Читать книгу Я рожден(а) для этого - Элис Осман - Страница 11

Господи, не дай мне погибнуть в авиакатастрофе. Пожалуйста.

Я чуть ли не каждый день летаю на самолете, так что шансов у меня больше, чем у кого-либо. Вы представляете, каково это – провести последние секунды жизни в огромной консервной банке, битком набитой орущими от ужаса людьми, которые знают, что скоро умрут? Сидеть там и даже не иметь возможности позвонить дедушке. Мне почему-то кажется, что именно так для меня все и закончится.

Я сижу, забившись в кресло в первом классе, судорожно сжимаю крестик на шее и считаю минуты до того, как мы благополучно приземлимся в Лондоне и вероятность, что я упокоюсь в груде покореженного металла, снова станет «сравнительно низкой». Нет, я знаю, что она и так сравнительно низка. Прекрасно знаю. Но перестать думать об этом не могу. А чем больше я думаю, тем быстрее колотится сердце и тяжелее дается каждый следующий вдох. Если так и дальше пойдет, я попросту затоплю самолет своим холодным потом. И этим собственноручно приближу ужасный конец.

Роуэн вдруг поднимает жалюзи, которые отгораживают мое место от остального салона. Судя по выражению лица, он чем-то порядком взбешен, но стоит ему посмотреть на меня, и взгляд сразу смягчается.

– Господи. Ты в порядке? – участливо спрашивает он.

Я выпускаю крестик из непослушных пальцев и вытираю мокрую ладонь о штаны.

– Самолеты.

– Да, точно. – Роуэн отодвигает дверь купе и плюхается на столик перед моим креслом. – Ты же знаешь, что у тебя больше шансов…

– …разбиться в автомобильной аварии, стать жертвой особо меткой молнии или не в меру прожорливой акулы, чем погибнуть в авиакатастрофе. Да, я в курсе.

– Гм.

Роуэн молчит. Дыхание у меня постепенно выравнивается. Наконец я нахожу в себе силы поинтересоваться:

– Что стряслось?

Роуэн вздыхает, потом оглядывается по сторонам. Люди пялятся на нас, но к этому нам не привыкать. Двое фотографировали тайком, когда думали, что мы не видим. Я не стал их разубеждать.

Роуэн задвигает дверь купе и возвращает жалюзи на место, чтобы скрыть нас от любопытных взглядов и чужих ушей. Затем бросает мне на колени свой айпад и подносит палец к губам.

Я озадаченно смотрю на его планшет.

– Что, опять не можешь пройти уровень в «Кэнди краш»?

Роуэн молча кивает на айпад. Судя по его взгляду, проблема не в «Кэнди краш».

Я включаю экран и вижу фотографию: мы с Роуэном спим в моей кровати в лондонской квартире. Я смеюсь. Забавное фото. Мы похожи на парочку влюбленных. Наверное, Листер в шутку нас сфотографировал.

Я поднимаю глаза на Роуэна, но он почему-то не смеется. Только вцепился в спинку моего кресла так, что костяшки пальцев побелели.

– Ничего не понимаю, – честно признаюсь я.

– Ты проверял сегодня твиттер? – спрашивает Роуэн, мотая головой, как безумный.

– Нет…

Роуэн хватает айпад и проводит пальцем по экрану. Фото уменьшается, его место занимают многочисленные уведомления из твиттера. Кажется, немало людей отметили на нем Роуэна. Он держит айпад у меня перед лицом и прокручивает сообщения. Все пишут ему о фото и о том, где его опубликовали.

Я резко выпрямляюсь, забираю у Роуэна планшет и нажимаю на ближайшую ссылку.

Она приводит меня на большой новостной портал, где обычно публикуют всякие сплетни. Про «Ковчег» там тоже часто пишут. Наше с Роуэном фото висит на главной странице, над ним – заголовок:

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ И РОУЭНА ОМОНДИ

ИЗ «КОВЧЕГА» ЗАСТАЛИ СПЯЩИМИ

ВМЕСТЕ В ЛОНДОНСКОЙ КВАРТИРЕ

– Какой двусмысленный заголовок, – бормочу я.

– Броский кликбейт, – мрачно качает головой Роуэн.

Меня вдруг пробирает озноб. Откуда они взяли это фото? Где Листер снова облажался?

– Поверить не могу, что он опять это сделал, – стонет Роуэн, вторя моим мыслям.

Дело в том, что Листер и его манера сначала делать, а потом думать, – единственная причина, почему я в шестнадцать лет открыто заявил о своей трансгендерности. Листер выложил в твиттер фотографию наших чемоданов, сопроводив ее жизнерадостной подписью «СОБИРАЕМСЯ В ТУРНЕ #КовчегЕвроТур». Мой чемодан был открыт, и блокатор гормонов, лежавший в одном из карманов, угодил точно в кадр. После этого мне ничего не оставалось, кроме как совершить каминг-аут.

Я оправился от этого довольно быстро, а вот Роуэн с Листером два месяца почти не разговаривал. Будь моя воля, я бы не торопился с признанием – в шестнадцать я еще точно не знал, хочу ли ставить весь мир в известность о том, кто я такой. Но из-за того, что все пошло не по плану, я не слишком расстроился. Да, кое-кого эта новость, мягко говоря, не обрадовала, но в большинстве своем наши фанаты проявили удивительную чуткость. К тому же это привлекло новых слушателей, которых интересовал прежде всего я. Что тоже, согласитесь, неплохо.

Из обычной подростковой группы, которая играет бодрую музыку, мы вдруг стали чем-то бо́льшим.

– Не думаю, что он настолько тупой, – продолжает Роуэн.

– Обо мне говорите? – Листер перегибается через стенку купе: на носу темные очки, капюшон надвинут так, что лица почти не видно.

Стоит ему открыть рот, и в воздухе отчетливо разносится запах алкоголя.

Роуэн брезгливо морщится, потом показывает Листеру айпад.

– Потрудись объяснить.

Листер бросает взгляд на экран, но не торопится с ответом.

– Очень трогательно, – наконец говорит он. – И романтично. – Он смотрит на нас и прижимает руку к груди. – От всего сердца желаю вам счастья.

Роуэн тяжело вздыхает.

– Прекрати паясничать. Зачем ты это сделал?

– Сделал что?

– Послал им фотографию.

Листеру резко становится не до шуток.

– Я не посылал.

Роуэн в бессильном отчаянии вскидывает руки и отворачивается.

– Поверить не могу, теперь ты будешь полчаса стоять тут и отрицать очевидное.

– Что? – нервно хихикает Листер, но Роуэн только качает головой и скрывается в своем купе, которое расположено напротив моего.

Листер занимает место Роуэна и внимательно смотрит на меня. Он снял очки, и теперь я вижу темные круги у него под глазами. Вчера на вечеринке после церемонии он позволил себе лишнего, и утренние коктейли в самолете ему не слишком помогли.

– Парни, вы что, думаете, будто я сфотографировал вас в постели, а потом послал это на какой-то желтый сайт? – спрашивает он с неуверенной улыбкой.

Я молчу.

– Да ладно тебе, Джимми.

– А ты этого не делал?

– Нет. Клянусь. Могу принести кровавую клятву на твоей библии, если она у тебя с собой.

– Но кто, кроме тебя, мог это сделать? – Я загружаю фото на своем ноутбуке. – Смотри, это моя спальня. И фотографию сделали ночью.

– Может, на какой-нибудь вечеринке…

– Я бы не заснул, будь дома посторонние люди. Сам подумай.

Листер откидывается на стенку купе. Теперь вид у него слегка раздраженный.

– Поверить не могу, что вы во всем вините меня. Да, я звезд с неба не хватаю, но я не идиот.

– Раньше ты уже откалывал подобное. Вспомни случай с чемоданами в твиттере, – говорю я, чтобы пожалеть об этом уже через секунду. Листер отводит взгляд – мои слова его явно задели.

– Я… я же не нарочно… – запинаясь, отвечает он. – И мне до сих пор очень, очень жаль. Не думаю, что я когда-нибудь прощу себя за то…

– Ты клянешься, что не делал этого?

– Джимми, клянусь. Если бы я послал фото на новостной сайт, я бы это запомнил. – Листер качает головой. – Да и зачем мне это делать?

Ладно.

Кажется, я ему верю.

– Но тогда кто? – Я снова гляжу на фото. Кто-то зашел в мою спальню, встал над кроватью и сфотографировал нас. Листер наклоняется к экрану, потом выпрямляется и смотрит на меня дикими глазами.

– А что, если к нам кто-нибудь вломился?

– Что?

– Со знаменитостями такое сплошь и рядом случается. Сумасшедшие фанаты забираются к ним домой и… шпионят. Фотографируют. Крадут вещи. Я знаю кучу жутких историй о корейских поп-группах. К одним фанатка залезла в дом и спряталась в шкафу. Они проснулись среди ночи, а она стоит и смотрит…

– Листер! – резко обрывает его Роуэн, но уже слишком поздно. Мои ладони снова покрываются холодным потом. Одержимая Джоуэном фанатка рыщет по нашей квартире в поисках доказательств. И мы преподносим их ей на блюдечке, отрубившись во время запойного просмотра «Бруклина 9–9»[8]. Потом она устанавливает скрытые камеры у нас в ванной, снимает нас голыми, выкладывает в сеть. А камеры в спальнях снимают, как мы занимаемся всякими личными делами. Она прячется у меня в шкафу, готовая в любой момент выпрыгнуть и воткнуть нож мне в шею, и…

– Джимми. – Листер щелкает пальцами у меня перед лицом. – Земля вызывает.

– Что?

– Ты ведь понимаешь, что это все ерунда? Готов поспорить, что вы заснули на вечеринке и забыли об этом, а кто-нибудь сфотографировал вас, решив, что вы очень мило смотритесь.

Я ему не верю.

Все мои мысли теперь – о фанатке-убийце, затаившейся в шкафу.

Роуэн явно вознамерился игнорировать Листера до конца полета. Он по-прежнему думает, что фотография – его рук дело.

В общем-то, теории фанаток о наших отношениях особых неудобств не доставляют. Пока они подогревают интерес к группе, мы не возражаем. Правда, девчонки искренне убеждены, что настанет Судный день, когда мы с Роуэном во всеуслышание объявим о своей любви.

Вынужден их разочаровать: этого не случится.

На самом деле мне порой становится не по себе при мысли, что львиная доля слушателей на наших концертах читала подробные фантазии о том, как мы с моим лучшим другом занимаемся сексом. Я, на свою беду, как-то раз поддался любопытству и тоже приобщился к творчеству фикрайтеров, о чем очень скоро пожалел.

Но всё это неважно. Пусть они верят во что хотят – главное, что мы знаем правду.

Все счастливы и довольны.

Листер до сих пор почти не попадался под руку фикрайтерам. В группе он стоит чуть особняком. Конечно, журналы, блоги и прочие СМИ считают нас с Роуэном привлекательными – но за Листером признают особый шарм. «Гуччи» приглашали его сниматься у них четыре раза. Мы с Роуэном дружим с семи лет, а Листера встретили, когда нам было по тринадцать. И группу создали мы с Роуэном, а Листера фактически заставили, потому что он единственный из всех, кого мы знали, играл на ударных.

То есть всегда были мы с Роуэном плюс Листер.

Мы, конечно, все равно его любим.

Но именно так обстоят дела.

Когда самолет приземляется в Гатвике и мы начинаем собирать вещи, Листер подходит к Роуэну, упирается ладонями в его столик и говорит:

– Ладно тебе, Ро, ты же знаешь, я бы так не поступил.

Роуэн пожимает плечами и отвечает, глядя куда-то в сторону:

– Теперь это уже неважно.

Листер выпрямляется и сжимает Роуэна в объятиях.

– Ну не злись, Ро-Ро. Я всю неделю буду мыть посуду.

Роуэн не выдерживает и оттаивает.

– Скорее «Ковчег» получит премию в номинации «Лучшая кантри-группа», чем ты вымоешь хоть одну тарелку.

Листер отпускает его и широко улыбается. На мгновение кажется, будто всё забыто и все прощены, но, когда Листер возвращается на свое место, я вижу, как лицо Роуэна снова каменеет.