Читать книгу Гражина. Серия: Закованные в броню - Элена Томсетт - Страница 5

Ноябрь 1417 г, Краков,

Королевство Польша

Острожский и Эвелина встретились на торжественном приеме после церемонии коронации пани Эльжбеты Грановской королевой Польши, устроенной королем Владиславом Ягайло с величайшей помпой в Вавельском соборе Кракова. На собственно церемонию, состоявшуюся в начале ноября 1417 года, князь Острожский не успел, появившись, когда королевский прием был уже в самом разгаре.

Он вошел в Большую залу Вавеля, до отказа наполненную разряженными в лучшую одежду придворными, и остановившись на пороге, с грустной усмешкой подумал о том, сколько раз он уже находился в этой зале, наблюдая за сменявшимися на польском троне королевами Польши – сначала юной несчастной Ядвиги, затем высокомерной Анны Цельской, а теперь – живой и непосредственной Эльжбеты Грановской. Все могло быть и хуже, мельком подумал он про себя, стараясь не холодеть от одной только мысли о том, что сейчас в королевской зале Вавеля рукой об руку с королем Владиславом Ягайло могла бы стоять, в качестве новой королевы, его жена, Эвелина Острожская. В ту же минуту он увидел ее рядом с новой королевой. Чуть выше пани Грановской ростом, но стройнее и тоньше ее в кости, в жемчужно-сером платье, украшенном темными узкими лентами, отделанными сверкающей жемчужной пылью, с тщательно уложенными белокурыми волосами, неправдоподобно красивая, невозмутимая и улыбающаяся отрешенной придворной улыбкой, она вдруг напомнила ему прежнюю Эвелину Валленрод, какой она была десять лет назад, на приемах в замке Мальборк. Она даже не посмотрела в его сторону, хотя он мог слышать, как королю доложили о его появлении, и по рядам придворных рябью пробежал обычный шепот зависти и восхищения.

На этот раз, изменив своим привычкам, Острожский появился на приеме не в белом с золотом цветах, которые обычно требовались от принцев крови, а в черном с серебром. Рукава его черного бархатного камзола были отделаны серебристой сеткой вышивки; волны белоснежных валансьенских кружев, украшавших его рубашку, выпущенные поверх ворота камзола, ниспадали ему на грудь; темные узкие, по испанской моде, штаны были заправлены в высокие темные сапоги со шпорами. Подчиняясь польский моде, он распустил по плечам свои длинные золотисто-каштановые волосы, отросшие за прошедший год в Испании, и сейчас они пышными волнами обрамляли его красивое, с четкими, словно выбитыми на римских монетах, чертами, лицо. Темные искристые глаза его сверкнули насмешкой, когда он увидел, как пани Грановская что-то сказала Эвелине, и та обернулась и посмотрела на него.

– Он все такой же красавец-мужчина, – тихо прошептала Эвелине новая королева. – Просто поразительно, годы совсем не изменили его! Вы счастливица, Эвелина. Он смотрит только на вас! Представьте его мне.

– Я думаю, король должен сам сделать это, – пробормотала Эвелина, стараясь не смотреть на князя, чтобы скрыть свое волнение.

Перед ней, в Большой зале Вавеля, вновь стоял прежний князь Острожский, в котором по невероятным, необъяснимым причинам вдруг не осталось ничего от того итальянского герцога, каким он был еще в прошлом году. Это был снова он, насмешливый и невыносимый королевский посол в замке Мальборк, небрежно элегантный, высокомерно красивый и вызывающе дерзкий.

– Моя дорогая Эльжбета! – тем временем произнес король, беря жену за руку и подводя ее к приблизившемуся к королевской чете чтобы засвидетельствовать свое почтение, князю Острожскому. – Позволь представить тебе моего любимого племянника, невыносимого князя Острожского, мужа твоей лучшей подруги и нашей прекрасной княгини Эвелины Острожской!

– Очень много слышала о вас, дорогой князь, – с улыбкой сказала пани Грановская, протягивая Острожскому руку для поцелуя.

– Надеюсь, хорошего, моя королева?

Блеснув своей неподражаемой белозубой улыбкой, Острожский склонился над рукой королевы, а когда он, разогнув спину, вновь взглянул ей в лицо своими темными искристыми глазами, опушенными длинными густыми ресницами, королева была поражена его изысканной красотой принца крови и очарована исходящим от него обаянием. Он был не просто красив, он казался живым воплощением всех женских грез – в глазах его светилось неподдельное восхищение ей как женщиной, на губах играла чарующая улыбка, голос был мягок, движения отточено-изящны, внешность выше всяких похвал. Высокий, с широкими плечами и узким поясом, длинноногий, элегантный, хорошо одетый, он был олицетворением настоящего придворного, в котором, однако, чувствовалась сила и грация хищника, готового к отражению удара с любой стороны.

Во взгляде короля светилась признательность – князь Острожский вел себя безукоризненно, он был вежлив и внимателен к его новой жене, несмотря на то, что уже наверное слышал как грубо и непочтительно вела себя с новой королевой своевольная польская шляхта. Дружба с Эвелиной Острожской и расположение самого князя Острожского могли неизмеримо укрепить положение пани Грановской в глазах многих поляков и литвинов.

– Прошу прошения, что опоздал на коронацию, ваше величество, – услышал король голос князя, – но переговоры в Мальборке снова потребовали моего присутствия. Я также должен извиниться перед дамами, – он склонил голову, – но в течение ближайших нескольких часов, по поручению великого князя, я хотел бы просить вас об аудиенции.

Король встрепенулся.

– Я приму вас немедленно!

– Боже мой, Владислав, дайте ему хотя бы поздороваться с женой! – мягко сказала, улыбаясь Острожскому, пани Грановская.

– Благодарю вас, моя королева.

Пани Грановская тут же подхватила короля под руку и отвела его в сторону.

Острожский повернулся к Эвелине и холодно улыбнулся. Предложив ей руку, он вывел ее из толпы придворных, окружавшей короля и королеву, и остановившись в более тихом месте, у колонны возле стены, не выпуская из своих рук руки Эвелины, мягко развернул ее к себе лицом.

Некоторое время они молча изучающее смотрели друг на друга, пока Острожский, стараясь говорить как можно небрежнее, заметил:

– Вот уж никак не ожидал увидеть вас в Кракове, дорогая. Я, кажется, приглашал вас в Вильну?

– Вы приказали мне быть в Вильне, – любезно улыбаясь, поправила его Эвелина. – Через два месяца.

Несмотря на его кажущийся холодным тон, в темных глазах Острожского светилось откровенное желание, такое очевидное, что Эвелина почувствовала, как мурашки страха или предвкушения удовольствия, побежали по ее коже.

– Что вы имеете в виду, дорогая? – голос Острожского стал чарующе мягок.

– Я имею в виду, что назначенный срок еще не истек, так что я могу делать то, что пожелаю.

– Вы всегда делаете то, что пожелаете, Эвелина, – по губам князя на секунду скользнула невеселая усмешка, однако он остался серьезным, когда, чуть помедлив, коротко спросил: – Стало быть, вы приедете в Вильну?

– Несомненно, – с некоторой долей высокомерия уверила его Эвелина. – У меня нет выбора, не правда ли? Ведь в противном случае вы пригрозили разнести дом деда по бревнышку, чтобы вытащить меня оттуда?

– Я очень рад, что догадался сделать эту угрозу, – из глаз Острожского исчезла улыбка, выражение его лица вновь стало официальным. – Судя по всему, только после этого мне, кажется, удастся получить назад свою жену!

Слегка поклонившись Эвелине, соблюдая официальные церемонии польского дворцового этикета, он уже повернулся, собираясь отойти, как снова услышал ее мелодичный голос:

– А что вы делаете при польском дворе, Луи? Вы же должны быть на переговорах в Мальборке?

– О, моя дорогая княгиня! – Острожский медленно обернулся к ней, его глаза блеснули насмешкой. – Вы не только помните мое имя, вы также, оказывается, в курсе всех моих дел и передвижений?

– Конечно же, Луи, – Эвелина умышленно повторила его имя, заметив, как от звука его имени что-то дрогнуло и изменилось в выражении его лица. Продолжая неотрывно смотреть ему в лицо, пытаясь определить, почему он кажется таким напряженным, она мягко добавила, словно как бы между прочим провоцируя его на откровенность: – Ведь вы же еще пока мой муж, не правда ли?

– Пока? – Острожский вскинул бровь. – Именно из-за этого вы старательно избегаете встреч со мной?

– Я же обещала вам, что приеду в Вильну.

Не обращая внимания на присутствующих, Острожский приблизился к Эвелине почти вплотную, так что она была вынуждена поднять голову, чтобы смотреть ему в лицо.

– Что вы делаете, Луи? – тихо спросила она.

– Дайте мне слово, дорогая, что если вы приедете в Вильну, вы сделаете это от чистого сердца, – так же тихо сказал он, глядя ей в глаза.

– Да, – она почти шептала, так как он едва слышал ее слова, – Но имейте в виду, Луи, у меня есть определенные условия.

– Условия?

Он взял руку Эвелины и прижал ее пальцы к своим губам. Эвелина чувствовала согревающее тепло его дыхания от прикосновения его губ к ее коже, а когда он медленно провел полураскрытыми губами вдоль ее указательного пальца, она вздрогнула от вспыхнувшего в ней желания его близости и отняла у него свою руку.

– Все, что вы пожелаете, дорогая! – тихим, низким от возбуждения голосом, сказал он.

– Не зарекайтесь, Луи! Может быть, то, что я попрошу, невозможно?

– Скажите мне, что это, Эвелина, и я немедленно соглашусь!

Острожский снова овладел рукой Эвелины и снова поднес ее пальцы к своим губам.

– Прекратите немедленно, Луи! – Эвелина попыталась вырвать у него руку. – Вы что, не видите, как это действует на меня! На нас уже смотрят!

– Стало быть, я все-таки небезразличен вам?

– Когда это вы были мне безразличны! – Эвелина сердито смотрела в его искрящиеся глаза. – Вы всегда умудрялись выводить меня из себя!

– Это не тот ответ, которого я ожидал, – с улыбкой сказал Острожский.

– Надеюсь, вы не ожидали признания в любви?

– Почему бы и нет?

– Потому, что вы – неверный муж! – тихо и любезно произнесла она прямо ему в лицо и тут же с почти болезненным удовлетворением увидела, как сжались его челюсти, а в глазах вспыхнул мрачный огонь.

– Мы поговорим об этом позже, в Вильне, – наконец, отстраненно сказал он, отступая от нее на шаг.

– Почему же не сейчас? – подражая его интонации, спросила Эвелина.

– Потому что это неподходящее место для подобного разговора, – сухо сказал Острожский.

Неожиданно для него, Эвелина сделала шаг ему навстречу, демонстративно протянула ему руку для поцелуя, а когда он склонился к ее руке, произнесла негромко, но отчетливо, глядя на его темноволосую голову:

– Я не требую от вас объяснений и оправданий, Луи. Что сделано, то сделано. Я приеду к вам в Вильну и останусь с вами на одном простом условии.

– Условии? – Острожский выпрямился и внимательно смотрел на Эвелину, щеки которой порозовели от внезапно прилившей к ним крови. – О чем вы говорите, Эвелина? Что вы от меня хотите?

– Вы узнаете об этом через два месяца в Вильне.

– Через два месяца?! Вы что же, хотите, чтобы я окончательно лишился сна?

– Вы жалуетесь? – едва удерживаясь от улыбки, удивилась Эвелина.

– Конечно! – с внезапным всплеском возмущения вскричал герцог. – Я не видел вас целый год! Я скучал по вам, Эвелина, каждый день этого чертова длинного года! Я тысячи раз воображал, что теряю вас, вы просите короля о разводе и он дарует его вам! Я не могу больше притворяться спокойным и выдержанным человеком. Я согласен на любые ваши условия, если вы останетесь со мной! Вы должны мне обещать это, Эвелина!

– Я ничего не могу обещать, – помолчав, сказала Эвелина, поднимая на него глаза. – Кроме того, что я приеду в Вильну. А теперь идите, Луи, король ждет вас.

Через два часа, переговорив с королем, Острожский вернулся в Большую залу в тайной надежде вновь встретиться с женой. Король вошел в приемную залу вместе с ним. Вертя головой в поисках пани Грановской, он рассеянно говорил, обращаясь к Острожскому:

– Я весьма благодарен твоей жене, анжуец! Она взяла под свое покровительство мою Эльжбету, и хотя у той достаточно сильный характер, без поддержки прекрасной Эвелины ей пришлось бы совсем туго. В обществе твоей жены затыкают свои грязные рты даже самые дерзкие из шляхты.

– Вы никогда не жалели о том, что стали польским королем, Ягайло? – внезапно спросил Острожский.

Король перестал говорить и внимательно посмотрел на него.

– Я жалею об этом каждую минуту, – наконец, тихо сказал он. – Каждый Божий день! Но Господь наградил меня такой долей, и я должен без нареканий нести предназначенную мне ношу… Если бы только Эльжбета родила мне сына!

– Немного терпения, мой король, – дипломатично заметил Острожский. – Вы женились лишь несколько месяцев тому назад. Не требуйте от нее невозможного.

– Твоей жене хватило нескольких недель, чтобы подарить тебе сына! – несколько непоследовательно, на взгляд Острожского, припомнил король.

– Что вы имеете в виду, ваше величество?

Король Владислав открыл было рот, чтобы ответить, но в тот момент, наконец, увидел свою жену, королеву Эльжбету, в обществе Эвелины Острожской и представителя Тевтонского Ордена при польском дворе, барона Альберта фон Лихтенштейна, давнего знакомого Острожского и Эвелины по замку Мальборк. Вся троица весело смеялась над рассказом крестоносца, на лицах окружавших их представителей польской шляхты читались все оттенки чувств, начиная от зависти и пренебрежения, кончая неприкрытым восхищением.

– Эвелина Острожская! – снова мечтательно сказал Ягайло, глядя на молодую женщину с гордой осанкой и взглядом королевы. – Эта непревзойденная Эвелина Острожская! Посмотрите, князь, крестоносец просто очарован ею, она вертит им, как пожелает. Благодаря ей, этот молодой человек уже оказал мне ряд мелких, но ценных услуг.

– Альберт – давний знакомый Эвелины по Мальборку, – сухо согласился Острожский.

– В прекрасной княгине, под стать тебе, заложены задатки великого дипломата, – вздохнул король, все также не сводя с молодой женщины взгляда. – Я был счастлив, когда она пожелала вернуться ко двору. Мне не хватало ее улыбки, ее божественной красоты и ее женской мудрости.

Острожский в некотором удивлении смотрел на короля.

– Вы ведь женились по любви, Ягайло? – спросил он, помедлив.

– Разумеется.

Король Владислав Ягайло сморгнул и словно пришел в себя.

«Лусия права, она ведьма!» – с веселой насмешкой успел подумать Острожский, прежде чем король, подхватив его под локоть, начал прокладывать себе путь по направлению к оживленно болтающей троице.

– А, князь! – без вдохновения приветствовал Острожского Альберт фон Лихтенштейн. – Не проходит и дня, чтобы великий магистр фон Платтен не упомянул вас в своих молитвах!

– Даже так? – скептически поднял бровь Острожский.

– Наверное, он просит Господа снова услать Луи в Италию, – сказала Эвелина, улыбаясь и глядя на Острожского. – Не думаю, что вмешательство князя в переговоры сильно обрадовало магистра.

– Вы как всегда правы, дорогая Эвелина! – расцвел в улыбке крестоносец. – Магистр действительно просит Господа, чтобы он убрал куда-нибудь подальше слишком уж влиятельного и искушенного в переговорах князя Острожского.

– Какая честь! – поддержала разговор королева Эльжбета. – Впрочем, переговоры ведь близятся к концу, не правда ли, мой король?

Владислав II пробормотал что-то нечленораздельное, в то время, как Острожский сделал вид, что ничего не слышал. Альберт фон Лихтенштейн тонко усмехнулся и посмотрел на Эвелину.

– Говорят, в Польше любят танцевать? – перевел разговор на нейтральную тему он.

– Танцевать? – рассеянно переспросил король. – Да, разумеется. С тех пор как нашими придворными занялась моя сестра Александра, мы, кажется, стали танцевать столько же, сколько при мазовецком дворе!

В этот момент в зале действительно раздались звуки полонеза. Король тут же предложил руку Эвелине Острожской, она улыбнулась ему и вложила в его руку свою тонкую ладонь. Они стали первой парой, открывающей полонез, встреченные бешеным шквалом аплодисментов шляхты.

– Вы танцуете, моя королева? – Острожский взглянул на опечаленное лицо пани Грановской.

– Я, право, несколько неуклюжа, – застенчиво пролепетала молодая женщина, тем не менее чрезвычайно польщенная его вниманием.

– Не стоит беспокоиться, ваше величество, – Острожский ободряюще улыбнулся ей и почтительно протянул ей руку. – Я хороший танцор, и даже если вы ошибетесь, никто этого не заметит.

Вопреки ожиданиям, новая королева оказалась весьма искушенной в фигурах танца. Когда она расслабилась и перестала бояться сделать оплошность, танец доставил ей настоящее удовольствие, тем более, что во время переходов она ловила на себе удивленные и одобрительные взгляды короля. Острожский оставался невозмутим. Пластичный, ловкий, обладающий изяществом и грацией почти профессионального танцора, какими были многие придворные того времени, он твердо и уверенно вел королеву в танце, не давая ей возможности сбиться с ритма или оступиться. Пани Грановская понимала это и не могла не восхищаться его великодушием и обаянием. Все время, пока они танцевали, он развлекал ее историями из жизни крестоносцев, она смеялась, покоренная сердечностью его улыбки и веселым блеском его темных искристых глаз.

– Боже мой, я совсем забыла поздравить вас, князь, – сказала она с застенчивой улыбкой, когда танец кончился и Острожский предложил ей руку, чтобы отвести ее на другую сторону залы, где находился король.

– Поздравить меня? – удивился Острожский. – С чем?

– Ну конечно же, с рождением сына! – мягко сказала королева Эльжбета.

– С рождением сына? – переспросил князь. – Вы имеете в виду день рождения Андрея? Я полагал, что он родился несколько позже, в январе?

– Да нет же, я имею в виду с рождением вашего второго сына, Даниэля.

– Моего второго сына?! – Острожский на секунду потерял дар речи, но заметив, что королева Эльжбета с внезапно вспыхнувшим подозрением смотрит на него, тут же как можно небрежнее сказал: – Ах да, простите, ваше величество, я не понял. Благодарю вас.

– Он, к тому же, королевский крестник, – облегченно улыбаясь, сказала королева.

Когда он подвел пани Грановскую к королю, и супруги прилюдно расцеловались, Острожский быстро огляделся по сторонам, стараясь найти глазами Эвелину. В груди его кипела ярость. Рождение второго сына! Никто даже словом не обмолвился ему об этом! Обнаружив, наконец, Эвелину в обществе пана Завиши Чарного и пана Повалы из Тачева и их жен, он приблизился к ним, некоторое время вежливо поддерживал разговор, а затем, извинившись, отвел Эвелину в сторону.

– Что случилось, Луи? – Эвелина обеспокоенно смотрела на него. – На вас лица нет. Вы устали с дороги? Ягайло сказал мне, что вы отправились на этот прием прямо после того, как провели в седле несколько недель, добираясь из Вильны в Краков.

– Это проявление заботы, моя дорогая? – спросил Острожский. – Немного запоздалой, надо полагать, как и новость о том, что у вас родился второй сын?!

Эвелина подняла голову и встретила его гневный взгляд.

– Не понимаю, почему вы так кипятитесь, Луи, – невозмутимо произнесла она. – Это во-первых. А во-вторых, почему у меня? У нас родился второй сын. Или вы сомневаетесь в своем отцовстве?

– Стало быть, вы считаете нормальным, что о рождении своего сына я узнаю не от вас, а от королевы? – тихим от ярости голосом спросил он.

Взгляд Эвелины не дрогнул, когда она так же тихо, чтобы не привлекать к себе внимание окружающих, ответила ему:

– Я не считаю это более ненормальным, чем то, что о вашем происхождении я узнаю не от вас, а от короля и великого князя!

Острожский некоторое время недоверчиво рассматривал ее, словно пытаясь определить, что именно скрывается под ее словами, потом негромко и невесело рассмеялся.

– Надеюсь, на этом ваша месть за всю эту историю закончится, моя дорогая жена? Или мне придется с войсками и пушками пробиваться к Вязьме, чтобы хотя бы взглянуть на моего сына?

От него не укрылся облегченный вздох, который испустила Эвелина, на секунду расслабившись под маской своего холодного безразличия.

– Вам не надо ехать в Вязьму, Луи, – с непонятной ему кротостью сказала она. – Даниэль здесь, со мной, в Кракове. В настоящее время, надеюсь, спит в своей колыбели в доме на Подоле. Если вы хотите увидеть его, мы можем отправиться туда немедленно.

Острожский непроизвольно, словно защищаясь от удара, поднес руку к глазам, в который уже раз за этот примечательный вечер пораженный калейдоскопической пестротой новостей, обрушивающихся на его голову. Эвелина немного помедлила и после некоторого колебания добавила:

– Я не знала, намерены ли вы вернуться в Литву или нет, Луи. Я не хотела, чтобы вы возвратились только для того, чтобы забрать у меня и этого сына.

– А чего вы хотели? – Острожский отнял руку от глаз и взглянул на Эвелину.

– Я хотела сохранить хотя бы частицу вас, мальчика, который бы меня любил и был бы со мной, – тихо сказала Эвелина, не глядя на него.

– Разве я не любил вас?! – Острожский говорил тихо и быстро, и, к своему глубокому удивлению, Эвелина могла различить в его голосе подлинную обиду и боль. – Да, я обидел вас, обидел ненамеренно и случайно, но вы даже не захотели выслушать меня! Вы бросили меня! И оставили мне Андрея. Этот год без вас стал для меня пыткой! Я вернулся в Литву, привез с собой Андрея, я загнал коней, добираясь к вам в Вязьму. И что же? Вы снова закрыли передо мной все двери и даже не пожелали меня увидеть! Что я должен думать обо всем этом, Эвелина?! Что вы хотите, чтобы я сделал?! Скажите мне, я уже не знаю, что происходит!

Эвелина порывисто отвернулась от него, скрывая навернувшиеся на глаза слезы. Он помедлил, потом подошел к ней и обнял ее сзади за плечи, привлек к себе, с наслаждением вдыхая такой знакомый ему запах ее волос.

– Я хочу, чтобы вы пошли со мной и увидели Даниэля, – наконец, сумела произнести она, справившись со своим голосом.

– Сейчас? – тихо удивился он, не в силах выпустить ее из своих объятий.

– Сейчас. И еще. Луи, я хочу вернуться в Остроленку.

– Вернуться в Остроленку? – Острожский развернул ее лицом к себе и некоторое время внимательно вглядывался в чистые, холодные, безмятежные глаза Эвелины. – Вы же обещали присоединиться ко мне в Вильне?

– Я думала, – Эвелина помедлила, но не отвела от него взора, – я думала, что вы останетесь в Вильне только на время переговоров, а потом мы можем вернуться и жить в Остроленке?

– Вы хотите жить в Остроленке?

Острожский увидел, как в ее глазах вновь возникла настороженность.

– Почему бы и нет? – только и спросила она.

– Я думал, вы предпочитаете Вязьму? – поддразнил ее он.

– Луи, – в ее голосе внезапно проскользнуло непонятное для него сомнение. Затем она посмотрела на него и, по своему обыкновению, прямо, без обиняков, спросила: – Вы останетесь со мной в Польше или Литве? Или вы все-таки планируете жить в Италии или в Испании?

– Эвелина, я вернулся в Литву, – мягко сказал он.

– Что вы имеете в виду?

Он едва приметно улыбнулся.

– Хорошо, моя дорогая. Я скажу это по-другому. Все будет так, как решите вы. Хотите жить в Италии или Испании, просто попросите меня об этом.

– Я хочу жить в Остроленке! – подняв голову, сказала Эвелина.

– Значит, мы будем жить в Остроленке.

Эвелина быстро взглянула ему в лицо, и он увидел, как ее напряжение внезапно спало.

– Спасибо, Луи.

Острожский почувствовал, что, скажи она еще одно слово, и он уже не сможет сдерживать себя, он подхватит ее на руки, отнесет в одну из пустующих комнат этого огромного холодного дворца и не выпустит ее оттуда до тех пор, пока не удовлетворит свою страсть. Эвелина словно поняла его состояние.

– Я полагаю, вам нужно вернуться в Вильну как можно скорее? – прошептала она, видя, что на них уже начинают обращать внимание.

– Да, – только и сумел вымолвить он.

– Тогда мы можем исчезнуть с приема в любую минуту. Только не делайте такое выражение лица, князь! Я вовсе не предлагаю вам греховные забавы. Идите первым. Я присоединюсь к вам через минуту.

Скрывая улыбку, вызванную ее словами, Острожский выпустил из своих рук ее пальцы, повернулся и, не оглядываясь, быстро, но без излишней поспешности, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, стал продвигаться к дверям.

Выбравшись из дворца, он огляделся в поисках своих людей. Гунар и еще несколько легковооруженных рыцарей из его личной охраны тотчас же выступили из тени. Старый литвин вел в поводу его лошадь. Острожский вскочил в седло и не успел даже перемолвиться парой слов с Гунаром, как в парадных дверях мелькнуло жемчужно-серебристое платье Эвелины. Не теряя ни секунды, Острожский тронул коня, настиг ее где-то на средине ступеней и, протянув ей руку, подхватил и посадил перед собой в седло. Гунар открыл было рот, чтобы что-то сказать или удивиться, но не успел этого сделать. Убедившись, что Эвелина в безопасности, Острожский пришпорил коня и поскакал по направлению в город. Вышколенные воины личной охраны князя без вопросов устремились за ним. Возле дома воеводы Ставского Острожский остановил коня, спрыгнул с коня, принял в руки скользнувшую с седла вниз Эвелину, поставил ее на землю и обернувшись к своим людям, сказал:

– Ждите меня здесь. Мы возвращаемся в Вильну через четверть часа. Гунар, если хочешь посмотреть на еще одного юного князя Острожского, можешь последовать за мной.

Войдя в дом, Эвелина быстро, не оглядываясь, уверенная, что Острожский следует за ней, прошла через анфиладу комнат первого этажа к лестнице, и подобрав подол своего парадного платья, стала поспешно подниматься вверх. Очутившись на втором этаже, она обернулась, и кивнув ему и едва поспевающему за ним Гунару, прижала палец к губам, призывая их к молчанию. Затем толкнула дверь второй от пролета лестницы комнаты и вошла внутрь, оставив дверь открытой. Острожский и Гунар в молчании последовали за ней.

В маленькой уютной детской, светлой и хорошо протопленной, в колыбели, выдвинутой на середину комнаты, лежал, гукая и пуская слюни, золотоволосый малыш. На его белом, круглом личике играл здоровый румянец, маленькие ручки сжимали игрушку. Уронив голову на руки, положенные на перекладину кровати, рядом с колыбелью посапывала, забывшись в тревожном сне, Марженка. Услышав шаги вошедших в детскую людей, она встрепенулась и села на ковре, в изумлении уставившись на Острожского и Гунара, а затем торопливо протерла кулаками глаза, чтобы убедиться, что видит их не во сне.

Словно не замечая ее изумления, Острожский молча шагнул к колыбели. Увидев его тень, а затем и лицо склонившегося к нему человека, малыш поднял на него свои круглые темные глаза и бесстрашно уставился прямо ему в лицо. Некоторое время оба рассматривали друг друга в полном молчании, а потом малыш протянул Острожскому игрушку и громко сказал:

– Га!

Острожский подхватил игрушку из ослабевших пальцев сына и положил ее на кровать. Малыш смотрел на него широко раскрытыми блестящими глазами, словно чего-то ожидая. Затем он снова протянул в его направлении свою маленькую ручку. Поколебавшись, не зная толком, что делать, Острожский коснулся указательным пальцем его сжатого кулачка. В тот же миг кулачок разжался и маленькие пальчики, словно крылья бабочки, коснулись его пальца, потом крепче ухватили его и потащили ко рту. В следующую минуту, засунув палец отца в рот, малыш потер его между беззубыми деснами, выпустил слюну, счастливо улыбнулся и снова повторил:

– Га! Ба-ба-га!

– Ваша светлость, он улыбнулся! – вскричала Марженка. – Ей богу, он улыбается, пани Эвелина!

– Он действительно улыбается, – пробормотал Гунар, стоя рядом с Эвелиной, которая отступила на шаг от колыбели, чтобы не мешать Острожскому. – Этот-то выглядит совсем, как папочка. Точь-в-точь, масть в масть.

Малыш покрутил головой, словно прислушиваясь к голосам, потом опять обратил все свое внимание на Острожского. Выпустив изо рта его палец, он снова некоторое время смотрел ему в лицо темными круглыми глазами, а затем протянул к нему уже обе ручки.

– Ваша светлость, возьмите его на руки, – подсказала Марженка.

– Он такой маленький, – в сомнении пробормотал князь.

– Не бойтесь, Луи, вы его не сломаете, – в голосе Эвелины он явственно различил едва сдерживаемый смех.

Острожский наклонился и осторожно взял на руки малыша.

– Бу! – одобрительно сказал тот, прикрывая глаза от удовольствия.

– Эвелина! – на пороге детской возник силуэт старого князя Федора Острожского. – Что происходит? Почему ты так долго? Даня никак не хотел засыпать без тебя!

– Дедушка? – улыбаясь, проговорил Острожский, оборачиваясь к нему с сыном на руках. – Вы покинули Вязьму? Опять? Надеюсь, в этот раз вы не думаете увести у меня жену и сына? Лучше оставьте эту затею раз и навсегда! Они мои! Все трое. Впрочем, вы всегда будете желанным гостем у нас в Остроленке.

– Ну, слава Богу! – прошептал старый литовский магнат, скрещивая за спиной пальцы, чтобы не сглазить удачу.

Полчаса спустя, провожая Острожского, которому необходимо было вернуться в Вильну, Эвелина вышла на ступени перед домом.

– Луи, – неожиданно сказала она, когда Острожский уже был в седле. – Вы хорошо знаете польскую и литовскую аристократию. Вы слышали что-нибудь о пани Валевской?

Острожский внезапно выпрямился в седле, словно от удара, и нахмурился.

– Где вы слышали это имя? – быстро спросил он.

Эвелина молчала.

– Эвелина!

– Я не хочу об этом говорить, Луи. Просто ответьте на вопрос, и все.

– Будьте осторожны, Эвелина, – помолчав, сказал он, не глядя на нее и собирая в руку поводья. – Вокруг меня всегда было много тайн и тайных недоброжелателей. Я не хочу, чтобы какая-нибудь глупая сплетня или злой умысел снова разлучили нас.

Запрокинув голову, Эвелина внимательно смотрела на него.

– Доверьтесь мне, Луи. Мне надо знать.

Тогда он наклонился к ней с седла, чтобы лучше видеть выражение ее лица и негромко ответил:

– Под именем пани Валевской впервые появилась при венгерском дворе тридцать пять лет назад моя покойная мать, Алиция Острожская.