Читать книгу Я рожден(а) для этого - Элис Осман - Страница 5

– Просыпайся, Джим-Джем. – Роуэн слегка пинает меня в лодыжку. Мы в полном составе едем в одной машине, что для разнообразия приятно. Обычно на всякие церемонии награждения нас доставляют по отдельности, и мне приходится сидеть с телохранителем, который буравит меня взглядом, будто я – карточка с редким покемоном.

– Я не сплю, – отзываюсь я.

– А вот и спишь, – настаивает Роуэн и шевелит пальцами над головой. – Ты не с нами.

Роуэн Омонди сидит напротив меня в задней части нашего «Хаммера». Выглядит отпадно, впрочем, как и всегда. Волосы завиты – с этой прической он ходит последнюю пару месяцев, – глаза скрыты за линзами новых очков-«авиаторов». Красный костюм с белыми и золотыми цветами буквально пылает на фоне темной кожи. На ногах – ботинки от Кристиана Лабутена.

Роуэн сцепляет пальцы на колене, отчего его кольца не слишком мелодично звякают.

– Эй, мы же не в первый раз в таком участвуем. А я прямо слышу, как у тебя мысли в голове стрекочут. – Он стучит пальцем по виску и выжидательно на меня смотрит.

Мысли в голове стрекочут. Вот за это я и люблю Роуэна. Он произносит слова так, будто сам их придумал. Наверное, поэтому именно он пишет для нас тексты.

– Волнуюсь, – отвечаю я. – Я просто волнуюсь.

– Почему? – не унимается Роуэн.

Я смеюсь и качаю головой.

– Ты ведь знаешь, это так не работает. Мы уже проходили.

– Да, но у всего есть причина и следствие.

– Волнение – это и причина, и следствие. Как двусторонний скотч.

– О.

Роуэн не в первый раз пытается разобраться с моей тревожностью. Она успела стать полноправным членом нашей группы. Я даже обратился за помощью к психотерапевту, но в последний год – с гастролями по Европе и новым альбомом – у меня не было возможности толком заниматься. К тому же, откровенно говоря, мы пока не нашли общий язык: я даже не рассказал ему о жуткой панической атаке, которая приключилась со мной на благотворительном концерте для организации «Дети в беде». В конце концов я все равно вышел на сцену и спел. Можете посмотреть на ютьюбе. Если приглядеться, видно, как у меня слезы бегут по щекам.

В машине воцаряется молчание. Издалека доносятся крики толпы, которые чем-то напоминают шум прибоя. Мы почти на месте.

Если подумать, не только тревожность виновата в том, что я себя паршиво чувствую. Вообще-то я действительно нервничаю из-за выступления. Плюс, как обычно, беспокоюсь из-за самых разных вещей – которые, строго говоря, не стоят того, чтобы из-за них переживать. На данный момент список «Причин, по которым Джимми не может уснуть по ночам» возглавляет подписание нового контракта, на пятки ему наступает возвращение домой после тура, и где-то за ними маячит сегодняшняя церемония награждения West Coast Music Awards (читай: первое живое выступление в Америке). Просто еще один концерт, да-да. За маленьким исключением: в зале будут присутствовать лучшие музыканты мира и люди, которые о нас слыхом не слыхивали, а не подростки, уже заучившие наши песни наизусть.

Все меняется слишком быстро, меня одолевают радостное волнение и страх, и мой мозг просто не знает, как с этим разобраться.

– Не понимаю, чего ты нервничаешь. Мы же наконец выступаем в «Долби»[1]. – Листер от возбуждения подпрыгивает на сиденье, на его лице – широкая ухмылка. – Серьезно, я сейчас обосрусь от счастья. Давайте, не кисните!

Роуэн морщит нос.

– А можно обойтись без туалетных шуточек, пока на мне «Бёрберри»?

– Если про тревожность говорим, то и про дерьмо можем. По сути, одно и то же.

Алистер Бёрд. Одного взгляда на него хватает, чтобы понять: со вчерашнего дня он не прикасался ни к спиртному, ни к сигаретам. С виду его действительно переполняет энтузиазм, но он сам не замечает, как стискивает зубы. И мешки под глазами тоже говорят о многом. После случая на шоу «Икс-Фактор»[2], О Котором Мы Больше Не Вспоминаем, наш менеджер Сесили установила для Листера особое правило: никакого алкоголя за пять часов до появлений на публике. Курить в дни выступлений ему тоже нельзя, хотя обычно он никуда не выходит без пачки сигарет.

Впрочем, со стороны и не скажешь, что у Листера какие-то проблемы. Для всех он прекрасный, идеальный, безупречный и так далее и тому подобное. Его фирменный стиль «я только что вылез из кровати» – небрежность в духе Джеймса Дина или моделей Кельвина Кляйна. Сегодня на нем куртка-бомбер от Луи Вюиттона и рваные черные скинни-джинсы. Листер хлопает меня по спине, немного не рассчитав силу.

– Ну ты хоть немного рад? – спрашивает он, не переставая улыбаться.

Ему трудно не улыбнуться в ответ.

– Конечно.

– Отлично. А теперь вернемся к главному вопросу: каковы шансы, что я столкнусь с Бейонсе и она сообразит, кто я такой?

Я отворачиваюсь к тонированному окну – из-за него Голливуд кажется темнее, чем на самом деле. Сердце, охваченное страхом и предвкушением, колотится слишком быстро. На меня накатывает волна сильного чувства, имя которому – поверить не могу, что я здесь. Сейчас это случается со мной все реже, но иногда я все же вспоминаю, какой странной жизнью живу.

И какой чудесной. Как мне повезло.

Я бросаю взгляд на Роуэна. Он смотрит на меня, на губах – легкая усмешка.

– Ты улыбаешься, – говорит он.

– Заткнись, – отвечаю я, хотя он прав.

– Мальчики, советую расслабиться и наслаждаться происходящим, – подает голос Сесили. Она сидит, скрестив ноги, и неотрывно смотрит в телефон. – Со следующей недели график у вас будет напряженнее некуда.

Сесили – единственная из нас, кто хоть немного похож на нормального человека. Для церемонии она выбрала синее платье, тугие черные кудряшки уложены на одну сторону, на шее болтается шнурок с бейджиком. Из дорогих вещей – только большой айфон в руке.

Сесили Уиллс – менеджер нашей группы. Она старше нас лет на десять, не больше, но при этом все время указывает, что нам делать, куда идти, где стоять и что говорить. Без нее мы бы понятия не имели, чем занимаемся.

– Не нагнетай, – закатывает глаза Роуэн.

– Я просто держу руку на пульсе, малыш. Новый контракт в корне отличается от того, по которому вы работаете сейчас. И вам еще привыкать к жизни после гастролей.

Новый контракт. Вернувшись домой из евротура, мы подпишем новый контракт с нашим звукозаписывающим лейблом «Форт Рекордс».

Новый контракт означает более продолжительные гастроли. Больше интервью, больше крупных спонсоров, больше мерча – и, главное, мы наконец отправимся покорять Америку. Наш сингл в США недавно вошел в десятку лучших, но нам организуют настоящий тур по Штатам, чтобы мы завоевали американскую аудиторию – а вместе с ней, быть может, и весь мир.

И мы, конечно, всеми руками за. Никто не возражает против того, чтобы наша музыка звучала во всех уголках планеты, а имена вошли в учебники истории. Но все эти интервью, гастроли, участие в чужих концертах и прочее в утроенном количестве, честно говоря, не вызывают у меня особого энтузиазма. Более того, такое будущее пугает.

– Нам обязательно сейчас об этом говорить? – бормочу я.

Сесили продолжает что-то печатать в телефоне.

– Разумеется, нет, малыш. Можем вернуться к дерьму и тревожности.

– Отлично.

Роуэн тяжело вздыхает.

– Посмотрите, что вы наделали. Превратили Джимми в ворчуна.

– Ничего я не ворчу…

Листер открывает рот в притворном изумлении.

– А я-то тут при чем?

– Вы оба постарались. – Роуэн обводит рукой Листера и Сесили.

– Никто ни в чем не виноват, – говорю я. – Просто у меня странное настроение.

– Но ты ведь рад? – опять спрашивает Листер.

– Да! Очень рад.

И я действительно рад. Только еще нервничаю и напуган до чертиков.

Теперь все трое внимательно смотрят на меня.

– Мы же выступаем в «Долби»! – кричу я и ловлю себя на том, что снова улыбаюсь.

Роуэн складывает руки на груди и выразительно поднимает брови. Но потом кивает и ничего не говорит. Листер издает торжествующий вопль и принимается опускать окно, но Сесили проворно шлепает его по руке и возвращает стекло на место.

Крики на улице уже не напоминают шум прибоя – теперь это скорее пронзительный скрежет гигантских механизмов. «Хаммер» останавливается, и я чувствую, что меня слегка мутит. Не знаю, почему сегодня настолько тяжелее. Я всегда нервничаю, но обычно держу себя в руках.

Уверен, как только мы окажемся на сцене, я приду в норму. И буду наслаждаться, как советовала Сесили.

Я пробегаюсь пальцами по ключицам, нахожу крохотный крестик, который болтается на шее, и прошу Бога послать мне немного спокойствия. Надеюсь, Он услышит.

Сегодня я в черном – в группе это мой цвет. Узкие брюки длиной до щиколоток, ботинки-челси, которые уже натерли мне ноги, широкий джинсовый пиджак и рубашка, воротник которой пытается меня задушить. И маленький значок с флагом трансгендеров – я всегда прикалываю его, когда выхожу в свет.

Роуэн отстегивает ремень, ласково хлопает меня по щеке, щиплет Листера за нос и командует:

– На выход, господа.

•

К девочкам нам не привыкать. Они всегда здесь, ждут нас. Честное слово, я не против. Не понимаю, правда, почему они сходят по нам с ума, но я их тоже в каком-то смысле люблю. Как люблю смотреть в инстаграме видео со щенками.

Мы вылезаем из машины; какая-то женщина кидается приводить в порядок наши прически и макияж, другая быстро чистит роликом мой пиджак. Мне нравится, как они вечно возникают из ниоткуда. Мужчины в джинсах с большими камерами. Лысые телохранители в черном. И у всех эти чертовы бейджики.

Роуэн натягивает серьезное выражение лица. Умереть можно. Этакая смесь надменности, недовольства и затаенных чувств. Перед камерами он не улыбается.

Зато Листер улыбается за троих – он всегда хорошо получается на фото. И явно не страдает от синдрома стервозного лица, скорее наоборот.

От криков можно оглохнуть. В основном все вопят: «Листер! Листер!» Он поворачивается, вскинув руку в знак приветствия, и я тоже отваживаюсь поглядеть по сторонам.

Девочки. Наши девочки. Виснут на проволочной ограде, размахивают телефонами, грозят затоптать друг друга и визжат от счастья.

Я тоже поднимаю руку, приветствуя их, и крики набирают громкость. Вот так мы и общаемся.

Взрослые, чья обязанность – сопровождать «Ковчег» везде и всюду, подталкивают нас в нужную сторону. Телохранители, гримеры, женщины с рациями… Листер вырвался чуть вперед, Роуэн идет за ним, а я болтаюсь в хвосте и неожиданно понимаю, что жду этой церемонии сильнее, чем какой-либо. В Великобритании нам уже случалось бывать на подобных, но в Америке эта для нас первая и потому – особенная. Это наш первый шаг на пути в американскую музыкальную индустрию, первый шаг к мировому успеху – и к тому, чтобы остаться в истории.

Подумать только: мы проделали весь этот путь, от старого гаража где-то в Кенте – до красной ковровой дорожки в Голливуде.

Я поднимаю лицо к калифорнийскому солнцу и ловлю себя на том, что снова улыбаюсь.

•

Фотографии – это очень важно, сами понимаете. Словно в мире недостаточно наших фото в хорошем качестве. Сесили как-то пыталась мне объяснить. Им нужны свежие снимки, сказала она. Последние фотографии моей новой прически – мне недавно выбрили виски. Фото костюма, в который одет Роуэн, – журналам мод тоже нужна пища для обсуждений. Нужны свежие фотографии Листера. Потому что они продаются.

Мы позируем для прессы. Под вспышками камер мне иногда кажется, что, кроме нас троих, тут никого нет, хотя мы постоянно окружены людьми. Взрослые суетятся рядом заботливыми пчелами, аккуратно подталкивают нас в нужное место, а потом шмыгают прочь, чтобы не испортить кадр. Я встречаюсь взглядом с Листером, и он одними губами произносит: «Ща обосрусь от счастья», – прежде чем повернуться к камерам и одарить зрителей ослепительной улыбкой.

Я, как всегда, стою посередине, скрестив руки на груди. Роуэн – самый высокий из нас – слева, держит руку на моем плече. Листер справа, ладони спрятаны в карманы. Мы никогда не обсуждали, кто где встанет, так повелось с самого начала.

Фотографы, как и фанатки, больше всего интересуются Листером.

Он это ненавидит.

Роуэн считает, что это уморительно.

И я с ним полностью согласен.

Но никто, кроме нас троих, об этом не знает.

«Сюда!», «Посмотрите направо!», «Ребята!», «Листер!», «Сюда!», «Теперь налево!»

Снова и снова. Нам остается только смаргивать вспышки камер и ждать.

Наконец какой-то мужчина машет нам, чтобы мы двигались дальше. Фотографы не унимаются и кричат все громче. Беру свои слова назад: они еще хуже фанаток, потому что делают это ради денег, а не из-за любви.

Я по привычке стараюсь держаться поближе к Роуэну. Он поворачивается ко мне:

– Оживленно тут сегодня.

– Это Калифорния, детка, – отвечаю я.

– Забавный старый мир… – Роуэн вытягивает руки, чтобы поправить рукава. – А еще я вспотел, как мышь.

– Странно, учитывая, что это я весь в черном.

Вспышки камер отражаются в его очках.

– На тебе хоть носки есть. А я уже чувствую, как воняют ноги. – Роуэн выразительно косится на свои «лабутены». – Кожаные туфли без носков – до такого даже испанская инквизиция не додумалась. У меня там настоящее потное болото.

Я прыскаю со смеху, и мы идем дальше.

•

Здесь собралось больше всего девочек. Перед нами простирается бесконечная красная дорожка, и фанатки с телефонами стоят по обе стороны, напирая на забор. Когда-то я мечтал о том, чтобы поговорить с каждой из них.

Листер кидается вперед очертя голову, сразу забирает влево и начинает тормозить на каждом шагу, чтобы сделать селфи с очередной поклонницей. Они хватают его за куртку и за руки. Он улыбается и двигается дальше. Телохранитель идет в паре шагов позади.

Роуэн ненавидит фанаток, ненавидит то, как они визжат, цепляются за него, рыдают и просят зафолловить в твиттере. Но он не хочет, чтобы они его ненавидели, – и потому тоже снисходит до селфи.

А я – нет. Больше нет. Я вообще к ним стараюсь не приближаться. Помахать и улыбнуться – это всегда пожалуйста. И я благодарен, искренне благодарен им за то, что они здесь, за то, что поддерживают и любят нас, но… Они меня пугают.

Мне в любой момент могут причинить боль. В такой толпе легко пронести пистолет – и затеряться. Достаточно одного выстрела, и я труп. И потом не вычислишь, кто стрелял. Я – участник одного из самых успешных и знаменитых европейских бойз-бендов. А значит, ходячая мишень.

Как это на меня похоже. Паранойя, ужас и старательное накручивание себя – не слишком ли большая нагрузка для маленького мозга?

Мне хочется сбежать отсюда, но вместо этого я замедляю шаг и еще усерднее машу фанаткам. Они машут мне в ответ, улыбаются, плачут. Такие счастливые. Это здорово. Кажется, им все нравится.

Ближе к концу дорожки мы снова сходимся, ступая практически друг за другом. Иногда я жалею, что мы не можем взяться за руки. Да уж, сольным исполнителем я не стану ни за какие деньги. Проходить через такое в одиночку – спасибо, как-нибудь без меня.

Это огромное напряжение. И страх, который никогда не исчезает. Девочки кричат и цепляются за тебя. Большинству интересны только наши смазливые личики. Но пока мы трое вместе, играем свою музыку, путешествуем с ней по разным городам и дарим миллионам улыбки, оставляя след в этом мире, – что ж, я готов потерпеть. Все хорошо. Все в порядке. Все нормально.

Роуэн бросает взгляд в мою сторону и кивает. Затем хлопает Листера по спине. По крайней мере, я не один.