Читать книгу Сатанисты ХХ века - Елизавета Шабельская - Страница 3

Дебютанткам отведена была одна из лучших уборных. Спокойная и веселая, уверенная в своем успехе, Бельская перекидывалась веселыми замечаниями со своей хорошенькой товаркой и с пожилым господином почтенной наружности – директором драматической школы при венской консерватории – известным профессором «эстетики», тайным советником Мейленом, бывшим другом и сотрудником покойного эрцгерцога Рудольфа.

Сидя в единственном мягком кресле, находившемся в уборной, тайный советник Мейлен любовался прекрасной фигурой стройной красавицы в белоснежной греческой тунике, перехваченной у пояса голубым шерстяным шнурком.

Внезапно раздался легкий стук в дверь, и чей-то голос произнес торопливо и почтительно:

– Госпожа Бельская, его сиятельство граф Хохберг желает вас видеть.

– Сам «интендант», – прошептала Янте. – Какая честь, Ольга…

Но Геро отнеслась к этой «чести» спокойнее.

– Войдите, – промолвила она, делая два шага навстречу старику в залитом золотом камергерском мундире и с красной лентой через плечо. Без малейшего признака подобострастия, Ольга проговорила:

– Не знаю, как благодарить ваше сиятельство за любезность к скромной дебютантке. Простите невозможность предложить вам даже покойное кресло в этой бедной уборной.

Граф Хохберг взглядом знатока смерил обеих молодых девушек и невольно причмокнул губами, найдя их вблизи еще более привлекательными, чем издали.

– Дебютантки, подобные вам, мадам, в этих уборных явление случайное и даже оскорбительное. Вы скоро получите свои собственные помещения, убранные лучше, чем этот сарай.

Тайный советник Мейлен любезно уступил кресло вновь прибывшему «интенданту», который, усевшись поспокойней, обратился к «прекрасным хозяйкам» с просьбой позволить познакомить их с двумя «знатными иностранцами», приехавшими из Лондона и «совершенно побежденными прелестью артисток».

Не дожидаясь ответа, почтенный «интендант», не допускавший и мысли о том, чтобы его просьба могла быть не исполнена «его» артистками, поднялся с места и собственноручно отпер дверь уборной, впуская уже знакомых нам англичан, низко склонившихся перед юными красавицами.

Маленькая Янте, очарованная красотой и любезностью лорда Дженнера, подсевшего к ней, принялась весело щебетать. Бельская попросила позволения докончить сортировку писем и посылок, только что принесенных ей в уборную.

– Пожалуйста, пожалуйста, – поспешил ответить «интендант». – Таким образом, мы окажемся поверенными ваших тайн, прекрасная Геро, и узнаем имена ваших обожателей.

Молодая артистка, молча улыбаясь, развязывала небольшую фарфоровую бонбоньерку, завернутую в папиросную бумагу и перевязанную лентой.

В бонбоньерке, вместо конфет, лежал великолепный браслет, в виде золотой цепочки, застегнутой двумя большими рубинами, окруженными бриллиантами. Прелестное лицо актрисы вспыхнуло. Резким жестом бросила она браслет на стол, но затем, подумав минуту, развернула записку, лежавшую на дне бонбоньерки под браслетом, и быстро пробежала ее. Краска негодования сбежала с ее лица; гневно сверкнувшие глаза приняли спокойное, слегка насмешливое выражение.

– Профессор, – обратилась она к Мейлену. – Вы, кажется, знаете графа Вальдензее? По крайней мере, он ссылается на вас…

– Конечно, знаю, – отозвался тайный советник, с любопытством осматривая бонбоньерку и браслет. – Это очень порядочный человек и большой любитель драматического искусства.

– Вот прочтите, что он мне пишет. Признаюсь, его записка примирила меня с его подарком. Я верю, что он не хотел обидеть меня и действительно прислал этот браслет так же точно, как прислал бы букет цветов… только «неувядающий»… Но все же я не могу принять подобного подарка, хотя мне и не хотелось бы обидеть человека, по-видимому, солидного. Скажите, профессор, что может стоить этот браслет?

– Право, я не знаток в этих вещах, но думаю, что не дороже 800 гульденов. Именно это и доказывает, что мой приятель не хотел вас оскорбить, Ольга. При его богатстве этот пустяк никакого значения иметь не может. Он просто хотел, чтобы вы сохранили воспоминание о вашем первом счастливом выходе на сцену в Бург-театре.

– Если это так, я оставлю себе браслет на память, но пошлю от имени графа 800 гульденов в общество Красного Креста; вас же, профессор, попрошу передать вашему знакомому, что мои средства не позволяют мне принимать подобные сувениры слишком часто, и попросить его не присылать мне больше «неувядаемых» цветков, слишком дорогих для моего скромного состояния.

– Решение, достойное мудрого Соломона, – с чуть заметной насмешкой произнес барон Джевид, в то время как прекрасная Геро распечатывала письмо, из которого выпал на ковер кусок синеватой бумаги.

Его поднял граф Хохберг, к ногам которого он свалился, и, рассмотрев обрезок, заметил с удивлением:

– Что это значит, мадемуазель Ольга? Кто это посылает вам разрезанный пополам билет в 1000 гульденов? Какая глупая шутка…

– Скажите лучше, какая наглая дерзость! – гневно прошептала артистка, комкая в руках толстый лист золотообрезной почтовой бумаги, от которого так и разило крепкими духами. – Представьте себе, ваше сиятельство, что эту половину банкового билета присылает мне барон Альфред Цвейфус с приглашением получить недостающую часть билета завтра утром на его квартире, где он будет ждать меня к завтраку…

– Остроумно! – улыбаясь, заметил барон Джевид.

– Ошибаетесь, барон! Эта дерзость не только остроумна, но даже просто глупа… И знаете почему? Потому, что я отвечу следующее. – Артистка быстро вынула из раскрытой шкатулки лист почтовой бумаги и карандаш и, наскоро написав три строчки, протянула их Мейлену.

Профессор быстро пробежал глазами написанные строчки и, громко рассмеявшись, прочел следующее:

«Безмерно тронутая любезностью барона Альфреда Цвейфуса, артистка Ольга Бельская столь же безмерно огорчена невозможностью принять его любезное предложение за неимением времени. Но зато она с особенным удовольствием сохранит присланный ей сувенир на память о деликатном внимании господина барона».

Общий смех приветствовал остроумный ответ молодой артистки, которая поспешно вложила записку в конверт и, позвав «одевальщицу», послала ее передать записку привратнику для немедленного вручения по адресу.

Оба англичанина переглянулись. Но в эту минуту раздался голос помощника режиссера, напоминающий о скором конце антракта, и артистка попросила «дорогих гостей» удалиться, чтобы позволить ей приготовиться к четвертому акту.

– Ах, милочка, какой он душка! – вся раскрасневшись от волнения, прошептала Гермина, бросаясь обнимать свою старшую подругу. Та грустно улыбнулась.

– Постарайся позабыть об этом хоть до конца пьесы. Помни только то, что тебе еще два акта сыграть надо.

– Ох, Оленька, чего мне бояться? Моя роль пустяки, а твой успех уже решен.

Бельская ласково провела рукой по блестящей красноватой головке своей подруги.

– Все это так, Герми, но не забудь, что «вечер надо хвалить, когда утро настанет».

Распростившись с «интендантом» и директором драматической школы, Мейленом, английские путешественники медленно возвращались на свои места. Оба казались задумчивы.

– Да, интересная особа, эта русская актриса! – заметил барон Джевид. – Умна и с характером! Такие могут быть очень полезны…

– Или очень опасны… – перебил лорд Дженнер. – Мне несравненно больше нравится другая дебютантка. Это действительно дитя, тесто, из которого можно вылепить все, что угодно.

– Или ничего! – насмешливо вставил лорд Джевид. – Не забудь, что тесто обладает способностью расплываться, причем сглаживается все, что на нем было написано.

– Всякое тесто можно заключить в форму, – с оттенком досады отрезал Дженнер. – Тогда как твоя русская Геро кажется мне степной кобылицей, не очень-то легко поддающейся выездке.

– Ну, это еще посмотрим, дружище! Во всяком случае, она стоит того, чтобы попытаться. А для этого прежде всего надо залучить ее в Америку.

– Что не так-то легко после сегодняшнего успеха Геро. Ты видел, в каком восторге его сиятельство «интендант», да и печать расхвалит русскую дебютантку.

Барон Джевид пожал плечами.

– Печать в наших руках, да, кроме того, мало ли задач, подобных этой, приходилось мне разрешать! Предоставь это дело мне, дружище.

– Как хочешь, я только прошу тебя не предпринимать ничего относительно Гермины, не предупредив меня, – серьезно заметил Дженнер.

– Эта девочка тебе нравится – тем лучше. В твоих руках она всегда останется в нашем распоряжении.

Черные брови лорда Дженнера мрачно сдвинулись, однако он ничего не возразил.

В коридоре было слишком много народу, чтобы продолжать интимный разговор. А пока они дошли до своей ложи, занавес уже поднялся для четвертого действия.

Кончилась пьеса. Умолкли последние рукоплескания. Выслушаны последние поздравления и комплименты.

Счастливые, усталые и взволнованные, смыли дебютантки белила и румяна с прелестных свежих лиц и, переодевшись в простые темные платья, медленно переступили за порог актерской лестницы в новом Бург-театре.

За дверями их встретило громкое «браво» целой толпы поклонников, по обыкновению осаждающих выход артистов. Тут были и товарищи по консерватории, и газетные репортеры, и блестящие аристократы, представители военной и штатской «золотой» молодежи, интересующейся той или иной артисткой.

Посреди восторженных приветствий Бельская села в заранее нанятую коляску и усадила возле себя Гермину, которую обещала лично отвезти к матери, уехавшей до конца спектакля по какому-то необыкновенно «важному делу».

Лошади тронулись. Извозчик медленно поехал среди расступившейся толпы. В коляску полетели цветы.