Читать книгу Мышка Йоле. Книга вторая - Елена Слынько - Страница 4
Глава 3
ОглавлениеAlle menschlichen Fehler sind Ungeduld, ein vorzeitiges Albrechen des Methodischen, ein scheinbares Einpfählen der scheinbaren Sache.
Franz Kafka
Все человеческие ошибки – суть нетерпение, преждевременный отказ от методичности, мнимая сосредоточенность на мнимом деле.
Франц Кафка
Но приходилось за всё платить и нести тяжкое бремя супруги известного человека. Это, как она и предполагала, было самым сложным и уже становилось невыносимым. Эрик вырос в семье, которая всегда была на виду, привык быть в центре внимания и быть объектом обожания. Он на многие вещи, типа косых взглядов или лести и открытого флирта, вообще не обращал внимания, они были ему безразличны и само собой разумеющимися. В великосветском обществе ужин без гостей – это либо огромная привилегия, либо, наоборот, пренебрежение влиятельного окружения. Но для Мышки всё было в новинку и слишком многое она воспринимала близко к сердцу.
Йоле от всего безумно устала, диковины и переезды слились в одну бесконечную вереницу. Приёмы в известных домах, посещения музеев, театров и ресторанов, либо отвязных тусовок в компаниях незнакомых ей, но нужных мужу людей, надоели до изжоги. Хотелось покоя и уединения, с каждым часом всё больше хотелось домой, в свою маленькую квартирку под самой крышей, надёжнее и спокойнее которой нет места на Земле.
Близилось время годового отчёта, и им пришлось вернуться в замок Вельдена в Вене в конце ноября. Родовое поместье с многовековой историей было великолепно. Сами полутораметровой, а кое-где и трёхметровой толщины стены из серого камня дышали древностью и мощью. В замке четыре этажа основного здания, по три этажа в правом и левом крыле, и четыре высокие башни с винтовыми лестницами, гораздо выше всего здания в целом, по углам. На первом этаже находились «официальные» помещения: огромный холл, кабинеты, комната с семейными реликвиями, оружейное помещение, два зала для приёмов, каминный зал, столовая и ещё многое в этом же роде. В левом крыле располагались кухня и подсобные помещения. В правом крыле – комнаты прислуги. На втором этаже центрального здания находились апартаменты хозяев. А третий и четвёртый этажи оказались нежилым. Вернее, там находились гостевые комнаты, большинство которых не использовалось много лет. Но в них, несмотря на идеальную чистоту, всё равно присутствовал запах пустоты. Йоле на верхних этажах совсем не понравилось. Однако чердак и смотровые башни пришлись более по вкусу, чем роскошные апартаменты на первых двух этажах. В комнатах хозяев она чувствовала себя незваной гостьей, бесцеремонно вторгнувшейся в чужой дом, королевский дом. Старинная и баснословно дорогая мебель словно шарахалась от её прикосновений. Высоченные потолки непонятно почему давили, хотя и были светлыми.
А в подвалы спускаться вообще не захотелось. За год Йоле, даже заплутав в испанском замке, не вспоминала о своём заключении. Но здесь почему-то призрак того подвала стал невероятно реальным и жутким, ощутимым физически. И ещё боялась обнаружить старинные застенки с впитавшейся в камни кровью и цепями на стенах. Ведь должны же быть камеры для узников в средневековом замке, принадлежавшем рыцарям! Даже всей её наивности не хватало на то, чтобы вообразить, что в этих стенах слышались только молитвы, песнопения и весёлый смех. О богатстве тамплиеров, а Эрик их прямой потомок, и по сей день ходят легенды как о кровавом богатстве. Конечно, прошло столько времени, за которое создавались и бесследно исчезали целые королевства, могущественные династии превращались в прах, а род фон Вельден всё так же процветает. Загадка? Фантастика? Возможно. Но что есть жизнь вообще, как не стечение загадочных происшествий и фантастической реальности? А если к этому добавить расчёт действий на многие поколения и неукоснительно соблюдаемый кодекс рода? У Йоле голова распухала от таких размышлений.
Ещё не покидало ощущение, уже ставшее навязчивой идеей, что что-то очень важное Ланской и Вельден, да и она сама пропустили. Почему её не убили сразу, как только поняли, что информацию не получат? Куда делась женщина-медик? Несмотря на заверения Кирилла, Йоле была уверена в её существовании и немалой роли во всём произошедшем. Зачем нужно было растягивать пытки с допросами на двадцать с лишним дней? Какой в этом был смысл? Садистское удовольствие? Для людей, поставивших своей целью уничтожение врагов Аллаха – маловероятно, и чем дольше она была в подвале, тем больше возрастал риск обнаружения и уничтожения их группы. Очень законспирированная группа, на выявление которой отец, наверное, годы потратил, если решил своей смертью указать на них, не имея другого способа, не могла просто так развлекаться. Да и новую партию взрывчатки с газом для такой организации достать не проблема, в супермаркете не купишь, а вот доставку через специальные сайты Dark Neta – легче лёгкого и оплату провести по системе «Хавала». Конечно, она взбаламутила обстановку, прошли чистки и задержания, произошло усиление охраны режимных объектов, но это было уже потом. Вообще муть какая-то! Несуразицы на каждом вдохе! А события в усадьбе? Всё не так! Слишком много вопросов и мало убедительных ответов, вернее, их вообще нет. А может, действительно во всём этом ещё вдобавок замешан и шкурный интерес к Вельдену и его состоянию? Чем больше Йоле задумывалась над этим, тем тревожнее становилось на душе, и снова там поселилась звериная тоска, выворачивающая наизнанку. Позвонить Ланскому? И что сказать? А он ответит, чтобы выбросила это из головы. Эрик тоже посоветует не заморачиваться, однозначно. Но как?! Всё одно к одному! И окружающая обстановка никак не способствовала успокоению. Мышка никак не могла отыскать в чужой стране, в огромном замке себе спокойную и безопасную норку.
В столовой совершенно пропадал аппетит при виде посуды с фамильными гербами и старинными серебряными приборами, к которым из-за их ценности и прикоснуться-то страшно. Йоле с детства бабушка приучила правильно пользоваться столовыми приборами и знать их назначение, местоположение на столе. Конечно, практику со щипчиками для Эскарго она не часто имела, но это не сложнее, чем работать с зажимами и пинцетами в операционной. Салатные, рыбные вилки – это чепуха, ножи для разных блюд – тоже не проблема. Белое сухое вино к рыбным блюдам и дичи, аперитив – перед обедом, а не во время, вода в мисочке – для рук, а не для кошки, салфетка большая на колени, а не за воротник. Это всё даже полный профан знает. Плохо другое: огромная столовая, постоянно кто-то из Эрнстовых друзей или деловых людей за столом, строй прислуги за спиной и придирчивые изучающие взгляды. Какой уж тут аппетит может быть? Да ещё и одеваться на обед нужно, как перед визитом в королевский театр, контролировать свой каждый жест и мимику, как на допросе в НКВД. Нет, для такого нужно родиться аристократом или желать стать им.
Но сам замок был тёплым, светлым, оснащённым всевозможной новейшей техникой, начиная от кухонных машин и заканчивая системой «умный дом», как и усадьба в России. Однако Йоле не покидало ощущение, что в нём умерло немало людей, замок строить начали в четырнадцатом веке. Ведь всем известно, что невозможно построить состояние без крови, интриг, особенно то, которое заложено во времена рыцарей и королей. Основа-то состояния закладывалась с незапамятных времён, жуть просто! Йоле рассматривала оружие практически всех эпох, которым владели мужчины рода, и видела на нём кровь, в отполированных клинках отражался голый череп смерти.
Но на портретах Эриковых предков, ни у одного не увидела кровавого хищного отблеска в глазах, как боялась. Родовое сходство всех мужчин просто поразительно, а женщины все разные, но блондинок больше. Портреты древние и сравнительно недавние, прославленных мастеров, висящие в зале реликвий, жили своей жизнью. Утром они просыпались и немного светились, хотя прямой солнечный свет на них не попадал. А вечером засыпали, меняя выражение лиц в полумраке. Йоле поначалу нравилось наблюдать за ними, но как-то выходя из зала, обернулась и увидела, что люди на портретах все смотрят на неё. Игра света и теней, но стало жутко. После этого она старалась не заходить в тот зал или не смотреть на портреты, пробегая мимо них и опустив голову. Стала прислушиваться к шорохам и скрипам, хоть и не была трусихой даже в раннем детстве. Наверное, общая обстановка и не очень радостные мысли так повлияли на нервишки. В старых помещениях всегда полно непонятных и вполне объяснимых звуков, но они создавали тревожную атмосферу. Казалось, что по коридорам и чердакам обязательно должны носиться молчаливые или не очень приведения. Хотелось на них посмотреть, но те не желали показываться иностранке, скребясь и вздыхая в темноте. Пришлось переключить своё внимание на другие вещи.
Йоле начала изучать историю рода, ведущую своё начало от французских тамплиеров и германских госпитальеров. Книг было много, читать их было не очень интересно почему-то. Она выросла на книгах, книги были лучшими учителями и друзьями детства. Почему же сейчас не хотели помочь?
Часами бродила по всему замку и прилежащему парку, оранжереям, несколько раз посещала родовой склеп, разговаривая с усопшими. Но ощущения своего дома так и не приобрела. Всё равно чувствовала себя чужой в этом огромном замке, в этом старинном и великолепном городе, в этой благополучной стране. Ощущение нереальности происходящего усилилось настолько, что Йоле стала его чувствовать физически, как будто нечто чужеродное и большое давило на неё, сжимало, мешая дышать. Как ни странно, но лучше всего ей становилось на пыльном чердаке или на смотровой площадке южной башни. На чердаке было тихо и тепло, а с башни открывался великолепный вид на парк и пруд, отдалённо напоминающий тот, в усадьбе в России.
Три дня Вельден смог полностью посвятить ей, проводя экскурсии по родному городу, по местам, которые любил посещать вместе с родителями или друзьями. Вена просто великолепна! Соборы, дворцы, музеи, мосты и вообще город в целом ей очень понравились, гораздо больше, чем Париж, Лондон, Копенгаген или Берлин. Вполне возможно, что негативное предвзятое отношение к Парижу и Лондону было навеяно прочитанными ранее книгами. Лондон она видела глазами Чарльза Диккенса и Конан Дойла. А как только ступила на мостовую Парижа, вспомнила письмо княжны Анны своему отцу Ярославу Мудрому. Княжна, выданная замуж за Генриха I, короля Франции, писала о жуткой грязи и невежестве. Помои и нечистоты, выливаемые прямо из окон на мостовую и прохожих; не моющиеся вельможи, заливающие запахи грязных тел вёдрами духов; блохи, скачущие галопом по знатным телам и их постелям; титулованные особы, не умеющие читать, встали перед мысленным взглядом. Понятно, что это было очень давно, многое изменилось и на её родине тоже, но всё-таки негатив стоек.
Однако Родина Вельдена произвела другое впечатление. До восторга далеко, но восхищение имело место быть. Здесь творили Брамс, Моцарт, Бетховен, Ренке. Изучал природу человеческой натуры Зигмунд Фрейд. Здесь родился и вырос тоже своего рода гений – её супруг. Наверное, она даже смогла бы полюбить и Австрию в целом, и Вену в частности. Йоле старалась запомнить как можно больше из рассказов Вельдена, из увиденного самой. Но за последний год столько всего видела и слышала, что многое перепуталось и новая информация не хотела впитываться усталым мозгом. От этого настроение, естественно, не улучшалось. Оставалось надеяться, что небольшой отдых сможет вернуть желание познавать и принимать эти знания.
Эрик много работал и иногда даже оставался ночевать в квартире в центре Вены. Он буквально закапывался в бумаги, выныривая лишь, чтобы углубиться в ноутбук или беседовать с вызванными людьми. Йоле понимала, что это необходимо, и даже мысли не допускала выступить с какими-то глупыми претензиями. Она и так основательно выбила Вельдена из трудовой колеи своим появлением в его жизни. А от его работы и непосредственного участия в жизнедеятельности корпорации зависело множество человеческих судеб. Конечно же Мышка не имела права претендовать на то, чтобы Эрик двадцать четыре часа в сутки занимался лишь её развлечением или выслушивал жалобы на плохое настроение. Не имела права доставать своими тревогами и надуманными бреднями. Не хотела этого категорически и не смогла бы в силу своего характера. Такому человеку, как её муж, нужна сильная и умная спутница, а не капризная и ноющая неженка. Она некоторое время даже пыталась помогать с отчётами, но только отвлекала постоянными вопросами.
В замке часто бывали большие приёмы. Друзья родителей Эрика, высокопоставленные сотрудники корпорации, соседи, приятели и приятельницы по детским и юношеским проделкам, известные личности. Они были все очень вежливы, милы и доброжелательны, но украдкой брошенные оценивающие взгляды вводили Йоле в тоску. Особенно, когда заходила речь о необходимости появления наследников огромного состояния и планах на будущее. Она старалась избегать таких разговоров, предпочитая отойти в сторонку или выйти в другое помещение, что далеко не всегда удавалось сделать. Приходилось улыбаться, отвечать ничего незначащими фразами, постоянно контролировать себя, чтобы не ляпнуть лишнего. В общем, изображать из себя гостеприимную, милую хозяйку, а на самом деле быть говорящей куклой в холле богатого дома.
Особенно доставали две женщины. Одна из них – пожилая графиня Сесилия де Пуатье из Руана, давняя подруга Генриха фон Вельден. Слишком любопытная и слишком заботливая. Она сразу взяла Йоле под своё крылышко, сплетничая обо всех и обо всём. Графиня болтала без умолку, наставляла и консультировала Йоле без просьбы абсолютно по всем вопросам. Её ещё можно было выдержать, но другая дама, Агнесса Миттенбах, уроженка пригорода Женевы и супермодель, была невыносима. Намного выше Йоле, с точёной фигурой, красивым лицом и неприятно холодными бледно-голубыми глазами, моментально и категорически не понравилась. Очень высокомерная, самовлюблённая и поразительно напористая. Хотя вряд ли бы она пробилась на Олимп моды с другим характером. Агнесса в первую же встречу оценивающе окинула Йоле ледяным взглядом, улыбнулась как кобра и повисла на шее Эрика. Тот сам офигел от такого оборота. Вежливо стряхнул бывшую подружку и весь вечер не отходил от жены.
На следующий день Агнесса приехала, когда Эрнста не было дома. Пришла к Йоле, игнорируя её нежелание общаться, высказанное через управляющего и старшего сына Карла Теодоровича. Агнесса вошла в гостиную и подошла практически вплотную к Ленке. Очень долго на неё смотрела с высоты своего роста, как слон на Моську. Потом модельно улыбнулась, прошлась по гостиной к барной стойке, налила себе виски. Остановилась прямо напротив Йоле и изрекла:
– Что он в тебе такого занимательного нашёл? Ты же никогда не сделаешь его счастливым. Такой мужчина достоин самой лучшей, а на тебя без смеха или слёз смотреть невозможно. Что в тебе такого, что наш барон даже позволил окольцевать себя?
– То есть такой самой лучшей, как вы? Может, у него самого спросите?
– Мужчины – странные создания, но вполне предсказуемые. Ты его чем-то заинтриговала, но будь уверена, что как только он решит твою головоломку, то интерес исчезнет.
– Почему вы так говорите?
– Потому что знаю его с семнадцати лет. Мы встречались больше года и хотели пожениться, но не разрешили его родители. Однако мы никогда не прекращали встречаться и не прекратим. Брак страсти и любви не помеха. Думаю, если бы Генрих и Вероника были живы, то и тебя тут не было бы, милочка. Ему сватали герцогинь, наследных принцесс и дочерей финансовых магнатов. А ты, как и я, из простого сословия, не так ли? Но оказалась умнее меня и остальных. Но будь уверена, это ненадолго. Ему быстро становится скучно, а ты даже не красавица – так, моль бледная, к тому же закомплексованная. И насколько я проинформирована, с огромным изъяном.
– Простите?
– Вы в браке почти год, а детей не предвидится. Уж не пустышка ли ты?
– Немедленно выйдите вон и не смейте приближаться к моему мужу и мне.
– Значит, я права. Надоешь буквально через год, максимум два. А я подожду, он прекрасно знает, кто сможет его утешить и подарить наследников.
– Уходите! – Йоле еле сдерживалась, чтобы не врезать гостье.
– Я-то уйду, но и он от тебя уйдёт, возможно, ко мне, скорее всего, ко мне. Уж со мной-то не бывает скучно, и он это отлично знает. Ещё меня не нужно стыдиться, выводя в свет. Всего тебе хорошего. И я не прощаюсь, дорогая. – Супермодель спокойно вышла из замка и помахала Йоле, стоявшей у окна, улыбаясь и садясь в «Кадиллак».
Ничего не рассказав Эрику, Йоле проплакала весь оставшийся день, понимая, что Агнесса во многом права, практически во всём. Права на счёт детей, вероятно, и на счёт родителей, и на счёт внешности с полным отсутствием светского лоска. От этого становилось ещё хуже. Чтобы муж не увидел зарёванного лица, спряталась на чердаке, в облюбованном укромном уголке за трубой и рядом с пыльным окошком. Немного даже обрадовалась тому, что Вельден позвонил и предупредил о своей ночёвке в городской квартире в Вене. Слишком много дел накопилось, слишком много вопросов нужно решить. Йоле заверила, что ничего не имеет против. Ей нужно было тоже многое обдумать.
Йоле тосковала, мучилась и из-за того, что ничего не получалось с беременностью. Врачи заверяли, что всё в порядке, просто нужно время организму восстановиться после перенесённых травм. Но Йоле тоже врач. Она-то прекрасно понимала, что даже если и получится забеременеть, то выносить до положенного срока шансы минимальны, практически нулевые. Ей было очень одиноко. Раньше до того, как Эрик увёз её к себе, она думала, что никогда не захочет иметь детей. Эти маленькие человечки Йоле больше пугали, чем нравились. Ещё она боялась своей наследственности, боялась, что может стать как её мать, может не полюбить и бросить ни в чём неповинную кроху. Но ещё больше боялась сделать несчастным так любящего её мужа. К нему малыши тянулись. Даже во время путешествия он находил время погонять в футбол или поиграть в догонялки с детишками друзей, знакомых и просто ребятнёй на улице. Королёвы Тома и Маришка его просто обожали. Эрик с детьми не сюсюкался, а беседовал на уровне их возраста и интересов. Из него должен получиться превосходный отец. А Йоле не могла подарить то, что ему так нужно. Эрнст ни разу не упрекнул её, ни разу не посмотрел с сожалением или досадой, и от этого становилось больнее. Лучше бы накричал или просто не делал вид, что ему всё равно, что с ней творится!
Что называется, бойтесь исполнения своих желаний. Как-то вскоре вечером состоялся крайне неприятный разговор с Эриком. Он вернулся домой взвинченным и подавленным одновременно, да ещё и под хорошим градусом. Попробовала узнать причину, но он впервые отмахнулся так, что вести любой разговор уже стало невозможно. Ещё заявил, что не может больше видеть её в таком отвратительном настроении. Когда понял, что сказал, то Йоле рядом уже не было. Ленка мчалась по ступеням винтовой лестницы в южную башню. Всё сбывается, как и говорила Агнесса! Вот оно, начало конца! Добраться до смотровой площадки не получилось, была поймана за руку.
– Йоль, прости меня, пожалуйста. Просто немного перебрал. – Вельден догнал примерно на середине пути. – Да, я сказал глупость, но ты тоже должна меня понимать!
– Отпусти.
– Послушай, у меня был очень тяжёлый день, впрочем, как и вся неделя. Мне пришлось уволить практически половину персонала одной из клиник. Это неприятно и тяжело. А потом приезжаю домой и меня встречает любимая жена с прокисшей физиономией. Йоле, что происходит? Что с тобой?
– Всё в порядке. Вы больше не увидите такого выражения лица. Простите великодушно, господин барон. – Ленка сделала книксен. – Пойдёмте, я уложу вас спать с милой улыбкой на лице.
– Прекрати паясничать! Мышка, через пару недель всё закончится. Пойми, я не могу пока быть с тобой постоянно.
– Я этого никогда не требовала и требовать не буду. Я рада, когда ты рядом, но долг перед зависящими от тебя людьми должен исполняться. Оказывается, ты меня так и не узнал.
– Объясни, я уже вообще не понимаю, чего ты хочешь?!
– Ничего. Спокойной ночи. До кровати сам дойдёшь или прислугу позвать?
– Перестань меня унижать! – Вельден взмахнул рукой и со стены с грохотом слетел старинный бронзовый канделябр. – Йолька, не доводи до греха!
– До какого греха? Сумеешь руку на меня поднять? Прекрати орать и протрезвей, тогда поговорим. – Ленка попробовала проскользнуть вниз по лестнице, но муж крепко схватил за плечи и прижал к холодным камням стены.
– Я не могу так, ты сильно изменилась. Почему у тебя всё время плохое настроение?! Почему ты ни с кем не подружишься? Почему ты доводишь меня? Почему в постели стала холодной, как ледышка?
– Изменилась не только я, но и ты. Отпусти! Эрик, мне больно, я вообще тебя не узнаю последнее время.
– Ответь!
– Проспись, потом поговорим.
Утром Вельден уехал хмурый, не попытавшись возобновить разговор. Извинился за своё непотребное поведение, заверил, что такое не повторится, поцеловал в щёку и уехал. Спустя два дня, за которые он так и не появился в замке, угрызения совести замучили Мышку окончательно. Нельзя себя вести, как законченная эгоистка! Эрик и так работает как проклятый и ещё она со своими нервишками мозг выносит!