Читать книгу Если меня не станет… Погибая – остаться - Элизабет Гафри - Страница 3

Я неслась во весь опор через маковое поле, от липкого страха спотыкаясь и падая, но вновь поднимаясь и устремляясь вперед. Туда, где в полукилометре стоял старый деревянный дом. В начале лета меня предупредили, что ходить туда не стоит. Там живут сумасшедшая и ее муж алкоголик. Люди уже старые, и ждать хорошего и гостеприимного приема от них не стоит.

Но я летела туда так, как будто там был рай, а я улепетывала из адовой клоаки. Из которой случайно удалось выбраться после двухмесячного пребывания. Даже не знала, что я умею так бегать. Голые пятки так и хлестали по ягодицам, а пальцы каждый раз утопали в мокрой земле, которая ошметками разлеталась по сторонам. Ночью был ливень.

Дыхания уже не хватало, горло сдавливало горячими спазмами, а грудь, казалось, сейчас лопнет. Но если хотела выжить, надо было спешить. И не важно кто там, в этом доме, главное, чтобы то чудовище, которое за мной гонится, осталось позади.

Я так резко сорвалась из дома, что только сейчас поняла, что до сих пор сжимаю в одной руке шприц, весь измазанный в крови, а во второй ложку. Чертыхнувшись, все это выкинула, как будто сжимала в руках гадюк. А все эта наркоманка виновата, которая втянула меня во все. Благодаря ей я пытаюсь выжить, а изначально ехала в деревню на лето отдохнуть и помочь нашему другу семьи по хозяйству. Присмотреть за телятами, козами и помочь с огородом в 20 соток. Будь он неладен! Ненавижу урода!

Резкая, острая боль пронзила стопу, и я вновь рухнула, со всей силы ударившись ребром о корягу.

– Черт! – выругалась я и попыталась встать. Но не тут-то было. Из правой стопы торчал гвоздь. Застонала и снова выругалась. Только этого не хватало. Я лихорадочно завертела головой, соображая, где же находится Игорь, и опустила голову еще ниже, прячась в маках. Хорошо хоть, цветы уже выросли и распустились, прекрасно заслоняли меня. Но долго я тут не отсижусь, надо добежать до соседей.

Я вытащила гвоздь, уже не обращая никакого внимания на боль и слезы. Адреналин так и плескался во мне. Но знала, что потом мне будет очень больно. Это сейчас у меня шоковое состояние.

Вновь поднявшись и оглядевшись, побежала, превозмогая боль и стараясь не наступать на больную стопу. Мне казалось, что минуты растянулись в часы. Но через какое-то время я все-таки достигла порога этой хибары и, не задумываясь, почти вкатилась в нее кубарем, вновь спотыкаясь и падая.

– Э, ты куда несешься? – промычал сосед, который лежал в это время на железной сетчатой койке из 70-х годов.

В нос ударил затхлый запах плесени, мочи и рвоты, перемешанный с алкоголем.

В доме был полумрак, и только из небольшого окна справа падал свет. Меня бы вывернуло, если было чем. Я со вчерашнего дня еще не ела. А уже не меньше часа дня.

Комната была небольшая, примерно восемь на восемь квадратных метров. Походила больше на предбанник, а не на полноценную комнату. Деревянные, кое-где прогнившие полы были завалены бутылками из-под водки и пива, грязным шмотьем и разным мусором. Пока глаза привыкали к полумраку, сосед продолжал что-то неразборчиво мычать. Минуты две спустя, немного отдышавшись, я осмотрелась. В левом углу у окна стояла еще одна кровать, на ней мирно спала женщина. А может, была пьяна, кто ее знает. На вид около 75 лет, худощавое телосложение, седые косматые волосы, заостренные черты лица. Видно, с продуктами в этой семье совсем плохо.

На ней была надета когда-то белая в цветочек хлопковая ночная рубашка, а сейчас больше напоминающая половую тряпку. В жирных пятнах, а кое-где в дырах с мохрящимися грязными нитками. Сквозь эти дыры было видно ее морщинистое старушечье тело, так же грязное и, уверена, пахнущее не лучше, чем в самой избе.

Я смотрела во все глаза и никак не могла поверить в происходящее. Такое просто не может происходить со мной. Вся эта грязь и мусор не вязались с моим образом. Я как белая ворона, случайно влетевшая в стаю черных, так сильно не вписывалась в окружающую обстановку.

Задвинув сзади себя железный ржавый засов на двери, лихорадочно соображая, что делать дальше.

Боль в ноге напомнила о себе, и я глазами забегала по полу в поисках хоть небольшого количества недопитой водки. Нашла бутылку и даже чистую ткань в виде бинта.

– Не нальешь, а? – подал мерзкий голос старик, который продолжал валяться на своей койке.

Как же мерзко здесь пахло, а нос отчаянно не хотел привыкать к этой вони.

Отвечать я не собиралась, мне срочно нужно промыть рану и перебинтовать.

– А, это моей старухи.

– Что? – не поняла я.

– Бинт, что у тебя в руке, – пояснил старик. – У нее шейка бедра сломана, и она уже вряд ли будет ходить, – уточнил он.

Я нашла табурет и, подстелив что-то более или менее чистое, водрузилась на него. На мне были короткие джинсовые шорты, потому сначала немного поколебалась садиться в этой грязи на подстилку. На вид она, вероятнее всего, не была такой чистой, как мне показалось сначала. Но чувство самосохранения перевесило. И я стала потихоньку лить воду из бутылки, которая стояла на столе. Отмыла ногу от грязи и увидела дырку. Я ведь даже обуться не успела. Да какой там, хорошо, вообще успела ноги унести.

Когда на тебя несутся с топором, там не подумаешь про обувь. Выбежишь в чем мать родила. «Вот же гадина, – про себя ругалась я. – И как посмел?!»

Полив водку на рану, защипало так, думала, заору. Но подавила вопль и стала наматывать бинт. Закончив с перевязкой, наконец посмотрела на деда. То, что мне предстало перед глазами, теперь не забыть никогда. Семнадцать лет прошло, а я до сих пор содрогаюсь от воспоминаний.

Это было тело человека, которому глубоко за 70. Такое же худощавое телосложение, как и у женщины, я бы даже сказала истощенное. На меня смотрела пара когда-то серых глаз, а сейчас они напоминали больше жабьи, навыкате, с огромными мерзкими мешками под глазами. Белки красные – от вечных попоек. Кожа землистого цвета. Щеки ввалены, и скулы острыми углами торчали из-под глаз.

Дед был не одет. А имевшиеся семейные трусы, изгаженные мочой, были приспущены на ягодицы. Мерзкие седые волоски, вьющиеся вокруг его члена, повалившегося набок, усугубляли картину. Я вздрогнула, и если бы стояла, снова бы рухнула назад. Простынь была порвана и кусками прикрывала его ноги, которые, так же как и у члена, покрывали длинные седые волоски.

Непонятного цвета подушка валялась у него в ногах. Тошнотворный ком опять подкатил к горлу, но в желудке ничего не было. Я уже почти двое суток воюю с наркоманкой и напившимся уродом. Поесть у меня не было времени.

Признаться честно, член я увидела первый раз в жизни и более мерзкой картины не видела никогда.

Вокруг кровати валялись пустые бутылки из-под водки, окурки и кое-где даже шприцы. Не инсулиновые, как у наркоманов, а обыкновенные. Видимо, дед изредка колол женщину ввиду ее болезни.

У изголовья его кровати стояла табуретка с литровой банкой, до краев наполненной окурками и залитая водой. Стояла она уже очень давно, так как вода коричневого цвета издавала уничтожающий запах для моего обоняния. Возле банки были приоткрыты шпроты, но судя по запаху, тоже давно стухли.

– Чего смотришь-то так? Налила бы, а… – просипел дед.

– Трусы подтяни, – разозлилась я.

Надо проваливать отсюда, но вот куда, не знаю. Дом оккупирован пьяным Игорем, ближайшие соседи были избиты тем же Игорем, когда он искал эту наркоманку. А он когда выпьет, оказывается очень буйным, о чем я раньше и не подозревала.

– Лика! – услышала я жуткий вопль снаружи и, не утерпев, выглянула в окно, что было над изголовьем у женщины.

По маковому полю бежал Игорь с топором. Картина не для слабонервных. Руки так и затряслись, а сердце зашлось от резко выброшенного адреналина. Неужели меня сейчас убьют? Не хотелось бы мне так умирать, только не здесь.

Раздался жуткий скрежет железа, а после пугающий стук кулака в дверь, которую я минуту назад закрыла.

– Открывай, мокрощелка!!! Открой, я знаю, что ты там, маленькая дрянь. Что ты сделала с ней?

Сердце прыгало где-то в горле, когда я поняла, что по двери уже приложились топором. Дверь деревянная, долго не продержится. Ужас накатил волной, что делать?

Удар за ударом. Дверь уже ходила ходуном. Дед попытался подняться и даже что-то возмущенно сказал, но тут же попятился и снова рухнул на кровать. Я не слышала, что он говорил, мне было так страшно, что я сжала челюсти и опять чуть не заорала от боли. Глаза метались по полу в поисках какого-нибудь железного прута или чего-нибудь, чем можно защищаться. Хоть что-нибудь, но, как назло, на полу были одни бутылки. Ни прута, ни топора – ничего, чем можно огреть Игоря. Да и как с ним бороться, когда он тяжелее меня в несколько раз? Первые щепки полетели мне под ноги, и появился его бешеный глаз в щели:

– А-а-а-а, я знал, что ты тут. Сейчас я выну тебя из этой дыры, и ты поплатишься за то, что сделала, мокрощелка! – рычал он мне в проделанную дыру.

Паника залила меня с ног до головы, прокатываясь волнами по всему телу.

– Мамочки, – просипела я, заливаясь слезами, – что же делать?