Читать книгу Бледный луч - Елена Валентиновна Малахова - Страница 3

Во время приезда дочери Луиза спускалась к обеду по лестнице, бегущей красной ковровой дорожкой вниз. Эмма О'Брайн вспорхнула в дверь, открытую прислугой. Её маленькое личико сияло розовым румянцем, как нежный закат Индонезии. Каштановые волосы были собраны на затылке с лёгкостью, но спешно. А синее шелковое платье до колен, обшитое камнями, привносило в голубые глаза красочный морской оттенок. Они блестели озорно, ярко и вполне себе выдавали, что непрошенное вторжение к матери в час, когда знать предпочитала отдохнуть на диванчике– хранит оправданно-весомую причину. Миссис Морган заимела в правилах никогда не является в приличный дом, не оповестив хозяев запиской или звонком (к телефону Луиза привыкала с атеистическим холодом, ощущая, что это удобное зло скоро подвергнет мир непростому испытанию дьивола). И ждала того же от знакомых людей. Ведь изысканные обеды и женский туалет требовали некоторого времени на подготовку. Она любила, когда всё шло своим чередом, и, если нечто непредвиденное вносило хаос в безупречный распорядок дня, она теряла самообладание и хватку укладываться в часы, отведенные для выбранных занятий. Большинство её гостей не только знали это само собой разумеющееся правило поведения, но и сами строго придерживались его, обязуя достопочтенных лиц объявлять о своём визите заранее: желательно за день, а лучше – за два. Потому Луиза почувствовала нарастающее раздражение от того, что дочь, столько лет воспитывающаяся на пристойных началах, не сумела впитать и малой части прекрасного воспитания.

– Я не ждала тебя, – небрежно сказала Луиза, поравнявшись с дочерью. – У тебя что-то срочное?

Эмма ни капли не смутилась материнской неприветливости, столь предсказуемой в тех обстоятельствах.

– Очень срочное! Мне нужно тебе кое-что сообщить.

Разглядывая, как синие глаза Эммы блестят точно капли дождя от солнца, в душу Луизы забралось странное волнение. По собственному убеждению, она считала, что её интуиция, ни разу не дающая промаха, достойна истинной награды. Она была уверена, что дочь попала в беду.

– Тогда чего мы стоим? Идём же!

Они проследовали в кабинет, где ранее покойный отец Эммы, мистер Морган – простой конторщик, занимался бумагами и угощал панибратов ликером или виски с содовой. Комната, обставленная в благородных коричневых тонах, умещала три кресла с обивкой цветочного бархата; чиппендейловский стол; шкаф, запирающийся на ключ; тяжелые тёмные занавеси с бахромой – комната заключала свет, бьющий из двух смежных окон, в свои строгие стены, будто яркое освещение служило проявлением распущенности.

Луиза курила редко, прислушиваясь к советам отца единственного зятя – мистера Чарли О'Брайна, называющего пристрастие к табаку причиной дурной кожи. А кожа, между прочим, это не уши – именно она является передовицей красоты и молодости. Ни одна женщина не считалась красавицей, если её кожа напоминала серый крашенный сафьян. Хотя уши, думалось Луизе в ту тревожную минуту, тоже играют не последнюю роль. Она закурила – к чёрту красоту, когда её дочь в беде! Но сесть себе не позволила – уж очень волновалась!

Эмма тоже не удостоила кресла вниманием. Она подошла к окну, где за его пределами текла смиренная жизнь Ля-Мореля – городка на юго-западе Франции, где медленно передвигались удобные: с крышами и без, длинноватые автомобили; здания в три этажа кричали шиком фасада и белых ставень продолговатых окон. Собравшись с духом, Эмма повернулась к матери и сказала:

– Мама, я приняла решение подать на развод.

У миссис Морган зашумело в ушах. Её рука бессильно опустила сигарету в пепельницу. Да, именно этого она боялась – дочь вернётся в родительский дом с незабываемым позором, униженным достоинством и без каких-либо средств к существованию. До свадьбы будущий зять Фрэнк казался Луизе простым и заурядным претендентом на руку Эммы; но не лишенным вкуса и большого капитала, что, надо признать, неотъемлемо важно для зачисления мужчины в одну строчку с достойными гражданами. Герцогинь осталось столько, что их по пальцам можно пересчитать; а королевская знать распростерла скудные ветви драгоценной крови на древе родословной и чахла на глазах. Желающим не исчезнуть со страниц летоисчисления в качестве простолюдина приходилось действовать в матримониальных целях, вцепившись в какого-нибудь nouveau riche. Собственно, Луиза так и сделала, когда поняла, что попусту растрачивается на уговоры для дочери, не желающей отступиться от брака с врачом общей практики. Пока те сомнительные моменты проскочили в маленькой голове Луизы с накладкой чёрных волос, она взялась за сердце и нехотя села, стараясь оправиться от шока. Эмма О'Брайн подскочила к ней, пала ниц, не переживая о помятом наряде, и крепко стиснула руки матери в своих.

– Мама, я так счастлива! Взгляните на меня: разве когда-нибудь вы видели меня такой радостной? Я порхаю как ночной мотылёк от одной мысли, что вновь стану свободной женщиной!

– Умоляю, милая! Что ты говоришь? – чуть ли не вскрикнула Луиза, с ужасом выпучивая светлые глаза.

– Я поняла, что больше не люблю Фрэнка. Мы слишком разные. У нас нет ничего общего, ни-че-го-шень-ки! Даже детей! Почему мы должны сохранять то, чего на самом деле нет?!

– Ты с ним уже говорила?

– Нет, сперва хотела обсудить с тобой.

Глаза Эммы переливались живым блеском, а румянец расплескался по всему лицу, обрисовывая в ней пленяющую молодость вперемешку с девственным очарованием. Миссис Морган мало-помалу приходила в себя. Ей пришло в голову, что дочь крепко сядет на её попечение и это будет ощущаться, как рыбная кость, вставшая поперёк горла. Она чудесно жила в обустроенных апартаментах, так щедро подаренных ей Фрэнком О'Брайном ещё до их свадьбы с Эммой, что довольно быстро смирилась с принудительным одиночеством. Несколько дней, конечно, как и полагалось честной матери, она придавалась унынию от скорбной мысли: жаль, что дети, словно птицы, в конечном итоге покидают родовое гнездо, чтобы свить своё. Пару раз Луизе даже удалось всплакнуть по ходу размышлений, как жесток вселенский мир к несчастным матерям. Но стоило ей только влиться в круги почетных вдов-француженок поняла, что мир жесток, но благодарен тем, кто по достоинству выполнил родительский долг перед своими детьми. Луизе подурнело, когда не бедное воображение перенесло её в квартиры на Вайтечапель-роуд в Лондоне, где раньше ютилась семья Морган, не знавшая тонкостей приёма на зубок, а из приглашенных бывали один-два британца – коллеги мистера Моргана. Вместо изысканных картин – там дешёвые фрески XVII века; вместо

кресел: бархатных и уютных – очень грузные и жёсткие, как изношенные стулья; где нет слуг, заботившихся о том, чтобы вода была достаточно комфортной температуры для тела хозяйки.

– Но дорогая… – отозвалась Луиза. – Как же ты собираешься жить? Фрэнк полностью содержал тебя: твои наряды… украшения… разные прихоти… Как ты будешь обходиться без всего этого?! Право, ни одна уважающая себя женщина не опуститься до лишения себя всякого права на необходимое!

Эмма фыркнула.

– Ах, мама, разве это сейчас имеет какое-то значение? Я влюблена в другого мужчину, и он тоже любит меня! От счастья нас отделяет только бракоразводная процессия и несколько букв росписи. Мои годы уходят, мне почти двадцать четыре! А я уже совершила ошибку, выходя замуж за Фрэнка. Сейчас я безумна рада, что у нас нет детей. Потому вопрос решится быстро, осталось только оповестить Фрэнка.

Загнанная в угол, будто шарик в лузу, миссис Морган не смела двигаться. Ей виделось, как заголовки газет стремительно меняют формулировку, а её вещи пакуют неграмотные челяди, которые останутся здесь приглядывать за домом по распоряжению великодушного зятя. Именно его великодушие потрафило Луизе. Да не посмеет он так поступить! Ведь это он испортил жизнь её дочери, не сумев сохранить её пылающее от любви сердце. Чем же виновата сама Луиза, если Фрэнк не умеет обходиться с женщинами? Почему она должна утратить привычный комфорт из-за мужской расхлябанности последнего?

Эмма между тем продолжала речь, метаясь по комнате в диком восторге.

– Кто бы мог подумать, что моё счастье находилось так рядом, а я не чуяла его присутствия? Понимаешь, я открыла для себя, как много ещё не сделала! не познала! не почувствовала! Я, как закрытая книга, долго пылящаяся на полке семейной библиотеки, которую раскрыли для неизведанного. Я продам драгоценности, они мне сейчас ни к чему, а в путешествиях понадобятся средства, чтобы не лишиться полного удобства. Мы отправимся в Грецию, затем в Ливию, а после отплывем в Америку. Всегда мечтала поглядеть Нью-Йорк! Говорят, весь город переливается огнями развлечений – веселье мне не повредит. В последнее время я застряла в скуке, одиночестве и бестолковых чаепитиях. Надоело! Хочу путешествовать с ним!

Луиза чуть не обезумела от услышанного. В её светлых глазах ликовал страх; мощные руки с неуклюжими пальцами, неаккуратными для женщины, схватились за голову, а продолговатое лицо из розового превратилось в пурпурное. Приоткрытые тонкие губы тоже извратились ужасом, нос будто стал острее, определенно удлиняя лицо.

– Господи, Эмма! Ты обо мне подумала?! Ты закапываешь себя в яму, очень глубокую яму, и тащишь за собой меня! Я осталась совершенно одна, потеряла твоего отца… Ты единственный луч света в моём сером дне! А теперь ты говоришь, что хочешь уехать с ним? – тут Луиза поняла, что за феерией чувств выпустила из внимания не менее важный критерий. – С кем ты связалась, Эмма?

Остановившись посреди комнаты, Эмма одарила мать долгим взглядом и сцепила руки.

– Я пока не могу назвать его.

– О, Боже… Моя дочь собирается стать женщиной низких моральных устоев! Бросить прекрасного мужа и пуститься по миру, при этом погубив родную мать!

– Но ведь два года назад для тебя он не был прекрасным человеком! – Эмма выдохнула залп охватившей злости и села в кресло рядом с Луизой. – Я не стану упоминать его, чтобы ты могла избежать расспросов Фрэнка. Я в силах только догадываться, как он отреагирует. Наверно, придёт в ярость! Ни один мужчина не потерпит предательства женщины. И когда Фрэнк станет выяснять имя подлеца, разрушавшего нашу семью, мне не хочется, чтоб ты врала, учитывая, как нелегко даётся тебе лживое. Мама, я искренне прошу приютить меня на один день – тот день, когда сознаюсь во всём Фрэнку. Здесь я неспешно подготовлю необходимое для путешествия, а потом уже не доставлю никаких хлопот.

– Эмма, твоё поведение – высшей степени безрассудство! Я ведь тоже окажусь на улице. Фрэнк найдет способ отобрать у меня дом. И мне будет негде тебя приютить!

Эмма взяла сигарету со стола и принялась курить, нервно и быстро. Стороннему обозревателю могло показаться, что она впервые взяла её в руки, поскольку делала это нелепым образом и смотрелась по-детски. Тогда все курили, это составляло часть пришедшей моды. Губы она прикусывала так сильно, что они наливались багровым цветом крови, а рука, между пальцами которой дымилась сигарета, отчаянно тряслась, локтем опираясь на выпрямленную руку. Миссис Морган прекрасно знала, что дрожь – не следствие тяжёлого разговора. Эмма кипела тем, о чём говорила, и дай ей волю, она тут же, не раздумывая, бросила бы всё и отчалила к неизведанным берегам.

– Если тебе так будет угодно, мама, я всё отдам! Отрекусь от положения, денег, даже собственного имени, но буду рядом с ним! И запомни: никто, слышишь? никто не убедит меня в обратном!

Миссис Морган закончила повествование для Мэри Блэкшир, откинувшись в кресле с мертвецким лицом и страдающим взглядом. Совершенно не разделяя трагизма ситуации, Мэри слушала её внимательно и наглядно усмехалась.

– И что же такого ужасного вы сыскали в заявлении своей дочери? – весело возразила Мэри.

Миссис Морган воззрела на собеседницу с прямым укором.

– Вы смеетесь, mon ami²!? Она намерена разрушить свою жизнь и авансом мою. Чем я заслужила такое обращение? А главное, что теперь делать? Как убедить её в безумстве необдуманного поступка?

Миссис Блэкшир обернулась назад – сцепив руки за спиной, Вильям Грэй по-прежнему находился у стены, изучая картины – и снова обратилась к Луизе, только с каверзной улыбкой, от которой её большие щеки стали походить на крепкие яблоки.

– Давайте выйдем за границы благопристойности, моя дорогая. Вы, должно быть, наслышаны о моей связи с этим милым мальчиком? Многие считают его безумным. Ведь ему всего двадцать восемь, и, как видите, выбор его пал не на ухоженную миссис Л. или миссис Б., которым проигрываю на четыре года. Нет! Он выбрал меня, и, переходя вседозволенность вашего воспитания напомню, что мне далеко за сорок. Да и прелестные формы свои я растеряла лет так десять назад. Но это не помешало ему разглядеть во мне путь к звездам. Любовник он восхитительный, а самое приятное: он остаётся в моей постели до утра. Была бы я замужем – не смогла бы позволить себе такую рискованную выходку. Я давно разведена и очень счастлива этому! Развод – неприятная волокита, но когда с ним покончено – твоё тело распускается, как цветок, для новых ощущений, любви и страсти; жизнь наполняет грудь, и без унизительного рабства она кажется слитком чистого золота. Вам этого не понять, моя дорогая. Вы были прилежной женой мистеру Моргану, но не всем везёт так, как вам. Девочка, возможно, мучается. Разве можно упрекать её в неблагодарности или глупости, раз она мишень любовных обстоятельств?!

Луиза переваривала с тяжёлым сердцем. Позвав Блэкшир, в первую очередь она учитывала, какой скандал разразился вокруг неё после развода и, полагаясь на горький опыт Мэри (не считаемый горьким самой миссис Блэкшир), хотела убедиться, что катастрофу ещё можно избежать или по крайней мере узнать, как вынести всеобщий позор.

– Но, Мэри… Что скажут люди?! Она так молода, а уже разведена! Они будут мыть ей кости до седьмого коления. Я не смогу вынести жестокую опалу общественности.

– Да, мыть будут. С превеликим удовольствием и звонким причмокиванием, – Мэри захихикала, сменив ноги. – Но какая к черту разница, если ваша дочь повесится на первом гвозде вашего дома?

– О Боже, вы сгущаете краски! Разве она пойдёт на такое?!

– А разве мало жертвенных смертей от принужденной любви? Вы, Луиза, слишком мало времени уделяете некрологу. Говорю я вам, лучший способ избавиться от хандры – завести новую хандру! – миссис Блэкшир аккуратно встала, придерживаясь за ручки кресла. – Как понимаю, после удара по мужскому самолюбию Фрэнк не станет содержать её, и Эмме придётся устраивать свою жизнь. Для уверенности в себе ей нужно увлечение. Оно защитит разум от действия пересудов. Они останутся без внимания, и ваша дочь перенесёт развод, как лёгкую простуду.

– А как же я? – грудь миссис Морган сдавило неприятное чувство, и она снова занесла ладонь к сердцу. – Как мне уберечься от бесконечных пересудов? Как выдержать натиск клевещущих языков?

Миссис Блэкшир таинственно улыбнулась.

– «Отрубите» их и бросьте собакам. Те их с радостью проглотят.