Читать книгу Гиллиус: светлая сторона. Книга 1 - Элла Вольф - Страница 5

Я захлопнул дневник. Встал с кровати, кинул его на стол и вышел из комнаты.

– Дурдом, – прошипел я.

И еще очень долгое время я там не появлялся.

Тогда я для себя решил: отец спятил. И это многое бы объяснило. Кое-какое время я уговаривал себя, что он нарисовал все эти невероятные картинки для какого-нибудь, скажем, фильма или книги, но выбитая надпись на кожаном переплете «Дневник Эдгара Фарловски» меня дезориентировала.

Я и представить не мог, что когда-нибудь все эти существа из его дневника для меня оживут. Я не мог даже подумать, что когда-нибудь я одного из них полюблю.

⁂

Время шло. Найденный ключ с гравировкой «Собственность Г» я повесил себе на шею, уверенный в том, что теперь имею на это право. Эта была единственная частица, которая мне напоминала о нем. О нем и о его сумасшествии. Помешательстве, безумии, одурении. Я не был уверен, о чем именно.

Но 28 сентября 2012 года я кое-что обнаружил. И это кое-что стало моим новым этапом в жизни.

Досмотрев вечерние новости, которые вещали на сербском, окутанный дурманом дешевого вина, я поднимался на второй этаж дома, чтобы лечь в своей комнате спать. Я проходил мимо кабинета отца, дверь которого никогда не закрывал, и вдруг что-то увидел. Какое-то мерцание вдалеке у стены. Мне пришлось остановиться. В глубине темной комнаты величественно располагался мощный письменный стол, сделанный из красного дуба. Задвинутое в него кресло качнулось, оставив за собой продолжительный скрип.

– Кто здесь? – испуганно проговорил я, но никто не ответил.

Когда ты вдруг видишь нечто странное, ты невольно делаешь глупые вещи. Например, не было ничего глупее, чем разговаривать с мебелью. Я ещё несколько раз обратился к неспокойному стулу, но, не получив от него ответа, вошел внутрь комнаты. Та темнота, что жила там, была настолько коварна, что мне приходилось ощупывать стены в поисках выключателя. Когда я по нему щелкнул, свет не включился.

– Какого? – промямлил я, вытягивая мобильник и тут же включая фонарик.

Луч света, что я направил на кресло, пронзил тьму, словно меч, и я наконец его увидел. Кресло, которое вращалось без своего хозяина.

Кхииии… скрипело оно.

Я выронил телефон, но продолжал смотреть, боясь отвести глаза от этого зрелища. Неожиданно мне сделалось холодно, да так, что я увидел пар, вырывающийся из своего рта. Я был так скован страхом, что не смог двинуться с места. А после стали происходить и вовсе странные вещи. Я вдруг услышал какие-то звуки.

Хшш… хшш… Хшш… хшш…

Словно кто-то невидимый черкал на бумаге. Это были частые и резкие мазки, будто этот кто-то спешил закончить запись. Я смотрел во все глаза, когда образ существа стал проявляться. Единственное, что мне хотелось сделать, – это бежать без оглядки. Но моя челюсть отпрянула вниз, и я продолжал наблюдать. На кресле сидел мужчина. Мои губы сами зашевелились.

– П-папа? – вырвалось из меня.

Нет, он мне не ответил, он только что-то писал в своем дневнике. Он смотрел на меня, широко улыбаясь, и продолжал черкать. Сомневаюсь, что в подобные моменты хоть кто-то способен на какие-то мысли. Его глаза были безумны, он улыбался, но мне казалось: его кривая улыбка была следствием паралича. Он неожиданно встает, медленно поворачивается к стене, словно его тело было машиной, и на прощание мне машет. Один его шаг в стену, и он исчезает. А я ещё долгое время оставался неподвижен. Тут вспыхнули лампы подвешенной к потолку люстры, наполняя кабинет светом. Когда отец испарился, вместе с ним испарились и все странные звуки. Я, не веря глазам, не переставая, щипал себя за ногу.

Какова вероятность, что кто-то из вас увидит нечто подобное? Я не верил сам себе, что стал очевидцем случившегося.

– Да ты спятил, дружище, – пробормотал я.

А затем выбежал из кабинета. Походив пару часов по кухне, словно по клетке, я снова решился зайти в его кабинет. На этот раз, когда щелкнул выключатель, свет сразу включился. Я медленно направился к столу, а потом дотронулся до кресла и слегка его толкнул. Послышались знакомые скрипы.

Я видел отца много раз на фотографии, что показывала мне тетя Агата. Он был таким же, когда я увидел его в кабинете. Молодым. Тетя, мне казалось, всегда его выгораживала и превозносила. Я и представить не мог, каким он был. Размышления на эту тему всегда заканчивались скандалом моих мозгов. Я то и дело представлял его разным. Каким ты был отец? Смелым и сильным или же трусливым и жадным? Мои представления о нем основывались на его фотографиях, где он воинственно стоял в руке с мертвой птицей, и той, где он был капитаном морского корабля в красивой белой фуражке.

Мои знания иногда подпитывала тетя, рассказывая истории из ее детства, и в каждой из них отец кого-то спасал. Не хило, не правда ли? Но на сколько это могло быть правдой?

– Эдгар, Богдан, – говорила мне тетя, – всегда защищает слабых.

Когда тетя о нем говорила, ее глаза превращались в залитые рассолом маслины.

Взгляд отца, которым он тогда на меня смотрел в кабинете, был единственным живым у него взглядом, когда я мог видеть. Первый раз его образ ожил. И с каждым прожитым днем он для меня становился все более тусклым. Я всеми силами пытался вспомнить его лицо, но вместо него уже видел размытое бензиновое пятно.

Еще много раз я видел его в своих снах, видел, как он оживает и вдруг начинает управлять судном на той фотографии, громко смеясь. Волны разбивались о борта, а он смотрел вдаль с невозмутимым и несокрушимым видом.

Я тянулся к нему. А он меня бросил.

Когда в тот день я крался к стене, в которой он навсегда для меня исчез, я на что-то надеялся. Не знаю, возможно, на то, что он еще жив. Мне казалось, что, если я пойду за ним, там, по ту сторону стены, я его встречу. Фантастика.

Но когда я подошел к стене ближе, то заметил в ней замочную скважину. Тогда я подумал, что это именно тот замок, который меня так долго ждал. Я снял с шеи цепочку, на которой уже очень долгое время болтался ключ «Собственность Г». Всунул его в замочную скважину и повернул ключ.

На самом деле я ужасно боялся узнать, что ждет меня за замком, но мне пришлось надеть на себя маску и играть роль смелого и отважного парня перед самим собой, чтобы все выяснить. Стена оказалась дверью, и для того, чтобы ее открыть, следовало толкнуть ее вправо, прямо как дверь при входе в купе поезда. Я сделал все, как требовала конструкция, и моему взору открылась картина. Большая, приблизительно полтора метра на метр. Картина выглядела так: самыми яркими красками в мире художник изобразил пейзаж. Величественная радуга спускалась с прозрачно-голубого неба и терялась за горизонтом. Двадцать, а может, тридцать деревьев схватились за ветки, образуя один круг. И в этом кругу за руки держались две девочки. Маленькие. Возможно, пятилетки. Они склонили головы, их волосы волнистыми прядями доставали до самой земли. В какой-то момент мне показались они такими реальными будто на самом деле стояли возле меня.

Наверно, отец спрятал картину, потому что она представляла необычайную ценность. Но, с другой стороны, сколько бы за нее не взвесили золота, какой был смысл держать ее под замком? К тому моменту я уже не верил, что несколько часов назад своими собственными глазами видел, как отец что-то писал, а потом шагнул в стену. Мне показалось, я это выдумал.

Я потянулся к картине, чтобы убедиться в том, что она существует, но вдруг девочки на ней подняли одновременно головы.

– Иди к нам, – прошептали они.

Я никогда прежде не слышал такого таинственного и глухого шипения, какой извергли они. Я свалился на пол, а потом стал ползти к выходу. Когда я опомнился, я уже бежал вниз по лестнице и вскоре вылетел во входную дверь. Я пробежал участок перед домом, свою улицу, местный супермаркет. Я не останавливался, пока не понял, что бегу без обуви. На улице уже правила тьма, холодный ветер пригвоздил меня к стене какого-то дома. Я весь дрожал.

Тот день был очень холодным. Я шел, обнимая себя, чтобы хоть как-то согреться. Мои носки были мокрыми и тяжелыми, пропитанными ледяной грязью. Я прошел до улицы Войлович, где часто брал фрукты, но сейчас мне ничего не хотелось, кроме того, чтобы согреться. Опавшие листья обгоняли меня по пустынной дороге, будто бы хотели прийти первыми.

Постепенно в моей голове зрел план. Для себя я решил: дойду до дома своего хорошего друга, останусь у него, а наутро соберу вещи в доме отца и уберусь оттуда к чертовому дедушке. Плевать на сам дом! Он все равно мне не нравился. В нем всегда было пусто и холодно, и не потому, что его продувал ветер, словно мокрую простыню, в нем было холодно, потому что я чувствовал, будто в нем жил мрак. Мне казалось, что ночью по коридору медленно передвигаются тени.

Я решил, что, переночевав у Ивана, мы утром вместе отправимся в мой загадочный дом, чтобы избавиться от картины. Я не знал, какой ценностью она обладала для отца, но, судя по тому, что она находилась в строгой секретности и девочки на ней могли говорить, от нее необходимо было отделаться.