Читать книгу Если меня не станет… Погибая – остаться - Элизабет Гафри - Страница 10

На следующий день меня часов в шесть разбудила Ленка и шепотом позвала за грибами.

Сказать, что я была в шоке, ничего не сказать. Ленка – и за грибами, это что-то новенькое.

– Тихо, а то Игоря разбудишь, – шептала она мне в ухо и, прикладывая палец к губам: – Быстренько собирайся и пошли, у нас еще есть время.

– Что так рано-то? – таким же шепотом спросила я.

– Собирайся, все потом расскажу. Только захвати свои краски и че там еще у тебя.

«Ненормальная», – про себя подумала я. Это же надо подорваться в такую рань. Я вообще по натуре сова, и рано встать для меня равносильно убийству. Но Ленка была непреклонна и все-таки вытащила меня на свежий воздух. Поёжившись, я оделась и вышла на улицу чистить зубы. Остановившись на крыльце, подумала, что надо бы и куртку прихватить. Туман, опустившийся ночью, еще не отошел и сейчас, как жуткая мгла, струился по полям сквозь березовую рощу и уходил щупальцами в сосновый бор.

– Ленка, я в такой туман не пойду в лес, там же волки могут быть. И мольберт с красками сама не утащу.

– А я в лес тебя и не тащу, – почти ядовито ответила она, а я не поняла смены ее настроения. – Давай сюда краски, воду и кисти, так уж и быть, помогу, а ты мольберт свой тащи.

Нормально, она подняла меня ни свет ни заря и тащит на пленэр, совсем уже…

– Мы хоть не погост идем рисовать? – уточнила я, а то с нее станется тащить меня именно туда.

– Дура, что ль? – обиделась та.

Я больше ничего не спрашивала. Молча почистила зубы, надела носки и резиновые сапоги, все-таки выпала росса, и шагать в сандалиях по мокрой траве меня не прельщало. Накинула куртку, а Ленке захватила игоревскую, и мы молча двинулись к лесу, но, не доходя до него метров 20, свернули влево и вышли на огромную круглую поляну, всю покрытую одуванчиками.

– Вот это красота, – не удержалась я от эмоций, – ты как ее нашла?

– Да с Игорем тут вчера были, только не на самой поляне, а там, в лесу, – выдала мне она.

– В смысле? – не поняла я. – Вы же телят пошли кормить, разве нет?

– Ну да, телят Игорь покормил, а потом пошли сюда.

Лена как-то неохотно отвечала, и я решила не лезть в душу. Захочет, сама расскажет, но я, если честно, никак не могла понять, что они тут забыли. Может, Игорь так за ней ухаживает? Полянка-то красивая, и вид прекрасный, но тогда почему она невеселая?

– Вот, подумала, тебе обязательно понравится, и решила тебя сюда привести. Мы вчера, когда вернулись, ты уже спала, а я случайно увидела твои работы, зайдя в погреб.

Я там мольберт оставляла, чтобы не складывать его каждый раз. А вчера рисовала почти до темноты и, уставшая, оставила мольберт, не снимая картины с него.

– Я даже и не знала, что ты так красиво рисуешь. Подаришь мне тот закат? – вдруг спросила Лена и расплакалась.

Я побросала все пакеты и бросилась к ней.

– Эй, ну ты чего ревешь-то? Никто ж не умер. Подарю, конечно, и подпишу тебе на память. Будешь потом вспоминать меня.

– Если доживу, – вдруг выпалила она…

– Лен, ты еще молодая, и все у тебя будет хорошо. Если слезешь с этой дряни, то и жизнь другая будет. Чего ты разревелась-то, ну? – успокаивала я, обнимая ее за плечи, а она ревела как белуга:

– Не могу так больше жить, не хочу с ним…

– С кем, с Игорем, что ли? – не поняла я.

– Да, – выдавила она из себя. – Я и так столько лет проституткой проработала, и никогда, чувствую, мне от этого не избавиться, – исказилось ее кукольное лицо в гримасе боли и отчаяния.

Так вот оно в чем дело, поняла наконец я. Он ее сюда с определенной целью приводил. Вот же, блин, мой подростковый мозг уже закипал, ведь мало еще, что знала об этом, и все же я догадалась. На Игоря с этого момента я уже смотрела под другим углом, благодаря Лене я во многом стала открывать его с другой стороны. Что меня где-то радовало, а где-то было даже страшно. Во что же я все-таки вляпалась?

– Посмотри, какое утро, смотри, красота какая, одуванчики. Воздух чистый, ну, где ты еще такое увидишь? – постаралась отвлечь ее я. – Попробуй воспринимать свой приезд сюда как отпуск. Ну да, есть, конечно, моменты, которые тебя огорчают, но ты поставь себе цель, я всегда так делаю. Если мне что-то не нравится, я стараюсь придумать оправдание, ради чего я терплю все. И получается.

– Хм, маленькая ты еще, и мысли у тебя еще такие чистые. Мне иногда даже стыдно становится рядом с тобой.

– Почему?

Лена отвлеклась и даже плакать перестала. Чему я была очень рада.

– Ну, ты не намного младше, а еще такая неискушенная, такая чистая. Смотрю на тебя иногда и хочу вернуть свои 15 лет, то беззаботное детство. Не затуманенные наркотой мысли. Первые мальчишки и поцелуи, первые свидания, не тронутые всей этой мерзостью.

Ого, вот это откровенность, не ожидала от нее такого.

– Ты целоваться-то умеешь? – вдруг спросила Ленка, чем очень меня смутила. – Все понятно, – констатировала она. – Твои щеки уже все за тебя сказали, – улыбнулась она мне.

– Что, так заметно?

Неужели я для нее как открытая книга? Надо бы поработать над своими эмоциями.

– Да уж, – продолжала улыбаться она, – если что, пробуй на помидоре, я на нем училась, – рассмеялась она, и я ее поддержала.

– Ладно, раскладывай свои причиндалы для рисования, хоть посмотрю, как это делается.

Я не спеша стала раскладывать мольберт, обратив его в сторону березовой рощи. Туман еще не рассеялся, и я хотела успеть запечатлеть его на своей картине. Прикрепила кнопками ватман и достала из пакета небольшую переносную треногу, положила туда немного гуаши, посередине поставила банку с водой и взялась за кисть.

Ленка расстелила позади меня покрывало и устроилась на нем, развалившись звездой и подставляя лицо только вставшему солнышку.

– Лен, а Игорь не будет беспокоиться, мы ж его не предупредили?

– Я записку оставила, что мы пошли на пленэр, ведь так это называется?

– Да.

– Лик, а ты давно рисуешь?

– С детства, у меня оба родителя рисуют. Папа профессионально, а мама когда-то давно увлекалась живописью.

– А этому можно научиться?

– Конечно.

– А ты меня научишь? Может, тоже смогу что-нибудь нарисовать.

– Без проблем. Давай в следующий раз у дома сядем, я покажу тебе азы.

– Хорошо. Слушай, а ты портреты рисуешь? Меня нарисовать сможешь?

– Не, портреты не мое, и не получаются они у меня пока. Папа говорит, в следующем году приступим к рисунку головы, но меня это ужасно пугает.

– Лик, можно нескромный вопрос?

Я напряглась, Ленка умела вогнать в краску.

– Валяй, – как можно непринуждённее ответила ей.

– Ну, что не целовалась ты, это мне уже понятно, а мальчишка какой-нибудь тебе нравится? В школе там или во дворе?

Как бы я ни старалась, но щеки мои опять запылали. Хорошо, что Лена была за моей спиной и не видела этого. Что я должна была ей ответить: что мне нравится наш географ и что сверстников я не воспринимаю вообще? Что я вообще домашняя девочка и у подъездов по вечерам с бутылкой пива не сижу? Что не гуляю ни с кем и до дома мальчишки меня не провожают?

Слишком личная это информация, которую знала только моя Натаха, и мы больше ни с кем об этом не разговаривали.

– Неа, – опять постаралась, чтобы голос не дрогнул. Слишком личную тему она затронула.

– Что, вообще никогда никто не нравился?

– Нет. Лен, мне 15 всего, это что, критично уже?

– Да нет, просто спросила. А у меня первый поцелуй в 13 был, как раз с тем парнем, что и подсадил меня. Он старше был на четыре года, мне он казался таким крутым. Сынок богатых родителей, учился тогда в училище и уже ездил на машине. Что он наркоман, я вообще не догадывалась, он забирал меня после школы, довозил до дома и ждал, пока я сделаю уроки. А вечером мы ездили по городу, он покупал мне мороженое и всякие сладости. Целовались с ним, но дальше поцелуев он никогда не заходил. Говорил, что подождет, когда школу закончу. Даже по вечерам на пробежки меня брал. Я думала, он спортом занимается.

А оказалось, он на игле еще не сидел, когда начал со мной встречаться. Баловался сначала, а потом и на иглу плотно сел. К 15 годам я начала подозревать, что что-то не так, но ни фига в этом не понимала. Что я там, в глаза ему, что ли, заглядывала, да нет, конечно. А на мой день рождения, когда мы большой ватагой собрались у него на квартире, он предложил мне вмазаться. Сказал, что это потрясающий кайф, что это расслабляет и мир предстает в других красках. Вот мы тогда с моей подругой лучшей Оксаной и решились. Дуры обе были. Это сейчас пропаганда ведется по телевидению, что это опасно, что это губит, а тогда…

Лена замолчала на какое-то время, а я, воспользовавшись паузой, спросила:

– А ты говоришь про парня, что он был, а что с ним сейчас?

– Он умер в прошлом году, так и не справившись с реальностью, – как-то очень грустно ответила Ленка.

– Что значит с реальностью?

– Ну, ты когда вмазываешься первый раз, наступает такой приход,9 мир окрашивается во все краски радуги, все становится ярких оттенков и окружающие не кажутся тебе такими злыми и замученными. Ты и сам улыбаешься всем, несешься на машине навстречу ветру и улыбаешься во все 32. Это самое крутое из всего, что может быть с человеком, но вот после…

Приход бывает только первый раз, он ярче всего, потом наступает кайф. Но все ровно до того момента, пока ты не привыкаешь. Мне Андрей давал сначала бесплатно. Угощал, мать его! А потом наступил ад. Как-то сидя дома и делая уроки, я почувствовала, что мне нехорошо. Думала, простыла, даже температуру померила. А через час меня уже так начало крутить и ломать, что стало понемногу доходить, что никакая это не простуда. Мама перепугалась насмерть, я такая бледная была и вся в поту, что она думала, я кони отброшу прямо там.

Пока они с бабушкой думали, что еще из таблеток мне дать, я еле добралась до телефона и позвонила Андрею. А он, знаешь, что мне сказал?

«Я привезу, но готовь деньги». Вот так просто, после всего, что говорил и обещал, он сказал: «Достань деньги, где хочешь, достань». Это благо у меня в копилке было немного, доставала я это все уже трясущимися руками, перезвонила ему, и он был у меня уже через полчаса. Денег моих, конечно, не хватило, но он, смеясь, сказал: ладно, мол, на первый раз добавлю, но дальше сама. Я когда узнала, сколько стоит дорожка, чуть в обморок там не рухнула. Я не представляла, где можно взять столько денег. Представляешь, это как тебе сейчас каждый день по 100—200 долларов находить откуда-то.

Я присвистнула, это ж где работать нужно, чтобы столько зарабатывать…

– Я ненавидела его всей душой, но уже по-девичьи влюбилась по самые помидоры. Страшно было, я ж ничего не знала. Первый укол делал мне он. Я еще долго не могла сама, постоянно кого-то просила. Потом пришлось привыкать к «прелестям жизни».

Я сидела, затаив дыхание, боясь перебить потоки изливающейся души. Она же как на плахе выкладывает мне все, не таясь. Я даже рисовать перестала.

– Я не знаю, чего бы я отдала, чтобы из моей головы стереть вот это знание о приходе, об этом состоянии. Я бы с удовольствием это оставила в прошлом.

Сначала это был кайф. Когда человек начинает колоться, он кайфует, он «зависает». Да, сначала это кайф. А потом ты только лечишься, лечишься, и конца и края этому не видно. Я вот сегодня укололась ночью, сижу и не зависаю, конечно. Сейчас я чувствую себя более-менее как все нормальные люди. Могу хотя бы нормально говорить. Какой там кайф?

Бросить колоться – это, в принципе, большого труда не составляет. Это не смертельно. Любой наркоман может бросить. Самое трудное в этом, знаешь, что? Опять не начать.

Тяжело вздохнув, Лена замолчала, а я так и сидела с зависшей в воздухе кистью. У меня такая каша была в голове от предоставленной информации. Мне еще долго надо будет это все переваривать.

– Ты что зависла? – вдруг спросила Ленка.

– А, да я перевариваю. Это ж надо было так вляпаться. Про мертвых плохо не говорят, но твой Андрей – та еще сволочь.

– Ага, у него работа такая была, оказывается – подсаживать новеньких, они за это такие бабки классные получали. Вот оттуда у него и была дорогая машина и шмотки не с базара. А я велась как дура. Только таким, как он, категорически запрещено самим употреблять. А он подсел. Стал бабки спускать на герыч, вот его и вывели из дела. Родители от него отвернулись, когда уже исчерпали все силы его лечить. Он так и сдох где-то в подвале с иглой в руке.

Были бы у меня такие родители, как у него, которые в клинику его хорошую устраивали и переезжали ради него, а он все равно находил точки, где герыч взять.

Лена замолчала и в этот раз уже надолго. Я повернулась и увидела ее топлес лежащей на покрывале и принимающей солнечные ванны. Заснула, наверное.

Больше мы ни словом не обмолвились, я рисовала и размышляла над услышанным и каждый раз покрывалась мурашками, представив себя на ее месте. «Как же мне повезло», – в очередной раз подумала я.

Примерно к десяти часам я закончила картину. Жаль только, туман пришлось дорисовывать самой, а не с натуры. Лена своими рассказами настолько меня отвлекла, что я прозевала момент, и туман уже рассеялся. Помня, что в одиннадцать мы встречаемся с Женей и Рыжим, я собрала все принадлежности, сложила треногу и мольберт, а после разбудила Ленку. Она мне так и не сказала, разрешил нам Игорь куда-либо идти или нет.

Лена к этому времени успела даже загореть и выспаться. Видно, ночью ей не спалось.

Как оказалось, Игорь разрешил сходить нам на тот пляж, вот только Лена тактично умолчала, с кем мы идем, и Игорь был уверен, что отправились мы туда вдвоем. Ну, так даже лучше. Меньше вопросов. Когда мы подходили к дому, Игорь даже не удивился, только попросил показать, что получилось на пленэре. Пришлось раскручивать картину.

– Ничего себе, Мик, делаешь успехи. Отец точно останется доволен.

Я зло зыркнула на него, и он тут же поднял руки вверх:

– Ладно, ладно, понял. Не буду больше.

– Чего это ты? – не поняла Лена.

– Да я ее Микой назвал, вот она и обозлилась.

– О, а тебе тоже этого нельзя? – не поверила Лена. – А я думала, только мне одной. Ты же с детства ее знаешь, почему нельзя? – задала она вопрос, обращаясь уже к нам двоим.

– Не знаю. Лик, а правда, почему нельзя-то? Жена же моя тебя так называла, а мне почему нельзя?

– Ого, – удивилась Лена, – даже так?

Я не знала, что ответить. Правда не знала. Алёна действительно меня так называла, но я была к ней привязана, она была как родная тетя. А с Игорем я общалась реже, чем с ней. Так повелось с самого детства. Я сначала Алену узнала и для нее сразу с детства представилась Микой. На что удивились мои родители, зная, как я отношусь к имени. А вот Игорю, когда он вошел в нашу семью, представилась Ликой.

Потому, не найдясь, что ответить, я лишь повела плечами и быстро зашагала в сторону дома, избегая дальнейших расспросов.

– А что, правда ее твоя жена Микой звала? – не унималась Лена. – А почему?

– Не знаю, она Алену раньше узнала, может поэтому. Я-то позже пришёл в их семью.

– Меня она тоже чуть не загрызла, когда я попыталась ее Микой назвать, – прыснула Ленка, забыв свою обиду на Игоря из-за прошедшего вечера. Выговорилась, наверное, и полегчало.

– Ладно, я тоже пошла в купальник переоденусь, и пойдем на пляж.

– Вы надолго?

– Не знаю, может, часа на три-четыре, нормально?

– Ладно, только не задерживайтесь.

– Не будем, – пообещала Лена и побежала в дом.