Читать книгу Я рожден(а) для этого - Элис Осман - Страница 6

С тех пор как Джульетта объявила, что я не единственный друг из интернета, с кем она будет тусить, все начало стремительно портиться. Теперь ей совестно, что она забыла меня предупредить, а мне не по себе от перспективы общаться с незнакомым человеком, так что первоначальная радость от долгожданной встречи стремительно испаряется.

К счастью, я отлично умею притворяться, будто все в порядке, пусть даже крошечный гномик внутри моей головы пронзительно вопит, что все очень-очень плохо. Поэтому я беззаботно болтаю по пути к станции метро, где нам предстоит встретиться с неким Маком, чья фамилия и личность в целом остаются для меня тайной за семью печатями. Болтать обо всякой ерунде, когда хочется молчать, я тоже умею прекрасно.

Джульетта, кажется, не возражает – особенно когда я заговариваю об инстаграме Роуэна.

Мы поворачиваем за угол, и я замечаю на той стороне дороги красно-синий знак подземки.

– Ну и какой он, этот Мак? – наконец спрашиваю я.

Джульетта запихивает руки поглубже в карманы.

– Он… тоже из фандома «Ковчега». И ему восемнадцать, как нам. Он… – Джульетта колеблется, не зная, что еще сказать. – Он очень любит музыку.

– М-м-м! – киваю я. – И давно вы познакомились?

– Где-то пару месяцев назад, но мы каждый день болтаем на тамблере, поэтому у меня такое чувство, будто мы знаем друг друга всю жизнь, понимаешь? Надеюсь только, что он не окажется каким-нибудь сорокалетним охотником на малолеток в нелепой шляпе.

Джульетта делает вид, будто поправляет упомянутую шляпу, и я фыркаю от смеха.

– Да уж, точно.

Интересно, со мной у нее тоже ощущение, будто мы знакомы всю жизнь? Ведь мы-то знаем друг друга уже два года.

•

– Вот он! – Джульетта тычет пальцем в толпу, рвущуюся через турникеты. Понятия не имею, на кого она показывает. Я замечаю нескольких парней примерно нашего возраста, и любой из них может быть Маком. Ориентируясь на описание Джульетты, ничего особенного я не жду.

Один из парней вдруг отделяется от толпы.

Что ж, мои ожидания полностью оправдались.

Мак – яркий образчик среднестатистического белокожего британца.

Он старательно машет нам – точнее, Джульетте – и улыбается. Стоит признать, он довольно симпатичный. Приятные, но довольно-таки обычные черты лица. Стрижка, которую сейчас носят все парни. Можно подумать, что его вывели в лаборатории. Честное слово, не знаю. В общем-то, он похож на парня, которого я могла бы счесть привлекательным.

Когда Мак подходит, Джульетта шагает ему навстречу, оставляя меня позади.

– Привет! – говорит она чуть нервно.

– Привет! – отвечает Мак. Он тоже взволнован.

Они улыбаются друг другу, а потом Мак разводит руки в стороны, и Джульетта приподнимается на цыпочки, чтобы его обнять.

Ага. Кажется, я начинаю догадываться, что тут на самом деле происходит.

– Как доехал? – спрашивает Джульетта, наконец отрываясь от него.

– Неплохо! Ну ты знаешь. Поезда, – говорит он, зачем-то выделяя последнее слово.

Джульетта смеется. Она явно все поняла.

Ты знаешь. Поезда.

Они непринужденно болтают две невыносимо долгие минуты, прежде чем Джульетта вспоминает о моем существовании.

– Кстати! – восклицает она и поворачивается ко мне. – Это моя подруга Ангел.

Я снова чувствую себя неловко оттого, что меня называют сетевым именем. Но мы ведь все из интернета. Для этих людей я действительно Ангел, а не Фереште.

Мак отрывает взгляд от Джульетты и внимательно смотрит на меня.

– Привет, как дела? – спрашивает он, но в его глазах я отчетливо читаю: «Какого хрена ты здесь делаешь?»

– Привет! – отзываюсь я как можно более жизнерадостно. Ненавижу, когда люди спрашивают «Как дела?», словно им в самом деле интересно. Достаточно просто поздороваться.

Мак живо напоминает мальчишек, которые третировали меня в школьном автобусе. Повисает напряженное молчание. Наконец я хлопаю в ладоши, отвожу взгляд в сторону и говорю:

– Что ж, муки знакомства позади. Пойдемте домой, мне не терпится сунуть в рот кусок пиццы.

Я почти жду, что Джульетта отпустит какой-нибудь саркастичный комментарий – или хотя бы поддержит меня в стремлении воссоединиться с пиццей, как она всегда делала, когда мы общались в сети, – но она лишь вежливо смеется. Вместе с Маком.

•

– «Радиохед» – отличная группа, – говорит Мак по дороге к Джульеттиной бабушке. Я чуть отстала от них – на тротуар трое в ряд не влезают. – Знаю, их считают стариками, но такие песни не устаревают. Уверен, тебе понравится.

Джульетта хихикает:

– Ты же меня знаешь, я готова слушать все, что звучит более-менее сносно.

– Я пришлю тебе ссылку на «Everything In Its Right Place», потом обсудим, – продолжает Мак, пробегая руками по волосам. – До мурашек пробирает.

Акцент у него похож на Джульеттин – такой же претенциозный, как у ребят из сериала «Золотая молодежь Челси»[3], – но в исполнении Мака он звучит отвратно. Когда говорит Джульетта, я вспоминаю актеров, которые играли в фильмах про Нарнию. А когда рот открывает Мак, на ум приходят киношные злодеи.

– Конечно, присылай, – с энтузиазмом кивает Джульетта.

В жизни не подумала бы, что ее интересует «Радиохед». На первом месте для Джульетты всегда был «Ковчег», но, кроме него, она слушает в основном поп-рок и что-нибудь энергичное и оптимистичное. А не унылое старье.

Тем временем Мак не унимается:

– Я просто без ума от классической инди-музыки девяностых. Она мало кому нравится, но по мне, это лучше, чем слушать то, что слушают все.

– Разумеется, – улыбается Джульетта.

– Я так рад, что могу поговорить с тобой о музыке, – улыбается он в ответ. – В школе никому не нравится то, что нравится мне.

– Например, «Ковчег»? – спрашивает Джульетта.

– В точку.

Затем Мак пускается в пространные рассуждения о том, как много общего у «Ковчега» и «Радиохед». Я отключаюсь, когда он начинает утверждать, что на самые мрачные песни наших мальчиков, несомненно, вдохновил Том Йорк. Этот парень говорит не меньше меня, вот только не считает нужным держать свое мнение при себе. Уверена, Джульетта видит в Маке лишь чудаковатого музыкального задрота, а я негодую только потому, что не планировала делить ее с кем-то на этой неделе. И все равно не перестаю лелеять надежду, что срочный телефонный звонок заставит его помчаться на вокзал, сесть в поезд – и уехать куда подальше.

•

Даже в присутствии Дороти я все равно чувствую себя пятым колесом в телеге. Бесполезно это отрицать. Мак и Джульетта – как Феррис Бьюллер и Слоэн, а мне досталась роль Кэмерона[4]. Вот только эти двое неубедительны, а у меня нет крутой машины.

Я с радостью удаляюсь наверх для вечерних молитв – целых десять минут я не буду слышать голос Мака! Я прошу Господа послать мне силы быть доброй и не судить его слишком строго, ведь я знаю этого человека всего час… Хотя будем откровенны, если целый час разглагольствовать о старых рок-группах, не стоит обижаться, когда тебя попросят заткнуться.

Время переваливает за одиннадцать вечера. Дороти давно легла спать, а мы поужинали и теперь сидим в гостиной: Мак с Джульеттой на диване, я – в кресле. Ребята включили на «Нетфликсе» какой-то незнакомый мне сериал, и до двух ночи, когда нам в прямом эфире покажут, как «Ковчег» идет по красной ковровой дорожке, еще ждать и ждать. Я привыкла играть главную партию в разговорах с людьми, но Мак с Джульеттой прекрасно обходятся без меня.

В пять минут первого случается самое страшное.

Джульетта отлучается в туалет, и мы с Маком остаемся в гостиной одни.

– Итак, – говорит он, едва Джульетта скрывается за дверью, приглаживает волосы и смотрит на меня.

Что – итак? Как я должна на это реагировать?

– Итак, – не слишком оригинально отвечаю я.

Мак улыбается. Фальшиво, конечно, но стоит отдать ему должное – он хотя бы пытается казаться дружелюбным. Я понимаю, почему Джульетта на него запала. Густые волосы, не слишком искренняя, но приятная улыбка. Если нарядить его в рваные черные джинсы и прищуриться, можно ощутить ковчеговские флюиды.

– Расскажи о себе, Мак.

Он смеется, будто я сказала что-то забавное.

– Ничего себе, это серьезный вопрос! – Он наклоняется вперед и ставит локти на колени. – Мне восемнадцать, я закончил школу и через пару недель отправляюсь в Эксетерский университет, чтобы изучать историю.

Я киваю, словно мне все это безумно интересно.

– И… Наверное, можно сказать, что я обожаю музыку!

Он снова смеется и скребет в затылке, будто это признание его смущает.

– Занятно, – говорю я. Так много сказал – и я все равно ничего о нем не узнала. – А с Джульеттой вы начали общаться на тамблере?

Мак застенчиво улыбается.

– Ну да, я ей написал пару месяцев назад. Подумал, вдруг ответит… И мы как-то разговорились. Мне кажется, у нас много общего.

– М-м-м, конечно! – Надеюсь, это прозвучало не слишком саркастично. Просто мне сложно представить двух более разных людей. Джульетта обожает интернет-мемы и разбирать по косточкам фандомные теории. А Мак скорее похож на типа, который выкладывает селфи в инстаграм, чтобы собрать побольше лайков.

– Теперь твоя очередь. Расскажи о себе, – просит он.

– Без проблем, – отвечаю я, вскидывая брови, словно принимаю вызов на дуэль. – Мне тоже восемнадцать, я тоже закончила школу и с октября буду изучать в университете психологию.

– Психологию? Круто. Хочешь стать психологом? Или психотерапевтом?

Я складываю руки на груди и пожимаю плечами.

– Если б я знала!

Мак смеется, хотя в глазах его мелькает паника – словно он не уверен, можно смеяться над подобным или нет. Но уж лучше так, чем рассказывать ему правду: я выбрала психологию только потому, что по всем остальным предметам у меня оценки ниже среднего и она меня хоть чуть-чуть интересует. А вообще-то я понятия не имею, чем хочу заниматься.

Что, откровенно говоря, довольно паршиво – особенно когда твой старший брат учится на третьем курсе медицинского факультета в Имперском колледже Лондона, родители работают преподавателями и ты сама могла бы получше распорядиться такими генами.

Я гоню невеселые мысли прочь. Эта неделя будет целиком и полностью посвящена «Ковчегу». Я слишком долго этого ждала. С жизнью разберемся как-нибудь потом.

– Если честно, я не знаю, что буду делать после универа, – говорит Мак. – Я выбрал историю только потому, что мне это интересно, но вряд ли в такой области можно построить приличную карьеру. Восхищаюсь Джульеттой: ей хватило смелости пойти в театральный, а не поступать на юридический, как ее родители…

Мак снова пускается в пространные рассуждения, не утруждая себя тем, чтобы делать паузы, и я быстро теряю нить разговора. На самом деле теперь понятно, почему они с Джульеттой нашли общий язык. Джульетта – прирожденная слушательница, и терпения ей не занимать.

– Эй! – внезапно восклицает Мак. – Давай зафолловим друг друга на тамблере?

– Ага, конечно, – киваю я и лезу в карман за телефоном.

– Какой у тебя ник? – спрашивает Мак.

– jimmysangels.

– Ангелы Джимми? – со смехом переспрашивает Мак. – Как «Ангелы Чарли»? Круто. Прям классика.

Я не смотрела «Ангелов Чарли».

– Просто меня зовут Ангел, и я люблю Джимми, так что ник сам напрашивался.

– А тебя на самом деле зовут Ангел? Это супер!

Я секунду колеблюсь, но потом все же с улыбкой отвечаю:

– Ага.

Технически я даже не вру.

– А Мак – это сокращенно от Кормака, что довольно глупо, потому что Кормак – ирландское имя, а во мне нет ни капли ирландской…

– Какой у тебя ник?

– А, точно, mac-anderson.

Наверное, это его полное имя, думаю я. Кормак Андерсон. В профиле на тамблере высвечивается информация: «мак, 18, вб. живу ради хорошей музыки и крутой обуви». Невольно бросаю взгляд в другой конец комнаты, чтобы посмотреть, в чем он пришел. Кроссовки Yeezy. Я разочарована. И почему они есть у каждого первого? Они же стоят фунтов восемьсот, если не больше.

– Вот, – говорит Мак, и я вижу, что он на меня подписался.

– Супер, – откликаюсь я.

Мы киваем друг другу, и в комнате снова повисает молчание. Дверь открывается – Джульетта наконец вернулась. Спасибо тебе, Господи. Мак смотрит на нее с огромным облегчением.

А она замирает на пороге и с улыбкой переводит взгляд с меня на Мака.

– Я смотрю, вы… разговорились, – замечает она.

– Еще как, – отвечаю я.

– Да мы теперь просто лучшие друзья, – ухмыляется Мак. – Ты нам больше не нужна, Джулс.

Джулс?! Они добить меня решили. Сначала это «ну ты знаешь, поезда», теперь «Джулс». Нет, серьезно?

Джульетта тем временем снова садится на диван рядом с Маком.

– Больно слышать. Ведь всего через пару часов будут показывать «Ковчег», и вам придется постараться, чтобы от меня избавиться. Добровольно я отсюда не уйду.

Мак шутливо пихает ее в бок и шепчет что-то. Я из кресла ничего не слышу, а вот Джульетта довольно смеется. Меня посещает странное чувство, что они смеются надо мной. Хотя ведь не стали бы они делать это в моем присутствии. Или стали бы? Да нет.

Диванная парочка продолжает флиртовать, а я в сотый раз открываю твиттер в напрасной попытке сбежать из романтической комедии, в которой мне досталась роль второстепенного комического персонажа, введенного в сюжет исключительно ради расового разнообразия.

Я уже скучаю по прежней Джульетте.

•

К часу ночи я с маниакальным упорством обновляю твиттер «Ковчега» в надежде получить хоть какие-то новости. До прямой трансляции с красной дорожки еще целый час, но вдруг кто-нибудь сфотографирует их машину по пути на церемонию или поймает возле отеля…

С фандомом «Ковчега» никогда не угадаешь, что тебя ждет.

Он один из самых массовых в интернете, и я состою в нем с момента возникновения. Фандом вездесущ, он есть в твиттере, инстаграме, на тамблере, ютьюбе и во всех мало-мальски заметных соцсетях. Он растет с каждым днем. Возраст фанатов варьируется от десятилеток, которые твитят мальчикам «ПОДПИШИСЬ НА МОЮ СТРАНИЧКУ!!!», до тех, кому за тридцать и у кого за плечами пять-шесть многостраничных романов-фанфиков. И это не считая толпы моих ровесниц, которые без устали спорят, строят безумные теории, любят, ненавидят и всегда, всегда думают о наших мальчиках.

Я вступила в фандом, когда все только начиналось – четыре года назад. «Ковчег» в то время выкладывал каверы на ютьюбе. Я была там, когда их видео завирусилось и они подписали контракт со студией на рекордную сумму. Я была там, когда они впервые выступили на Radio 1 – и когда их первый сингл покорил чарты Великобритании.

Я прошла с ними через медиабурю, разразившуюся, когда шестнадцатилетний Джимми признался, что он трансгендер – при рождении ему был приписан женский пол. Я прочла от корки до корки хорошие статьи («Джимми Кага-Риччи: новая транс-икона») и плохие, которых было намного больше («Не слишком ли мы увлеклись “разнообразием”?»; «“Ковчег”: Чернокожий парень, белый парень и трансгендер смешанной расы»; «Неужели успех “Ковчега” связан с одержимостью миллениалов разнообразием?»; «Политкорректность разрушает музыкальную индустрию»).

К счастью, за стенаниями обывателей слышались и голоса разумных людей, которые радовались тому, что парень-трансгендер стал одним из самых популярных музыкантов в мировой истории.

Я была с «Ковчегом», когда они появились на обложке журнала GQ и впервые выступили на фестивале в Гластонбери. Была с ними, когда фанаты начали шипперить Джимми и Роуэна – и когда пошел слух, что Листер бисексуал. Участвовала в дискуссиях об истоках дружбы Джимми и Роуэна – и обсуждала теории о бонусном треке ко второму альбому. И разумеется, не обошла стороной видео на песню «Жанна д’Арк», породившее горячие споры.

Пусть не физически, но душой, мыслями, всеми своими чувствами я была там.

Один из стилистов «Ковчега» выкладывает в твиттер фотографию Джимми. Он улыбается и смотрит куда-то в сторону. Джимми одет во все черное – как мы и предполагали, – но на нем джинсовый пиджак. Это что-то новенькое. Ему идет. Шелковистые темные волосы выбриты на висках, отчего лицо стало более эльфийским и почему-то выглядит старше. Иногда мне трудно поверить, что мы с ним ровесники. А иногда кажется, что мы росли вместе.

Он мой любимец. Джимми Кага-Риччи.

Не подумайте, что я в него влюблена. Нет, дело не в этом. Но, господи боже мой, если бы по земле ходили ангелы, он был бы одним из них.