Читать книгу Лиловый рай. Книга вторая - Эля Джикирба - Страница 8

Мигель прождал гостей весь вечер. В девять часов служанка Анисита позвонила Гуаделупе и выяснила, что Гонсало и не собирался идти, более того, поносил Мигеля всяческими нехорошими словами, настолько нехорошими, что Гуаделупе даже не решится их повторить.

Так Мигеля Фернандеса ещё не оскорбляли. Разъярённый, он пулей вылетел из дома, сел в автомобиль и приказал Панчито немедленно ехать.

На вопрос «Куда?» заорал:

– Никуда, мать твою, просто куда-нибудь! Откуда я знаю, куда?!

Уже сидя в автомобиле, он колотил кулаком по узорчатой ореховой панели и грязно ругался, а Панчито втягивал голову в плечи и бесцельно летел по дороге, по привычке не реагируя на лежачих полицейских, отчего оба периодически подпрыгивали чуть ли не под крышу салона.

Мигель в итоге не выдержал.

– Может, хватит скакать, мать твою?! – закричал он, когда в очередной раз взлетел под крышу. – Идиот! Сколько раз говорил, что так нельзя ездить! Конечно! Машина же не твоя, чёртов говнюк!

– Ты бы пристегнулся для начала… – огрызнулся Панчито.

В ответ Мигель отдал распоряжение немедленно остановиться. Резко вырулив к обочине и подняв тучу пыли, Панчито остановил машину и заглушил мотор.

– Объясни мне, Панчо, вот что ты за тип? – поворачиваясь к нему, спросил Мигель.

– В смысле? – пробормотал Панчито.

– В смысле ты, кажется, радуешься моему позору. Нет, ну ты точно радуешься. Я прав?

И Мигель потянулся к Панчито, чтобы заглянуть ему в лицо.

Панчито почувствовал, что находится на грани, за которой либо совершают отчаянные поступки, либо хлопаются в обморок, и замер, всеми силами стараясь не выдать охватившего его волнения.

– Что, Панчо, жопа играет? – понизив голос, спросил Мигель. – Играет, не возражай. А вот что ты у меня получишь!

Он согнул руку в неприличном жесте и, рассматривая Панчито прищуренными глазами, сказал:

– И как я мог к тебе прикасаться? Ты же уродец!

Панчито сник, а в его глазах мелькнула ненависть.

– Очень мне надо, – процедил он. – Я и без этого отлично проживу.

– Да-да, давай живи, – небрежно бросил Мигель и велел везти его домой, а когда они были уже у ворот, распорядился: – Надо дать Гонсаловой сучке возможность встретиться со мной. Я поеду в лесной дом пораньше, а ты привезёшь её. Мне надо с ней поговорить, и срочно. Сделай это поскорее.

– Как я с ней договорюсь? – возмутился Панчито.

– Как хочешь, – сказал Мигель. – У тебя вроде есть мозги, так что придумаешь что-нибудь.

И ушёл, не прощаясь.

Выполнить задание Панчито помогла его мамаша.

Он долго колебался, прежде чем решился поделиться с ней. Слонялся около туалетного столика в крошечной спаленке, где она красилась перед очередной поездкой в Сальтильо, смущённо отводил глаза, когда ловил в зеркале любопытный взгляд, а прямо перед её уходом вдруг выкатил свой старенький мопед во двор и предложил подвезти её к автобусной остановке.

Выряженная в пышную юбку и нарядную кофту Маргарита с готовностью приняла приглашение. Сев сзади, она крепко обхватила Панчито руками, и он всю дорогу до автобуса чувствовал спиной её крупный вялый бюст и задыхался от запаха густых дешёвых духов.

Он решился спросить совета в последний момент, когда Маргарита уже занесла ногу на ступеньку, чтобы войти в салон автобуса.

– Поезжай к ним в поместье, Панчито, – сказала она. – Инесита ждёт твоего приезда. Это я тебе как женщина говорю.

– А как мне объяснить, почему я приехал? – спросил Панчито.

– Очень просто, дурачок, – игриво ответила Маргарита. – Скажешь, что пришёл за ответом, так как не смог дозвониться. Ну и что же, что время приглашения вышло? Ты вроде об этом и не знал. Или забыл.

И, стрельнув подведёнными дочерна глазами, поднялась по ступенькам и скрылась за закрывшимися дверьми.

Панчито почти не задержался у ворот поместья. Отдал приказ Хесусу позвать Инеситу и, когда она появилась, продиктовал номер своего мобильного телефона, объяснив, что сеньоре необходимо будет позвонить, как только она сможет найти время для свидания с хозяином. И с трудом сдержался, чтобы не сказать какую-нибудь грубость, когда заметил, что она ликует.

«Сука, сука! Дьявол сожрёт тебя в аду! Сука, шлюха! Аж задрожала, когда поняла, что скоро вставят!» – чуть не плача от злости, говорил он себе на обратном пути, получая болезненное удовлетворение от наплыва ненависти.

Свидание Инеситы с Мигелем произошло через три дня после визита Панчито в поместье. Инесита с любопытством оглядела заросший кое-как подстриженной травой двор, кивком оценила добротно выстроенный, крытый проросшей цепким лесным мхом черепицей дом и деловито поднялась на довольно высокое крыльцо.

Инесита даже не успела толком зайти внутрь, как поджидавший за входной дверью Мигель схватил её в охапку и чуть ли не волоком потащил в комнату, где овладел ею со всей силой, на которую был способен. Инесита утробно выла, дрыгала ногами, чувствительно щипала Мигеля за спину и бурно кончала чуть ли не каждые две минуты. За первым соитием почти сразу случилось второе, не менее бурное, причём любовникам даже не пришло в голову сменить позу, а примерно через полчаса последовал третий любовный акт, во время которого Мигель натёр себе пенис до крови, а Инесита уже не чувствовала внутри ничего, кроме онемения.

Ожидавший в машине Панчито за время их свидания хорошенько выспался, дважды ходил отлить в кусты, несколько раз разминал приседаниями затёкшие конечности и не уставал проклинать на чём свет стоит и Инеситу, и хозяина, и свою несчастную жизнь.

Панчито душили слёзы.

«Скоро Мигель выкинет меня, – накручивал он себя, беспорядочно переключая кнопки радио. – Выбросит меня, как использованный презерватив, в тот самый момент, как заполучит мальчишку. И что я буду делать? Как жить? Куда подамся? Кому я буду нужен, я ведь даже не красив. А Маргарита? Что я скажу ей, когда она попросит денег? Что хозяин выбросил меня? Она же всё поймёт. И так посмотрит, так…».

Вспомнив о матери, Панчито не выдержал и заплакал, чтобы успокоиться, выскочил из автомобиля и убежал за ворота в сторону леса, где и дал волю рвавшимся наружу рыданиям, заставив испуганно замолкнуть заходившихся в трелях птиц.

И вернулся как раз в тот момент, когда на крыльце дома возник Мигель, а следом за ним появилась Инесита.

Опустошённые лица любовников говорили о том, что они испили друг друга до дна. Спрашивал о чём-то, поправляя привычным жестом в районе промежности, Мигель, Инесита отвечала отрывисто, не глядя. Панчито так и не смог понять, есть ли у этого свидания результат, и чуть не умер от любопытства, пока отвозил в город молчавшую всю дорогу Инеситу и возвращался обратно, чтобы забрать из лесного домика Мигеля.

– Ну всё! Она всё рассказала! – сказал Мигель, как только они тронулись с места.

– Про что?

– Ты что, Панчо, опять не понял? Про свои художества рассказала.

– Какие художества?

– Ну ты и кретин, Панчо. Она отравила эту старуху, понимаешь?

– Как отравила?

– Откуда я знаю? Каким-то известным ей способом.

– И что, рассказала тебе вот так, как на исповеди?

– А что? Я не тот, кому можно исповедаться? Особенно после такой бурной молитвы!

И он захохотал, кося живым взглядом на побледневшего Панчито. Потом хлопнул рукой по панели и вынул из бардачка коробку с сигарами, привычно покрутил одну из них и долго, с наслаждением прикуривал, то втягивая в себя, то выпуская обратно янтарный язычок пламени.

По салону потёк ароматный сизый дым.

– Поехали в город, Панчо, – выдохнув очередную порцию дыма, сказал Мигель. – Я хочу посидеть в баре с холодным пивком в руках и со спокойствием в сердце. Мне пара шагов осталась до него. Вот, кажется, протяну руку – и смогу тронуть.

И, явно желая продлить удовольствие от сказанного, закрыл глаза.

– Я так ничего и не понял толком. Может, объяснишь? – пробурчал Панчито, и Мигеля как прорвало.

Не жалея подробностей, он рассказал Панчито и о бурном свидании с Инеситой, и о своём разговоре с ней.

Он тогда удивился, узнав, сколько ей лет.

– Я не предохраняюсь с тобой, видишь? – сказал он Инесите, откинувшись на подушки и с гримасой на лице рассматривая кровавые мозоли на крупном, успевшем опасть пенисе. – Надеюсь, ты здорова?

– Не переживай. Я травы знаю правильные, и всё такое.

– А сколько тебе лет, голубка?

– Сорок два, – с вызовом в голосе ответила Инесита. – Зато у меня всё как у молодой – тютелька в тютельку, как видишь.

Мигель поразился, услышав о её возрасте.

«Вот это да! – подумал он про себя. – Сука выглядит лет на десять моложе, клянусь честью!»

Инесита откинулась на диванные подушки и закрыла глаза. Тело было лёгким, как пушинка, в голове не осталось никаких мыслей. Неудержимо потянуло в сон, и, недолго думая, она уснула, будто находилась не рядом с новоиспечённым любовником, а у себя дома, в собственной постели.

Спящая голая Инесита не устраивала Мигеля. У него были другие планы, и в них от примостившейся рядом женщины требовалось нечто совершенно иное, нежели любовные игры, и совсем не было времени ждать, пока она почувствует себя готовой к пониманию этого. Он растолкал Инеситу и, не дожидаясь момента, когда она окончательно проснётся, задал вопрос:

– Ты отравила старуху?

– Какую? – со смешком спросила полусонная Инесита. – Я про то спрашиваю – какую из них?

И, насладившись произведённым эффектом, довольно грубо отвела руки, которыми он придерживал её за плечи, и повернулась на другой бок.

Пытаясь осмыслить услышанное, Мигель некоторое время удивлённо рассматривал крепкие плоские ягодицы Инеситы, а потом решил, что она просто смеётся над ним, и разозлился.

– Если сделают эксгумацию, то причина смерти Тереситы будет установлена точно. А я им в этом помогу, – задумчиво сказал он и положил большую ладонь на её бок.

Чтобы осознать сказанное, Инесите понадобилась пара секунд. Сначала она присела, затем встала над ним во весь рост, голая, смуглокожая, с заросшим чёрными кучерявыми волосами лобком. Красивое резкое лицо с выпуклыми, будто отдельно вылепленными чертами отразило полное смятение чувств.

– Почему? – коротко спросила она.

– Потому, – так же коротко ответил Мигель и, заложив руки за голову, внимательно, но без вожделения стал разглядывать любовницу.

– Как докажете, что это я?

– Элементарно. Достаточно тщательной работы пары спецов и нескольких бесед, которые проведёт с твоими людьми Ньето. Знаешь, какие умные беседы умеет вести Ньето, когда хочет? А он захочет, можешь в этом не сомневаться.

И, увидев, как посерело её лицо, Мигель засмеялся, встал с дивана и вышел в коридор.

Когда Мигель вернулся, Инесита уже оделась и поправляла волосы. Как и в прошлый раз, она не делала попыток соблюсти правила гигиены. Просто натянула трусы, надела оранжевую, пестревшую крупным белым горохом юбку и майку с глубоким вырезом и встала перед Мигелем в своей любимой позе – подперев руками бока.

– Чего ты хочешь, мачо?

– Мальчика, моя голубка. Мальчика-а!

Мигель произнёс последнее слово нараспев, зримо наслаждаясь его звучанием.

– Зачем?

Мигель уже начал привыкать к её манере выражаться – коротко, отрывисто, с резкими, как и черты её лица, колючими интонациями.

– Хочу усыновить его. Дам свою фамилию, образование, деньги, самого себя, в конце концов!

– А я?

– Что – ты? – начиная терять терпение, спросил Мигель.

– Я тоже его хочу. Я его обожаю просто.

– Даже больше, чем меня? – с усмешкой отреагировал Мигель.

– А я тебя не люблю, мачо! – отрезала Инесита. – Я Гонсало любила, да вся вышла. Как увидала Мигелито, так всё. Да и до этого уже не любила.

Глядя на неё почти с ненавистью, Мигель тихо процедил:

– Забудь о нём, слышишь? Я тебе просто даю совет. Пока даю. Единственное, на что ты можешь рассчитывать, – это иногда видеть его.

И, сладко потянувшись, добавил, сонно растягивая слова:

– Если будешь хорошо себя вести, хе-хе…

Инесита развернулась и в яростном молчании вышла из комнаты, где какое-то время топталась в коридоре в поисках туалета. Вскоре и Мигель вышел на крыльцо. Он был полностью удовлетворён результатами свидания, во-первых, потому, что узнал всю правду, а значит, сможет использовать эту чёртову бабу в своих интересах, а во-вторых, он просто прекрасно себя чувствовал.

Пульсировал натёртый пенис, но по сравнению с недавним удовольствием это был сущий пустяк. Пара примочек, сделанных руками Марии-Луизы, успокаивающее её ревность похлопывание по толстым ягодицам – и мир опять лежит перед Мигелем Фернандесом, как на ладони.

Перекинувшись несколькими ничего не значащими фразами с выскочившей на крыльцо Инеситой, он с наслаждением проследил за тем, как она, задыхаясь от гнева, почти бежит к машине.

– А ты что думала, сука? Что кайф сорвёшь за просто так? На, выкуси, – пропел он.

«Посмотрим, как ты отнимешь его у меня, – в свою очередь, думала Инесита на обратном пути. – Обдурить меня захотел. Лопни мои глаза, если я отдам тебе моего ангелочка. Я за него грех на душу взяла и ещё возьму, если понадобится. До последнего вздоха буду воевать. А что пойдёт не так – прикончу его. Но не отдам. Никому не отдам, клянусь Пресвятой Девой! Он мне самой нужен!»

Поместье встретило её обычной предвечерней суетой. Собирался кормить животных и птицу Хесус, служанки бегали по дому с выглаженным бельём, по двору бесцельно сновали дети. Судя по возбуждённому шуму из подсобки, Гонсало обсуждал с Хуаном очередную эпохальную тему.

С выражением угрюмой решимости на лице Инесита прошла через патио, не сбавляя темпа, зашла в дом и первым делом заглянула в комнату к Майклу.

Он лежал, свернувшись калачиком поверх покрывала, лицом к входной двери. В тонких руках была зажата книга с комиксами, но Майкл, как обычно, не читал, а просто смотрел сквозь страницы.

Обдав комнату острым запахом пота и ещё каких-то других, незнакомых ему запахов, Инесита присела на край кровати.

Майкл отрешённо перевёл взгляд с книги на неё.

– Не вздумай даже разговаривать с Мигелем Фернандесом. Увижу – убью и его, и тебя.

– Как убила мамиту?

Инесита сделала вид, что не слышит его вопроса.

– Я сама буду тебя воспитывать. Уеду в Сальтильо, когда тебя в школу надо будет определять. Пусть этот пьяница тут сидит тихо, а мы с тобой учиться поедем.

– А если я откажусь? – спросил Майкл и стал демонстративно рассматривать картинки в книжке.

– Ты поедешь, Мигелито. Ещё как поедешь! – сказала, как отрезала, Инесита и вышла из комнаты.

Ему захотелось плакать, он даже сам не знал почему. Вроде ничего такого и не произошло, Инесита его любит и не скрывает этого. Ну да, он ненавидит её, с самого начала невзлюбил. И правильно сделал. Она вот взяла и мамиту отравила. Точно отравила, он уверен в этом. Но ведь дело по большому счёту не в Инесите и её преступлении.

Он просто не хотел уже здесь жить. С этими людьми, в этой комнате с весёленькими занавесками, с пьяным Гонсало, которого он любил, но не уважал.

«За что тебя уважать, Гонсалито? – упрекнул его Майкл, представив, что разговаривает с ним. – Ты мамиту не защитил, и она умерла, а я остался наедине со всеми этими людьми. Они мне не нравятся, Гонсалито. Они или хитрые, или глупые, только и знают, что ссорятся и воруют. Один Хуан был бы ничего, но он тоже всегда навеселе, как и ты».

Играть в любимую игру отчего-то расхотелось, он вытер повлажневшие глаза и, выйдя из комнаты в прохладную тьму коридора, тихо проскользнул через патио в сад, где залез на забор и долго полусидел-полувисел на согнутых руках, разглядывая ведущий на старое кладбище далёкий поворот.

В блёклых прозрачных небесах медленно плыла точка парившей птицы, в кустах у обочины шевелился лёгкий, не по-осеннему жаркий ветерок, через грунтовую, припорошенную красновато-жёлтой пылью дорогу ползла пёстрая короткая змея, и, вздрогнув поначалу, Майкл успокоился и проследил, как она неспешно добирается до обочины, чтобы навсегда исчезнуть в кустах.

Ему вдруг почудилось, что во всём мире он один. Нет людей, нет машин, даже животные и птицы исчезли, а те, что ещё здесь, тоже вот-вот исчезнут. Стало не по себе, и, вслушавшись в наступившую тишину, он попытался взорвать её своим настороженным вниманием, но тишина не взрывалась, а стала легче и невесомее, будто нашла лазейку, через которую можно просочиться на свободу, чтобы навсегда раствориться в постоянном шумовом пульсе жизни.

Майкл спрыгнул с забора и ещё некоторое время стоял, задрав голову вверх, словно пытался увидеть там некую подсказку. Ждать вскоре надоело. Он опустил голову и коротко вздохнул, но только двинулся в сторону дома, как заметил мелькнувшую неподалёку тень Хосито.

Пустовавший ещё недавно мир окончательно наполнился звуками и запахами, а к самому Майклу вернулось то состояние раздражённой нетерпимости, которое он всегда испытывал при виде Хосито.

– Как ты мне надоел! – крикнул он, вынул из штанов пенис и пустил в сторону Хосито дугообразную струю.

– Гринго плохо без мамочки, бе-бе-бе! – отчаянно крикнул в ответ Хосито. – Некому пожаловаться, бе-бе-бе!

Майкл спрятал пенис и, подняв с земли довольно увесистый камень, метнул его в сторону Хосито. Камень пролетел мимо, но Хосито всё равно бросился наутёк, а Майкл, высоко подпрыгнув, чтобы спустить в прыжок не выплеснутое до конца раздражение, побежал в дом.