Читать книгу Сатанисты ХХ века - Елизавета Шабельская - Страница 22

Вызванные императором лица через полчаса уже были в замке. Император принял их немедленно.

Министр юстиции явился в сопровождении прокурора суда, лично руководившего следствием, который и доложил императору все, что было известно о таинственном убийстве.

– Позволю себе спросить вас, господин прокурор, – сказал император, выслушав доклад, – достаточно ли было у вас оснований для ареста молодой женщины?

Министр юстиции почтительно ответил:

– Ваше величество, против госпожи Бельской улик достаточно.

– В чем же, по-вашему, заключаются эти улики? – холодно спросил император. – Будьте добры, господин прокурор, сообщите нам, что заставляет вас верить в виновность молодой артистки?

Прокурор смутился слегка под пристальным взглядом императора, но затем заговорил вполне уверенно:

– Мы, ваше величество, нашли молодого ученого убитым, а рядом молодую женщину в окровавленном платье…

– Что объясняется падением на окровавленный ковер, – вставил император.

Прокурор замялся, но министр юстиции продолжал за него:

– Один факт присутствия женщины в комнате убитого, конечно, недостаточное доказательство ее виновности, но эту женщину дважды видели входящей в дом, где совершено преступление, причем первое ее посещение совпадает с часом и днем совершения убийства…

– Позвольте, – остановил император. – Разве уже установлен день и час, когда был убит несчастный профессор?

Прокурор поспешил ответить:

– Ваше величество, по осмотру трупа, произведенному доктором Раухом, установлено, что убийство совершено больше суток назад, следовательно, в ночь со среды на четверг. Кроме того, будильник, найденный свалившимся с ночного столика, очевидно, во время убийства, довольно точно указывает время совершения преступления – около 11 часов ночи. Я уже имел честь докладывать вашему величеству, что привратник дома, где жил профессор Гроссе, видел, как третьего дня, т. е. в среду, после десяти часов вечера входную дверь дома № 18 по Мариенштрассе, где жил профессор Гроссе, отворяла молодая женщина, ответившая привратнику на его вопрос, к кому она идет? – «К доктору Рудольфу Гроссе»…

– И вы предполагаете, что она оставалась в этой квартире целые сутки, в обществе трупа, начинающего разлагаться? – прервал император.

– О, нет, ваше величество, женщина в белом, которую мы имеем полное основание считать убийцей, вышла из дома после совершения убийства, так как в четверг, в 4 часа пополудни ее вторично видели привратники, которых она расспрашивала о докторе Гроссе, причем видимо смутилась, когда привратники ее узнали.

– Как же вы объясняете это вторичное посещение предполагаемой убийцы? – произнес император. – Зная, что профессор убит, зачем ей было компрометировать себя, вторично показываясь привратникам? И, главное, зачем ей было в третий раз входить в квартиру, где она оставила труп убитого ею и где ее настиг обморок?

– Следственные власти пришли к заключению, ваше величество, ответил прокурор, – что убийца искала чего-то в квартире убитого, – быть может, каких-либо компрометирующих ее писем. На это указывают перерытые бумаги профессора. Не найдя, или не успев найти желаемого сейчас же после совершения преступления, убийца принуждена была возвратиться для продолжения розысков. Вполне естественно было ее желание проникнуть в квартиру днем, хотя бы для того, чтобы не возбудить подозрения. Встреча с привратником помешала этому. Тогда убийца явилась ночью продолжать свои розыски… Но тут, очевидно, женские нервы не выдержали…

Лицо императора становилось все серьезнее.

– Все это, конечно, возможно, но как же вы объясняете в таком случае записку доктора Гроссе, найденную в кармане Бельской?

– Эта записка объясняется чрезвычайно просто, ваше величество. Госпожа Бельская, очевидно, считалась с возможностью быть узнанной на лестнице, или застигнутой в квартире убитого, и поэтому заранее приготовила записку от имени профессора, объясняющую ее присутствие. Вопрос этот будет выяснен окончательно экспертами-каллиграфами, которым уже передана записка, найденная у госпожи Бельской.

– В числе улик против госпожи Бельской – добавил министр юстиции, – имеется одна, совершенно неопровержимая: присутствие в груди убитого кинжала, на рукоятке которого выгравировано полностью имя Ольги Бельской. Так что улик слишком достаточно.

– Вы правы… слишком достаточно. И мне почему-то изобилие улик кажется подозрительным. Вы назвали Ольгу Бельскую женщиной умной, а между тем необычайное изобилие обстоятельстве, подтверждающих обвинение, доказывает все, что угодно, только не ум. Право, если бы женщина задалась целью создать для себя полную невозможность защищаться, то и тогда она не могла бы придумать большего количества улик. Мне кажется совершенно невероятным, чтобы умная женщина, подобная Ольге Бельской, могла вести себя так глупо.

– Ваше величество забываете нервы, с которыми не всегда могут справиться даже самые хладнокровные и закаленные преступники, – возразил министр. – Убийца, конечно, надеялась скрыть следы преступления, вынув кинжал из груди убитого.

– После того, как оставила его там на целые сутки, во время которых тело могло быть найдено? Очень основательно! – В голосе императора снова зазвучала насмешливая нотка. – Вы имели достаточно «формальных» оснований для ареста Ольги Бельской… Но все же прежде, чем поверить ее виновности, я подожду окончания следствия и, главное, объяснений самой подозреваемой. Почему вы не сообщили мне ее показаний?

Министр и прокурор смущенно переглянулись. Император поймал этот взгляд и с недоумением произнес:

– Что такое, господа?.. Надеюсь, от меня ничего не скрывают в этом деле?

– Я должен доложить, ваше величество, – сконфуженно ответил министр, – что обморок госпожи Бельской еще продолжается, и она до сих пор не произнесла ни слова…

– Но ведь это же совершенно неестественно! – воскликнул император. – Сколько же часов продолжается этот обморок?

– Не менее восьми часов, ваше величество, даже если считать, что он начался незадолго до появления властей. Но доктор Раух предполагает гораздо большую продолжительность бесчувственного состояния, которое он считает особого рода летаргией, вызванной гипнотизмом.

Лицо императора просветлело.

– Но ведь там, где замешан гипнотизм, не может быть речи о сознательности преступления!

– Простите, ваше величество, – почтительно возразил министр. – Но ведь это только предположение доктора Рауха, оставшегося для наблюдения за арестованной.

– Я не посмею осуждать строгость меры пресечения, – сказал император, – но меня интересуют две маленькие подробности… Первая касается времени совершения преступления… Существует предположение, что преступление совершено, или по крайней мере, что преступник вошел в дом убитого в ночь со среды на четверг до одиннадцати часов вечера. Не так ли, господа?

– Точно так, ваше величество, – подтвердил прокурор.

– В таком случае, как же вы объясните слова обер-режиссера Граве, который сообщил мне, что представление «Иоанны д’Арк», в котором Ольга Бельская играла главную роль в среду, окончилось почти в 11 часов вечера. Каким же образом актриса, в половине одиннадцатого находившаяся еще не сцене, могла переодеться и очутиться на квартире, где без четверти одиннадцать должно было совершиться убийство?

На мгновение оба юриста опешили. Но затем к прокурору возвратилась его самоуверенность.

– Ваше величество, в подобных случаях восстановить время с полной точностью немыслимо. Опытная актриса легко переоденется в пять, много десять минут… От театра до квартиры убитого не более двадцати минут пути… Кроме того, господин обер-режиссер легко мог ошибиться на десять или пятнадцать минут, говоря об окончании спектакля, так же, как и привратники, заметившие время появления белой дамы только приблизительно… Все это не допускает признания алиби для актрисы, игравшей в среду «Иоанну д’Арк».

Император покачал головой.

– Признаюсь, об алиби я даже и не думал. Я просто обратил ваше внимание на два поразивших меня обстоятельства, дабы вы проверили время окончания спектакля, и вообще присутствие обвиняемой в здании театра, опросив актеров, режиссеров и прислугу.

– Смею заверить, ваше величество, что все это будет сделано немедля, и самым тщательным образом. – Министр поклонился. – Но, ваше величество, изволили упомянуть о двух обстоятельствах, привлекающих высочайшее внимание?..

Император взял со стола и протянул министру экстренный листок биржевой газеты.

– Вот это второе обстоятельство, господа… Потрудитесь припомнить, что газеты выходят никак не позже семи часов утра. Каким же образом могла эта газета узнать и напечатать подробности предварительного расследования чуть ли не часом раньше вашего появления на квартире убитого?

Министр и прокурор были совершенно ошеломлены и растерянно глядели на измятый листок печатной бумаги;

– Совершенно невероятный факт, – прошептал, наконец, сановник. – Сколько я знаю, господин фон Блозевиц, вы приехали в квартиру убитого одновременно со следователем, около восьми часов утра…

– Но полиция была там раньше, – поспешно ответил прокурор, – у полиции же всегда особые отношения к репортерам. Телефонировать в редакцию недолго, так как телефон находится в передней у профессора Гроссе, – попробовал объяснить невероятное обстоятельство прокурор.

Император перебил его:

– Во всяком случае, полиция не могла быть на месте преступления ранее семи часов… Припомните, что нотариус, уведомив ее, сообщил вам, что выходил из дому в семь часов на обычную прогулку, а между тем, экстренный листок успели прибавить к номерам, рассылаемым городским абонентам в те же 7 часов утра… Когда же успели набрать и напечатать эту довольно длинную заметку?.. И не доказывает ли ее появление, что редакция ранее полиции знала о преступлении?..

– Невозможно, государь! – почти вскрикнул министр. – Зачем газете скрывать убийство, если бы кто-нибудь из ее репортеров случайно разнюхал о нем раньше чинов полиции?

– Ну, уж этого я не знаю, – спокойно ответил император. – Но, быть может, вы примете к сведению и это загадочное обстоятельство, прежде чем так уверенно называть «убийцей» женщину, еще не обвиненную. Во всяком случае, я прошу вас сообщать мне подробности о ходе следствия, так же как и допустить для арестованной все разрешаемые законом снисхождения! А за сим, до свидания, господа.

Император поднялся, показывая этим окончание аудиенции. Министр юстиции молча поклонился, то же сделал прокурор, и оба вышли из кабинета.

Император покачал головой, глядя вслед удалявшимся.

– Вот оно, профессиональное тупоумие. Какая это ужасная вещь, и сколько людей стали жертвой предвзятого мнения судей… Ты, кажется, знаком с доктором Раухом, Отто? Поезжай немедля к нему и узнай о здоровье этой несчастной женщины. Я уверен, что императрица заинтересуется ее судьбой, и хотел бы сообщить ее величеству что-либо достоверное. Меня взволновало это странное дело, в котором мне чудится что-то очень загадочное.

Император глубоко вздохнул и, проведя рукой по лбу, принялся спешно дочитывать последние доклады.