Читать книгу Рукопись несбывшихся ожиданий. Последняя осень - Элтэнно. Хранимая Звездой - Страница 4

У всего сказанного есть последствия. У несказанного тоже

Некоторым подобное могло показаться странным, а потому Люций Орион и Поль Оллен не стали распространяться о том, что вознамерились провести летний отпуск в обществе друг друга. Однако, самим им мысль о совместном отдыхе понравилась. Они не были обременены отношениями и такими семейными узами, чтобы быть вынужденными любую свободную минуту проводить вместе с многочисленными, но опостылевшими родственниками. У Люция Ориона близких вовсе не было, а у Поля Оллена отец да две кузины. Причём эти кузины сами не стремились тесно общаться с кажущимся им унылым Полем. Они были значительно его младше, любили веселиться, а потому вели беззаботную жизнь в столице, где приятных компаний полно на любой вкус. Отец Поля тоже не ждал приезда сына в этот июль. Он написал, что намерен всё лето провести на минеральных водах, поправляя здоровье.

Собственно, с известия о минеральных водах и начался разговор преподавателей о том, как хорошо было бы съездить на море: покупаться в солёной воде, походить под парусом, а, быть может, даже завести горячий курортный роман с незнакомкой. И постепенно ажиотаж нарастал. Желание вкусить новые впечатления становилось всё ярче, всё очевиднее мечты стали походить на планы.

– Давай действительно съездим? – наконец, не выдержал Поль Оллен.

– А почему бы и нет? – поддержал Люций. – Хватит с меня дежурств в академии. В это полугодие я ни в чём не провинился и могу поехать куда угодно.

– Правильно!

О да, Люций и Поль Оллен часто были на одной волне. Они постоянно находили о чём поговорить и помолчать, и по этой причине оба ожидали от поездки исключительно приятных впечатлений. И, в принципе, так бы оно и было, если бы Люций хоть как-то поучаствовал в составлении маршрута. Однако, он этого не сделал. Всё же раз расходы за дорогу взял на себя его друг, то старшему преподавателю кафедры сглаза и проклятий показалось не самой лучшей идеей лезть к Полю Оллену со своими мещанскими советами. В конце концов, чай тот не маленький мальчик, сам сумел бы всё организовать. Также, Люция неизменно охватывала неловкость при спонтанной мысли взять и порекомендовать другу остановку в той или иной деревне. Ведь ещё не факт как человек благородного происхождения воспринял бы оные остановки. Это для Люция являлось привычным и комфортным не на постоялом дворе целую комнату (а то и этаж) занимать, а, будучи одетым в потёртый жизнью камзол, на толстом слое ароматного, хотя и столь колючего сена возлежать да дышать прохладным воздухом, без труда проникающим сквозь щели сарая.

Право, Люций завсегда наслаждался такими моментами, они возвращали его к дням юности обычного подмастерья. Да, пусть те дни были нелёгкими, но имелось в них с лихвой того, к чему так приятно мысленно прикоснуться. Однако, будущий граф Саммайнский, с ранних лет привыкший к пуховым перинам и расшитым шёлком подушкам, подобный комфорт вряд ли бы оценил, а потому Люций озаботился другим – покупкой новой роскошной одежды. Ему хотелось выглядеть наравне с компаньоном, так как немыслимо глупо было бы чураться некоторых развлечений из-за несоответствующего вида и только. Люций желал пустить пыль в глаза, и его средств на одну шикарную поездку к морю должно было бы хватить с лихвой. По этой причине осведомился он только о времени отъезда, ибо уже июнь наступил, а Поль Оллен всё молчал и молчал на эту тему.

– О, Люций, я это ещё решаю, так как есть у меня сомнения, – ответил Поль Оллен, нервно поглядывая на здание корпуса Белой Магии.

С места на главной площади, где его остановил приятель, оно было плохо видно из-за перекрывающей его парковой зелени, но Люций не обратил на это внимания. Он опешил так, что едва руку к сердцу не прижал. Право, если бы у него не возникла сама собой привычка теребить цепочку, на которую был подвешен перстень Владыки Стихий, то именно к сердцу бы Люций руку и прижал. А так он ухватился за серебряные звенья (перстень по завету эльфа он не снимал с себя ни днём, ни ночью) и пробормотал:

– Какие сомнения? Ты… ты не уверен, что поездка получится?

– Нет-нет, едем мы точно. Это нисколько не обсуждается, – заявил Поль Оллен таким уверенным голосом, что у Люция вмиг отлегло от сердца. Он понял, что не зря саквояж по высшему разряду собирает.

– Тогда что тебе мешает?

– То, что я увяз в работе, и не могу найти времени для встречи с тобой, – развёл руками Поль Оллен. – Но всё. Раз уж судьба нас столкнула здесь, раз уж ты сам начал разговор, то ничего, подождут меня мои студенты. За четверть часа они вряд ли разбегутся из аудитории, а нам действительно нужно определиться с кое-чем, чтобы я всё же озвучил маршрут извозчику.

– Согласен, – уверенно поддержал Люций.

Хотя ему тоже стоило идти в лекционную, он нисколько не видел проблему в том, чтобы задержаться на площади и поговорить. Даже если бы кто-то из студентов настрочил жалобу, это было бы ерундой, нежели если из-за нынешней пунктуальности грандиозные летние планы полетели бы в тартарары.

– Что нужно обсудить?

– Видишь ли, мне удобнее по максимуму взять от первых двух дней поездки, когда я ещё свеж. Обычно в эти два дня я сижу в экипаже от рассвета до заката. А вот после усталость берёт своё, так что я стараюсь делать как можно больше остановок и как можно меньше времени в дороге проводить. Но сейчас я еду не один и переживаю, вдруг тебе не будет в таком темпе комфортно, – пояснил Поль Оллен. – Может, лучше весь маршрут неторопливым сделать?

– О, нет-нет, – поспешно ответил Люций, так как враз подумал о том, что эдак они едва ли не весь отпуск только до моря ехать будут. А потому даже добавил. – Пожалуй, я вообще не щадя себя привык путешествовать. Вот ты только первые два дня так, а я каждый из дней. В конце концов, разве не лучше ехать на море, будто за нами профессор Аллиэр гонится, зато там подольше отдохнуть? Право, я бы вообще не так много остановок делал.

– В этом определённо есть смысл, – начал с неохотой соглашаться Поль Оллен, и его фраза прозвучала так, как если бы он дальше хотел возразить. Так что Люций бодро улыбнулся и, хлопая друга по плечу, сказал:

– Сэкономленное время можно провести лёжа на шезлонге. Мы будем созерцать море, слушать его шум да крики чаек, гонять слуг за прохладительными напитками. Один день такой лёгкой жизни, и на другой ты забудешь про все дорожные неудобства. Впереди будет только череда дней для услаждения себя.

– Для меня, конечно, такое тяжёлое путешествие будет непривычным, – не особо довольно ответил Поль Оллен и, будто что-то взвешивая про себя, ненадолго задумался. Однако, буквально секунда-другая, и он, махнув рукой, широко улыбнулся: – Знаешь, Люций, ты прав. Я слишком размяк в полной довольства жизни. И, конечно, хотелось бы мне, чтобы мы посетили некоторые из мест, что некогда меня привлекли. Они были бы замечательными и частыми остановками, способными дать путникам желанный для тела и души отдых. Я хотел бы поделиться с тобой их очарованием. Но право, друг мой, нельзя же в одну поездку их все уместить, да и цель у нас – море.

– Вот!

– Да-да, будет у нас ещё время побывать в тех краях. Поэтому всё, решено. Не больше трёх остановок в день и выезжаем как можно раньше. Давай прямо тридцатого?

– Как тридцатого? – вмиг потерял энтузиазм Люций. – Это же ещё рабочий день, у нас отпуск с первого июля.

– А что? Тридцатое – это среда, а среда у тебя выходной.

«Вот именно. Выходной, в который я бы хотел проверить всё ли готово у меня к дороге», – мысленно возмутился старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий, но молниеносно понял, что негоже сперва убеждать приятеля, что море де не ждёт, а затем его же и отговаривать торопиться. Поэтому Люций решил надавить на логику.

– Да, у меня это выходной, но у тебя-то нет. Твой декан может возмутиться и в результате испортит нам всю поездку. У Августа Нейра характерец порой похлеще, чем у нашего декана. Недаром студенты даже шутят, что у них инициалы почти что одинаковые.

– О, а ведь правда, – поразился Поль Оллен и звонко хохотнул. – Ха, один А.Н., а другой Н.А. Самое то для противоположных направлений магии.

– Да, это забавный факт. Но я о другом, профессор Нейр может всё испортить.

– Не переживай, у него не получится. Я знаю как его перехитрить. Мы выедем эдак часиков в восемь, заночуем в Берёзовке… В общем, подальше бы отсюда и поскорее!

– Ну, это да. Если в Берёзовке заночевать, то профессор Нейр нам не помеха, – весело подтвердил Люций Орион и, так как в этот самый момент пробил гонг, оповещающий начало лекции, поспешил откланяться. Поль Оллен и сам заторопился, только крикнул на прощание:

– Не забудь. Выезд тридцатого в восемь!

– Ни за что не забуду! – уверил его Люций, когда обернулся ненадолго. А затем он быстро зашагал в сторону главного корпуса. Вот только несмотря на то, что его ноги делали шаги быстро-быстро, думал мужчина отнюдь не о том, что опаздывает. Мысленно он посмеивался над другом.

«Нет, ну надо же насколько он порой горяч в решениях! Выехать из академии и своего уютного дома в сумерках, чтобы через пару часов приехать в Берёзовку и ночевать на тамошнем постоялом дворе, полном клопов? Вот на такое, чтобы отъезд раньше даты официального отпуска состоялся, даже бы я не решился», – рассуждал он, но по итогу не стал отговаривать приятеля. Пусть бы оно было так, как оно будет. Лишь за неделю до отъезда Люций ещё раз уточнил:

– Точно выезд тридцатого июня в восемь, а не первого июля?

– Да, всё так, я своего решения не изменю, – с сияющим видом подтвердил Поль Оллен. – Никакой профессор Нейр нам не помешает уехать.

– Профессор Аллиэр тоже, – в шутливом тоне ответил Люций и вернулся как к делам, так и к серьёзности. Он нужное ему обстоятельство выяснил, а потому важнее для него стало вновь кое-какую значимую информацию добыть. На тот момент Люция сильно волновало отбытие Милы Свон в столицу. Вопрос никак не решался, а времени до конференции оставалось всё меньше. По-хорошему, выезжать экипажу с преподавателями и студентами из Вирграда следовало в ближайшие день-два, иначе можно было бы опоздать. И за мыслями об этом пролетела вся последующая неделя. Вот настало двадцать шестое июня – последний день экзаменов для пятикурсников. Вот прошли двадцать седьмое и двадцать восьмое числа, полные тревог, как бы студентка чего-нибудь не учудила. Но всё вроде бы было гладко. И уж когда двадцать девятого июня свершилась телепортация, Люций и вовсе выдохнул, накопившееся в нём напряжение. Однако, отдыхать ещё было рано. Следовало проверить насколько готов к пересдаче Сэм Догман, затем дать консультацию по управлению академией преподавателю, который раньше к таким делам никогда не притрагивался. Это было ужасно раздражительно ещё и тем, что подобным заниматься должен был ректор лично, но он и тут нашёл к какому делу нелюбимого, но столь полезного сотрудника приставить. После этого Люций вновь навестил Сэма Догмана, удостоверился, что тот пересдал предмет на положительную оценку, но ненадолго ему полегчало. Едва он вышел из комнаты в коридор, как встретил Вигора Рейна и в результате с полчаса выяснял отчего у студента синяк под глазом и костяшки на руках разбиты до крови. Дознание ни к чему не привело, но зато положенную перед каникулярным временем ревизию лаборантской кафедры Люций проводил с неподдельным раздражением и мыслями, как бы его представители власти вот-вот не вызвали для разбирательств. Из-за нервов он теребил цепочку с перстнем так, что умудрился натереть себе шею. Однако, постепенно его напряжение спало, Люций даже в конце рабочего дня душевно посидел с коллегами сперва за бутылочкой вина, а там коньяка и даже разбавленного спирта из запасов кафедры. Все они в отсутствие профессора Аллиэра беззаботно отмечали начало летнего отдыха, а потому не посматривали на часы и разошлись по домам глубоко затемно. Но Люций из-за этого не расстроился вовсе. Он всё равно хотел поспать в последний день перед дорогой подольше.

Ах, если бы все мечты так легко сбывались…

– Люций! – разбудил его крик с улицы и что-то грохотнуло по ставням окна так, что они жалобно скрипнули.

– Что? – прошептал Люций спросонок и с трудом разлепил тяжёлые веки. Голова у него гудела с похмелья, во рту был неприятный привкус. Да и в целом тело ощущало такую вялость, что он едва повернулся в сторону окна. Однако, увиденное вмиг придало ему заряд бодрости. Вот уж чего-чего, а разъярённого друга, раскрывающего со стороны улицы ставни, он увидеть никак не ожидал – всё же спальня находилась на втором этаже.

– Открой мне. Сейчас же!

На ватных ногах Люций поспешил к окну, и вместе с тем к нему наконец-то пришло понимание, что Поль Оллен всего-то пролевитировал самого себя. Всё было нормально, кроме того… что его зачем-то хотят дозваться.

– Что случилось? – встревоженно спросил Люций, едва открыл щеколду и окно открылось. Поль Оллен тут же перестал опираться ладонями о карниз, ловко перемахнул внутрь спальни и, морщась от запаха вчерашней пьянки, что исходил от Люция, с возмущением произнёс:

– Ты что, забыл какое сегодня число? Мы выезжаем на море вообще-то!

– Да помню я всё, – озлобился Люций. – Как помню и то, что выезжаем мы в восемь.

– Именно. В восемь, а уже считай девять!

– Так ведь утра! – сперва взглянув на часы, воскликнул с гневом Люций. Он нисколько не понимал претензий друга.

– А ты хотел на ночь глядя выезжать, что ли?!

– Эм-м, – вынужденно замялся Люций и пояснил. – Эм-м, да. У тебя же тридцатого рабочий день и до Берёзовки всего пара часов, не больше.

– Ты думал, что мы остановимся в том кошмарном месте? Да мне даже проездом там бывать страшно! Я имел в виду другую Берёзовку! Другую! – ещё более яро произнёс Поль Оллен, но по его мимике стало понятно, что он уже ощутил неловкость. Всё же частично вина за то, что никто не озвучил утром или вечером состоится выезд, на нём тоже лежала. И это заставило его порядком успокоиться. Напоследок нервно взмахнув руками, Поль Оллен сказал: – Это недоразумение мы обсудим позже. Раз ты жив и здоров, то немедленно одевайся, бери вещи и выходи за ворота академии. Наш экипаж уже давно там.

– Я постараюсь быстрее.

– Постарайся. Я же пока вернусь к извозчику и сообщу, что выезд в силе. Просто непредвиденная задержка.

Люций кивнул и вмиг ощутил, что голова у него не просто болит. Его ещё и основательно так подташнивало.

***

– Прекратите! Мне абсолютно ни к чему ваши иллюзии, – гордо и громко заявил Найтэ, тем самым прерывая скандал на корню. – Право, были бы они мне нужны, я бы вам это уже давно озвучил, а потому прекращайте сотрясать воздух из-за ничего.

Сопровождающие его студенты вмиг прекратили кичиться друг перед другом умениями. Конечно, они всё ещё выглядели так, будто их вот-вот разнимать с кулаками придётся, но охолонули. До них туго, а всё-таки доходило, что профессор, оказывается, нисколько в их способностях накладывать иллюзии не заинтересован. И первой пришла в себя Мила Свон. Она действительно за него переживала, вот и сказала испуганно:

– Да как же так, профессор?

– А вот так. И разговор на эту тему я объявляю закрытым. Хватит вам пререкаться. Это раньше, быть может, глухая тропа здесь была, нынче мы по проторенной дороге едем. И я так говорю не только по тому, что повозки артистов и ноги мужичья всю траву примяли. Вон там, позади нас, – резко указал он рукой назад себя, – двое верзил топают, и на глухих они не похожи. Вон как с друг другом общаются, значит, не ущербные. А вот рядом с тем поворотом, где кусты ежевики, – на этот раз его указательный палец показал вперёд, – мы, если с той же скоростью ехать будем, ещё бóльшую компанию нагоним и обгоним. Поэтому цыц! Чтобы рты оба закрыли.

– Но, профессор Аллиэр, – посмел ослушаться Антуан Грумберг, – вопрос поднят немаловажный. Капюшон плаща надолго вас не спасёт.

– Да-да, – в кой-то веке согласилась Мила Свон с ненавистным ей лордом. – Стоит кому-нибудь приглядеться, и люди с этого представления разбегутся ещё до того, как оно начнётся.

– Именно, профессор. А вы до этого говорили, что намерены ритуал призыва дроу увидеть собственными глазами от и до.

– Да, я говорил так, – совершенно невозмутимо ответил Найтэ. – И можете быть уверены, увижу желаемое я безо всякого скандала.

– Но как? – одновременно спросили оба студента с недоверием.

– Не на одной магии этот мир держится. Учитесь элементарному.

С этими словами Найтэ (благо покамест люди впереди и сзади находились на отдалении) скинул с себя капюшон, демонстративно обмотал вокруг шеи тончайший шарф серого цвета (в тон его блеклой кожи) и завязал этот шарф бантом. Затем он неторопливо и не менее показушно натянул на руки перчатки. Благодаря в меру элегантному кафтану, в котором он выехал из крепости, вид его сразу преобразился. Найтэ сделался куда как более похожим на некоего франта, а то и всамделишного аристократа. Антуан Грумберг, глядя на это, невольно поморщился. Он считал, что это ему, будущему графу Мейнецкому, полагалось бы столь достойно выглядеть. Но Найтэ настоял на куда как более простой одежде для студентов, а потому Антуан Грумберг с оскорблённым видом оправил серый сюртук слуги, прежде чем заявил:

– Ваши цвет глаз и лица по-прежнему не соответствуют человеческим.

– Пара капель экстракта белладонны, и мой зрачок так расширится, что по тёмному времени не скажешь красные у меня глаза или же это так показалось, – беззаботно усмехнулся Найтэ. – А уж современные веяния моды и вовсе делают мою задачу по маскировке простой. Или скажете не принято сейчас у благородной молодёжи скрывать лица за белой маской из папье-маше, если ими посещаются не самые достойные мероприятия?

– Вообще-то, нет, профессор, – к его удивлению, возразил Антуан Грумберг. – Это было популярно в дни молодости моего отца и когда я сам был ребёнком. А вот последние лет пять-семь белые маски стали активно осуждаться обществом. Я сам только дважды и скрывал так лицо. Сейчас в моде проявление смелости.

– О как оно. Значит, всё же выросло то поколение, что так озорничать любило. И, памятуя о прошлых горячих деньках, конечно, своих любимых чад они от глупостей вознамерились уберечь дедовскими методами. Ведь любой такого рода смелости прежде всего должны предшествовать благоразумие и осторожность.

Насмешливая интонация Найтэ делала очевидным его хорошее настроение, и он действительно был в духе. Предвкушать как он сперва посмотрит на глупый ритуал, а там ярко разоблачит его (вплоть до возникшего в округе хаоса из-за появления дроу всамделишного) было бы для него приятнее некуда.

«Да-да. А ещё это не только весело, но и полезно. Пусть в будущем руководство академии думает, как бы ничто не задерживало меня в дороге, – злорадно размышлял про себя он. – А то вон что мои коллеги удумали. Пока я был занят, так все они от меня сбежать осмелились. Уж я вам за это устрою!».

Но вслух он, конечно, сказал другое:

– В этих краях вряд ли новейшие столичные моветоны популярны, так что не теряйте самообладания и не переживайте по пустякам, аир Грумберг. Я посмотрю представление совершенно спокойно.

Сказав так, Найтэ перешёл к заключительному этапу своего перевоплощения. Продолжая ехать верхом, он действительно закапал в глаза сок белладонны и с помощью специального клея разместил на лице маску. Организм тут же отреагировал недовольством. Кожу слегка защипало, с уголков глаз пришлось стереть набежавшие слезинки. Но приготовления были необходимы. Огромный сине-зелёный шатёр и украшающие его разноцветные флажки уже были хорошо видны в свете заходящего солнца.

– Так. Вы, аир Свон, давайте-ка вперёд. Езжайте и разберитесь с входными билетами, пока мы тут на распутье постоим и сделаем вид, будто сбились с пути и не знаем куда податься.

– Эм-м, а почему бы нам всем вместе не поехать?

– Потому что я изображаю из себя кого-то из знати, а такие люди не марают руки низкими сделками. Для этого есть слуги.

– Верно, – с насмешкой подтвердил Антуан Грумберг. – Лично покупать билеты на такое жалкое представление – дело людей второсортных. В принципе присутствие в этом шатре, а тем более раскрытие инкогнито, может плохо сказаться на репутации достойного человека. Поэтому идея с маской должна получиться, никто вас не попросит её снять, профессор.

– Разумеется, – подтвердил Найтэ, прежде чем протянул Миле Свон кошель. – Вот деньги, займитесь платой за вход.

– А что за места мне брать? – с недовольством осведомилась девушка, всё же принимая от него кошель.

– Одно из лучших и два таких, чтобы вы с аир Грумбергом могли находиться рядом.

Было не очень-то правильно отправлять пробираться через окружающую шатёр развесёлую толпу «служанку», а не «слугу», но тут Найтэ был вынужден поступить так. С отребьем Мила Свон куда как лучше смогла бы найти общий язык, нежели бы с этим справился заносчивый аристократ. Кроме того, Антуан Грумберг очевидно злился. Скорее всего, скопление крестьян, их гогот и то и дело раздающиеся со всех сторон шуточки резали по его утончённым нервам.

… А по нервам Найтэ резала раздражённость спутника. Поэтому он заставил коня сделать несколько шагов по полузаросшей тропе к лесу. Собственно, эта тропка и позволила определить место, где он решил поджидать Милу Свон, распутьем. Так-то, не примни десятки ног сорные колосья и душистый клевер, то даже дорогу к шатру дорогой было бы не назвать. Верно говорил командующий Ардгордом, вблизи развалин люди старались не находиться.

«И не зря, – подумал про себя Найтэ. – Не иначе все основательно забыли про расположенный под землёй могильник, раз так давно никакая профилактика по его упокоению не проводилась».

Тут он позволил себе презрительно фыркнуть. Найтэ всегда пренебрежительно относился к человеческой памяти, но то, как новые поколения легко забывали о прошлом (зачастую об очень важном прошлом!), и вовсе заставляло его думать о людях свысока.

– Не очень хорошее здесь место, – между тем произнёс Антуан Грумберг и, поколебавшись несколько секунд, всё же подъехал вплотную к своему учителю. – Профессор Аллиэр, я не хотел признаваться при аир Свон, но что-то мне в округе откровенно не нравится. Я сильное беспокойство ощущаю. Тревогу.

– Полагаю, аир Свон ничего аналогичного вслух не сказала тоже по причине вашего присутствия, – с усмешкой ответил Найтэ, прежде чем кивнул в сторону толпы. – Так-то все люди здесь ощущают тоже самое, только в разы слабее. Их инстинкты не идут в сравнение с интуицией тренируемого на некромантию мага.

– Именно на некромантию? – очевидно встревожился студент ещё больше.

– Да, аир Грумберг. Некогда под землёй здесь находилось хранилище, каких сейчас не встретишь. А вон те массивные руины – ни что иное как разрушенный вход в них. Я удивлён, кстати, что этот вход хоть как-то сохранился при том безалаберном отношении, что предстаёт моему взгляду. Тут огромный могильник, и чары, призванные сдерживать его, не должны давать пробиваться растительности. Но вокруг меня заросшее сорной травой поле. Лес подошёл вплотную.

– Немного не понимаю, профессор, – нахмурились брови Антуана Грумберга, и такая мимика вновь сделала его невероятно похожим на отца. – Могильники – это же массовые захоронения. А вы изначально повели речь про хранилище.

– Всего-то пытаюсь объяснять известными вам словами, а не произносить тёмно-эльфийское название «Хэллаэ астрайн».

На этом моменте Найтэ пришлось остановиться в разговоре, так как его слух предупредил о приближении посторонних. Он тут же сделал жест, призывающий к молчанию, и, посмотрев в сторону леса, спустя секунд пять негромко произнёс:

– Погодите, аир Грумберг, позже на эту тему поговорим. Сперва мне хочется выяснить насколько хороша моя маскировка.

– Эм-м?

– Если люди, что вскоре выйдут из леса, будут взволнованы из-за присутствия джентльмена со слугой, но не заподозрят ничего большего, то я справился с задачей изменить внешность.

– А если заподозрят? – выразительно уставился на него молодой лорд, и Найтэ так не понравилось испытываемое студентом волнение, что он ответил с раздражением:

– Значит, конкретно эти люди ни на какое представление не пойдут.

Сказав так, он даже отвернулся от студента, чтобы тому не пришло в голову спрашивать о чём-либо дальше. А ещё он спешился. Найтэ прекрасно знал, что человека подле коня люди почему-то боятся меньше всадника. И подтверждение этой истины не заставило себя ждать. Стоило Антуану Грумбергу последовать его примеру и тоже спешиться, как из леса показалось семейство: крепкий мужик с брюшком, худощавая, но суетливая женщина и двое детей лет семи и пяти, что женщина прижимала к своим юбкам. Мужик выглядел откровенно злым и было отчего. Его супруга не переставая верещала о том, что нечего им куда-то идти.

– Так не иди за мной! Чего тащишься? – наконец, прикрикнул он в гневе.

– Куда же мы без тебя родимого? Где ты, там я и сынки наши. Погибать, так всем вместе погибать.

– Вот ты ж бестолковая баба, – ещё успел зло пробубнить мужик, прежде чем один из сыновей дёрнул его за рукав и на незнакомцев, что за ссорой супруги ни в какую не замечали, указал.

Крестьянское семейство тут же замерло. Они испугались, причём не столько того, что людей увидели, сколько того, что не привычно для них эти люди были одеты. Слишком пафосно для такой глуши.

– Вы мой слуга, так что вы и начинайте их расспрашивать о чём-нибудь, – едва слышно шепнул Найтэ Антуану и, к счастью, артачиться студент не стал.

– Эй, мы с дороги сбились. Поехали вслед за вот ними, – грациозно, будто во время танцев, указал молодой лорд в сторону шатра и собирающейся подле него толпы, – и явно не в Ардгорд попали. Есть к крепости такая дорога, чтобы дотемна туда всё же попасть?

– Ух, не. Дотемна вы ужо не успеете никак, – ответил глава семейства, и плечи его расслабились. Он подошёл ближе и, хотя с откровенным любопытством начал Найтэ рассматривать, всё же не встревожился так, чтобы бежать без оглядки.

«Верно я рассчитал. Уж раз около полувека аристократия эти глупые маски по случаю и без надевала, вплоть до того, чтобы в трактире дорожном посидеть инкогнито, то чего их бояться?» – остался доволен Найтэ.

– Чтобы к Ардгорду выехать, вам туды, по тропке обратно надобно. Это верхом и то около часа будет, а там и ещё раза в три дольше. Даже рысью не поспеете, – между тем продолжил говорить мужик, и Антуан тут же осведомился:

– А если как вы через лес? Не будет ли это быстрее?

– Не особо. Да и заплутаете, скорее всего, тута места нехоженые. Пропустите нужную кочку, верный куст и вообще не пойми куда попадёте. Лучше назад вертайте да в ближайшей деревушке, Радуницей она зовётся, ночлег испросите. Там свой постоялый двор есть, примут вас радушно.

Антуан Грумберг вопросительно посмотрел на Найтэ. Он не знал о чём ещё расспрашивать местное быдло и таким примитивным способом интересовался – не хватит ли с него бесед? И да, хотя нынешнего разговора оказалось достаточно, ничего крестьяне не заподозрили, Найтэ всё же решил, что ещё немного проверки не помешает. Поэтому он, глядя на мужика, благосклонно кивнул и после лично осведомился:

– А там что за шатёр стоит? Для чего все собираются?

– Тык представление артисты давать будут. Только вряд ли оно вам интересно станет, милсдарь. То народ простой потешать они приехали, шутихи про капусту да репу чего вам слухать?

– Да уж, не по мне это развлечение, – с хорошо прозвучавшей в голосе брезгливостью согласился Найтэ, прежде чем обратился к спутнику. – Антуан, займитесь моим конём. Я хочу немного посидеть и обдумать, что нам делать дальше, раз до Ардгорда мы сегодня никак не успеваем.

Сказав так, Найтэ сунул руку в карман и, вытащив из него медяк, подкинул монетку так, чтобы мужичок с лёгкостью поймал её.

– Спасибо, милсдарь!

Поблагодарил мужичок чисто машинально, так как, поглядев на достоинство монеты, очевидно расстроился. Но не серебряный же Найтэ было за такую скромную услугу давать? Так что он сделал вид будто прекратил видеть крестьян и сказал:

– Антуан, расположимся возле той берёзы.

– Как прикажете.

После этих слов семейство поспешило по своим делам. Они вмиг поняли, что ждать большей награды нечего, да и солнце уже всего на две ладони возвышалось над верхушками деревьев, глава семейства боялся опоздать на представление. Антуан Грумберг тем временем подхватил коней под уздцы и привязал животных к дереву, что располагалось вблизи поваленной берёзы, которую Найтэ избрал в качестве «места для размышлений». И, едва его учитель присел, с язвительностью произнёс:

– Как же они не хотят, чтобы мы там присутствовали.

– Это неудивительно. Придя в столичный театр, вы бы тоже возмутились, увидев в первых рядах партера такую вот семейку оборванцев.

– Разумеется.

– Разумеется, – с насмешкой повторил Найтэ, прежде чем подумал, что перед ним открывается хорошая возможность начать беседу в нужном русле, а потому в строгом тоне сказал: – Сословия, аир Грумберг, как бы они порою ни были размыты, были, есть и будут. Собственно, поэтому я до крайности удивлён вашим намерениям касательно аир Свон.

– Так вы тоже осведомлены? – с хорошо слышимым в голосе подозрением уточнил Антуан Грумберг, когда отвернулся от коней и уставился на своего учителя. Вся его мимика выражала откровенное недовольство, но отступать Найтэ не собирался. Он не просто так начал эту беседу, а потому не отвёл взгляда, когда сообщил:

– Слухи об этом с полгода по академии ходят.

– Неужели вы верите россказням болтунов?

– Пусть кто-то им слепо неверит, но я умею делать выводы, – тут Найтэ, пользуясь тем, что маска полностью скрывала его мимику задал очень важный для себя вопрос. – Чем вам удалось припугнуть аир Свон, раз она не смеет вам противиться?

– Это то, что я оставлю при себе, – благоразумно отказался раскрывать козырь молодой лорд и даже скрестил руки на груди. Его поза говорила о том, что он закрыт для дальнейшего обсуждения, но это Найтэ не устраивало. Он поднялся с берёзы и, неторопливо подходя к студенту, зловеще произнёс:

– Тогда оставьте при себе также мечты о рождении полезного наследника. Аир Свон в силу обстоятельств подчинится вам в самом начале пути, заключить помолвку и даже вступить в брак с ней у вас выйдет. Но в этой женщине строптивости столько, что дальше вам с ней не совладать.

– Хм. Не думаю, что вы правы, – не воспринял угрозы Антуан Грумберг. Он даже не шелохнулся, хотя тёмный эльф подошёл к нему впритык, и Найтэ это раззадорило. Он начал злиться, хотя по его голосу этого было не сказать. С людьми он часто разговаривал в столь наседающем тоне.

– Я абсолютно прав. Пока вы загоняете её в угол, она ещё терпит. Но стоит вам окончательно прижать аир Свон к стене, как она превратится в лютого зверя, – тут он позволил себе начать обходить студента по кругу, и Антуан Грумберг не стал стоять столбом. Он поворачивался вслед за учителем и слушал. – Именно так всё было на первом курсе, аир Грумберг. Это ведь ваши старания вынудили её выглядеть и вести себя подобно дикарке и вспомните только до какого безумия она дошла. Эта женщина перегрызёт вам глотку, стоит вам проявить неосторожность хотя бы единожды.

С замиранием сердца Найтэ замер и посмотрел Антуану Грумбергу прямо в глаза. От ответа, что он бы сейчас услышал, зависело очень многое. Все кропотливо выстраиваемые им планы касательно нового поколения дроу могли разрушиться в один момент… или же вновь воспрянуть из небытия. Последнее даже казалось более вероятным, так как Антуан Грумберг всё молчал и молчал. Найтэ уже даже стало казаться необходимым подтолкнуть молодого лорда к ответу, но ему не пришлось ничего для этого делать.

– Благодарю вас за ваше мнение, профессор, – наконец, холодно произнёс Антуан Грумберг, – оно позволит мне избежать возможной ошибки. Какое-то время моя будущая супруга проведёт взаперти и, пожалуй, даже на цепи, чтобы не помешать моим планам насчёт неё сбыться.

«М-да, как же жаль, что мне самому никак не осуществить подобное», – вмиг ощутил неподдельную досаду и глубокую зависть Найтэ, прежде чем подошёл к своему коню и, потрепав его по холке, сказал:

– Это ваш выбор. Вам и пожинать его последствия.

Сказанное им поставило точку в разговоре. Антуану Грумбергу резко расхотелось общаться, он погрузился в размышления. Найтэ тоже не видел смысла сотрясать воздух пустыми словами, тем более что он видел приближающийся силуэт Милы Свон. Девушка сидела в седле на удивление грациозно, и озаряющее небосклон золотом солнце за её спиной придало ей королевское очарование.

Но испытывал ли Найтэ сожаление, что отпускает эту женщину к другому?

Он задал себе этот вопрос и понял, что не особо. Пусть Мила Свон по-прежнему влекла его, манила, и всё же той, кем она была до приворота, она нравилась ему в разы больше. Он слишком хорошо изучил её и даже успел пресытиться близостью с нею. А ещё, как и для Антуана Грумберга, намного важнее личного счастья для него была его цель. Именно достижение этой цели являлось для Найтэ смыслом жизни.