже в открытую смеялась над нею, но утешила, заявив, что после такой гомеопатии крапивой у потерпевшей точно артритов в старости не будет. Артрит в старости – это фигня, а вот как сейчас от Вельдена отделаться?! Чего он к ней пристал? Пусть к другим пристаёт! Ритка вон просто сохнет по нему вместе с доброй половиной женского населения студотряда. Он и Валера конечно же сильно выделялись на фоне остальных парней-студентов. Оба высокие, с внушительной мускулатурой, с приятной внешностью, весёлые и общительные, душа любой компании. Ещё и старшекурсники, со многими молодыми преподавателями на «ты» в нерабочей обстановке. Обеспеченные, это сразу видно. Конечно, оказались в эпицентре девчачьего внимания, но только не её. У неё уже есть отличные друзья – Али и Димка, всего на два и три года старше её.

Однажды Эрик всё-таки выловил Йоле и сбежать не удалось. Вышла после смены полусонная, потерявшая бдительность из комнаты, направляясь в душ, и попалась. Оказалась зажата в углу возле двери своей комнаты между его расставленных рук. Чувствовала себя мышонком в лапах здоровенного голодного котищи. А кулачок у него был почти с её голову.

– Привет, малышка. Наконец-то попалась. Ты, как блуждающий атом, даже если найдёшь, то не поймаешь. Почему ты от меня постоянно прячешься? Я тебя чем-то напугал или обидел? За петуха до сих пор обижаешься? – Он очень серьёзно смотрел ей в глаза, от этого стало совсем неловко, и она опустила голову. – Пожалуйста, прости, но ведь классно повеселились. Йоле, посмотри на меня, мне сложно разговаривать с твоей макушкой. Ты очень необычная, невероятно очаровательная и я постоянно думаю о тебе.

– Зря. – Она подняла голову и, сердито сопя, посмотрела ему в глаза. – И мне не нравится то, что ты сейчас сказал, потому что это полнейшая чушь.

– Йоль…

– Что? Вельден, тебе что, заняться нечем? Отцепись от меня. И, пожалуйста, перестань всякую дребедень нести.

– Зачем так сразу? Это не дребедень и не чушь, а чистая правда. Ведь ты меня совсем не знаешь, я из очень хороших и добропорядочных парней. И у тебя удивительные глаза, никогда таких не видел. Просто изумруды с крупинками золота! Ты же незанята сегодня и завтра после обеда? Очень хочу пригласить тебя на прогулку по посёлку или в кино, с куратором я договорюсь. Можно даже на пруд позагорать съездить. Недалеко есть водоём с чистой и тёплой водичкой, с песчаным берегом. Как ты на это смотришь? Можем и Валерку с Лизой пригласить, если меня боишься.

– Никак не смотрю! Зачем мне узнавать тебя? Не вижу смысла. Я устала и хочу отдохнуть, хочу в душ и спать. Отстань от меня, а то ещё загремишь за совращение малолетней. Мне шестнадцать исполнилось только четыре месяца назад. Вот! И я никого не боюсь! – Йоле гордо вздёрнула подбородок и, быстро проскользнув под рукой, захлопнула за собой дверь перед его носом.

Потом получила знатную выволочку от Лизы, которая назвала её дитём неразумным. Но дочь офицера настояла на своём, и дверь осталась закрытой, несмотря на продолжительный и настойчивый стук с уговорами. Подруга долго кипятилась. Она, видите ли, тоже рассчитывала на поездку на пруд вчетвером. Утром, опять не совсем выспавшаяся и совсем недоброжелательная, Йоле, выходя из комнаты, ступила за порог и вскрикнула от резкой боли в ноге – пол рядом с дверью был усыпан белыми и чайными розами, и она умудрилась наступить на шип, проколовший насквозь тонкую подошву балетки. Запрыгала на одной ноге, отдирая коварный цветок:

– Обалдеть, ещё и трупы кусачие под дверь подложили! Господи, ну чего пристали?!

– Ты совершенно безнадёжна, Суходольская. Нет в тебе ни грамма романтики, сухарь-недоросток. Посмотри, какие шикарные цветы! Можно я их себе заберу, пока ты не все затоптала? – Лиза собрала благоухающие цветы и понесла в комнату. – И что, даже неинтересно, кто их принёс?

– Я люблю живые цветы, а не их жалкие останки. И почему ты решила, что они для меня? Валерка не мог? – Йоле фыркнула и похромала умываться.

По вечерам на скамейке под окнами их комнаты стали собираться студенты с гитарами. Вельден и Королёв у них верховодили. Эрик здорово играл и обладал замечательным бархатным и одновременно сильным низким голосом. У Валеры голос немного звонче, но тоже классный. Пели в основном малоизвестные, наверное, бардовские песни или шлягеры в основном на английском и немецком языках. Лизка просто млела и таяла, как пломбир на солнышке. Йоле тоже очень понравились голоса и исполнение, но самого Вельдена она уже на дух не переносила. Поэтому при первых же аккордах стала одевать наушники и слушать свою музыку на максимальной громкости, рискуя оглохнуть.

Она почти искренне не понимала, да и не очень хотела понять, что ему от неё надо. Вернее догадывалась, но это никак не входило в её планы. Просто дружбой тут и не пахло. Какая может быть дружба между «престарелым» субординатором и шестнадцатилетней второкурсницей? Ленка хоть и была самой младшей в отряде, но дурой-то не была никогда. А серьёзные, а тем более несерьёзные отношения сейчас не для неё, особенно с таким взрослым и огромным дядькой. Быть одноразовым приключением для любителя острых ощущений и необычных новинок с «удивительными глазами» – увольте, господин субординатор, не на ту напали! Обломитесь и утритесь! Она не бабочка с булавкой в спине, не трофей для коллекции. Но посиделки не прекращались, а народ на них только прибывал.

У Йоле и Лизы совпал в графике выходной, выпавший на воскресенье. Лизка как-то уговорила старшего преподавателя, возможно, через Валерку, отпустить их с Йоле в магазин в посёлок. Отправились сразу после завтрака. Посёлок был городского типа, но с транспортом проблема, не сказать беда. Безрезультатно прождали прибытия автобуса полчаса на остановке, чуть не поджарились на солнце. Пришлось идти пешком очень далеко до центрального универсама. Закупив необходимое в виде флакона шампуня, Лизка предложила зайти в парк и съесть по мороженному в кафе. На улице стояла жара, градусов тридцать пять и Йоле согласилась. В кафе не оказалось мороженного без лактозы, даже фруктовый лёд по случаю жары расхватали. И ей пришлось довольствоваться созерцанием счастливой подруги, уплетающей пломбир с шоколадной крошкой. Заказала пепси со льдом.

– И ты потащила меня по такому пеклу ради шампуня? – Йоле была в принципе не против прогулки и жару она переносила гораздо лучше, чем холод. – Лизка, что ты задумала?

– Прогуляться, уже совсем прокисли в нашей изолированной общине, консервно-кухонной секте какой-то. А так хоть на людей посмотрим и себя покажем. И не говори, что ты сама вырваться не хотела, не поверю. Давай прокатимся на чёртовом колесе для полноты чувства свободы, пусть и кратковременной? Ну, пожалуйста. – Лизка сделала умоляющую мордашку и Йоле, рассмеявшись, согласилась.

Просто действительно здорово было выбраться за забор завода и почувствовать себя человеком, а не «подай-принеси, пшёл вон». Пока она покупала билеты, Лизка с кем-то щебетала по телефону, потом предложила сначала найти дамскую комнату. Наконец, умывшись холодной водой в фонтанчике, они пошли к аттракциону. Заняли кабинку, начался подъём, и к ним влетели запыхавшиеся Валерка и Эрик.

– Еле успели! А интересно, стоп-кран у этой конструкции имеется? – сразу же с головой выдал Валерка Лизку.

– Привет, девчонки. Даже если кто и против нашего присутствия, то поздняк метаться, уже не сойдёшь, и кабинка запечатана, – заявил, усмехаясь и глядя на Йоле, Эрик. – Придётся вам наслаждаться нашим таким «внезапным» обществом.

А она и не собиралась метаться. Отвернулась и стала любоваться открывающейся панорамой парка.

– Лен, это тебе, специально весь посёлок прочесали, еле нашли. – Вельден протянул её любимое мороженое с зелёным чаем. – Бери скорее, а то совсем растает.

– Спасибо, но не стоило так утруждаться. И я не люблю в одиночестве есть, когда остальные облизываются, начинаю чувствовать себя закуской на столе людоеда. – Она взяла брикет и не знала, что с ним делать дальше.

– Не переживай, у нас ещё имеется, – успокоил Валерка, раздав всем по брикету.

– Большинство любит пломбир или эскимо. Почему именно это? Боишься поправиться? – спросил Эрик, откусывая кусок эскимо и щуря шоколадные глаза от солнца или удовольствия, ну точно как сытый кот.

– Потому что в нём нет молочного белка и лактозы. У меня непереносимость коровьих молочных продуктов и лактазная недостаточность. – Йоле фыркнула, развернула брикет, и он подло потёк на колени, хорошо, что была в шортах.

Вельден подставил ладони, и остаток мороженного оказался у него в виде жижи фисташкового цвета. Не раздумывая, вылил это за борт кабинки на кусты. Лизка, хохоча как ненормальная, протягивала им салфетки и бутылку минералки. Бутылку открыли, и она щедро залила всех шипящим сильногазированным нарзаном. Зато освежились и умылись одновременно. Йоле досталось больше всех, свободная майка оказалась вся мокрая, прилипнув к телу. Ленка случайно поймала взгляд Вельдена, брошенный на обтягивающую грудь мокрую одежду и остановившийся там. Покраснела и отвернулась. Жаркое солнце обещало быстро высушить тонкую ткань и освободить от ощущения раздетости. Так и получилось. Но с этим происшествием Йоле пропустила момент, как колесо начало набор высоты на втором круге. Приведя себя в относительный порядок, они уже все вместе смеялись над происшествием.

– А давайте потом пойдём в кино? – предложил Эрик. – Или просто погуляем? Вас как несмышлёных девчонок под нашим присмотром до десяти вечера отпустили, вы в курсе? Нет? Тогда официально ставлю в известность: за вас своими головами отвечаем. И мы на машине, обратно доедем с ветерком, можем и на пруд заскочить.

– Я «за»! – Лизка влюблённо смотрела на Валерку.

Йоле пожала плечами и кивнула. Согласилась, потому что совершенно не запомнила дорогу, и даже не представляла, в какую сторону идти обратно. На пруд не хотелось, тем более что купальника не было, но её же не заставят купаться, если не захочет!

Вельден же решил, что уже всё в ажуре и Мышка вот-вот схватит сыр, осталось чуть подождать и захлопнуть мышеловку. Далее запустил процесс охмурения, ранее стопроцентно срабатывающий на других девчонках. Рассказал пару смешных историй, показал, где находится консервный завод, а в какой стороне помидорные поля и яблоневые, сливовые сады, в какой стороне находится их город и тот замечательный пруд. При этом эффектно и как будто случайно поигрывал мускулами и приобнимал Йоле за плечи, поворачивая в нужную сторону, и один раз на несколько секунд коснулся губами её щеки, как бы случайно. Даже вытащил запутавшуюся у неё в волосах божью коровку. Эрик, вероятно, подумал, что Мышка уже попалась в его безотказную мышеловку, но напоролся сначала на откровенное изумление, потом на железобетонную стену, попытавшись обнять и поцеловать. Он ещё с таким чудом не сталкивался и потому вошёл в азарт. Ни разу Эрнст не получал отказа и тем более такого жёсткого. Ведро льда за шиворот в сорокаградусную жару – ничто в сравнении с его теперешним состоянием. Девчонка одним взглядом заставила его руки убраться с её плеча и талии, а язык прилипнуть к нёбу. Потом просто добила.

– Понимаешь, я уже начала верить, что ты неплохой и небезнадёжный. Но, увы, ошиблась. У меня опыта маловато, но не надо меня за наивную малолетку держать. Всё же явно, как муха на белой скатерти. Тебе, как большинству парней, важен лишь процесс охоты и минутный триумф. А я никогда не буду ничьим трофеем. Всё, извини, я не дичь, мне очень скучно и жарко. И ты для меня слишком взрослый, слишком самоуверенный и избалованный вниманием к своей особе. Отстань от меня! – Йоле выскочила из спустившейся кабинки и, не обращая внимания на вопли Лизки, увернувшись от попытавшегося задержать Валерки, быстрым шагом пошла к выходу.

Возле универсама остановился автобус, в перечне которого значился консервный завод. Йоле заскочила в закрывающуюся дверь. Лизка с ней не разговаривала два дня, потом сама первая сдалась.

На следующий день, который тоже был свободным, она рано утром, пока не так жарко, отправилась в гладилку. Там никого не было. Йоле уже практически закончила глажку своих вещей, как в окно увидела подходящего к двери Эрика с рубашкой в руках. Сталкиваться с ним не хотелось и самое умное, что она придумала, это схватить выглаженные вещи и спрятаться за шкаф в углу. Только успела затаиться, как он вошёл, увидел включённый утюг на гладильной доске:

– Вот раздолбаи! И утюг уже выключать им няньки нужны, охламоны! Детский сад – штаны на лямках.

Эрик приступил к работе, что-то напевая под нос. Йоле из своего укрытия могла наблюдать за ним, не опасаясь быть обнаруженной. Кому придёт в голову, что в щель между шкафом и стеной может забиться кто-то? Вельден гладил не спеша, очень тщательно и аккуратно.

– Слушай, может, и мою рубашку заодно погладишь? У тебя такое одухотворённое лицо, что очень хочется продлить этот процесс! Повезёт же твоей жене.

– Валерка, ещё раз так подкрадёшься, и я тебя поглажу! Блин, руку обжёг! – Эрик потряс рукой, потом включил воду и сунул под струю руку. – Может, тебе ещё и на трусах стрелки сделать? Сам гладь, я по твоей вине теперь раненый.

– Ладно, а твою рубашку спасать или пусть догорает?

Валерка поднял утюг, потом рубашку с коричневым на песочном фоне пятном и заразительно рассмеялся. Йоле еле удержалась, чтобы не рассмеяться с ним вместе. У Эрика было такое удивлённо-обиженное лицо, что ни один актёр не сыграет.

– Блин, да что же это за невезуха с утра?! Чё ты-то ржёшь? Это моя любимая рубашка была, в Люксембурге год назад купил. Гадство!

– Я знаю, что за невезуха, и не только сегодня. А примерно с третьего сентября – Йолька!

– Отцепись, задолбал ты меня. Гладь молча!

– Друг, очнись! Ничего у тебя с ней не получится. Она хоть и мелкая, но крепкая, с характером малышка. Не обломится, не рассчитывай. – Валерка увернулся от брошенной в него испорченной рубашки.

– Получится, я чувствую. Ленка как из другой эпохи – сплошная загадка. А я люблю трудные ребусы. Вот увидишь! Я её разгадаю и ещё обзавидуешься!

– Как бы этот ребус тебя за решётку не оформил. ОНА МАЛОЛЕТКА!!! Мозги включи!

– Я подожду, пока подрастёт и созреет. И мне кажется, что у её губ вкус альпийской спелой земляники.

– Идиот! Пошли, а то опоздаем, потом договорим. Господи, ты угомонишься когда-нибудь? Пойми, эта девчонка тебе не по зубам.

Они вышли, а Йоле ещё минут десять не осмеливалась выбраться из своего укрытия. Ей почему-то стало грустно и стыдно. Не могла объяснить почему, но это Мышке очень не понравилось. Ничего не решив и забыв перегладить смятые вещи, Йоле пошла к себе в комнату. Одно знала чётко: фиг он её разгадает и разгрызёт! Скорее зубки на протез-лягушку поменяет!

Эрик к ней уже не подходил, а лишь следил взглядом при каждой встрече. Йоле это было неприятно ещё и потому, что, засыпая каждую ночь, ловила себя на мыслях о нём, чувствовала его горячие губы на щеке. А ещё у него были большие и сильные руки, как у папы. Йоле почему-то считала, что у настоящих, надёжных мужчин должны быть большие руки. Если рука маленькая с короткими сардельками-пальцами, то как её обладатель сможет такими тыкалками-ковырялками построить дом, управиться с оружием или просто дать в морду бандиту, защищая подругу или ребёнка? Да бандит просто со смеху умрёт от такого удара! Это как пощёчина нежной ручкой розовощёкого пухлого амурчика в подгузнике злобному волосатому великану. Нет, мужчина обязательно должен быть сильным, а не холодцом с подрагивающим жирком на щёчках и пузике. А Эрик внешне полностью соответствовал её представлениям. И она уже почти решила поговорить, может, даже извиниться, как случился малоприятный казус.

Незадолго до отъезда домой молодые преподаватели и старшекурсники отмечали что-то весьма шумно и весело после ужина в столовке. Валерка почему-то был один, без Лизки. Но от одиночества не страдал, а кормил виноградом за поцелуи какую-то рыженькую девчонку. Вельден так же веселился на полную катушку, развлекая приглашённых в высший свет избранных студенток песнями под гитару, анекдотами и обнимашками. Сам же практически не сводил глаз с зеленоглазой недотроги, не обращавшей на него, такого замечательного умника-красавца ни малейшего внимания. Он, привыкший к безотказности со стороны слабого пола, откровенно не понимал, как привлечь внимание озадачившей его особы. Мысль, пусть и глупейшая, никогда бы не пришедшая в трезвую голову, просто подталкивала в спину и жгла пятки.

Йоле же, готовившая закуски на этом празднике жизни, поздно закончила свою работу и пошла в душ, еле передвигая ноги. Там было шесть кабинок, разгороженных кафельными перегородками без дверей. Утром и вечером не протолкнёшься, всегда очередь. А ночью занятыми оказались только две кабинки. Йоле, оставив одежду на вешалке у входа, стала под тёплую воду. День выдался тяжёлый, все мышцы ныли от усталости. Не хотелось двигать даже пальцем. Но нужно, потому что можно так и заснуть стоя. Вымыв волосы, Йоле подпрыгнула от визга, вмиг взбодрившись. Мышь что ли увидели или лягушку? Глупые писклявые курицы! Она выглянула из своей кабинки: две малознакомые голые девчонки, прикрываясь мочалками и полотенцами, помчались к вешалке мимо двух соляных столбов с удивлёнными рожами. Естественно, кто же ещё это мог быть? Конечно, очень поддатые Валерик и Эрик с полотенцами на шеях и кучей извинений. Похоже, они ошиблись дверью, может, даже случайно. Мужской душ находился напротив. Недолго думая, Йоле вышла из кабинки, ничуть не прячась, просто полотенце забыла на вешалке с одеждой, схватив по дороге ведро для мытья пола с остатками воды. Ловко нахлобучила его на голову Валерке и врезала кулаком под дых не ожидавшему такой реакции Эрику. Дело сделано, агрессоры обезврежены.

– Валерыч, ты это видел?

– Что-то кроме ведра изнутри? Не очень успел, но что-то точно видел.

– Какая у неё фигурка! А грудь?! У такой малышки такая аппетитная, идеальная грудь! Так бы и съел! А родинка-звёздочка на бедре?! А талию можно двумя пальцами обхватить! А кожа белее бумаги! Я в шоке и влюблён навечно. Я должен заполучить эту недотрогу!

– Не угомонишься – срок заполучишь!

Йоле улыбнулась, услышав их разговор, закрывая дверь на замок с обратной стороны. Хотели душ – купайтесь на здоровье до самого утра и срок отбывайте! А на счёт заполучить – нате, выкусите!

В комнате обнаружила в кармане шорт маленькую бархатную коробочку. Открыла – на зелёной атласной подушечке аккуратно свёрнутая спиралью лежала золотая цепочка ажурного плетения с воздушным кулоном в виде цветка фиалки с изумрудной серединкой. И записка «Йоле от Эрика». Очень захотелось пойти и сразу же вернуть, но это означало бы, что нужно разговаривать, выпустив арестантов. А она категорически не хотела с ним общаться, особенно после происшествия в душе и его слов. Подруге не стала ничего рассказывать ни про развлечения её объекта внимания, ни про случай с ведром и речь Эрика. Утром отдала подарок возмущающейся Лизе с просьбой передать адресату с запиской: «Извини, но подарков мне не нужно, тем более от тебя. И у меня аллергия на золото». Вельден, похоже, обиделся и перестал её преследовать, чему Йоле скорее была рада, чем огорчена.

Сельхозработы закончены, студенты собирали вещи. В город их должны отвезти арендованные академией автобусы, но приехала только половина заказанного транспорта. Для России обычное явление – два автобуса сломалось, один водитель накануне суперактивно праздновал день рождения любимой тёщи. Начальником отряда было принято волевое решение: впихнуть максимальное количество студентов в имеющийся транспорт, а остальным ждать следующего рейса через три-четыре часа или добираться самостоятельно, оставив расписку.

Йоле с Лизой решили ехать на рейсовом автобусе от местной автостанции, правда, где она находилась, они имели весьма смутное представление. Но, как говорится, язык до Киева доведёт, хорошо хоть Лизкину тяжеленную сумку удалось отправить с одногруппниками в общагу. И язык их довёл, но последний рейс уже ушёл. На такси денег не хватало, да и слишком дорого выходило, а они не дочки олигархов. Пригорюнившиеся девчонки с грустными мордашками сидели в сумерках на скамейке. Становилось прохладно. Можно позвонить папе, но он давно за руль не садился и их старенький «фордик» вряд ли заведётся даже с десятой попытки, а тревожить водителя из управления неприлично по личным вопросам после окончания рабочего дня. Лизины родители вообще жили на другом конце страны, а старшая сестра за двести километров.

– Проявили, блин, самостоятельность! Ну и что теперь делать?

– Я звоню Валерику, – решила Лиза и стала набирать номер. Поворковав чуток, радостно сообщила: – Будут через десять минут.

– Будут?! Ты смеёшься или прикалываешься? Лизка, ты же прекрасно знаешь, как я к нему отношусь! – возмутилась взбешённая Йоле. – Если ехать с Вельденом в одной машине, то я лучше тут на скамейке переночую, а завтра первым автобусом приеду или вообще пешком пойду. Я с ним в одной машине не поеду!

– Лен, ты дура? Совсем рехнулась? Я тебя одну не оставлю! А так мы через час дома будем, бесплатно и с доставкой к подъезду. Доедем с комфортом. Не глупи, пожалуйста, мы замёрзнем ночью на скамейке, потом сопливые и некрасивые будем. А если хулиганы пристанут, кто их бедолаг от тебя спасать будет? Я не могу, у меня маникюр свежий. Да и не съест он тебя, – заканючила подруга, достаточно изучив характер Йоле, чтобы давить не на неё, а на жалость. – Йолечка, ну пожалуйста, я в общагу родную хочу.

Когда подъехали ребята на внедорожнике Валеры, девчонки успели договориться поехать с ними, но с условием, что Лиза сидит позади с Йоле. Из машины выскочил Эрик, загрузил их сумки в багажник и открыл заднюю дверь. Йоле забралась, а Лизка, вредная предательница, впорхнула на переднее сиденье к Валерке. Сразу начались обнимашки с целовашками. Ленка обиделась и отвернулась к окошку, стараясь ещё и в дверь вжаться максимально. Так и подмывало рассказать о винограде за поцелуи, но не стала этого делать, подленько бы вышло. Эрнст, подвинув вперёд пассажирское сидение вместе с Лизкой, устроился рядом. Он весь, в отличие от Ленки, просто светился и излучал радость от такого поворота дела.

– Привет, Мышка-малышка. Вот мы вам и пригодились. – Эрик о неудачном подарке решил не упоминать.

– Я тебе не малышка! – Йоле почему-то было неловко находиться так близко к нему и от этого она разозлилась на себя.

Чего так всполошилась? Они же здесь не одни! Валерка вроде как адекватный временами бывает, и сама за себя она постоять сумеет, наверное. Да и вряд ли Вельден решится приставать, не такой он вроде бы.

– Хорошо, не малышка, но у меня до сих пор живот болит от твоего удара. Где так научилась? – Вельден положил руку на спинку сиденья, приобняв её за плечи, коснулся губами волос, вдыхая их запах.

Другая рука легла на колено, «прожигая» ткань джинсов. Вот ведь нахал!

– Руки не уберёшь, ещё что-нибудь заболит. Я просто твой вынужденный обстоятельствами попутчик, а не подружка и никогда ею не стану. Эрик, пойми, ты мне ни разу неинтересен. – Йоле очень строго посмотрела на него и снова отвернулась.

– Йоле, прости, пожалуйста. Мы, правда, тогда со спиртным здорово перебрали и дверью ошиблись.

– Ага, кулон тоже ошибочно и совершенно случайно в кармане материализовался? Могла бы поверить, только с запиской неувязочка вышла. Запутался, сударь?

– Нет, неошибочно. Лен, мне очень стыдно, но я ни о чём не жалею, попытка не пытка. Хотя, как сказать… – Эрик покраснел, виновато поглядывая на неё, но руки с плеч и колена не убирал.

– Ладно, проехали. Но это ничего не меняет, ты… – Валерка резко бросил машину в сторону, объезжая здоровенную ямку на дороге, и Йоле оказалась в руках Эрика, сильно ударившись об его подбородок макушкой. – Отпусти меня быстро!

Вельден, помедлив с минуту, разжал руки, потёр ушибленное место и вздохнул. Попробовал снова положить руку на спинку сиденья и плечо Мышки, получил в ответ локотком под ребро. Больше Йоле не проронила ни слова, пока машина не остановилась у её подъезда. Вышла, поблагодарила за доставку, показала Лизке кулачок и потащила рюкзак к двери.

– Эй, недотрога, давай хоть багаж донесу до квартиры, – предложил Эрнст, стоя у открытого багажника.

– Спасибо, сама справлюсь. – И потащила дальше.

– Ну уж нет, что ж я за мужчина такой буду, если позволю такому хрупкому, очаровательному созданию тащить неподъёмную тяжесть по ступеням на четвёртый этаж?! – Он выхватил у Йоле сумку, забрал рюкзак.

Пришлось согласиться, не кричать же, что грабят?! А про этаж откуда узнал?

Через неделю начались занятия. Второй курс с субординаторами в обычных условиях пересекаются крайне редко, но на Эрика Йоле натыкалась даже слишком часто. Попыток поговорить он не предпринимал, только улыбался ей при встрече и провожал взглядом.

Несколько раз видела его машину у своего дома. Папа тоже заметил и спросил дочь, что это значит и, может, ему стоит поговорить с её таким настойчивым ухажёром? Ленка обиделась, заявив, что ухажёров у неё нет, а с этим придурком сама разберётся. Ян Владиленович хитро усмехнулся, но перечить дочери не стал. Он-то уже выяснил всё про этого «придурка», серьёзно побеседовал с ним и был совсем не против их общения. Но Йоле, естественно, об этом знать не следовало, иначе страшно представить, что было бы. Заметив в очередной раз джип Вельдена под окном, она вышла из подъезда и решительно направилась к нему. Открылась передняя пассажирская дверь и Эрик пригласил присесть:

– Привет, дождик начинается. Садись, а то промокнешь.

– Я в чужие машины с плохо знакомыми дядьками не сажусь, мне папа рассказывал, что потом бывает.

– Так давай познакомимся поближе и я стану твоим хорошо знакомым другом. – Эрик улыбнулся и вышел из машины. – И с папой я договорюсь, даже подружусь, если захочешь. Я приехал пригласить тебя пойти со мной к Валерке на день рождения.

– И когда же оно состоится? Через месяц или уже прошло? Ты здесь больше недели дежуришь.

– Ладно, снова соврать не получилось, не умею я. Уже прошло. А если просто прогуляться? Очень хочу пригласить тебя куда-нибудь, куда захочешь. Сразу обещаю хорошо себя вести. Не бойся, просто погуляем по городу или парку. Можно в кино или на концерт сходить, даже в театр или музей.

– Я же сказала, что мне с тобой не интересно, и я тебя нисколько не боюсь. Ведёшь себя, как Дон Жуан безусый, а вроде бы из большеньких. У меня много дел и я с тобой не хочу никуда идти. Эрик, я с тобой никуда не пойду. И отстань от меня.

– Лен, зачем ты постоянно пытаешься меня задеть или обидеть? Я же ничего плохого тебе не сделал и не сделаю. Йоле, ты мне очень нравишься. Не могу тебя выбросить из головы и не хочу. Давай попробуем пообщаться, может, смогу убедить, что ты ошибаешься и со мной очень интересно, даже весело. Мышка, пожалуйста.

– У меня есть друзья, с которыми не бывает скучно. У меня есть папа, с которым мы ходим на концерты и в кино. Зачем тебе-то ко мне в друзья набиваться?

Йоле посмотрела на него, задрав голову. Встретились взглядами и она почувствовала себя гипнотизируемой добычей питона Каа. Тонула или точнее растворялась в его бездонных шоколадных глазах, как кусочек мороженного в горячем кофе. Очнулась от наваждения, когда он зачем-то взял её за руку, а горячие губы коснулись виска. Выдернула руку, отскочила на безопасное расстояние:

– Эрик, отстань, пожалуйста. Я не из таких, которые на красивых и богатых парней засматриваются. Знаю своё место и тебе того желаю. Мы с разных планет, понимаешь? И я не хотела тебя обижать, просто не знаю, как ещё объяснить, что ты зря тратишь своё и моё время. Не приезжай больше, это ни к чему. Прощай! – Йоле повернулась и побежала к подъезду, не расслышав его последних слов.

– Нет, не зря. Пусть не сейчас, но ты будешь моей, клянусь. Чего бы мне это ни стоило, сколько бы ни пришлось ждать, ты будешь со мной!

Джип постоял некоторое время и уехал, чтобы больше не появляться. Но Вельден по-прежнему попадался слишком часто в её поле зрения, чтобы это было просто случайностью. Йоле делала вид, что не замечает его, потом тоже начала улыбаться и даже иногда здороваться. Как-то под Новый год она шла по коридору главного учебного корпуса в прекрасном расположении духа после сдачи трудного зачёта по патанатомии и наткнулась на Эрика, целующегося с красивой блондинкой с пятого курса, которая нравилась Димке Колосовскому. Йоле не сбежала, как часто делала, а словно приросла к полу. Они продолжали целоваться, не замечая её мучительную вечность. Потом Эрик как будто почувствовал взгляд и обернулся. А Йоле смотрела, не замечая катящихся по щекам слёз.

– Привет. С наступающим тебя! – Он даже не смутился, хотя с чего бы ему краснеть, сама же велела отстать от неё.

– И тебя, – выкрикнула она, пробегая мимо.

Только тогда поняла бедная Мышка, что совершенно безнадёжно и теперь уже точно безответно влюбилась. Она не была дурой, прекрасно понимая, что сама вела себя неправильно, но по-другому не умела и притворяться не хотела. Просто ей было всего шестнадцать лет и Эрик первый парень, который понравился не как друг. И что делать с непонятным чувством, она не знала. Прибежав домой и хорошенько наревевшись, она решила, что выкинет его из головы и никогда в жизни не будет влюбляться. Легко сказать, а как сделать? Больше года потом его не видела, а с друзьями тоже редко встречалась. Когда Лиза или Валера упоминали в разговоре имя Эрика, Йоле сразу прощалась и уходила.

Йоле не любила свой день рождения. Почему? Просто не любила и всё. Нет, когда была ребёнком, то, как и большинство, считала до него дни в ожидании подарков, в предвкушении праздника. Но получилось так, что в этот день умерла бабушка Иоланда от молниеносного обширного инфаркта, когда пекла внучке именинный торт. Умерла из-за того, что позвонили и сказали, что её сына, отца Йоле, экстренно доставили в Москву в госпиталь с ранением в область сердца. Папа выжил, ранение оказалось не таким уж и серьёзным. Пуля прошла навылет, не задев практически ничего важного. Но бабушка умерла на глазах полдня как десятилетней внучки, ожидавшей традиционной пробы шоколадной глазури для торта. Ян Владиленович сбежал из госпиталя и прилетел через три дня на похороны матери. А Йоле эти три дня с соседями и друзьями бабушки занималась подготовкой погребения. С тех пор, несмотря на уговоры отца, его друзей, празднование было под запретом. Но подарки всё равно приносили, звонили и приходили в гости с поздравлениями, в основном отцовы друзья.

Вот и восемнадцатый день рождения начался со звонков, стука в дверь и подарков. Не повезло, что этот день не выпал на выходной. А ещё лучше было бы родиться на день позже и тогда вообще можно почти про него забыть. Ведь её день рождения выпадал бы всегда выходным на День Победы. Но, увы, нужно ещё и на учёбу идти, хотя там особо никто и не поздравлял. В отцовской комнате и на кухне уже хозяйничали дядя Пьеро, дядя Эдик и подруга тётя Василиса, помогая папе с праздничными хлопотами. Йоле в такой день отстраняли даже от выноса мусора. Наверное, даже хорошо, что не выходной, а то бы слонялась полдня без дела.

Только открыла дверь, собираясь выйти, как врезалась в гигантский букет белых роз. За ним спрятался Королёв:

– С днём рождения поздравляем и всего лучшего желаем!

– Йоле, поздравляем! – Из-за Валеркиного плеча высунулся Эрик, рядом появилась и Лизка.

– Спасибо. Но войти не приглашаю, потому как тупо кошмарно опаздываю на оперативку у Ребекки Ильиничны. Пап, – крикнула она в открытую дверь, – поставь, пожалуйста, цветы в воду, я убежала, – прошмыгнула под рукой Королёва и помчалась по ступеням.

Папа, естественно, лучше воспитан, поэтому стопудово напоит чаем, извиняясь за такую занятую дочь.

На занятия к профессору Шилфорд опоздать можно было только в случае собственной кончины, и то отработку поставят. А восемнадцатилетие вообще не причина. Ребекка Ильинична была одним из самых любимых преподавателей Йоле. Высокая, стройная, всегда идеально выглядевшая, семидесятилетняя заведующая кафедрой была очень строга и требовательна к студентам. Но ей Йоле готова всё простить за то, что профессор умела заинтересовать в своём предмете, обладала невероятным талантом учителя и колоссальным опытом хирурга, терпением. Её лекции всегда были содержательными, с чётко выверенным количеством важной информации, которую очень сложно отыскать самостоятельно. Чтобы заинтересовать студентов не только учебным материалом, но и простимулировать общее интеллектуальное развитие, профессор зачитывала интересные моменты из художественных произведений или автобиографий известных хирургов. Булгаков, Пирогов явно были любимцами профессора, Йоле тоже ими зачитывалась. Монографии по военной хирургии Пирогова знала почти наизусть.

Никто из студентов никогда не слышал, чтобы профессор повышала голос или некорректно обращалась к кому-либо. Не отыгрывалась на зачётах и экзаменах, просто была требовательна и справедлива. Даже если не станешь хирургом, то всё равно обязан досконально знать человеческое тело, иначе что ты за врач – так, опасное для пациентов недоразумение с дипломом. Ребекка Ильинична обладала потрясающим чутьём. От студентов, которые не собирались связывать свою жизнь с хирургией и были средними по интеллекту, требовала много, но не выше их возможностей. Но, если угадывала в сидящих перед собой родственную душу, то брала на заметку. Йоле попалась сразу. Профессор выжимала из неё все соки, но давала гораздо больше. Единственное, что Йоле раздражало на занятиях у профессора, что она довольно часто упоминала имена Королёва и Вельдена среди немногих других, которых ставила в пример для подражания. Два друга, по её словам, заслуживали такую честь за настойчивость, нестандартное мышление и живой ум с потрясающей памятью. А похвалу Ребекки Ильиничны заслужить сложнее, чем выиграть в лотерею. Йоле она похвалила только один раз за аккуратные кишечные швы на дополнительном занятии.

Поэтому у Йоле была веская причина сбежать. Потом дома пришлось выдержать беседу с отцом о её недостойном поведении по отношению к друзьям. Надулась на оставшийся вечер. Ян Владиленович настоял, чтобы дочь позвонила им, извинилась и пригласила на следующий день в гости. Это было уже слишком. Йоле извинилась, но в гости приглашать отказалась, и отец понял, что настаивать опасно.

Beim Manne ist sie (die Liebe) mehr Begehren, bei der Frau mehr Opfer. Beim Manne ist viel Eitelkeit dabei, bei der Frau Schutzbedürfnis.

(Erich Maria Remarque)

У мужчины любовь в большей степени вожделение, у женщины – жертвенность. У мужчины примешано много тщеславия, у женщины – потребности в защите.

(Эрих Мария Ремарк)

В конце августа, за две недели до отправки в студотряд на четвёртом курсе, Йоле угораздило сломать ногу. Получилось очень глупо и обидно. Обидно вовсе не из-за того, что не поехала на сельхозработы, она и в прошлом году не ездила, подхватив пневмонию в сорокаградусную жару, а из-за того, что совершила она эту глупость на глазах Вельдена.

Ленка спускалась со ступеней главного корпуса академии, читая расписание занятий на семестр в телефоне, и оступилась на последней самой коварной стёртой ступеньке. Не устояла и неловко упала голенью на бордюр клумбы, чуть не взвыла от острой боли. Хорошо хоть никого рядом не было, а то смеху было бы! Подобрала упавший телефон, благо не разбитый, рюкзачок и… Из глаз посыпались искры при попытке встать, и Йоле не сразу разглядела того, кто поднял её на руки.

Эрнст по каким-то своим делам заезжал в академию и уже выезжал с парковки, когда увидел неудачный пируэт объекта своего неустанного внимания. Совершенно не слушая её возмущений и требований поставить на место, Эрик усадил недотрогу в свою машину и повёз в городской травмпункт, благо он находился в трёх кварталах от академии. Удивительно, но очереди не было вообще, просто чудо какое-то. Приняли сразу, сделали рентген – поперечный перелом средней трети малоберцовой кости без смещения, что бывает крайне редко при таком механизме травмы. Повезло, даже репозицию делать не надо. Травматолог был удивлён не менее, чем начинающие доктора, но решил не заморачиваться, а просто загипсовать, отправить восвояси и залечь спать, пока кого-то ещё на что-то не угораздило. Пришлось Йоле тогда согласиться, чтобы Эрик довёз её домой, потому что папа уехал с друзьями в дом отдыха на неделю после длительных уговоров и обещаний, что всё будет хорошо. Нельзя его беспокоить и срывать с отдыха, тем более из-за такой ерунды. И на четвёртый этаж подняться с загипсованной по бедро ногой без посторонней помощи проблематично. Выхода не было, но она поставила условие, что, как только он поможет подняться на этаж, сразу уйдёт. Вельден молча поднял на руки и пронёс мимо крайне ошарашенной такой картиной консьержки Аделаиды Сидоровны, обаятельно улыбаясь. Ленка попробовала освободиться у лестницы, но, опять игнорируя возмущения, Эрик донёс её до квартиры, а потом до дивана в её комнате. Аккуратно уложил Йоле, подложив подушки под ногу и голову. Принёс бутылку минералки из холодильника и стакан.

– У тебя, где аптечка хранится?

– Зачем?

– Хочу тебе обезболивающее дать. Видно же, что сильно болит.

– Пройдёт.

– Так, послушай бывалого человека. Я ломал и руку, и ногу, поэтому, поверь, часа через два на стенку полезешь. Итак, где аптечка?

– Я сама справлюсь, не маленькая. Тебе пора, папа скоро придёт и купит. Эрик, я тебе очень благодарна, но уходи, пожалуйста.

Вельден взял её ключи от квартиры:

– Я в аптеку. Вернусь через полчаса. Потерпишь? – и не дождавшись ответа, выскочил из квартиры.

Йоле попробовала встать, но опущенная вниз нога действительно дико заболела. Пришлось опять лечь. Вдруг зазвонил телефон в кармане, это оказался отец.

– Привет. Как отдыхается? У меня всё отлично, расписание взяла, учебники получила. Не переживай, я у тебя уже большая и довольно умная. Папочка, отдыхай спокойно. Нет, ты обещал на неделю, вот и держи слово. Подумаешь, ещё четыре дня на чистом воздухе! Не будет у тебя никакого отравления озоном, если что, то реанимирую под выхлопной трубой. Папулечка, кушать я не забываю, цветы поливаю, по ночам в компе не сижу, по кабакам не шляюсь и мужиков в дом не вожу, на треке не гоняю – ты же ключи от машины спрятал за томик Вольтера, со спиртным и наркотой завязала, пистолет под подушкой заряжен и на предохранителе. Хорошо, поняла, как приедешь, сама ремешок для порки приготовлю. Я тебя очень люблю, папочка. Спокойной ночи и не скучай.

Йоле улыбаясь, отключила телефон. Она не слышала, как открылась и закрылась входная дверь. Всё ещё улыбаясь, положила телефон и потянулась. Повернула голову и вздрогнула от неожиданности. Эрик с пакетами в руках стоял в проёме двери.

– Хорошо, что тебя не послушал. Извини, я слышал часть разговора, и папы сегодня не будет. А у тебя такая замечательная улыбка, очень солнечная. Хотел бы, чтобы ты так и мне улыбнулась хоть когда-нибудь, хоть разочек.

– Не подлизывайся, со мной такие штучки не пройдут. Сколько потратил? Это что, всё лекарства?

– Просто у тебя совершенно пустой холодильник, а отца нельзя обманывать. Сейчас приготовлю ужин и накормлю обманщицу. Когда последний раз ела нормально? Йоль, ты же будущий врач, должна понимать, что хорошее и регулярное питание – залог здоровья и эффективности работы мозга.

Йоле сдвинула брови, насупилась:

– Чеки давай. Я не нуждаюсь в благотворительности и в нотациях. Приготовить и сама могу.

– Чеков нет, я их выбросил. И денег не возьму. Лен, послушай. Я не маньяк, не бойся. Просто ты мне небезразлична, поэтому позволь сегодня остаться здесь, у тебя. Приставать не буду, обещаю.

– Вельден, ты с ума сошёл? – Йоле от возмущения вскочила, забыв про больную ногу. – Нет, ты здесь не останешься! Блин, давай свои анальгетики! Как же больно!

Эрик усмехнулся и подал пакетик с лекарствами. Остальные пакеты понёс на кухню. Ленка нашла кеторол, проглотила сразу две таблетки и попрыгала за Эриком. В углу прихожей увидела облегчённые костыли в прозрачной упаковке. Охренеть! Он уже сложил продукты в холодильник, а сейчас мыл фрукты в раковине. Уложил на большую тарелку и, пройдя мимо, отнёс в её комнату. Потом вернулся, поднял Йоле на руки и так же молча снова уложил на диван. Сам присел на краешек рядом:

– Где твои вещи, одежда?

– В смысле? – Ленка уставилась на него. – Зачем тебе мои вещи? Вельден, ты чего задумал?

– Думаю, что в так экстравагантно порезанных джинсах не очень удобно. Могу помочь снять это и надеть что-либо более практичное в твоём теперешнем положении.

Йоле совсем забыла об отрезанной штанине. Покраснела. А ведь он снова прав.

– Вон в том шкафчике лежит белый сарафан трикотажный. Но ты выйди!

Эрик подал сарафан, принёс большие кухонные ножницы:

– Даже не пытайся выскользнуть с гипсом из джинсов. Здесь нужны радикальные меры. А я отвернусь.

Ленка последовала совету. Но плотная ткань резалась с большим трудом, а на шве вообще не получалось, ещё и лёжа. Поднялась, следя за тем, чтобы Эрик не подглядывал, и снова попробовала справиться с коварной тканью. Ножницы выскользнули из вспотевшей от жары и усилий руки, вонзившись острым концом в слой гипса на стопе. Йоле от испуга зажмурилась и вскрикнула, ожидая боли, моря крови из насквозь пронзённой ноги. Но обошлось, даже капельки крови не было. Не обошлось с добровольным помощником. В итоге всё-таки пришлось согласиться принять его помощь и в этой глупейшей ситуации. Джинсы побеждены, сарафан надет, а Йоле опять уложена на диван.

– Вот видишь, я снова пригодился и ещё пригожусь. – Вельден улыбнулся, погладил её по голове. – Может, прислушаешься к голосу внутри себя и согласишься, что всё не просто совпадения. Лежи спокойно, я сейчас ужин приготовлю. – И, не обращая внимания на возмущения, удалился на кухню.

Вскоре по квартире поплыли аппетитные запахи жареной с луком картошки, отварных сосисок. У Йоле заныло под ложечкой, она сегодня только чашку кофе утром выпила, вчера чаем и бутербродом ограничилась. Через несколько минут показался Эрик с подносом в руках. Сервировал столик у дивана на две персоны и пригласил отужинать. Йоле повредничала для приличия, но он так всё соблазнительно разложил по тарелкам, да ещё и салатик приготовил! И ел с таким аппетитом, что устоять оказалось выше её сил. Такой вкусной картошки у неё никогда не получалось приготовить. Хрустящая румяная корочка и сама нежность внутри. Поджаристый лучок и мелконарезанный свежий укропчик. Пальчики оближешь! Потом всё прибрал, вымыл посуду. На часах было уже почти полночь, а нога опять сильно разболелась. Пришлось согласиться на укол и всё-таки разрешить переночевать «ухажёру» в уголке на кресле. Что Вельден уколол за лекарство она забыла спросить, но боль быстро прошла и навалился сон. А проснувшись утром, первым делом увидела сидящего рядом Эрика и поднос с чаем на столике, печеньем и шоколадными конфетами.

– Доброе утро, Мышка. Я рад, что ты хорошо выспалась. Я там суп грибной сварил, приготовил котлеты, пюре картофельное, пару салатиков и пирог с яблоками. Так что голодная смерть тебе уже не грозит, и отца обманывать не придётся. И мусор вынес, и цветы полил. Лежи, ни о чём не беспокоясь.

– Я очень благодарна тебе за помощь, но не стоило. Я и сама могла. Ещё раз, спасибо за всё. Но мой внутренний голос уже буквально вопит, что пора закрыть дверь с обратной стороны. Спасибо, Эрик. Захлопни дверь и не нужно приезжать проведывать меня ни завтра, никогда. У меня всё будет хорошо, правда. Ты замечательный, но пора уходить. Прости.

– Йоль, я всё равно буду рядом. Может, когда-нибудь поймёшь, почему или соизволишь просто выслушать меня.

– Тебе пора. Ещё раз, огромное спасибо и прощай. Вельден, уходи, пожалуйста. Мне и так неловко перед тобой.

– Запомни, я никогда не отвечу тебе «прощай», только «до свидания». Если нужно будет подбросить до травмпункта, привезти лекарства или лекции, или поставить чайник на огонь, или любую мелочь – только скажи. Я сделаю для тебя всё, что пожелаешь, чего бы мне это ни стоило. – Вельден наклонился и легонько коснулся её губ. – Звони в любое время дня и ночи. Я буду ждать.

Смотрел на неё ещё некоторое время, потом поцеловал уже по-настоящему и очень жарко. Йоле еле сумела отпихнуть его.

– Йоль, можно я ещё останусь? Буду смирно сидеть в углу или на кухне. Вдруг температура поднимется или нога сильно болеть будет, я боюсь тебя одну оставить. Пожалуйста. И я должен тебе кое в чём признаться. Я…

– Нет! Уходи немедленно. Тебе нельзя здесь оставаться. Спасибо за заботу, помощь и уходи! Обещаю, что позвоню, если будет совсем плохо.

– Пожалуйста, позвони, даже просто так. Я буду ждать.

Он ушёл, оставив на столе визитку, ключи от квартиры и захлопнув дверь, а глупая девчонка очень хотела его вернуть, но гордость не позволила, пропади она пропадом. А потом, если сказала «нет», так и держи слово, чем бы ни пришлось пожертвовать. Такой вот ужасный характер, но если ещё идти на сделки со своей совестью, со своими убеждениями, то зачем их вообще иметь?

Нога болела и нещадно чесалась, резко ограничивая в делах и конечно же в передвижении. Йоле старалась как можно меньше принимать обезболивающих, но к вечеру третьих суток выпила последнюю таблетку кеторола. Очень хотелось позвонить Эрику и не только из-за лекарств, но так и не решилась. Она была уверена, что он примчится тут же, но не знала, как быть дальше, ведь уже давно поняла, что небезразлична к нему, впрочем, как и он к ней. Йоле совершенно не знала, как себя с ним вести, о чём разговаривать. Но так хотелось, чтобы он оказался рядом. Однако боялась остаться с ним наедине, слишком уж озадачили его слова и поцелуй. В итоге порвала визитку на крошечные кусочки, чтобы случайно не поддаться искушению, и выбросила в окно, выходящее на проспект. Отец должен вернуться завтра, решила, что как-нибудь перетерпит.

Около восьми вечера в дверь позвонили. Йоле доковыляла, принципиально не пользуясь костылями, открыла – на пороге стояли Лиза и Валерка. Лизка весьма в раздражённом, не сказать злобном настроении.

– Ленка, ты чего творишь? – Лизка влетела в квартиру, втащив замявшегося Королёва и свалив стоявшие в углу костыли. Споткнулась, чуть не грохнулась и вообще остервенела: – Вообще в стерлядь превратилась?! Ну что у вас опять произошло? Ты соображаешь, что делаешь?!

– Во-первых, не ори, у меня со слухом пока проблем не было. Во-вторых, у кого у нас? Если не заметила, то я здесь наедине со сломанной ногой и у нас полное взаимопонимание, иногда, когда эта сволочь перестаёт чесаться и болеть.

– Ты не ногу, ты себе мозги сломала, а совесть вообще уничтожила! Сидишь тут, как сова в дупле, и жертву обклёвываешь!

– Если пришла ругаться, то дверь вон там. – Йоле повернулась и пошла к себе в комнату, оставив друзей на пороге. – Какую ещё жертву? Что за чушь?

– Йоль, погоди. – Валера мягко придержал её за локоть. – Просто два дня назад Вельден приехал домой, сказал, что ты сломала ногу, и он возил тебя в травмпункт, а потом ночевал у тебя. И всё! Больше я от него ни слова не слышал. Лежит, смотрит в потолок или на телефон и молчит. Сначала рожица такая счастливо-мечтательная была, но теперь совсем наоборот.

– Валера, мне жаль, что на него так подействовала возня с моей ногой. Он мне очень помог, буквально спас вот эту самую ногу и меня от голода. Я ему несколько раз спасибо сказала и от меня, и от ноги. Что ещё?