Читать книгу Гражина. Серия: Закованные в броню - Элена Томсетт - Страница 3

1417 г., Вязьма,

Великое княжество Литовское

Герцог Монлери вернулся в Литву осенью 1417 года. Даже не заезжая в Остроленку, он и Андрей прямиком направились в Вязьму, где располагалась основная резиденция старого князя Острожского. Все дорогу герцог так торопился и нещадно гнал коней, что его люди буквально валились с ног от усталости. Как только большой отряд, сопровождавший герцога, въехал на широкий двор господского дома в Вязьме, герцог спешился, подхватил на руки почти выпавшего из седла Андрея, и отдав краткое приказание дону Д'Альмецио размещать людей, быстро вошел в особняк.

Было около четырех часов вечера, и ранние сумерки дождливого осеннего дня уже спустились на землю. В доме только начали зажигать свечи, и хотя в холле уже было светло, жилые части дома были еще погружены во мрак. Не обращая внимания на отчего-то засуетившихся слуг, герцог прошел в личные покои деда и увидел того сидящим в кресле за большим письменным столом, рядом с которым застыл в угодливой позе еврей-управляющий.

– Львенок! – вскричал в удивлении старый князь. – Откуда ты взялся? Я уже не чаял увидеть тебя до зимы!

– Боже мой! – глаза старика устремились к уснувшему на руках у отца Андрею. – Что ты сделал с ребенком? Он же полумертвый от усталости!

– Я тоже.

Герцог бережно уложил сына на широкий низкий диван у стены. Старый князь несколько раз хлопнул в ладоши и проворные бесшумные слуги подскочили к мальчику и унесли его в отведенную ему комнату.

Герцог устало опустился в кресло у камина.

– Продолжайте работать, дедушка, – сказал он. – Я подожду.

– Ты тоже нуждаешься в отдыхе! – категорично заявил старик. – Ты с ума сошел, мой драгоценный внук! Разве можно было так спешить?! Посмотри на себя, на тебе же лица нет! И какая только муха тебя укусила!

– Муха по имени Эвелина, – невесело усмехнулся герцог, протягивая к огню ноги. – Моя жена все еще живет у тебя, или она уже сбежала в Польшу, ко двору короля Ягайло?

– Мне не нравится твой тон, – старый князь Острожский сделал знак управляющему удалиться. – В том, что Эвелина решила остаться со мной только твоя вина, не ее, и не моя, и уж совсем не Ягайло!

– Ну хорошо, – герцог устало вздохнул. – Эвелина все еще у тебя?

– Да. Но она по-прежнему отказывается тебя видеть.

– Почему? Разве я недостаточно заплатил за свою ошибку?! Я не видел ее почти год! Я вернулся в Литву, как она и хотела, и привез ей назад сына. Что еще я должен сделать, чтобы она простила меня? Умереть?!

Старый князь Острожский с жалостью смотрел в осунувшееся лицо герцога, на котором лежала печать усталости многодневного пути.

Стоя за дверью кабинета с другой стороны, Эвелина могла слышать каждое слово, произнесенное герцогом. Даже сам звук его голоса, чуть хрипловатого, усталого и приглушенного, вызвал тревожное волнение в ее душе. Она не видела его почти год, она запретила себе думать о нем, она почти убедила себя в том, что он останется в Италии и никогда больше не вернется в Литву. Она научила себя не чувствовать ничего, кроме холодного безразличия, когда временами, вопреки своей воле, она внезапно начинала вспоминать прежнего, дерзкого и влюбленного в нее посланника польского короля в замке Мальборк. Не в силах не думать о нем, она постаралась забыть все, что произошло между ними после его «воскрешения из мертвых» и, по возможности, ограничить свои воспоминания событиями шестилетней давности. Наяву ей почти удавалось это, но время от времени она просыпалась посреди ночи, вся в слезах и в поту, все от того же кошмара, который продолжал преследовать ее с неослабевающим постоянством; в этом кошмаре она вновь и вновь видела картину, которая открылась ей год назад в комнате для прислуги – обнаженная и откровенная в своей страсти итальянская любовница ее кузена, занимающаяся любовью с ее мужем; его нагое тело, такое знакомое, такое совершенное, познающее другую женщину и получающее удовольствие от сношения с ней. Это было невыносимо! Даже рождение его второго ребенка не могло вытравить этой картины из ее мозга.

Сейчас, стоя под дверью кабинета старого князя и вновь, не во снах а наяву слыша голос Острожского, она почувствовала, как внезапно разбилась, разлетевшись на осколки, та тонкая корка холодного льда, которая защитным слоем покрывала ее душу, и горячая живая боль от его предательства мощным и сильным потоком гнева хлынула ей в душу. В панике, она повернулась и бесшумно скользнула по коридору в направлении своих покоев.

Следующую неделю она просидела, запершись в своих покоях, не разрешая входить туда никому. С ней была только горничная, и они вдвоем ухаживали за двухмесячным Даниэлем, который, к счастью был очень спокойным ребенком и большинство времени просто тихо спал в своей колыбели. Эвелина слышала за дверями голос герцога, он просил, умолял выслушать его, поговорить с ним, но она, забившись в угол кровати, закрыв руками уши, не отзывалась. Когда однажды, потеряв терпение, он начал колотить в дверь, она в ужасе заметалась по комнате, ища убежища, но судя по всему, старый князь не разрешил герцогу ломать дверь, так, как он сделал в свое время в Остроленке, и через некоторое время, отчаявшись получить ответ, герцог угомонился.

Утром пятого дня Эвелина услышала за дверью негромкий голос старого князя Острожского.

– Эвелина, дитя мое, откройте.

Эвелина с опаской подошла к дверям.

– Он уехал? – спросила она, помедлив.

– Да, – в голосе старого князя прозвучал упрек. – Он уехал. Сегодня утром.

– А Андрей?

– Андрей остался здесь, в Вязьме. Но ненадолго, через месяц он будет принят к королевскому двору в Кракове.

Схватившись за ключ, Эвелина поспешно отперла дверь. Войдя в ее комнату, старый князь тут же огляделся по сторонам, пока его взгляд не упал на стоявшую в дальнем углу спальни, рядом с кроватью Эвелины, колыбель.

– Все ли в порядке с малышом? – поспешно спросил он.

Литовский магнат быстро прошел через комнату и наклонился над колыбелью внука, который родился на его глазах и которого он обожал. Маленький мальчик с золотисто-каштановыми, как у герцога, волосами тихо спал, причмокивая пухлыми красными губками во сне.

В комнате царил образцовый порядок, все было так, словно и не было этой пятидневной осады, во время которой прислуга тайком даже от самого князя пробиралась в покои Эвелины, чтобы принести ей еды. Сама Эвелина казалась бледной и измученной, под глазами у нее залегли темные круги, но выражение ее лица оставалось отстраненным и упрямым.

– Эвелина, это безумие! – тихо сказал старый князь, обнимая ее за плечи и привлекая к себе. – Вам надо помириться. Он вернулся, чтобы жить в Литве. Он любит тебя. Ты не сможешь долго скрывать от него рождение сына.

Он вздохнул, вспомнив, в каком бешенстве покинул поместье сегодня утром его внук, вновь принявший родовое имя молодого князя Острожского и отправившийся ко двору великого князя Витовта в Вильну. Уезжая, герцог посмотрел в грустное лицо деда и отрывисто сказал:

– Дайте знать вашей протеже, дедушка, что через месяц я вернусь за Андреем. Если она снова вздумает от меня прятаться, я разберу ваш особняк по бревнышку, но на этот раз она от меня не уйдет! Если захочет сбежать – пусть бежит к польскому двору, Ягайло, слава богу, уже успокоился и женился. Аннулировать наш брак никто не сможет, да и не посмеет. Так что пусть готовится жить со мной и рожать мне сыновей. Она хотела, чтобы я остался в Литве – я вернулся! Она хотела, чтобы я снова стал князем Острожским – я сделал это для нее! Теперь ее время платить по счетам. По-хорошему или по-плохому, она вернется в мою жизнь и мою постель. Какой путь она выберет – ей решать! Скажите ей, что я не отступлюсь. Так же, как и в Мальборке десять лет назад, я могу повторить слово в слово то, что я сказал ей тогда, в первые дни нашего знакомства – она принадлежит мне, она моя, я не отдам ее никому!

– Если тебя так разбирает, тогда научись держать свой хрен в штанах! – всердцах закричал тогда старый князь Острожский, беспомощно глядя в усталое, раздраженное лицо внука.

Теперь он с усмешкой вспомнил, как, сверкнув глазами, тот внезапно сухо рассмеялся и с многозначительной угрозой в голосе сказал:

– Я сделал ошибку, когда предположил, что ее устроит типичный брак среди аристократии нашего круга, брак без любви и верности. Я так любил ее, что был готов согласиться на это! Но, судя по всему, правила игры внезапно изменились. Если теперь она претендует на то, чтобы владеть мной полностью и без остатка, то, клянусь Богом, она это получит! Без всяких сомнений! Вместе со всеми вытекающими отсюда последствиями и обязательствами. Тогда ей будет не на кого пенять, только на саму себя!

Голос Эвелины отвлек литовского магната от воспоминаний. Большие светлые глаза молодой женщины с ожиданием смотрели в его лицо. Старый князь Острожский, весьма чувствительный к женской красоте, снова не мог удержаться от восхищенной мысли о том, как необыкновенно красива эта молодая женщина. «Боже мой, я становлюсь подобен Ягайло!» – тут же с усмешкой подумал он.

– Он… вернется? – с запинкой спросила Эвелина.

– Да, дитя мое, – старый князь улыбнулся. – Несмотря ни на что, он очень сожалеет о том, что сделал тогда, почти год тому назад.

– Он сожалеет! – повторила за ним, как эхо, Эвелина, и всердцах топнула ногой. – Всего лишь! Если бы он застал меня, занимающейся любовью с паном Тенчинским, он бы меня убил!

Старый князь ласково опустил руку на плечо Эвелины.

– Он никогда не причинит тебе никакого вреда, девочка моя. Он тебя любит. Безумно, отчаянно, безответно. Прости его, останься с ним, и он умрет за тебя.

Эвелина передернула плечами.

– Мне не нужно, чтобы он за меня умирал! Я хочу, чтобы он жил. Единственное, что я требую от него, это верности. Я прощу его, но при условии, что он больше никогда не посмеет коснуться ни одной женщины, кроме меня. До тех пор, пока я жива! Если его это не устраивает, я буду настаивать на раздельном проживании!

Старый князь Острожский возликовал в душе. В голосе и тоне Эвелины больше не было отстраненности и холодного безразличия, в нем сквозил гнев, боль, досада и еще нечто такое, что давало ему надежду надеяться, что она сумела справиться и пережить свою боль и теперь все будет хорошо. Однако, из суеверия боясь спугнуть подобную удачу, он поспешил придать своему лицу нейтральное выражение и постараться, чтобы его голос и его слова звучали так, как обычно.

– Любовь! Верность! Брак простолюдинов, – с тонкой насмешкой сказал он. – Аристократия всегда была выше этого.

– Я никогда не годилась для брака с аристократом! – резче чем намеревалась, тут же отозвалась Эвелина. – После того, как много лет тому назад, еще девчонкой, комтур Валленрод украл меня из дома и навсегда погубил мою репутацию, я должна была умереть или закончить жизнь в монастыре!

– Что ты говоришь, деточка! – живо перебил ее князь Федор. – Ты никогда не окажешься в монастыре! Ты и твоя красота уже привлекли внимание слишком многих влиятельных мужчин. Постарайся договориться с Львенком, он самый подходящий муж для тебя – он тебя любит и позволит тебе делать все, что заблагорассудиться… если ты убедишь его в том, что счастлива иметь его мужем! Такой красивой и умной женщине, как ты, это ничего не будет стоить. Он уже и так почти ручной – только веревку на шею накинь, и он пойдет за тобой по доброй воле, как теленок!

Эвелина и князь посмотрели друг на друга, старый князь Острожский вдруг хитро прищурил глаз и подмигнул ей. Эвелина не выдержала и рассмеялась.

– Вы страшный человек, князь Федор!

– Какой есть! – шутливо развел руками литовский князь. – Может быть послать за Львенком и вернуть его? – проказливо, словно мальчишка, предложил он в следующий момент. – А то уж больно он убивался из-за твоего отказа даже поговорить с ним, прекрасная княгиня. Сказал, что вернется через месяц и если ты снова откажешься его видеть, то он разберет мой дом по бревнышку!

– Пусть еще немного поубивается, – с такой же выразительной улыбкой мстительно сказала Эвелина. – Ему это полезно! В следующий раз хорошо подумает, прежде чем пойти налево!

Вопреки ожиданиям старого князя и Эвелины, герцог не вернулся в Вязьму месяц спустя. Вместо этого он прислал своих людей, которые должны были забрать Андрея и сопровождать его к польскому двору. Герцог также передал с посыльными два письма, одно для деда, другое для Эвелины. С замиранием сердца открыв свое письмо, Эвелина увидела всего лишь строчку, написанную четким энергичным почерком былого князя Острожского: «Я хочу, чтобы вы присоединились ко мне в Вильне». Письмо к деду было большим и пространным. Зная пристрастие старого литовского магната к политическим событиям, герцог подробно описывал ему ход переговоров с рыцарями Тевтонского Ордена, активным участником которых он являлся в настоящий момент. В конце письма была ироничная приписка, прочитав которую, старый князь Острожский засмеялся от удовольствия, как мальчишка.

– Я знал, что Львенок никогда не подведет меня! – пояснил он недоумевающей Эвелине. – За его вклад в переговоры с Орденом, Витовт возвращает князьям Острожским земли, которые были отняты у меня во время мятежа принцев! Это замечательная новость, мое прекрасное дитя! А что у вас?

Эвелина протянула ему короткую записку:

– Мне приказано присоединиться к нему в Вильне. Я там уже сто лет не была!

– Ты поедешь, Эвелина? – осторожно спросил старый князь, вглядываясь в выражение, появившееся на лице Эвелины.

Молодая женщина вздохнула и пожала плечами.

– Почему бы и нет, поеду. Только провожу Андрея в Краков, раз его отец так занят. Кроме того, через несколько недель состоится коронация пани Грановской, с которой мы подружились, когда я была при дворе несколько месяцев назад. Я не хотела бы пропустить тот торжественный момент, когда Ягайло провозгласит ее своей королевой! Он искренне привязался к ней и, пожалуй, даже полюбил ее! Может быть, мы успеем прибыть к польскому двору до коронации? Заодно повидаюсь с Эльжбетой Радзивилл и Карлом. А уж потом отправлюсь в Вильну к князю.

Андрей в радостном изумлении смотрел на мать.

– Ты поедешь со мной в Краков?

– Да, Андрей. Остановимся в доме на Подворье, где мы всегда жили, пока твой отец не решил воскреснуть из мертвых.

– В доме воеводы Ставского? – неожиданно раздался мелодичный голос герцогини де Монсада, произнесшей эту фразу по-немецки.

Эвелина обернулась и с удивлением посмотрела на темноволосую, белокожую, чем-то на минуту напомнившую ей Эльжбету, представительную даму среднего возраста, прибывшую, видимо, вместе с людьми герцога, которые привезли письма и должны были отправиться сопровождать Андрея в Краков.

Герцогиня де Монсада, в свою очередь, устремила пристальный взгляд на молодую женщину, о которой она столько слышала и влиянию которой на герцога она втайне завидовала. В следующий момент глаза ее широко раскрылись от изумления. Эвелина Острожская действительно была похожа на девушку с портрета Контарини, свою бабку, но в отличие от той, ее красота была более мягкой и женственной, но одновременно более хрустально совершенной. Герцогиня де Монсада даже затаила дыхание, когда Эвелина взглянула ей в лицо своими синими, чуть светлее, чем у Андрея, глазами, чистыми и холодными, как речная вода. «Бедняга Луис, – тут же с циничной усмешкой успела подумать она, – да уж, с Алицией ее действительно трудно сравнить, эта девушка просто редкостная красавица! И, судя по всему, также редкостная стерва!» В ее взгляде, как и в ее красоте, сквозила хрустальная беспощадность клинка.

– Мама, это Лусия, герцогиня де Монсада, – сказал Андрей, переводя взгляд с матери на герцогиню.

– Несравненная Лусия! – насмешливо протянул старый князь Острожский, тоже глядя на герцогиню. – Какими судьбами? Я по тебе скучал, маленькая интриганка!

– Вы не меняетесь, сеньор! – со вздохом сказала герцогиня.

– С чего бы это мне меняться? – согласился литовский магнат. – В моем возрасте меняться не только трудно, но и вредно. С какими намерениями пожаловали, дорогая герцогиня? Взглянуть на Эвелину, надо полагать? Посмотреть на женщину, ради которой мой внук удрал из Испании и Италии сразу же после того, как обеспечил тебе наследство?

Герцогиня покачала головой.

– Вы неисправимы, князь! Почему бы вас не начать думать о людях больше хорошего, чем плохого?

– Хорошая идея, дорогая герцогиня, но она не относится к вам. О вас лучше думать плохое, чем хорошее! Так, по крайней мере, не будешь обманут и разочарован впоследствии! Итак, какова же ваша программа на этот раз? Постараться втереться в доверие к Эвелине, как некогда к Алиции, а затем уговорить ее поселиться в Италии? А если не получится, отравить или подставить ее, как Алицию, а самой увезти Луи или Андрея в Венецию? Кто вас больше интересует на этот раз? Отец или сын?

Герцогиня де Монсада натянуто улыбнулась, растерянная градом язвительных вопросов, которыми забросал ее внезапно пришедший в дурное расположение духа старый князь. Удивленная Эвелина и раскрывший рот от неожиданности Андрей, никогда не видевшие подобного поведения от всегда ласкового и мягкого по натуре в обращении с людьми деда, в немом изумлении наблюдали за этой сценой, не в силах вымолвить ни слова.

– И вообще, я вас не приглашал, сударыня! – не на шутку разошелся старый князь. – Езжайте и живите с Острожским в Вильне, или в Остроленке, если он вас туда пустит, но не у меня в доме! Все, разговор закончен!

С неожиданной для него силой и энергией, литовский магнат схватил за руки Эвелину и Андрея и почти силой потащил их в дом. Обернувшись через плечо, чтобы еще раз посмотреть на герцогиню, Эвелина увидела искаженное гневом лицо женщины и невидящий, полный ненависти взгляд, который она устремила в спину старого князя.

1417 г., Вильна,

Великое княжество Литовское

Неделю спустя, в Вильне, герцогиня вскользь, открыто не жалуясь, упомянула о состоявшемся в Вязьме разговоре со старым князем только что вернувшемуся из Мальборка герцогу, официально принявшему имя князя Острожского и занявшему официальный пост посла великого князя Витовта в Мальборке, все еще остававшейся столицей Тевтонского Ордена крестоносцев.

– Какого черта вы вообще отправились в Вязьму, тетушка? – в голосе князя Острожского слышалось подлинное недоумение. – Вы что же, забыли, как не любит вас мой литовский дед?

– Я только хотела увидеть Эвелину! – сказала герцогиня, обороняясь.

– Вы увидите Эвелину через месяц или два, если она решит последовать моему приглашению и приедет ко мне в Вильну. Зачем вам лишние неприятности?

– А если она не приедет?

– Тогда я поеду и заберу ее сам.

– А если он тебя не пустит?

– Лусия, – Острожский невесело рассмеялся. – Он меня пустит, не сомневайся. Как только я немного освобожусь от дел, связанных с переговорами в Мальборке, я поеду в Вязьму за Эвелиной. Если, конечно, она не появится в Вильне раньше.

– Я слышала, как она сказала князю, что собирается сопроводить Анри в Польшу, ко двору Ягайло, и лишь затем отправиться в Вильну! – вспомнила герцогиня.

Глаза Острожского блеснули нескрываемым торжеством.

– Она приедет! – только и сказал он.

Герцогиня заморгала глазами, удивленная его реакцией, в то время как она рассчитывала на абсолютно противоположную.

– Луис, она поедет в Польшу, к королевскому двору! Ты сам сказал, что король Ягайло весьма к ней неравнодушен!

– Вздор! – Острожский расслабленно откинулся на спинку стула, отложив обеденный прибор на стол. – Ягайло уже снова женился. Правда, большая половина его двора не одобряет выбора королевы. В том числе и дражайший пан Олесницкий.

– Какая разница! – закричала герцогиня. – Она все равно может просить короля о разводе!

С непонятным ей выражением в темных глазах, Острожский пристально взглянул на герцогиню.

– Вам-то какая печаль, Лусия? Что это вы так разгорячились?

– Вот теперь ты очень похож на своего деда! – огрызнулась донна Лусия. – Мне просто очень понравилась твоя жена, она такая красавица! Будет жаль, если она уплывет прямо у тебя из рук!

– Лусия, я хочу предупредить вас.

Острожский выпрямился на стуле, его лицо снова стало серьезным, а в глазах зажглись искры, обычно не предвещающие ничего хорошего собеседнику, даже несмотря на то, что он оставался совершенно спокоен и невозмутим.

– Если Эвелина захочет со мной развестись, она разведется. Я не собираюсь ее принуждать, хотя без конца повторяю это вслух для нее и для деда. В этом случае, чтобы вы сильно не обольщались, я обещаю вам, Лусия, что никогда больше не женюсь. Если вы попытаетесь вмешаться в мои отношения с Эвелиной, все равно из добрых или не из добрых намерений, я отправлю вас назад в Испанию без каких-либо объяснений или оправданий с вашей стороны. Вы поняли меня, тетушка?

Герцогиня кивнула, понимая, что в данном случае ей следует с ним согласиться. Однако она не смогла удержаться, и несколько обиженно сказала:

– Конечно же, ты прав, Луис. Это твое дело. Прости меня. Но мне так понравилась Эвелина! А он не дал мне даже словом перемолвиться с ней! Теперь он наговорит ей обо мне всяких ужасов, и она вообще не захочет со мной разговаривать!

– Тетушка, вы меня пугаете, – Острожский насмешливо улыбнулся. – С каких это пор вы стали расстраиваться из-за того, что другая женщина не захочет говорить с вами?

– Это не просто другая женщина! – топнула ногой герцогиня. – Это прекрасная Эвелина Монлери, моя невестка!

– Вы говорите сейчас прямо как польский король, – поддел ее Острожский. – С одной лишь разницей, что он называет ее Эвелиной Острожской. Вы, часом, не влюбились в мою жену, тетушка? Вот уж никогда не замечал за вами подобных наклонностей!

Герцогиня сначала побледнела, потом покраснела, хотела было что-то сказать, но видно было, что в последний момент удержалась и, в притворной обиде поджав губы, наконец, вымолвила совершенно нейтральное:

– Перестань смеяться надо мной, Луис!

– Тогда перестаньте нести чушь, Лусия! Оставьте нас с Эвелиной в покое. Дайте нам самим разобраться с нашими взаимоотношениями.

– Но ты совсем ничего не делаешь для этого! – вскричала герцогиня. – Вот уже несколько месяцев, как ты вернулся в Литву, а ты ее еще даже не видел!

– Лусия, я в последний раз прошу вас остановиться!

Острожский гибко поднялся из-за стола. Герцогиня тут же вскочила со своего места и подбежала к нему.

– Луис! Прости меня! Я просто забочусь о тебе!

Острожский вздохнул, и, предотвращая поток ее извинений, перемешанных с упреками и просьбами о понимании ее положения, произнес, завершая разговор:

– Завтра утром я снова уезжаю в Мальборк. Постарайтесь вести себя прилично, тетушка.

1417 г, Вязьма,

Великое княжество Литовское

Несколькими днями ранее, Эвелина и старый князь Острожский также говорили о герцогине де Монсада.

– Стоило ли вам так горячиться, князь? – голос Эвелины был спокоен и мелодичен, как если бы они обсуждали погоду на завтра.

– Это страшная женщина, дитя мое! – живо отозвался князь Федор. – Держись от нее подальше, умоляю тебя! Она всегда действовала на мою бедную Алицию как удав на кролика, а Алиция была достаточно сильной и рассудительной молодой женщиной!

– Все будет хорошо, дедушка! – Эвелина улыбнулась и положила свою ладонь на морщинистую, но крепкую руку старого князя.

– Я буду беспокоиться за тебя, детка. Может быть, я поеду с вами? Было бы неплохо снова побывать при польском дворе! Если эта змея появится в Кракове, я всегда смогу защитить тебя и Андрея!

– Защитить? – удивленно переспросила Эвелина. – Вы думаете, это понадобится? Что она сделала, эта женщина, что вы так опасаетесь ее?

– Она!

Старик мстительно сузил глаза.

– Она утащила Алицию и Львенка в Италию, когда для этого уже не было никаких оснований, когда все уже успокоилось, и они оба были в безопасности в Литве! Она продержала их там почти четыре года, пока Алиция не взбунтовалась и не увезла сына. Она убедила Алицию, что будет лучше для Львенка, чтобы он считал ее приемной матерью! Затем она посеяла недоверие между Алицией и Львенком, и впоследствии поссорила их. Я всегда благословлял маленького, безвинно погибшего Зигмунта Корибута, ибо только память о нем вернула Львенка в Литву. Потом появилась ты, словно дар Божий, и я поверил, что он останется с нами, а не уйдет с ней. Но эта дрянь не хочет успокоиться! Она подговорила княгиню Радзивилл подлить ему какого-то зелья, после того, как та вытащила его из свалки при Грюнвальде. Это зелье было настолько сильным, что Львенок потерял память на шесть лет, шесть лет! Она воспользовалась этим, чтобы убедить его, что он герцог Монлери, и оставить его в Италии.

Старый князь сделал паузу, чтобы перевести дыхание, а затем уже более спокойно продолжал:

– Теперь на ее дороге стоишь ты. Она сделает все, чтобы перетянуть тебя на свою сторону и увезти вас из «дикой» Литвы в свою прекрасную Италию или Испанию, а если ты воспротивишься этому, она просто избавится от тебя, так, как она сделала с Алицией!

– Вы уверены в том, что говорите, дедушка? – спросила Эвелина, потрясенная его словами.

– Абсолютно! Я уверен, что это именно Лусия уверила Сигизмунда Венгерского, что Алиция хранит бумаги о происхождении Львенка, и она намеревается отдать ему их, когда он подрастет. Сигизмунд подослал в Остроленку убийц, и в конце концов, они настигли ее!

– Дедушка! – Эвелина набрала побольше воздуха в легкие, чтобы придать себе решимости и рассказать ему о последнем письме Алиции Острожской, адресованном ей лично. – Год тому назад я нашла в своем ларце с драгоценностями, перешедшем ко мне после свадьбы, письмо вашей дочери, которое она просила передать Луи.

Старый князь Острожский остро взглянул на взволнованную молодую женщину.

– Письмо? В шкатулке с драгоценностями? Ты читала его?

Эвелина чуть приметно улыбнулась.

– Конечно я прочитала его, а затем отдала Луи, как и просила княгиня Острожская. В этом письме Алиция прямо говорила о том, что она спрятала бумаги, и Луи знает, где именно, поскольку они делали тайник вместе, летом, которое они провели вдвоем в Остроленке. Кажется, она имела в виду то лето, которое было последним в жизни князя Нариманта.

– Я так и знал!

Старый князь вскочил на ноги.

– Я так и знал, что эти бумаги в Остроленке! Они целы и невредимы, Алиция была умной девочкой! Она бы стала достойной королевой! Когда ты отдала Луи письмо, дитя мое?

– Он получил его, когда был в Испании. Андрей лично передал ему письмо в собственные руки. Лусия де Монсада тоже присутствовала при этом. Андрей говорит, что отец упомянул о содержании письма, но не показал письмо Лусии. Герцогиня была очень расстроена, и, как рассказал Андрей, они какое-то время о чем-то спорили, он не понял, о чем.

– Так вот почему эта лиса вернулась в Литву! – задумчиво проговорил литовский магнат, внимательно выслушав все, что сказала Эвелина.

Он помолчал, а потом поднял на Эвелину свои светло-серые, выцветшие от времени глаза и откровенно спросил, настороженно наблюдая за выражением ее лица в то время, пока он говорил:

– Скажи мне, дитя мое, ты любишь Львенка?

Эвелина выдержала его взгляд.

– Да, я люблю его.

– Нам надо найти эти бумаги, – старый князь как будто немного расслабился. – Я почти уверен, что Алиция спрятала не только бумаги о происхождении Львенка, но и кое-что еще. Мы должны раз и навсегда освободить себя от этой ужасной женщины! До тех пор, пока она не успела натворить еще больше бед!

– Мы не можем найти эти бумаги без Луи, – подумав, сказала Эвелина.

– Ты права, детка. Его любовь к тебе – наш единственный шанс. Поезжай с Андреем в Польшу, я уверен, что как только Львенок узнает о твоем пребывании при дворе, он найдет предлог приехать в Краков. Потом, когда переговоры закончатся, нам всем нужно собраться в Остроленке. Вы вдвоем должны найти эти чертовы бумаги! Они как проклятье, тяготеющее над нами! Как эта чертова испанская ведьма, прости Господи мою душу! Может быть, стоит обратиться за помощью к малышке Радзивилл?

Эвелина покачала головой.

– Я уже пробовала. Она сказала тогда очередной бред – что над головой Луи сгустились темные тучи и только я одна способна справиться со злыми чарами. Правда, она забыла сказать, как именно я смогу сделать это!

Князь Федор взволнованно забегал по зале.

– Злые чары! Я знал, я чувствовал это! Она ведьма, она самая натуральная ведьма, эта Богом проклятая крестоносная подстилка! Бог мой, Эвелина, девочка моя, сделай все, что считаешь нужным, очаруй, заколдуй, обещай ему все, что угодно, но только вырви его из лап этой ведьмы! Он должен снова вернуться к нам! Христом Богом прошу, помоги ему!

– Не нужно так волноваться, дедушка, – Эвелина была до глубины души тронута, когда увидела полные слез глаза старика и его искаженное от душевной муки лицо. – Я сделаю все, что в моих силах.