Читать книгу Лиловый рай. Книга вторая - Эля Джикирба - Страница 7

Панчито вёз Мигеля домой.

В последнее время они почти не общались, ограничиваясь короткими распоряжениями Мигеля и вялым «сделаю» от Панчито. Сидя в машине, Мигель, как правило, молчал либо говорил по телефону.

Вот и сейчас он не проронил по дороге ни слова.

Ему было над чём подумать.

Да, они с Ньето практически договорились убрать с дороги Гуттьересов, но, как ни странно, Мигелю, возможно, впервые в жизни не хотелось прибегать к крайним мерам. Желание избежать досадных драм было не то чтобы блажью Мигеля, нет, просто он чувствовал «где-то там, внутри», как он сказал Ньето, что путь к маленькому гринго не должен быть омрачён фактом чьей-то там гибели. И Марии-Луизе в ответ на её повторное предложение выкупить Майкла у Гуттьересов заявил, что желает, чтобы его путь к малышу «был устлан розами».

– Это как? – спросила она, моргнув частоколом густо накрашенных ресниц.

– Принеси мне соку, жёнушка.

– И это твой ответ?

– Не знаю, Луисита, – не стал скрывать правды Мигель. – Я правда не знаю, что тебе сказать. Не знаю, как сделать так, чтобы все остались живы и довольны, а малыш – при мне, точнее, при нас.

– Подкупи их, – вновь повторила Мария-Луиза. – Деньги все любят.

– Может быть, может быть… – рассеянно ответил Мигель.

Не рассказывать же ей про эпизод в спальне Инеситы! По крайней мере, не сейчас, когда он вроде бы решил сделать последнюю попытку и углубить едва наметившиеся отношения между ним и женой Гонсало Гуттьереса. Ну и баба! Не испугалась отдаться практически на глазах у кучи народа, включая собственного мужа. А сколько в ней страсти!

«Скорее всего, малыш прав и именно она траванула старуху, – размышлял Мигель. – Что ж, отлично. Она и Гонсало убьёт. Потом подпишет кое-какие бумаги и уберётся к своей дочери в Сальтильо. А будет артачиться – отправлю её прямиком в ад. Там ей, кстати, самое место. Пора, Мигель. Приступай. Время пришло».

Строившему планы на будущее Мигелю даже в голову не приходило, что Инесита может ему отказать. Он был уверен, что видит её насквозь. Страстно влюблённую, готовую на всё.

В отличие от женщины, мужчина буквален, ему чужды витиеватости, он принимает улыбку за обещание, темперамент за доступность, доступность за любовь, а её природная страстность ввергает его в заблуждение своей кажущейся зависимостью. Мужчина оценивает женщину исходя из собственных представлений и искренне недоумевает, когда реальность не совпадает с его ожиданиями.

Уже через пару дней Мигель послал Панчито в поместье, наказав пригласить Гонсало с семьёй к нему домой на званый ужин. В ответ на вопрос Панчито, с чего бы это вдруг понадобилось звать Гуттьересов лично, Мигель сказал, что он понятия не имеет, с чего, но приглашать по телефону – это как-то неправильно и пускай Панчито сам придумает причину, иначе что он вообще за работник, если ему нельзя ничего поручить.

Угрюмо пожав плечами, Панчито поехал в поместье, проклиная недоделанных кретинов, из-за которых он должен гонять машину по разбитым дорогам, и шлюх, наставляющих рога мужу прямо перед его носом. Насчёт повода для приглашения он заморачиваться не стал, просто нажал на клаксон и передал выскочившему на дорогу хмурому заспанному Хесусу, что сеньор Мигель Фернандес приглашает посетить его в ближайшее воскресенье в восемь часов вечера.

– Кому посетить? Мне? – изумился Хесус.

– Размечтался, – сказал Панчито. – Сеньору Гонсало, сеньоре Инесите и маленькому гринго. И без гринго чтоб ноги их не было у хозяина, понял?

– Понял-понял, а ты передай от меня низкий поклон дону Мигелю. Только не забудь назвать моё имя. Меня Хесус зовут. Так и ска…

– Пошёл ты знаешь куда, – грубо прервал его Панчито. – Кто ты такой, чтобы от тебя приветы передавать?! Давай шустри, да поскорее!

И уехал, заставив Хесуса кашлять и размахивать руками в тщетной попытке развеять поднявшуюся вверх жёлтую дорожную пыль.

Узнав о приглашении, Инесита скептически покачала головой.

– Гонсалито не пойдёт! – сказала она Хесусу. – Вот увидишь, откажется!

Она, конечно же, оказалась права.

– Виданное ли это дело – идти в гости, когда мы в трауре? – не находил себе места Гонсало, сидя в подсобке у Хуана. – Сын шлюхи не обращает на моё горе никакого внимания. Понятное дело. Ему лишь бы мальца заполучить. Думаешь, не знаю, что ему нужно? Видел я, как он на мальца смотрит, прямо соками исходит весь, извращенец чёртов! Научили, видать, в тюрьме, вот и выкобенивается, с-с-сучий сын! А вот ему!

И Гонсало сделал неприличный жест.

– И что ты будешь делать? – спросил Хуан.

– А ничего! Чёрта с два я к нему пойду! И пусть не суётся больше ко мне, а уж к мальцу – и подавно! Захотел, ещё чего! Я ему покажу, как мальца приваживать! Говнюк, сука тюремная!

Они коротали время за холодным баночным пивом. Гонсало почёсывал пузо растопыренной пятернёй и с силой стучал кулаком по маленькому колченогому столу. Хуан молчал, только изредка кивал в знак согласия.

Великая вещь – умение слушать. Есть гарантия, что не останешься один, ибо всегда найдётся тот, кому понадобятся твои уши.

Они сидели в подсобке уже два часа, отвлекаясь лишь на участившиеся походы по нужде. Разговор то и дело возвращался к возмутительному приглашению Фернандеса, и после многочисленных ругательств в его адрес Госнало заявил, что никакая сила не заставит его пойти на поклон «к этому сучьему выродку» и даже если Тересита вернётся и попросит его пойти – он не пойдёт.

– Даже если сеньора Тереса попросит? – с сомнением в голосе спросил Хуан.

– Даже если она! – стукнул банкой пива по столу Гонсало. – Да никто не сможет меня уговорить! Мать его так-растак! Суч-чий сын, блядская морда!

Инесита очень хотела пойти в гости к Фернандесам, хотя ненавидела куда-то ходить, считая, что нигде не умеют так вкусно готовить, как в её доме, а значит, и ходить куда-то необязательно.

– Некоторые только чаю предложат или лимонаду – и всё! – недоумевала она в разговорах с Сэльмой. – Как же можно чаю предлагать, когда человек в дом пришёл? Его же накормить надобно!

Но желание пойти на ужин к Фернандесам оказалось сильнее привычек. Это было равнозначно приглашению к дону Гаэлю. Он, конечно же, был Инесите роднёй и много раз демонстрировал родственные отношения, когда помогал ей и Гонсало. И сыновей её похоронил на свои средства, и потом позаботился, чтобы они с Гонсало ни в чём не нуждались.

Но в дом к себе не звал. Никогда. И жена его не звала. А ведь могла бы, хотя бы раз.

Кроме желания пойти в гости к Фернандесам и утереть таким образом нос Марии-Луизе и донье Аугусте, да и вообще всем в городе, Инесита умирала от желания увидеть Мигеля и, может быть, договориться с ним о встрече, хотя поначалу она мысленно закрыла для себя любую возможность продолжить отношения с ним и даже просила Пресвятую Деву не держать на неё зла за то, что изменила мужу.

Даже попытки позвонить и поболтать с мимолётным любовником, ну так просто, только чтобы голос услышать, и всё такое, не сделала ни разу.

Появление за воротами поместья Панчито, передавшего приглашение на ужин, свело на нет все планы Инеситы насчёт воздержания. Сразу заныл низ живота, где-то в районе копчика пронеслась волна, затем ещё одна, набухла и запульсировала, как сумасшедшая, вагина, следом пришёл оргазм, а за ним – воспоминание о наслаждении, испытанном Инеситой в момент, когда крепкий, сильный мужчина овладел ею прямо рядом с покойной Тереситой.

Решив всё-таки попытать счастья, она заявилась в спальню к Майклу.

По обыкновению, Майкл лежал на кровати. В руках у него была книжка с комиксами, рядом стояла игровая приставка, но он не играл и не читал, а, откинувшись на подушки, просто глядел в потолок. Инесита открыла дверь и прямо с порога предложила принять приглашение Мигеля Фернандеса.

– А Гонсало идёт?

– Нет вроде. А зачем он нам?

– Не подходи. Подойдёшь – я закричу, и Гонсало опять изобьёт тебя.

– Какой ты грубый.

– А ты убийца. Вали из моей спальни, если не хочешь, чтобы я позвал его.

Инесита вынуждена была уйти. Лишь дверью хлопнула напоследок.

«Я скучаю по тебе, – мысленно обратился Майкл к Тересите после ухода Инеситы. – Ты же не уйдёшь оттуда? Смотри не уходи. Мне будет плохо без тебя».

Она и не ушла. Смеялась, махала ему красивой рукой.

Бликовали на солнце серебряные серьги в её ушах.

«Я з-д-е-е-е-с-ь, м-а-м-и-та-а-а! Я з-д-е-е-е-с-ь! – кричал Майкл, но так и не понял, слышит она его или нет.

Ослепительно синее небо над ним было залито лиловыми лучами, где-то внизу на сумасшедшей скорости проносились и исчезали реки, поля, леса и горы, мелькнула и вскоре заполнила собой всё видимое пространство изумрудно-бирюзово-лиловая гладь воды, в ней проносились быстрые тени рыб, выпрыгивали из воды резвящиеся дельфины, извергали из своих могучих спин сверкавшие миллионами оттенков фонтаны киты. Ровно и ласково дул ветер, на бесконечно далёком горизонте громоздились причудливые глыбы фиолетово-лиловых облаков, и носились по своим делам быстрые, как молнии, птицы.

Лиловый мир. Такой прекрасный лиловый мир. Его мир, его настоящий дом.

Он даже не почувствовал, как глубокий обморок перешёл в сон. Он и обморока не почувствовал и проснулся рано утром в той же позе, в какой ушёл в забытьё.