Читать книгу Гиллиус: светлая сторона. Книга 1 - Элла Вольф - Страница 4
Часть I. Как все начиналось
Глава 1. Загадки в доме
ОглавлениеВсе началось, когда в далеком 2012 году я, стиснув зубы от холода, катил свой единственный чемодан по растрескавшимся от древних землетрясений дорогам. Перед моим носом возвышался дом, стены которого были грязно-черными, а на окнах ветер с ненавистью бил в ставни. Это был дом, в котором мне предстояло жить.
– Ну здорово, Бодя, – пробормотал я. – Ну тебя и занесло.
Я покатил чемодан по ступеням, расшвыривая ногами мокрые от дождя гнилые листья. Входная отсыревшая дверь распахнулась, когда я повернул ключ в замочной скважине.
Съежившись от затхлого воздуха и острого холода, я, обнимая себя за исхудалые плечи, закрыл за собой дверь.
Я был дома.
Гром ударил по небу, распространив на многие метры свой коварный и оглушительный вой. По крыше забарабанил ледяной дождь, а я сел на край деревянного стула в кромешной тьме, слушая, как за спиной шепчется ветер. Я рассматривал грязь, которая извилистыми кругами провожала меня на экскурсию по всему дому.
Мне потребовалась уйма времени, чтобы смириться с тем, что теперь я один. Перед глазами все еще стояли гроб тети Агаты и картина того, как я кидаю в могилу горстку земли.
«Храни тебя Бог. Всегда скорблю. Твой Богдан» – надпись на ленте траурного венка.
Разбитый и окутанный горем, я мирился с судьбой, принимая от нее все пинки и жестокость. На моей голове были шишки, а в груди ныла боль.
Я обошел свой новый дом, освещая фонарем темные зловещие стены. С потолка капал дождь, а в углах карабкались черные пауки. Найдя сухие дрова, я закинул их в печь и через какое-то время уже протягивал к огню синюшные от холода пальцы, облокотившись на стену. Стек на пол и наблюдал, как клубы белого пара вырывались из моего рта, и, невзирая на проносившиеся за окнами молнии, задремал.
У нее была самая шикарная фигура из существующих. Я сам далеко не красавчик, но девчонки мне нравятся сногсшибательные. Но влюбился я в нее не из-за тела. Хотя смотреть на нее я люблю.
Платье так ее облегало, что я видел окружность ее пупка. Почему-то я подолгу смотрел на ее впадину на животе, мне казалась она сексуальной. Я мог сосчитать ее острые ребра, не прикасаясь к ним. И как девчонки могут дышать в таком наряде, загадка. Я бы не смог так. Это было бы пыткой; надень на меня такое узкое платье, через какое-то время из меня запросто могли выудить информацию палачи.
Я закатывал глаза от наслаждения, когда она танцевала. А танцевала она часто, уж поверьте. Главное преимущество снов, что в них она могла делать, что я захочу. Захочу – снимет платье; захочу – запрокинет голову и засмеется. Смех у нее звонкий и, конечно, тоже сексуальный.
Блеск ее волос мог меня ослепить, моя ладонь скользила по ним, как по шелку. Я часто ее гладил. Гладил руки, даже ноги, но чаще волосы. Они были густыми, черными, мягкими. Иногда я сжимал их в пучок, а когда разжимал кулак, они падали ей на плечи. Я чувствовал ее запах, это невероятно! Сладкий, волнующий. А когда я ее целовал, то дрожал. Конечно, я ее целовал, и даже больше! Это мой сон и моя девушка из мира грез. Не слишком ли много в ней прелестей, приятель? Этой женщины не может существовать. Я это знал. Но это не мешало мне ей наслаждаться.
Как только я касался головой подушки, я ее представлял. Ее танец был феноменальным. Ни одна девушка не может так танцевать. Движения плавные, нежные. Они меня будоражили. Я, конечно, себя не видел, когда засыпал, но лицо у меня, даю гарантию, по-идиотски сияло. Я закрываю глаза, и передо мной возникает моя незнакомка. Имени я ей не дал, да и к чему? Мне это было не нужно. Как и лицезреть ее лицо. Моя фантазия не смогла этого выдумать, и я видел только ее образ. Танцующий, незабываемый образ. Пусть сегодня она кружится, а ветер раздувает ее волосы. Я с мечтательным выдохом обнял крепче полено. Я спал долго и крепко.
⁂
Мне понадобилось приблизительно полгода, чтобы пообещать себе, что сегодня я обязательно зайду в его комнату. Сегодня я точно на это решусь. Когда я набирался смелости и, выдыхая от собственной слабости, там появлялся, глядел на вещи, на то, как он жил, мое сердце разбивалось на сотню частиц, и я выбегал. Но в тот день я был твердо настроен.
Дверь слезливо скрипнула. Я зашел в комнату, наполнил легкие спертым кислородом, почувствовал, как летающая пыль вперемешку с плесенью осела на моей коже. Я поднял жалюзи, и в комнату ворвались лучики солнца, освободившиеся от оков черных трехдневных туч, нависавших над домом. На письменном столе возле окна стояла пожелтевшая кружка, внутри был черный засохший налет. Ржавая ложка ударилась о стенки, когда я с усилием оторвал ее от стола.
Рядом возвышалась кипа пожелтевших старых газет. Я развернул одну из них, чтобы посмотреть дату.
12 МАЯ 1987 ГОД
Заголовок гласил:
СЕГОДНЯ В ГОРОДСКОМ МУЗЕЕ ИМ. РЫХАЛКОГО ПРОИЗОШЛА КРАЖА ЦЕННЫХ КАРТИН. НА МЕСТЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ МИЛИЦИЯ УЛИК НЕ ОБНАРУЖИЛА. ПОХИТИТЕЛИ СКРЫЛИСЬ.
Я подошел к шкафу и с усилием распахнул скрипучие дверцы, тошнотворный запах застоявшейся плесени тут же ударил по носу. Его одежда висела на плечиках, словно это были тонкие трупы, а сверху на полке мертво валялись шапки, будто чьи-то отрубленные головы (в этот вечер я пересмотрел много ужастиков). Я стал перебирать его вещи и некоторые из них прикладывал на себя.
Каким же ты был, отец?
Я знал, что рано или поздно мне предстоит перебрать его вещи. Но что я должен был с ними сделать? Выкинуть? Отправить на чердак? Кажется, именно так все делали. В моей душе правили обида, разочарование и злость. Да, я на отца страшно злился, но не хотел отправлять его на чердак.
Вытащив все его вещи, я аккуратной стопкой сложил их в коробку. Кроме белой рубашки и серых брюк, которые я положил на кровать рядом с женским платьем, также найденным в старом шкафу. Я положил вещи так, будто они были надеты на людей, а края рукавов держались за руки. Возможно, так выглядели мои родители, думал я. Мои папа и мама, которых я никогда не видел.
Сквозь разводы из пыли и паутины я смотрел на свое отражение в зеркальных дверцах шкафа. Я увидел в нем несчастного мальчишку с разбитой душой, окутанного страхами и невезением. Я свалился на пол, облокотился на стену, обжигавшую холодом, словно я прислонился к айсбергу, и заплакал. Я оплакивал смерть тети Агаты, смерть матери, о которой ничего не знал, и теперь мне приходилось оплакивать и отца. Я задыхался от жалости к самому себе и от обиды на жизнь, которая была ко мне несправедлива. Но больше всего я винил отца за то, что он меня бросил. Он мог жить со мной в городе, где меня воспитывала его старшая сестра, или же я мог приехать к нему в эту чужую страну и жить с ним в его холодном и старом доме. Но он предпочел другую жизнь. Ту, в которой мне не было места.
Я возил пальцем по полу, смотря, как грязь на треснутом паркете складывается от моих движений в кружки. И вдруг я заметил под кроватью небольшую коробку, похожую на те, куда обычно складывают обувь. Встав на четвереньки, я к ней потянулся, а потом выдвинул. Ее покрывал слой черной пыли. Я открыл крышку.
На дне утопала тетрадь в плотном кожаном переплете. Под ней я нашел расплющенный от времени снимок. На нем был я. Я перевернул фотографию.
БОГДАН, 8 ЛЕТ.
Я узнал почерк тети Агаты. Она вырисовывала букву «Б» так, что закорючка от шляпки тянулась через все слово.
– Интересовался моей жизнью, отец?
Пренебрежительно я кинул снимок обратно. Еще в коробке я нашел ключ. На нем была гравировка. Скорей не профессиональная, которую делают ювелиры, а самопальная надпись ножом.
СОБСТВЕННОСТЬ Г
Я отправил ключ в карман, схватил тетрадь и присел на кровать, чтобы внимательно изучить все, что отец мог в ней написать. А вдруг там было послание для меня лично? Мое лицо щипало от слез, и я протер его рукавом, стерев последние капли моей слабости. Заинтригованный, затаив дыхание, я открыл переплет.