Читать книгу Мышка Йоле. Книга первая - Елена Слынько - Страница 3

Он успел… почти. У спецназа КТУ свои секреты. Рядом с руинами процветавшего в девяностые годы ресторана стояли военный вертолёт и несколько машин. Когда Эрик подъехал, дымящееся здание и периметр были плотно оцеплены, операция практически закончена. Бойцы Кирилла уже выводили задержанных бандитов. Выносили тела, складывая в ряд на освещённой фарами машин площадке. Начался мелкий, промозглый и противный осенний дождь, обещая затушить тлеющие угли и смыть кровь с земли. Эрнста попытались задержать, наставив дула четырёх автоматов и чуть не заломив руки.

– Пропустите, он свой. Доктор прибыл. – Коренастый и не такой высокий, как Эрнст, майор подошёл, пожал руку.

– Где она? Ты её нашёл? Она жива? Кирилл, что ты молчишь? Мы опоздали? Где она, говори?!

– Не ходи к ней, Эрик, не надо. Сейчас «скорая приедет. Это страшно, даже для меня, просто поверь.

Сердце Эрнста остановилось, ноги подкосились, и он упал бы, если бы не плечо друга. Он увидел её за спиной Кирилла. На одеяле, расстеленном прямо на земле, едва прикрытая обрывками одежды, под единственным горящим фонарём, в пяти шагах, отдельно от других, лежала его Йоле. До синевы бледная, почти голая и в запёкшейся крови. Лица не видно из-за спутанных разметавшихся волос, но родинка в виде звёздочки на левом бедре могла принадлежать только одной женщине. Под левой грудью рана, из которой ещё слабо сочилась кровь, потихоньку смываемая дождём.

Друг положил ему руку на плечо:

– «Скорая» едет. Она жива, но без сознания. Огнестрел, если не считать всего остального. Чудо, если выкарабкается. Мне жаль… – Кирилл сжал плечо Эрика.

– Врежь мне!

– Ты сдурел?

– Врежь! Твою мать! Кира, быстрее! Время уходит! Руки трясутся!

Эрик получил хороший удар дружественного спецназовского кулака в челюсть, словил все звёздочки, потряс головой и обрёл способность здраво мыслить. Такое с ним уже случалось однажды в Сирии, когда группа Кирилла, усиленная взводом десантников, и он в качестве добровольца-врача, в автобусе подорвались на мине. Пришлось под огнём боевиков вытаскивать остатки тел и ещё живых изувеченных бойцов, только что хохотавших над анекдотом.

– Спасибо, брат. Принесите дипломат и плед из моего багажника. Машина открыта. Бегом! – упал на колени рядом с ней, убрал волосы с лица, оттёр кровь. – Йолечка, Мышка, открой глаза, пожалуйста…

Никакой реакции.

Принесли дипломат. Доктор очнулся. Кровь идёт не толчками и только немного пузырится, свиста пробитой плевры вроде бы не слышно. Это хорошо, немного задето лёгкое, а крупные сосуды и сердце не повреждены, либо слишком мало осталось крови и слишком слабое дыхание. Пульс очень слабый, почти нитевидный и дыхание поверхностное, тело холодное как лёд. Тугая повязка, термоодеяло, плед. «Скорой» всё ещё нет. Но это даже к лучшему, будет меньше лишних вопросов и бумаг.

– Мы нашли её привязанной к балке. Позвоночник вроде в норме, поэтому и сняли. Вельден, страшнее той картины мало что видел, хорошо, что ты опоздал. Она же ещё совсем девчонка, маленькая такая!

– Я забираю её к себе в клинику. «Скорая» твоим задержанным не помешает. Кирилл, спасибо тебе и дай машину с мигалкой в авангард. Каждая минута на счету.

– Хочешь вертолёт?

– Где его сажать? У меня там нет такой большой площадки, а крыша вряд ли такую махину выдержит.

– Ладно, но поведёт твою машину мой человек. – Ланской кивнул, помог закутать невесомую как пёрышко девчонку и уложить на заднее сиденье «вольво».

Вельден сел рядом, положив её голову себе на колени, прикрыл ещё своей курткой.

– По протоколу спрятать её не сможем, четверых взяли, и петь они будут активно, я ручаюсь. Часа через два заеду и подумаем, что дальше делать будем. Давай, трогай! – И майор, махнув рукой, двинулся к своим ребятам.

Пока ехали, Эрнст не убирал пальцы со слабо бьющейся синей жилки на шее, боясь не найти потом пульс и молился всем известным богам. Йоле, его любимая девочка, нашлась. Только бы успеть довезти! Из машины позвонил на пост оперблока и, когда они подъехали, операционная была готова. Но к столу его не пустил лучший друг детства и студенчества, коллега.

– Вы сами знаете. Нельзя. Сидите тут или лучше идите к себе. – Валера Королёв закрыл дверь перед носом Эрика и пошёл к операционному столу, где лежала она.

Вокруг суетились реаниматолог, анестезиолог, лаборант и медсестры. Санитарка смывала кровь и грязь с тела, а медсестра тут же готовила операционное поле. Они вводили препараты в капельницы и катетеры, колдовали над плашками и пробирками, потом начали капать кровь. Щёлкали кнопками аппаратов и тыкали пальцами в дисплеи. Отогнав всех от стола за специальную ширму и надев свинцовый фартук, рентгенолог Наири снимала голову, грудную клетку, живот, вывернутую под углом, раздутую отёком стопу. Эрнст ринулся к монитору рентген-аппарата в предоперационной. Рёбра целые, позвоночник без особенностей и следов травм, лёгкое почти не пострадало, пневмоторакса нет, на ноге простой, но явно несвежий вывих, слишком обширный отёк. Наконец анестезиолог дал отмашку, и Королёв с ассистентом, норвежцем Бьёрном Доргом, подошли к столу.

Операция продолжалась недолго, около часа, но Эрику казалось, что целую вечность. Смотрел в монитор камеры и не мог никак сопоставить то, что видел с хрупкой, такой нежной и светлой девочкой, сумевшей заставить его смотреть на самого себя её глазами. Скальпель друга резал и его, наживую, непереносимо больно. Он хотел уже отодвинуть санитарку Петровну, бдительно охраняющую от него дверь, и войти, но вышла медсестра Зарина.

– Что? Скажите хоть что-нибудь!

– Эрнст Генрихович, всё хорошо, не волнуйтесь. Рана сквозная. Лёгкое задето. Прочистили, удалили, зашили. Всё хорошо, но вам туда нельзя.

– Не понял. Что не так? Говорите.

– Валерий Георгиевич велел вызвать Елизавету Николаевну и продлить наркоз, а вас категорически запретил впускать. Извините.

– Понятно. Ладно, я буду здесь, обещаю не врываться.

Зарина нажала кнопку срочного вызова хирурга-гинеколога, сменила спецодежду и вернулась в операционную. Лиза влетела, как вихрь, уже через минуту, едва не сбив его и наступив на ногу, не заметив этого:

– Привет, начальству. Хорошо, что я сегодня дежурю или не очень. Ты в курсе, что всё будет охренеть как здорово?!

– Обещаете?

– Можешь меня потом уволить. Она нашлась и жива! Ею занимаются, не побоюсь этого слова, гении, и ты её до сих пор любишь! Ещё есть вопросы?

– Елизавета Николаевна!

– Пошёл ты фон Вельден знаешь куда? К себе в кабинет и быстро!

И, прежде чем барон фон Вельден успел открыть, закрыть и опять открыть варежку, Елизавета Николаевна сверкнула угольно-чёрными глазами и впорхнула в открывшуюся дверь. Стол уже трансформировали для гинекологических манипуляций. Валера подошёл к стеклянной двери, вздохнул и опустил жалюзи, отгородив происходящее в операционной от Эрика. Камеру трансляции тоже отключили.

Фамильярность между старыми друзьями была обычным делом вне рабочего места. То, что Лиза выдала в присутствии младшего медперсонала в лице грустно глядящей на него санитарки оперблока Петровны, доказывало, что всё не так уж и здорово. Елизавета Николаевна была растеряна, почти в панике. Валера не имел права отключать камеру трансляции, для такого нужны убийственно веские причины. Что же там такое? Что они хотят скрыть? Или слишком страшно? Боятся за его реакцию? Но он же всё равно узнает!

Это было самое длинное утро в его жизни. Петровна выдворила из оперблока, устав отгонять от двери. Эрик на неё нисколько не злился. На её месте он выгнал бы уже давно, ещё и придав ускорения. За час с лишним в своём кабинете Эрнст выпил четыре чашки кофе, выкурил почти пачку сигарет и протоптал изрядную плешь на ковре. Голова отказывалась соображать. Наверное, от сигарет. Курил он редко, только под рюмку хорошего коньяка, а выпивал последнее время только по праздникам и в хорошей компании. Держался он уже три года, с отвращением вспоминая свои недельные запои, вспоминал, как просыпался и не мог вспомнить имя женщины, лежавшей рядом.

То, что ребята поставят Леночку, но привычнее Йоле, на ноги он не сомневался вообще. Не имел права сомневаться. Он никуда Мышку не отпустит, пока ей угрожает хоть малейшая опасность – это тоже не обсуждается. А опасность однозначно есть и будет, пока не станет ясно, во что она ввязалась. Но как быть, если Йоле не позволит ему быть рядом с ней потом? Хрупкая девочка со строгими изумрудными глазами – вот единственное создание, которое он боялся, безумно любил и боготворил. Ладно, придумаем по ходу что-нибудь.

В дверь без стука ввалился Кирилл Ланской всё ещё в спецодежде и с оружием. Вместе с ним появился давно забытый запах гари и порохового дыма.

– Ну как она?

– Не знаю. Ещё в операционной. Там Валера и Лиза колдуют, что-то пошло не так, я чувствую. А меня тупо выгнали, понимаешь, выставили за дверь!

– Правильно сделали. Есть выпить?

Эрик открыл дверцу бара. Кирилл поднялся, взял бутылку водки и налил два стакана. Протянул один Эрику.

– Я не буду.

– А я не спрашиваю. Пей! Нужно, чтобы тебя отпустило, у тебя же мозги набекрень свернулись. Предстоит весьма занимательный и непростой разговор.

Они выпили. Помолчали.

– Твоя Мышка-малышка сунула свою любопытную мордочку в очень тёмную паучью нору. Разворошила такую кучу дерьма, что даже не знаю, с чего бы аккуратненько начать, чтобы не слишком страшненько закончить. Но при любом раскладе – жуть конкретная!

– Говори, что считаешь нужным и что можешь. Я же понимаю.

– Ни хрена ты не понимаешь! Ладно, проехали. Ты же знал, кем был её отец? И предполагал, что её исчезновение связано с его смертью? И был однозначно прав. – Кирилл налил себе ещё стакан, опрокинул и закурил.

– Полковником какого-то секретного подразделения спецслужб в отставке. Но он погиб около года назад: наезд пьяного лихача недалеко от дома. Кира, ты уверен, что это всё связано?

– Однозначно. Ян Владиленович был боевым командиром весьма засекреченной группы ГРУ, предполагаю, что ликвидационной или что-то в этом роде. У моей группы и то секретность меньше. Даже мне толком ничего не удалось узнать. Это всё, что могу сказать на данный момент. Гриф строгой секретности на пятьдесят лет в головном управлении по деятельности группы и никакие мои старые знакомства не помогли. Такие люди, сам понимаешь, не уходят в отставку, даже по ранению и тем более не погибают под колёсами пьяного лихача. Он и его группа были легендой, нас готовили по их наработкам, опыту. Всё очень сложно. После его гибели из их квартиры изъяли все записи и электронные носители, но часть вернули вскоре. Непонятно, почему вернули ноутбук полковника, он нашпигован шифрами и папками с фото. Может быть, и не забирали, сейчас уже мало чему удивлюсь. Я сам немного покопался у неё в квартире. Хорошо, что Ян Владиленович не всему малышку научил, я нашёл записи, хотя спрятала умело, многое зашифровано и пока нечитаемо – спецшифр. Кстати, искали там не только мы, а девчонка-молодец. Я нашёл, потому что сам бы так же прятал – нас этому учили, а может, просто повезло. Ты же разрешишь записи и носители у тебя спрятать? Хочу сам разобраться или с Ленкиной помощью. Мы же не дадим её теперь на растерзание моим зубастым коллегам?

– А это вообще возможно?

– Попробуем. Но не обещаю. Вкратце, Ленка узнала каким-то образом одного человечка, разработкой которого, скорее всего, неофициально и по заданию занимался перед смертью Ян Владиленович. Выследила этого типа, скорее всего, убийцу отца. На ментов и фээсбэшников, вероятно, не стала полагаться и решила мстить самостоятельно. Узнала, что группа этого нехорошего товарища готовит крупный теракт, стырила у них микроавтобус с начинкой из СИ-4 и нервнопаралитического газа. Могу сказать, что, если бы этот запас взорвали, то от нашего милого городка при правильной закладке целым остался только бы пригород в лучшем случае, но вообще нежилой через некоторой время. Не представляю, как ей это удалось, те ребята ни разу не лохи. Прикинь, угнала из-под носа! Спрятала, отключив всю электронику. Пока автобус никто, даже мы, не можем найти. Завтра-послезавтра спутники подключим, хотелось бы первыми взять этот интересный груз. Хотя от спутников вряд ли толк будет. Мы не знаем даже примерный район поиска. Ребятки-бандюги обиделись, поднатужились и вышли на неё, засветилась малышка буквально на секунду на камере ГИБДД, на выезде из города. Сечёшь насколько глубоко враги забрались? А это, поверь, только краешек самой макушки айсберга.

Один из задержанных сразу пошёл на контакт после общения со мной. В общем, девочка перенесла страшные вещи, чудо, что жива, но не факт, что будет прежней, и не факт, что вообще будет. Не каждый подготовленный мужик выдержал бы, даже я. А она, эта малявка, эта кроха не раскололась. Двадцать три дня боли и издевательств! Ты такое можешь себе представить? Я, например, с трудом. – Ланской встал, прошёлся по кабинету, потом присел на край стола. – На пытках Ленка не молчала. Представь себе, она ругалась и читала стихи на немецком, японском и арабском языках! Сначала мальчиков это забавляло и смешило, потом очень разозлило, потом надоело. Дважды ей вводили сыворотку правды, получили ноль целых хрен десятых информации по интересующему вопросу и массу информации по прикладной и судебной психиатрии. Решили на наркоту подсадить, но не успели, сделали только один укол. Появились мы и её приказали убрать, но случился боец из моей группы. У Алихана унесло мозги на стенку, однако девочка успела поймать пулю. Как в средненьком американском боевичке, прикинь, в последний решающий момент успели! Но самое паршивое, что двое ушли ещё до начала нашей операции, им тупо повезло и круто не повезло нам. Вряд ли их предупредили. Иначе ушли бы все. Один из них тебе хорошо знаком. Помнишь пленного важного боевика из-под Алеппо, которому ты ногу пришил? Через полгода паскудник сбежал из ихнего зиндана и пропал. Засветился в Америке и опять исчез.

– Валид?

– В точку. Он у них главный, поэтому я уже фанатею от твоей девчушки. Это за ним полковник Суходольский охотился. И Валид наверняка уже знает или скоро узнает, что Ленка жива и у тебя. Он сам умрёт, но её убьёт – Восток дело тонкое и жестокое. Вот такие, брат, дела. Понимаешь, даже если бы мы приняли твою версию в разработку сразу, то, сомневаюсь, что смогли бы быстро выйти на след. Без звонка этого законспирированного таинственного Пьеро ни хрена бы не получилось. Не буду даже думать о том, как он узнал, и о нём никто не узнает. Поэтому мне нужно с ней побеседовать. Естественно, как можно скорее.

Выпили ещё, закурили.

– Прятать её бесполезно, найдут даже у чёрта в заднице. Пока Валид на свободе, ей опасно даже дышать, даже в Новой Зеландии. Я договорюсь об особой охране.

– Я понял. Но ведь это не всё?

– Начальство решило брать Валида на живца.

– Что?! Они вообще рехнулись? Девчонка еле живая! Неужели не могут после всего оставить её в покое?! И так на лезвии бритвы находится! Кто конкретно руководит операцией? Давай я позвоню? Нельзя её подставлять!

– Она не будет живцом, если успеет окрепнуть. Ты её увезёшь, а мы подменим нашим сотрудником. Вряд ли Валид решиться завтра-послезавтра вылезти из норы, не полный же он идиот и не камикадзе. Очень рассчитываю, что у нас есть около недели. Начальством всё просчитано, но, надеюсь, мы переиграем по-своему и выкрутимся. Ждём только разрешения докторов.

– Ваше ведомство гарантирует безопасность пациентов и сотрудников? Вывезем хоть кого-то, живец не сработает, а я не могу рисковать жизнями людей, в отличие от твоего начальства.

– Не булькай, друг, и не надо официоза. Этим займусь лично я. Ты мне-то веришь?

– Да.

– Значит, ждём отмашки твоих эскулапов. Пока оставлю четверых своих на охране. Палату напротив её освободи или не занимай. Дня через два или меньше прибудут остальные. Разместим максимально скрытно, частично под видом обслуживающего персонала. Никто не должен знать об их присутствии, максимальная секретность. Ограничь к ней доступ своих сотрудников. Всё слишком серьёзно и не нужно подвергать риску лишних людей. Аккуратно предупреди свою службу охраны. Начальником здешней Терзянц ещё пребывает? Я лучше сам его проинструктирую. Он мужик надёжный и бывалый. Укажешь места, одного моего посадим на камеры. У тебя же есть камеры, в смысле в отделениях?

– Да. Везде, кроме туалетов и санитарных комнат. Выведены на мониторы у меня в другом кабинете и на пункт наблюдения охраны.

– Ты чё? Параноик? На фига столько-то понатыкал?

– Сам ты параноик. Забыл, с кем я был и где, чью школу прошёл? Звук тоже пишется, но не со всех камер, естественно.

– Ладно, без обид. Вельден, ты профессионал во всём, и везде нужен профессиональный подход. Кстати, нужно и телефонные разговоры писать некоторое время. Хотя, если честно, не вижу в этом особого смысла. Предупреди, кого сочтёшь нужным.

– Да пошёл ты… Без тебя знаю.

– Пошёл, без удовольствия, но пошёл. – Ланской устало потёр глаза и кивнул. – Мне пора. Поеду с документами по операции позанимаюсь в управе. Приеду с бойцами – звякну, не отключайся, и терапевтическая доза, кстати, сработала.

– Придурок.

– И я тебя люблю. Эрик, девчонка – кремень, не знал, что такие вообще в реале бывают. Должна выкарабкаться, чисто из принципа или вредности. А ты не вздумай геройствовать и держись. Прорвёмся, друг. – Кирилл Ланской, позывной Кирка, просочился в дверь и неслышно исчез.

Вельден задумался. Да, дела. Из огня да в полымя. Он прекрасно помнил историю задержания международного террориста и участвовал в его конвоировании. Слишком многие отдали жизни, чтобы его нейтрализовать, как оказалось напрасно. То, что Валид на свободе, действительно очень и очень плохо. Но Ланской осведомлён об этом, а значит – вооружён. У майора питбулевская хватка и острый ум разведчика-диверсанта. В надёжности Кирилла Эрик не сомневался, слишком много они съели соли пополам с кровью и потом. Валера и Лиза друзья с большой буквы, но остальные сотрудники? Не соблазнятся ли на деньги или на угрозы? Хотя на деньги вряд ли. Он несколько раз глубоко вздохнул, взъерошил волосы, переоделся в рабочую форму и пошёл в оперблок.

– Татьяна Петровна, мне нужно с вами поговорить, – обратился Эрнст к санитарке, которая мыла пол в коридоре блока.

– Эрнст Генрихович, я мою пол и ничегошеньки не знаю. – Она хитро улыбнулась и подмигнула ему.

Петровне было шестьдесят пять лет, а на вид сорок пять и не более. Очень работящая, по-немецки аккуратная и пунктуальная. Мягкие, большие руки, улыбка всепонимающей и любящей бабушки.

– Я же не вчера родилась, дорогой мой. Вы поверили мне, взяли на работу с улицы. Я могу спокойно на мою зарплату воспитывать четверых внуков. Да я за вас любого хоть шваброй прибью. Ничего не говорите. Не надо. – Петровна сняла перчатку и пожала ему руку.

– Спасибо, Татьяна Петровна. Но всё-таки скажу. Её не оставят в покое. За ней будут охотиться. Прошу вас, никому и ничего. Ни словечка.

– Эрнст Генрихович, всё сделаю. Храни вас Господь. За Зариночку не переживайте, я сама с ней поговорю. Вы, главное, спасите девочку, видно, настрадалась она не на одну человеческую жизнь. Это же у какого изверга рука поднялась такое сотворить?! Я за неё в церкви свечку поставлю и молиться буду. Матерь Божья всем страждущим заступница и девочке поможет. И идите, операция закончилась, они размываются, а то болтаю с вами, а работа сама не сделается.

Эрик устало улыбнулся и, войдя в предоперационную, снова столкнулся с Лизой:

– Твою дивизию! Лизка! Опять на больной палец! – Он поджал ногу.

– Вельден, ты задолбал, можешь нормально ходить, а не наскакивать на людей? Всё хорошо, можешь выдохнуть. Состояние крайне тяжёлое, но стабильное. Под наркозом она будет ещё часа три. Потом ненадолго разбудим и на сутки сделаем медикаментозный сон, в её состоянии это необходимо. Сейчас отвезём в реанимацию, Вера, сестра из реанимации, и Денис побудут с ней, а мы пройдём к тебе в кабинет для очень серьёзного, малоприятного разговора. – Лиза, сурово сдвинув брови, схватила его за руку. Другой рукой она цепко держала своего благоверного за полу халата.

– Валерка, я её боюсь, дважды покалечить успела. Чего я-то натворил?

– По секрету, сам побаиваюсь, хоть и глава семьи. Сейчас узнаешь и, может, даже выживешь, но не обещаю.

Очень суровый хирург-гинеколог, изящная жгучая брюнетка весом не более пятидесяти кило, с хорошей крейсерской скоростью тащила за собой двухметрового владельца клиники и стокилограммового ведущего хирурга, по совместительству своего супруга, как нашкодивших щенят. Приказав им занять места в партере, Лиза налила себе грамм сто коньяка, залпом выпила и выпалила:

– Эрик, ты кретин и болван!

– А что я сделал? Хватит обзываться, объяснись уже!

– Лизанька, лапонька…

– Заткнись, подхалим! – рявкнула черноглазая лапонька на мужа и уставилась, не мигая на Вельдена. – Ты ничего не делал, вот в чём проблема! Хренью всякой страдал столько времени! Душевными муками терзался! В глубокой засаде сидел! Видите ли, у него депрессия! Господи, ну почему вы, мужики, такие тугодумы бессердечные?! Мог бы меня послушать хоть раз! Ты понимаешь, что этот ребёнок только тебя любила все эти годы? Она ждала только тебя, а ты как последний раздолбай не мог просто решиться встретиться и поговорить. Подумаешь, с наскока не получилось, а ты и лапки кверху! Всё сидел, ожидал знака свыше! Досиделся! Теперь дождался? Хватит знаков?! Или ещё что-то должно случиться?!

– Что ты орёшь? В этом кабинете могу орать только я! Хочешь, чтобы вся клиника была в курсе моей личной жизни, да ещё и в подробностях?!

Лизка сникла и неожиданно разревелась. Вельден подал пачку салфеток, вздохнул и опустил голову на сжатые кулаки.

– Понимаешь, брат, она ни с кем не была, пока не попала к этим… И перед тем, как отключиться на наркозе, пришла в себя, узнала меня. Йоле решила, что умирает и всё выпалила. Может, бредила. Просила передать тебе при встрече, что… Прости, не могу и не хочу, это слишком личное, думаю, уже догадался, о чём речь. Она ведь даже не знает, что ты в России и рядом. Пусть сама скажет потом, если захочет, конечно. Я ей ничего не успел сказать. – Валера помолчал, затем продолжил: – С ранением проблем не будет. Пуля прошла практически по касательной, не отклоняясь, некротических тканей было немного, и мы всё санировали, рёбра не задела даже, между шестым и седьмым проскочила. Но резать всё равно пришлось, удалили один сегмент лёгкого, пуля его слишком порвала и бронх сегментарный сильно повредила. Немного клипс на бронхах, чуть на плевре и девять швов на коже. Антибиотики прокапаем, всё восстановим, зрение полностью вернётся со временем, сейчас она практически ничего не видит, меня по голосу, наверное, узнала. Лиза подштопала разрывы на шейке и остальном, выскоблить пришлось. Вывих вправили, руки обработали. Синяки, порезы и ссадины осмотрели – переломов и внутренних гематом не нашли. Травм головного и спинного мозга не выявили. Истощение сильное, кормить усилено будем, пока растворами, а там посмотрим. У меня Тамарка весит больше. С венами проблема возникла: из-за кровопотери еле нашли, подключичку пришлось дополнительно ставить. Веришь, я Йольку, когда увидел, то не узнал сразу, а когда узнал, то руки половину операции тряслись, еле совладал. – Валерка надолго замолчал. Потом опомнился, встряхнулся и продолжил: – Но что с душой, как её вылечить – однозначно твоя задача. Боюсь, что её сломали. Не может обычный человек выдержать такое и не сломаться, тем более хрупкая девочка, любящая Гейне, Есенина и мультики. Если ты не сможешь вернуть её с той стороны, то никто не сможет. У неё ведь ни одной родной души на свете не осталось, может, хоть за тебя зацепится, ведь любит до сих пор непонятно за что. И ещё, можешь на нас во всём рассчитывать.

– Ладно. Разберусь. Спасибо вам, ребята, поспите хоть чуть. И на планёрку можете не приходить, докторов пришлите и отдыхайте.

– А дальше как? – Лизу не проведёшь. – Надеюсь, врубился, что легко не будет, не только со здоровьем и душой?

– Ещё её могут попытаться убить в любой момент, это далеко не конец истории. Главарь банды и один боец ушли, а Мышка для них слишком опасный свидетель. Будет спецоперация, её корректирует Кирилл по мере возможностей. Поэтому сами понимаете – минимум информации вне стен моего кабинета. Телефоны клиники будут на прослушке нашей охраны. Валера, поговори, пожалуйста, с Бьёрном и остальными, пока не разбежались. Как только разрешите, я её перевезу к себе. Всё. Мне нужно побыть одному. Простите.

Королёвы вышли. Эрик устало опустил голову на сжатые в кулаки руки. Как же всё глупо выглядит со стороны и по прошествии времени. Он и раньше не был полностью убеждён, что поступает правильно по отношению к Йоле. Боялся её напугать, разозлить или снова причинить боль. И девчонка, оставленная наедине с обидой на него, в полном одиночестве после потери отца, теперь чуть жива. Это и его вина тоже. Он придурок, самовлюблённый павлин, трус и идиот всё пытался доказать себе и ей свою значимость. В чём-то Лиза права. Это ясно. Все эти годы он ждал, что Мышка подаст ему знак или придёт сама, а нужно было просто быть мужчиной, не мужиком, как он уже один раз попытался. Обидно. Но он был практиком и фаталистом. Сделанного не вернёшь, нужно жить дальше, исправлять, что наворотил, если возможно. Главное Йоле жива и больше он не будет кретином. Легко сказать, а как сделать?