Читать книгу Я, мой муж и наши два отечества - Эльвира Филипович - Страница 4

Прабабушку Марию Филипович я помню по фотографиям и рассказам Мамы и Бабушки. Родилась она в Варшаве в обедневшей аристократической семье. Это был старинный род польских шляхтичей Филиповичей (любителей лошадей), записанных в Шестой книге, в которой только высшая знать. У предков ее было когда-то богатое имение близ Варшавы и роскошный дом в польской столице. А потом разом все пошло прахом, продали за долги, а сами – вдова-мать с четырьмя дочками – подались туда, где полно женихов, в Одессу. Мария (прабабушка моя) помнила себя тринадцатилетней. К тому времени от благолепия прежнего лишь польский аристократический гонор остался. В семье почитались только люди их круга, родословные которых в Шестой книге записаны. А все остальные – так себе, смерды жалкие. Можно к ним снисходить, но никак не опускаться до их уровня. А самые презренные – это, мол, евреи, от которых «все зло», которые продались дьяволу и торгуют золотом, и губят души честных христиан, опустошая при этом их кошельки. Слыша такое, тринадцатилетняя моя прабабушка, девочка с ангельским личиком и независимым характером, решила наказать «лиходеев», взяла в руки дрын и давай им лупить по окнам дома, где проживала одна из самых богатых еврейских семей в Одессе. Никогда не могла забыть Мария, как мать ее стояла перед «презренными» на коленях, моля их не подавать в суд. А потом ее, девчоночку, надолго заперли в темный чулан, чтобы осознала: бить можно только бедных евреев, что, мол, уж лучше бы она с этим дрыном пошла к Айзманам, голодным и вшивым, у которых в доме только дети в лохмотьях да старая скрипка с ободранными струнами. Тогда, в кромешной темени чулана, у прародительницы моей мозги прочистились: этих бедных, голодных, которых можно было бить, она жалела, носила угощение с кухни и даже потихоньку с ними дружила. Очень смышлеными в играх, мудрыми в жизни казались ей эти детишки. Да и не было в той семье никакого золота: никого не обездолили они. За что же их бить? Марии в холодном чулане было жарко; сгорала от стыда за свою мать, которую горячо любила, за здоровье которой каждые утро – вечер молила Бога. Из чулана вышла строго задумчивой, осознала всю абсурдность шляхетской спеси и отвратительность любого национализма.

Мария Иосифовна Филипович (Бабуня), 16-летняя

Ей, глубоко верящей в единого Бога Отца Вседержителя и сына – Спасителя, вдруг открылось гольем настоящее. А воображение дорисовало картину: мать ее оказалась вдруг сродни толпе, избивающей Христа, несущего тяжеленный крест, а эти в серых лохмотьях детишки, которых разрешалось бить, этих ангелов божьих толпа злых людей теснила к обочине, гнала прочь. Поняла Мария родительницу свою, однако простила, как простил когда-то своих истязателей Иисус, и оставалась кроткой по отношению к матери и всегда сердечной ко всем гонимым.

Снежные траншеи. Русско-турецкая война, 1877—1878.

Василий Васильевич Верещагин (1842—1904)

А через три года в дом явился богатый жених, Владимир Мариан Филипович, знаменитый на всю Одессу врач, бывший военный хирург царской армии, участник русско-турецкой войны за освобождение Болгарии от османского ига. Статная голубоглазая красавица с тяжелой русой косой глянулась сорокалетнему холостяку. И девушка снова увидела мать свою на коленях. Теперь уже молила ее, Марию, не отказывать такому богатому и знаменитому жениху, да еще и с той же фамилией, хотя и не из Шестой книги… Замужеством с ним она спасет своих старших сестер, они смогут бывать на балах, словить женихов, а так – никакого просвета. Мария всегда готова была жертвовать собой. К тому же ее очаровали его повествования о собственной жизни, полной разных значимых событий и приключений: ведь лет за восемь до их знакомства Владимир Мариан, тогда еще молодой, служил врачом в славной армии генерал-лейтенанта М. Д. Скобелева. Участвовал в боях под Плевной и затем на Шипкинском перевале. С огромным вниманием слушала юная дева его рассказы о стойкости и великом мужестве российских солдат и офицеров, стоявших насмерть на легендарной Орлиной скале Шипкинского горного хребта, и о храбрых героях, которые в зимнюю стужу и под огнем противника одолели этот «неприступный, этот непреодолимый» легендарный Шипкинский перевал…

Владимир Мариан, студент Киевского университета

Владимир Мариан Филипович в армии Скобелева, 1877 г.

Владимир Мариан – полковой врач армии Скобелева, участник боев под Плевной, 1878 г.

И Мария дала согласие, вышла замуж…

Муж ее, Владимир, очень гордился красотой юной своей жены. А она еще и рукодельницей была, и кулинаром отличным. Ее пироги всегда отличались изысканностью и несли какой-нибудь сюрприз. Она никогда не готовила строго по рецепту, а всегда привносила свое. И писала стихи. Но об этом ее занятии муж, кажется, и не догадывался. И еще любила удивлять. Как-то в дом ожидали к обеду самого губернатора. Слуги накрывали богатый стол, ставили хрусталь, а хозяйка в это время, начернив лицо сажей, с метлой в руках полезла на крышу. Муж подъезжает к дому в карете вместе с именитым гостем. Хочет жену – сущего ангела – показать. Глядь, а на крыше его особняка ведьма выплясывает с метлой. Только по волосам (золотом по всей спине) и узнал жену…

Слуги, выбежавшие из дома, чтобы встретить гостей, застыли в оцепенении, увидав на крыше «ведьму», а хозяин дома, почитаемый в Одессе доктор Владимир Мариан, не растерялся и перед гостем поаплодировал своей жене за ее «остроумную шутку». Важному гостю ничего не оставалось, как поаплодировать тоже. К столу юная красавица-хозяйка явилась в отличном расположении духа и в лучшем своем платье – подарке дорогого супруга Владимира. Пировали на славу…

Мария Иосифовна с двумя сыновьями, старшим Иосифом (справа) и Леоном (слева), 1885г.

А потом дети родились. Сначала жизнерадостный, деятельный Иосиф, мой дедушка, потом Леон, задумчивый и добрый. Оба не то что любили – обожали мать. А больше и не было детей, потому что Мария оставила своего чересчур серьезного, положительного мужа и нестерпимо скучную жизнь, где все делали и даже думали за нее. При разводе поделили детей. Ей оставили младшего, Леона, а со старшим даже видеться не велели. Потом, уже после революции 1917 года, в Москве оба сына были с нею. (Приложения 1 и 1а)

Молодой химик Иосиф Филипович и юная выпускница Николаевского института благородных сиротских девиц Мария Доброхотова

Мой дедушка Иосиф был очень жизнелюбив и, еще будучи гимназистом, постоянно влюблялся в хорошеньких девиц. А потом, узнав, что от любовной связи с очень красивой студенткой будет дитя, жил с нею гражданским браком. Студентка, однако, оказалась девушкой с весьма независимым характером и с революционерскими связями, не позволявшими ей погрязнуть в «семейном болоте»… Дело революции для нее было важнее всего, и она, революционерка, переехала в Париж, где родился первый сын Иосифа, мой старший дядя Борис Иосифович, которого в дальнейшем воспитывали в основном его отец и жена отца, то есть моя бабушка… А Леон был однолюб, всю жизнь любил только одну Эльвиру – шведку, которая погибла перед самой их свадьбой.

Иосиф и Леон студенты-химики

А в 1938—1939 годах братья оба сгинули в чекистских застенках, успев, слава Богу, похоронить на Ваганьковском кладбище свою нежно любимую матушку. Бабуня (прабабушка моя) писала стихи, вела дневник. Но все это в молодости. А потом, как сама горько признавалась, поэзию сменила на выпечку тортов да пирогов. Заклинала мою маму, а она уже девочкой писала стихи, никогда не предавать поэзию.

Когда познакомился Иосиф Филипович с моей бабушкой, девицей Марией Петровной Доброхотовой, ему было уже далеко за двадцать. Мария Доброхотова в то время оканчивала в Москве Институт благородных сиротских девиц и готовилась стать гувернанткой. В Москву она приехала из Калуги, где жила многодетная семья Доброхотовых, потерявшая кормильца своего, любимого народом адвоката и судью Петра Ивановича Доброхотова

В родословной почитаемого судьи было написано о его заслугах, отмеченных жалованными наградами и личным дворянством, с упоминанием о крепостном происхождении его отца и мордовских корнях…